B U R N M E: the last song

Колючее солнце отнюдь не иллюзорно касается кожи, стоит лишь выпорхнуть из крепких стен здания, но даже от такого не нежного касания – хочется улыбаться. Проблемы не растворились ни разу, но каждый день можно начинать жить заново и тебе нравится каждая стадия этого внутреннего обновления. Юнги забавно щурится, смотря на свои часы, которые крепко обхватывают его запястье. Стоит лишь подойти чуть ближе и можно увидеть у него мешки под глазами, которые красноречиво растолковывают тебе о его усталости. Безобидное пожелание от тебя: «Ты мог бы поспать чуточку больше перед работой, а не мчаться встречать меня» - не работает, не говоря уже об очевидном: «Юнги, у меня есть водительские права и машина». Самым бы страшным стало для него – «Я не привыкла к заботе и привыкла все делать сама…» И вместо всей этой правды, ты молча садишься на пассажирское, зная, что он вновь будет держать маршрут в свой дом. Скинет всю свою одежду, переодевшись в темно-синие тренировочные штаны, и потянет к кровати, чтобы понежиться еще немного в руках безликого сна. Затянет носом на подобии зверя твой запах и что-то забубнит себе под нос, не желая, чтобы ты услышала. Теперь все это является правдой. День изо дня. Это повторяется уже почти неделю и к этому невозможно привыкнуть. Юнги все еще слишком независим и принципиален, но пока вы оба молчите, лишь наслаждаясь обществом друг друга, без истерик и крайностей, твои мысли перестают иметь какое-либо значение. В этом есть своя прелесть, но есть и крайность… Ваш маленький мир, где только ты и он, идеален лишь до того момента, пока в нем нет других людей. Со временем люди если и не меняются, то набираются этой хваленой мудрости, которую пророчат к годам пятидесяти-шестидесяти. Ты боишься. Не того, что мысли о мирке, который между вами сейчас происходит – треснет, он тебе нравится. Ты боишься того, что надо думать и о будущем. О будущем с Юнги. Хочется зажмуриться и все также ощущать его руки на своей талии, невесомые поцелуи в плечо и хочется смотреть ему в глаза – уже всегда и так часто, как хочешь, а не по обходимости. Пока вы вдвоем в этих четырех стенах – мир не страшен, но стоит лишь взглянуть в окно, даже не выйти из зоны этого неумолимого комфорта и… Страшно посмотреть в глаза Тэхену и соврать ему о том, что ты готова на все, чтобы быть рядом с Юнги. Все еще страшно узнать, как близок уже твой мужчина был рядом с другой. Боязно получить конкретный, а не лживый ответ от Намджуна о том, что все это время был преградой между тобой и Кеми, потому что выбрал сторону друга, а не той, которая всех предала. Неприятно анализировать каждое откровение Чимина, и тонкие намеки на то, что ты сделала неверный выбор. Также сложно приехать к отцу и поделиться с ним всем накопившемся, потому что даже если он поймет, по его глазам можно будет прочесть чуть больше, до боли в сердце простое: «Мина, ты моя дочь и несмотря ни на что, я буду любить тебя…» Страшно сгоряча потерять еще кого-то, потому что потерять больше, чем ты могла, уже невозможно. Жизнь по швам. Юнги – это и есть каждый шов на твоих ранах. Юнги… Скатывается с кровати, думая, что ты по-настоящему уснула, хотя знает, что сразу же после его ухода, ты отправишься к себе. Он вновь прошепчет над ухом свое «оставайся», а твое сердце сожмется до боли. Дыхание останется ровным, как если бы ты на самом деле спала… Эта игра неправильная, а твоя боязнь всего вокруг лишь ухудшает ситуацию. В этот раз все по-другому. Пытается разбудить, оставляя невесомые поцелуи на щеках. Становится щекотно и… Все так… Все так и должно быть, но почему вместо радости на глазах пелена из слез? Ведь несправедливо вот так долго страдать всего лишь из-за одного человека и после тоже… страдать, потому что «правда» для вас двоих болезненна. Щекотно и больно. В итоге, нехотя открываешь глаза, сосуды в которых наверняка полопались и сейчас