В новый год

      Маленькие и спокойные снежинки медленно опускаются на землю, пряча её, погружённую в зимний сон, под своё мягкое одеяло. В спячке находится, практически, всё живое. Лишь немногие из животных осмеливаются сохранять активность в этот крайне холодный период. Но на людей, похоже, это правило не распространяется. Эти мелкие букашки круглый год куда-то спешат, торопятся, снуют без остановки, даже не замечая, что жизнь медленно проходит, словно песок сквозь пальцы. Но в этот период суета на улицах города особенно бурная, все поскорее спешат в магазины, что-бы прихватить самый лучший товар. Зачем? Так ведь тридцатое декабря, все спешат прихватить подарок, или ещё что-то, пока на полках магазинов не осталось самое плохое.       Предновогодняя суета — сама по себе очень затягивающая, порой даже самые ленивые и незаинтересованные личности бывают, затянуты в новогодний вихрь. Вот и Лихт не остался в стороне… Несмотря на то, что ему совершенно плевать на этот праздник. И вот сейчас, кутаясь в не такую уж и тёплую куртку, Тодороки идёт по тротуару, что с таким старанием чистили не так давно, и поэтому его не успел покрыть свежий пушистый снежок, что нещадно топчется сотнями ног торопящихся прохожих. В руках пианиста нелёгкий пакет с продуктами, а на плече сидит небезызвестный ёжик с интересным именем «Хайд». — Ангел! Ангел! А ты всё купил? Точно ничего не забыл? — Тихо, что-бы его не услышали другие прохожие, пищал ёж. — Отвали, тупая крыса. Я — ангел, а ангелы ничего не забывают, — так-же тихо прорычал в ответ пианист.       На этом диалог этих двоих оборвался. Просто от нежелания ангела разговаривать со своим сервампом.       На город едва-едва начали опускаться сумерки, поэтому беззаконие и не помогает своему иву с его пакетом… Хотя, даже если сейчас была бы глубокая ночь, то Хайд вряд ли смог помочь, ведь Лихту не нужна помощь такого демона как он.       Тодороки резко затормозил и стал с раздражением доставать из кармана перчатки, ведь у него уже до одури замёрзли руки, но он до последнего терпел из-за своего глупого девиза «Ангелы не…». Честно говоря, он уже начал жалеть, что отказался от помощи Гила, Кранца или тех, кто осмелился называться его друзьями. Но что сделано то сделано, и теперь придётся тащить этот пакет на съёмную квартиру… Чёртова крыса, и как ему вообще удалось уговорить Лихта на что-то подобное? Flashback       Хайд сидел возле окна съёмной квартиры, что им пришлось снять из-за того, что все отели заняты, и с грустью смотрел на падающие на улице снежинки… И не только на них. В соседнем окне было видно как счастливая пара наряжает новогоднюю ёлку. Он им завидовал… Очень завидовал, ведь ему тоже хотелось хоть раз отпраздновать с Лихтом новый год… Ведь… Ведь он… Неважно…       В комнату вошёл Тодороки, видимо недавно из душа вышел, ведь на его плечах лежало белое махровое полотенце. А может… Стоит попросить? В конце концов он тоже человек, как бы яростно он этого не отрицал, и ему тоже не чуждо чувство этого волшебного праздника. — Лихт… А давай… Вместе справим этот новый год… — Как-то неуверенно попросил беззаконие. — Ты совсем свихнулся? Ни за что на свете, — уверенно и грубо ответил ив, снимая полотенце с плеч и вытирая им влажные волосы. — Ладно… Прости… — Печально отозвался ёж.       Пианист взглянул на вампира, тот выглядел так, словно готов сейчас расплакаться, это… Надавило на жалость, что-ли. — Один раз… — Коротко бросил Лихт, понимая, что он об этом ещё пожалеет.       Хайд просиял, словно полярная звезда. И, с радостными воплями, полетел обнимать своего господина, за что получил ногой по лицу. — Не зазнавайся, тупая крыса, — рыкнул пианист, вдавливая сервампа в пол. — Прости-прости… Просто я очень рад, — с поистине счастливой улыбкой на пол лица сказал ёж.       На щеках Тодороки выступил лёгкий румянец, не так часто он видел жадность таким счастливым. End Flashback       Кое-как разобравшись с ключами, Лихт прошёл в квартиру, где с его плеча тут-же спрыгнул Хайд обратившись человеком, ведь шторы были плотно закрыты. Как только ноги вампира коснулись пола, он начал носиться по комнатам, наспех украшая всё игрушками, что ещё утром принёс Кранц, также в тех коробках была и искусственная ёлка средних размеров. В общем всё, что-бы создать праздничное настроение.       Пианиста достало, что этот демон мельтешит перед глазами и он поставил ему подножку, от чего беззаконие упал, выронив из рук мишуру, что хотел повесить над входом в кухню. — Уймись, дрянной еж. У нас ещё целый день впереди, — раздражённо проговорил он, веся куртку на вешалку и унося продукты на кухню. — Но Лихт, у тебя ведь завтра концерт… Я думаю, ты не станешь утруждаться до него и придёшь уставший. Так не лучше ли сразу всё приготовить и не париться потом? — Негодовал сервамп жадности, поднимаясь с пола и отряхиваясь. — Да-да… Только не мельтеши перед глазами. Раздражаешь, — послышалось с кухни.       Хайд улыбнулся и продолжил украшать их временное жилище, правда, уже в более медленно темпе, но всё равно. Смотря на то, как вампир, подобно маленькому ребёнку, радуется скорому приходу праздника, Лихт и сам невольно улыбался, но тайком, чтобы жадность этого не заметил.       Так и пролетел их день, в крайне весёлом приготовление к празднику. Да, к ночи они уже были оба вымотаны, но оба остались довольны, пусть пианист этого и никогда не признает. Вот последняя сосулька повешена на мохнатую лапу ели и ив с его сервампом устало падают на диван. — Я вымотан, — довольно проговорил Хайд, на что ответом была тишина. — Лихт? — — Чего тебе, дрянной ёж? — снова огрызнулся Тодороки, не открывая глаз. — Могу я тебя обнять? — умоляющим тоном спросил беззаконие. — Валяй, если жить надоело, — отозвался пианист.       Послышался тяжёлый вздох. В принципе, жадность ни на что и не надеялся, задавая этот вопрос, ангел позволил сесть рядом, и то хорошо. — Ненадолго, — неожиданно послышалось со стороны Лихта.       Хайд засиял пуще прежнего, и набросился на своего господина с объятьями, крепко прижимаясь к нему. — Спасибо, ангел, — счастливо проговорил он. — Не зазнавайся… — Снова ответили ему.