Почти каменный

      Катрин Линье несколько раз опускала руки в ледяной ручей и прижимала их к щекам, чтобы они не так пылали, чтобы они не выдавали волнение от предстоящей встречи с человеком, которому были известны её тайны, одним из немногих, кто имел над ней какую-то власть. Она стояла на опушке леса в нескольких лье от монастыря и вздрагивала от малейшего шороха. Каждый раз, когда сухая веточка хрустелa под копытом оленя или над головой пролетала птица, у Катрин замирало сердце. Как ни куражилась гордая монахиня перед епископом, он заставлял её трепетать. Последний раз они виделись три года назад, и Катрин до сих пор не могла оправиться от той встречи.       Подкравшись бесшумно, Луи де Бомон обнял её за плечи и чмокнул в висок. Катрин не успела увернуться от поцелуя.       — Ну, не шарахайся от меня, — ласково пожурил её епископ. — Ведь мы не чужие.       — К сожалению, не чужие, — горестно ответила настоятельница. — Лучше бы мы друг друга не знали. Я проклинаю тот день, когда мы встретились.       — О, ты так не думаешь на самом деле, прелесть моя! Прошлое не изменить. Но ведь мы можем поговорить как старые друзья. Ты уже сообщила Мадлен радостную новость? Девчушка должна быть на седьмом небе от счастья. Ещё бы — она выходит замуж!       — За горбуна!       — А чем тебе не нравится мальчишка дез Юрсен? Его происхождение, хоть и незаконное, но достаточно высокое. Бастард архиепископа выше чем признанный сын какого-нибудь кабачника. Что касается его внешности… Ты же всегда ахала о том, какая у него чистая и благородная душа. Для тебя он всегда был «бедным мальчиком». А теперь, когда я надумал женить этого бедного мальчика на Мадлен, он вдруг стал горбуном? Ни с того ни с сего ты фыркаешь и кривишься.       Понимая, что сопротивление с её стороны лишь подпитывало его тщеславие, Катрин обмякла в его объятиях. Она не смотрела епископу в глаза, так как он продолжал стоять у неё за спиной, обвив её стан руками.       — Ты прекрасно знаешь, что она собирается принять постриг. Таков был изначальный план.       — К которому я был непричастен!       — Сам подумай. Как такая девушка может жить в миру?       — Очень просто. За сутулой, непробиваемой спиной мужа. Ни умом, ни набожностью девица не блещет. Если ты отдашь её Богу, вот это действительно будет мезальянсом! Христу не нужна такая нерадивая невеста. Ты сама говорила, что Мадлен не проявляет особого рвения к религии. Вместо церковных гимнов, она поёт пошлые уличные песенки, которых она, кстати, нахваталась от твоих монахинь. Вместо того, чтобы изучать священное писание, она изучает своё тело. Нельзя же её лупить по рукам до старости? Девчонка вся в мать! Но и отцовский темперамент в ней проявляется. Она непоседлива и болтлива. Ей нужен немногословный муж, который будет безропотно утолять её голод.       — И твой выбор пал на звонаря?       — Почему бы и нет? Мне жаль этого малого. Не только по-человечески, но и по-мужски. У него редкостный… аппетит к жизни. Обвенчать его с Мадлен — самое логичное решение. Я не строю иллюзий по поводу духовности их союза. Это будет праздник плоти. Горбун и слепая могут слиться в наслаждении, как дико тебе это ни кажется. Глядишь, он подобреет, а она угомонится.       Отодвинув белое покрывало, Луи несколько раз поцеловал её в шею. На несколько секунд Катрин закрыла глаза и поддалась его ласкам, вдыхая аромат римского ладана, который неизменно держался на его волосах и одежде.       — Ты жесток и низок, — проговорила она наконец, чувствуя слабость в коленях.       Луи сжал её в объятиях так, что она чуть не вскрикнула.       — Я жесток? — воскликнул он, резко повернув её к себе лицом. — А кто продвинул тебя на должность настоятельницы? Кто защищал тебя все эти годы? Ты набрала под свой кров ведьм и еретичек, a я тебе потакаю. Кто хранил твои тайны? Ты так говоришь, будто по моему приказу тебя раздели догола на площади и закидали камнями. Раз уж ты упомянула жестокость, я скажу тебе, что жестоко: скрывать дочь от отца. Мадлен было десять лет, когда я узнал о её существовании.       — Я не хотела мешать твоей церковной карьере.       — Чёрт подери, какие благородные оговорки! — епископ встряхнул её и прижал к себе ещё плотнее. — Не верю, что тобой руководила забота о моей карьере. Ты попросту хотела меня наказать. Я бы всё равно стал епископом. Побочный ребёнок не помеха. Если бы я знал о её болезни, я бы нашёл ей самого лучшего лекаря, который сохранил бы ей зрение. Теперь наша дочь слепа из-за твоего упрямства и твоей гордыни. Тебе с этим жить. По крайней мере, не ломай её судьбу окончательно. Я знаю, что ей нужно для счастья, и это не собирание дубовой коры в монастырском саду. Тебе так и не удалось её воспитать. Пришла моя очередь. Она будет жить в Париже под моим надзором. Ну что, любовь моя? Прислать за Мадлен или ты сама её выдашь по добру?