они красные. Выглядишь хуже, чем даже после тяжелого рабочего дня, когда единственная мысль скорее добраться домой и вытянуть ноги на удобной новой кровати. Юнги, кажется, не моргает и смотрит слегка неуверенно, а затем большим пальцем касается твоего виска, все же стирая ту одну соленую каплю, что успела все испортить. Он промолчит и не спросит, наверняка так и сделает, тогда зачем? - Ты и правда уснула? – уточняет он, и невозможно прочесть лукавит он или же серьезен. - Сколько прошло времени? – хриплым голосом спрашиваешь, а он с легкостью дает тебе знать в точности до секунд, сколько прошло времени твоего «сна» в его объятиях. Оказывается, думая, можно потеряться во времени. Оказывается, рядом с Юнги – время не останавливается, оно убегает из-под ног, как зыбучие пески. Получается, что можно так провалиться в себя, что даже не заметишь, как он ощутит весь твой страх на себе. А ты немного дрожишь, потому быстро натягиваешь на себя одеяло, словно стесняешься, что увидит тебя лишь в белье, хотя видел и без. - Я хочу показать тебе одно место, - мягко проводит по встрепанным волосам, так и не сумев разгладить твои вихры, которые не от ужасного характера, а от природы. - Ночью? – лишь уточняешь, а он бьет в ответ: - Ты ведь не останешься, - утверждает, больше не уговаривая и не требуя. Он и не требовал, и не говорил так много, пожалуй, никогда. Вы потерялись друг в друге или Мин Юнги действительно сейчас перетягивает всю инициативу на себя? - Тогда ты должен показать мне то место, - раскачиваешься, словно на лодке, чтобы сразу же привычней стало ощущать под собой волны, зная, что каждое слово может стать началом тайфуна. Отец как-то обмолвился фразой: «Если хочется штиля, лучше промолчать». Может он и был прав, но Юнги до сих пор не умеет принимать молчание за знак согласия. - Наше место, потому что я приобрел его благодаря тебе. И каждое его слово – душит. Биться в припадке или в конвульсиях счастья – одинаково неприятно, потому что, как последствие – нарушение психики. *** Через витражи можно увидеть, как свет луны слепит, для завершения лишь не хватает органной музыки, которая способна вызвать в тебе слезы, как напоминание об ушедших, но вы не в святыне, а всего лишь в здании музыкальной консерватории. Однако, это напоминает тот момент из прошлого, когда вы впервые с отцом пришли в церковь. Он сказал, что вера не имеет никаких ограничений, она существует в нас самих. Ты не думала об этом никогда, как и в то, что мама может услышать тебя, если ты придешь в место, где каждый желающий зажигает свечи. Так происходило каждую зиму, пока отец не позволял ходить к ледяному утесу, где вы вместе развеяли ее прах. Каждый год этот обрыв становился все опаснее, а дерево так и стояло, хоть уже и были видны его корни, торчащие прямо над пропастью. У этой пропасти были яростные волны, бьющиеся о скалы, окрашенные в цвет аквамарина, хотя по ночам становились черными и отливали словно ртуть, становясь опасными. Ты поверила, потому что необходимость заговорить с ней, была слишком явной. Ты не отпускала ее, не отпустила и до сих пор. Юнги сидит за роялем, а ты стоишь рядом, смотря то на него, то на отрезок сцены, за которым пропасть. Зритель может восхвалять, и он же может утопить в агонии. - Сыграешь? – твой вопрос эхом отбивается от стен. Он почти вздрагивает от твоего шепота, хотя безучастный все это время гений в его глазах хоть на долю секунды, но появляется. Не тебе его судить, и все же, бить по больному – такая же тактика, как и миролюбивое насилие, только отрезвляет похлеще любой пощечины и не заставляет юлить, чего тебе делать не хочется. Если уж на равных и со всеми секретами в раскрытом виде, то только так и никак иначе. - Хорошо, - соглашается, хотя и без того было видно, что сегодня он и сам бы преодолел эту черту, и свою боязнь, причину которой ты понимаешь все еще с трудом. И все же, понимаешь, но сама