С днем рождения, Каччан

Прислонившись спиной к холодной кирпичной стене, Бакуго отстраненно слушал, как где-то неподалеку мерно капает вода. Помимо этого, изредка в тишине, царящей в подвале, был слышен звон цепей, стоило Кацуки хоть немного пошевелиться. Блондин и сам уже забыл, как долго он тут находится. Ни телефона, ни часов у него не было, как и окон в этом подвале, поэтому Бакуго был без понятия, день сейчас или ночь, какой вообще сейчас день недели, и уж тем более, который сейчас час. Время тянулось для него целую вечность. Почему же он сидит тут и даже не пытается сбежать? О, как бы он хотел это сделать. Но из-за неизвестного ему наркотика, который этот долбанный псих вводит ему постоянно в организм, Катсуки не то, что не может использовать свою причуду, так он едва ли может двигаться. Сил хватало только подняться с пола и сесть, про то, чтобы встать, и речи не шло. Бакуго устало прикрыл глаза. Вода неподалеку все так же тихо капала, этот звук помогал парню немного расслабиться. Висящая под потолком одинокая лампочка вдруг на несколько мгновений замигала с тихим жужжанием, затем снова ярко засветилась. И в тишине Бакуго вдруг четко различил приближающийся издалека звук чужих шагов. Снова этот ублюдок. Шаги становились все ближе, и совсем скоро блондин услышал еще и тихое мурлыкание, что напоминало собой какой-то безумно знакомый мотив, но какой конкретно, Катсуки тяжело было сказать — наркотик все еще немного дурманил его разум. Крошки бетона зашуршали под чужими подошвами уже прямо перед ним, и только тогда Бакуго неохотно приоткрыл глаза. Перед ним стоял тот, кого блондин ненавидел всей своей душой — Мидория Изуку, собственной персоной. Изуку все так же что-то мурлыкал себе под нос, и, удерживая в руках какую-то белую коробку, раскачивался туда-сюда на носках. Коробка была перевязана алой лентой и с забавным бантиком на боку, но Катсуки все равно даже знать не желал, что там. Потому что чувствовал, что ничего хорошего там точно не окажется. — Здравствуй, Каччан, — нараспев произнес Мидория. — Скучал? Бакуго раздраженно цыкнул и вяло поднял вверх одну руку, демонстрируя парню неприличный жест. На что тот звонко рассмеялся, совершенно не обидевшись. Мидория давно уже привык и даже находил это забавным. Ведь он любил в этом непокорном блондине абсолютно все, и его дерзость, конечно же, тоже. — Ты помнишь, какой сегодня день, Каччан? — Изуку присел и поставил коробку на пол. — Откуда мне знать? — слабо огрызнулся Катсуки. — Повесил бы тут календарь, что ли, дятел. — А я тебе напомню, — зеленоволосый улыбнулся, не обращая внимания на грубость Бакуго. — Сегодня твой день рождения. И, как видишь, сегодня я заявился к тебе не с пустыми руками. — Забери это дерьмо и уебывай, — в привычной манере отозвался блондин и отвернулся. — Может быть, ты, все-таки, глянешь? — холодно улыбнулся Мидория. — Я, знаешь ли, старался. Бакуго молчит, а его алые глаза прямо пылают презрением. Тогда Изуку тянет сам за конец ленточки и та соскальзывает с коробки. Глаза блондина вдруг расширяются, когда он замечает пятна крови на коробке. — Что… там? — хрипло спрашивает Катсуки. — Открой, — загадочно улыбается Мидория. — Хочу глянуть на твое лицо, когда ты увидишь, что же там. Бакуго молчит, не зная, как ему поступить. С одной стороны, ему необходимо знать, что там, он это чувствует. А с другой… Интуиция кричит, чтобы он не смотрел, потому что то, что он там увидит, перевернет всю его жизнь. Хотя, после того, как он оказался в плену у этого безумного беспричудного ублюдка, его жизнь и так перевернулась кверху дном. Что же там может быть такого страшного в этой чертовой коробке? И Кацуки решается. Он продвигает коробку к себе и берется руками за крышку. Бросает быстрый взгляд на Мидорию, который уже начинает ерзать в нетерпении. И поднимает ее. В следующий момент крышка с глухим стуком падает на пол. Бакуго в неверии качает головой, нерешительно касается пальцами красных прядей. Подрагивающие руки вытаскивают голову его лучшего друга из коробки и начинают трястись еще больше, когда Бакуго слышит отвратительный, лающий смех совсем рядом. Мидория веселится, действительно наслаждается открывшейся перед ним картиной. Ослабевшие пальцы Кацуки разжимаются, и голова Киришимы падает на пол, с неприятным, жутким звуком ударяется о землю, качается пару секунд и замирает. Остекленевшие красные глаза смотрят на блондина, и тот едва может сдержать рвотный порыв. Мидория же придвигается ближе, обхватывает ладонями щеки Катсуки и с каким-то больным возбуждением смотрит на него. Налюбоваться не может его испугом и отчаянием. Изуку получает именно ту реакцию, которую он так желал. — Ну что, Каччан? Тебе нравится? Тебе нравится твой подарок? Почему же ты молчишь? Нравится ведь, правда же? Каччан? — раз за разом повторяет Мидория, а после срывается на громкий смех, что эхом отдается от стен подвала. А Бакуго все смотрит в безумные изумрудные глаза и, кажется, совсем не замечает слез отчаяния, что катятся по его щекам. И Мидория не может не радоваться, наблюдая за тем, как наконец угасает бывший таким ярким огонь алых глаз.