День за днем

Война началась внезапно. Вернее, она ни для кого не стала неожиданностью — все общество готовилось к ней, обсуждало её, то тут, то там слышались предупреждения. Война будет, скоро, совсем скоро, вы только наберитесь терпения. Мы отомстим загнивающему империалистичному Западу; мы заберём у них своё, то, что они отняли в нас, то, что принадлежит нам по праву. Великая Япония ещё восторжествует на костях старого мира, и свет Аматерасу осветит благодарный мир. Итачи нервно передёргивает плечами. Ему определённо не повезло родиться в этой стране и в это время. На него всегда смотрели как на белую ворону. Пацифист среди жаждущей крови толпы — на самом деле, его давно должны были арестовать за это, но... За его спиной стоял слишком могущественный покровитель. Шисуи улыбается вымученно, устало. Не то чтобы их общество порицало подобные отношения, но в последнее время всё слишком странно и сложно. Отовсюду слышатся предупреждения, и Шисуи не знает точно, кому должен верить. Единственное, что он знает наверняка, истина, за которую его нарекут предателем Родины и заставят совершить самоубийство. Прямо как в старые добрые времена. Он не хочет воевать. Он не хочет, чтобы воевал Итачи. Из двух желаний, в конце концов, воплощается лишь одно. А война все равно начинается слишком внезапно. — Будь осторожен, — Итачи забавно сводит брови на переносице и, несмотря на свое нежелание, порывается пойти вместе с Шисуи. Тот улыбается мягко и легко треплет чужие волосы. — Я скоро вернусь, — обещает устало, и Итачи очень хочет верить ему. Ведь Шисуи никогда не обманывал его. Не обманул и в этот раз. Похоронный лист звучит предупреждением о долгожданном возвращении, но вопреки желанию, оно несёт лишь боль и пустоту, а отнюдь не радость и счастье, и Итачи жалеет лишь об одном. Он должен был предупредить Шисуи вернуться живым. Тонкие пальцы сжимают желтоватую бумагу, сминая её, черные глаза невидящим взглядом смотрят вдаль. Над Нагасаки багровым заревом растекается закат.