же не отказывалась никогда рисовать. Это может показаться абсурдом, но для таких, как ты и он – это чуть больше, чем часть жизни. Каждый из вас нашел в этом свою точку опоры для того, чтобы жить дальше. Он ударяет пальцами по клавишам слегка небрежно, ведь после того, как и сама брала ни один урок игры – это заметно. От Юнги разит неуверенностью, а тебя прошибает от первых нот. Он кажется слишком юным, когда так сосредоточенно, пытается переступить через себя. Мелодия сжата и скованна, но она есть и это почти прогресс, но в его случае «почти» - это провал, но ты не хочешь, чтобы он останавливался. Отмираешь от своих грез и мыслей, чтобы в следующую минуту уже встать позади него и положить ладони на его напряженные плечи. Он не останавливается, и твое сердце кровоточит от этого. Юнги нужна не помощь специалиста, а поддержка и вряд ли ее мог предоставить ему один из его друзей, ведь в Намджуне преобладало больше коммерческого запала, чем самого творчества, он был «не с головой», а в «разумном пределе». Что до остальных, то вообще непонятно в каких он был сейчас отношениях со всеми своими друзьями. Но не тебе влезать в это. Мелодия заканчивается, и он начинает заново. Вновь и вновь, пока карандашный набросок не становится импровизацией. Стоит ли отойти от него, чтобы тихим шагом пройтись вдоль сцены, и поймать луч прожектора, направленный на вас – этот красивый сон прерывается. Хорошая снежная сказка, которая по счастливой случайности будет иметь хороший финал. Если по началу, Юнги просто перебирал клавиши, следуя нотам, то после – начал дышать. Только дыхание его все еще скованное, не морозное, когда зачерпываешь ледяной ветер ртом, а тот в свою очередь обжигает все внутри. - Не уходи, - звучит слишком откровенно, и обескураживающе. Если бы в тот день он сказал эти слова, изменился бы твой дальнейший путь? Два года. Нет, даже больше двух лет, просто жить и думать о нем, чтобы, наконец, услышать: «Не уходи». Что если, ты бы услышала это в тот день. Сердце бы разбилось все равно. Он бы все объяснил. Он бы, возможно прокричал, что у тебя нет повода чувствовать предательство, потому что он никогда не предаст ту, которую сумел полюбить. Он бы сказал об этом впервые, крепко бы обнял и задавил всех своим взглядом, не позволил бы своим друзьям разбить тебе сердце. Заверил бы, что никогда не сомневался в том, что ты будешь рядом, а он не позволит уйти. Считанные минуты и ложка непонимания превратили довольно-таки банальную ситуацию в хаос. - Не уходи. Всего в двух словах, чуть больше слов, чем он может сказать. Юнги повторяет, потому что знает, что услышишь ты именно то, что он хочет до тебя донести. «Почему ты не сказал этого раньше?» - Я здесь. Вместо: «Я не уйду». «Я останусь…» «Я буду рядом…» Каждый шаг к нему дается с трудом. Эта короткая дорога к нему, как два года, через которые нужно пройти, чтобы достичь его. Это разрывает на части. Чувствуется, как разбившееся на осколки сердце начинает вновь работать, или же это его острые зубья бьются о мягкую ткань новой оболочки, которую успела восстановить за все это время порознь. В его глазах чуть больше мира, и чуть меньше того, что в этом мире есть место и для тебя. Когда тебе преподносят все и сразу – накрывает иллюзией абстрактности. Тебе не нужны обещания, но одно единственное сейчас хочется взять с человека, сидящего прямо напротив. Расстояния между вами исчезает, благодаря твоей воли, или же тому, что дело действительно только в Мин Юнги, который рычаг к многим механизмам в тебе. Проводишь рукой от его макушки до затылка, утопая в прикосновении кожи к его волосам. Он притягивает ближе, руками касаясь талии, даже через теплый свитер, просчитывая твои ребра. Становишься между его разведенных ног, но поднять голову ему не позволяешь. Зарываешься носом в его темную макушку, а пальцами проводишь по его коже, чуть отодвигая горло свитера. Теплое дыхание чуть обрывается, впечатываясь в область живота. - Напиши для меня песню, - почти невесомо дыханием ему над ухом. «Песню, которая поможет тебе стать собой, а мне полюбить тебя заново…» - Обещаю. Снова обещает любить тебя, а ты оставляешь его лишь с догадками о том настоящем, значения которого еще не знаешь сама. *** Снег колется, оставляя щеки раскрасневшимися. Юнги наматывает тебе на шею шарф, прикрывая пол лица. Так и остается стоять рядом. Уже за полночь, но вы оба как можно дальше оттягиваете момент прощания, или же это делаешь только ты. Все еще не решили куда ехать. Чей дом выбрать. Достаточно сюрреалистично, когда он садит тебя на капот машины, приподнимая над землей, а затем переплетает ваши холодные пальцы между собой, нависая, будто на языке его крутиться тысяча и один вопрос. И среди всех их один слышится отчетливее других. “Я хочу быть с тобой…” Снежные вихри внутри, пока еще ничего, кроме легкого помутнения. «Не хочу слышать это имя, не сегодня» А теперь его имя на губах легкой дымкой. И каждый раз в груди происходит разрушение. Юнги. Юнги всегда делает все не нарочно – дает возможность чувствовать и ощущать себя. Прямо перед глазами в двадцати сантиметрах от тебя. Только чувства меряются не линейкой, а… Чем же? «Видишь, ничего не меняется… Посмотри на меня» «Не делай из меня подростка Ким Тэхен. Мы взрослые люди, и я уже пережила это. Ты сам знаешь, к каким переменам подвела меня нынешняя жизнь. Я ни о чем не жалею…» «Допустим, но скоро тебе придется вернуться, и ты снова столкнешься лицом к лицу с тем, что тебя так беспокоит. Думаешь, я не вижу, что с тобой происходит?» «Это не боль…» Она самая. Больно всегда. Тебе казалось, что физическая боль страшнее духовной, хотя все считают иначе. Так случилось, когда в один из моментов стало так чертовски больно, стало нечем дышать, а разум перестал работать. В этот момент захотелось умереть как можно скорее, чтобы не мучится, но яд в крови не подействовал так, как хотелось бы твоим врагам. В последние минуты обычно говорят, что жизнь проносится перед глазами, а тебя будто выключили, как лампочку. Искрящаяся боль была той взорвавшейся лампочкой… Ты угасала, ни о чем и ни о ком не думая. Вот она самая настоящая правда. Пройдя из-за Юнги все стадии, начиная с отрицания – стало достаточно, чтобы порой нагонять на себя боль от прошлого и питаться ей, вместо завтраков, обедов и ужинов. «Это не боль…» «А что это?» «Одиночество…» А ведь он сейчас здесь. Без расстояния. Рядом и скорее всего, влюблен. Юнги влюблен. Только в кого из вас двоих? В тебя прошлую или тебя настоящую? - Поехали домой, - произносит без запинки, пока ты закрываешь глаза. У тебя нет дома, и никогда не было. Он должен был об этом знать. Он должен был хотя бы помнить… Без жалости сжимаешь воротник его пальто, избавляясь от прикосновения его ледяных рук. Твои пальцы еле сгибаются. Хочется встряхнуть его так сильно, как только сможешь. Но вместо какого-либо понимания и принятия действительности, он хочет заглушить твои притязания поцелуем. Невесомое прикосновение успокаивает, но насколько же надо запастись этим «лекарством», чтобы после не чувствовать пустоты. Юнги катализатор в давно забытому, он же и убийца выдержки вас обоих, хотя если думать о выдержке, то не любое вино от этого становится лучше. Садишься в машину, а он сразу же включает на полную мощность обогрев сидения. Все еще дрожишь, и тянешься к телефону, который оставила без внимания, пора бы уже приобрести новую привычку и… «Просто пообещай мне, что не исчезнешь…» «Обещаю…» Слова, которые не так давно были сказаны Тэхену, перекрываются теми, что говорит Юнги: - Я был зол, в полном отчаяние даже… Твой рот наполняется водой, когда он начинает говорить, так внезапно затронув одну из самых болезненных тем. Вдавливает педаль газа, увеличивая скорость, но даже в ночи можно заметить, как проносятся мимо фонари. - Когда узнал, что ты с ним, - на его лице морщинки становятся еще более глубокими. - Не сейчас, - почти выцеживаешь из себя. - Боюсь, что если заговорю об этом не сейчас, ты не дашь мне договорить, - усмехается, почти зло и от этого не по себе. Ты должна его выслушать. Должна. Или нет? - Из-за того, что ты была с ним, я не мог приехать. Да и не хотел. Не мог пожелать тебе счастья со своим другом, - плюется кислотой, будто пытается не оставить на тебе ни единого живого места. - Хочешь пристыдить меня? – вырывается само собой. - Я почти был счастлив, когда узнал, что ваш с ним брак был фиктивным, - он до сих пор не употребляет в своей речи его имя. Тэхена. – Почти, потому что должен был раньше понять, что этот мудак все это время лишь провоцировал меня, чтобы сорвался к тебе. Я должен просить у тебя прощение, мне кажется, что я должен… Я потерял контракт и подвел Мона, когда после твое отлета повредил руку. Это только моя вина, потому что я должен был и раньше слушать только тебя, а не твоего брата и тем более Тэх… Злость – это самое малое, что испытывал по началу. Когда Чимин сказал мне, что ты не вернешься из-за меня, я нашел самый простой способ, чтобы не слышать его – закрылся ото всех. Впервые за всю жизнь, я решил отказаться от того, что когда-то подняло меня на ноги и превратило в человека. Я решил, что из-за тебя мне больше не нужна музыка. Винил, потому что никого другого не мог. И если бы я сорвался к тебе через месяц, после того, как я осознал это, я бы… Я не знал, что скажу тебе. Мне даже не нужно было твое прощение, потому что ты тоже должна была доверять мне, а не полагаться на первое, что увидела. Ты могла бы дать мне шанс все объяснить, но ты выбрала вместо этого человека, который был тем, кто разделил нас. Накрываешь глаза ладонью, лишь бы не полились эти слезы из глаз. Чертовы слезы обиды. Нет, Юнги не извиняется. Он обвиняет… - Я не обвиняю тебя. Еще он немного читает твои мысли. - Ты действительно нужна мне, и я ощущаю себя дураком, осознавая, сколько времени мы потеряли. Он говорит «мы», но в его словах четко прослеживается лишь «ты и я». - Пожалуйста, не молчи. Черт, Мина… Просит ли он? Отчего-то внутри пружинит горечь. Вот и началось то, чего ты больше всего боялась. Американские горки, которые вы оба ненавидите. И на языке разрывается ни одно имя, его пассий, которыми он усиленно топил свою «боль», но ты промолчишь, чтобы не усугублять, потому что вопреки всему, сделаешь больнее лишь себе. Самое характерное для Мина сейчас, это то, что паркуется он около своего дома. Он назвал это место и твоим домом, но ты не уверена, что прямо сейчас выдержишь еще один такой диалог или же монолог в его присутствии. - Послушай, - одергивает тебя за локоть, когда старательно пытаешься покинуть салон. - Я выслушала тебя, - одергиваешь его, старательно не замечая горечь, написанную на его лице. - Я знаю, что убедил тебя, что мы можем начать все с начала, что можем быть вместе вопреки другим. Прости, что не сдержал это обещание. - Ты не обещал, - смотря на улицу через лобовое стекло, тихо отвечаешь ты. Звон ваших голосов переплавляется в один звонок. Вы оба видите, чье имя высвечивается на экране твоего телефона. Юнги имеет полное право прямо сейчас возразить. А ты имеешь полное право ответить на звонок Ким Тэхена, потому что в три часа ночи люди не звонят без причины. - Ответь, - без эмоций со стороны Юнги, как только ты открываешь рот, чтобы попросить разрешения у своего парня для этого. Звучит так убого, на самом деле. Так долго блюсти свою свободу, чтобы в тот же момент отдать ее другому. Так не должно быть, но Юнги своими недавними словами – давит. «Прости, что так поздно, но мне нужна твоя помощь, - голос Тэхена кажется еще ниже, чем есть на самом деле. – Я не смог ни до кого дозво…» - Где ты? – без прелюдий, но к твоему сожалению, с волнением, которое не так просто и скрыть, особенно от Юнги. «В участке…»