Un cofre de gran riqueza Hallaron dentro un pilar, Dentro del, nuevas banderas Con figuras de espantar.* Внутри колонны Нашли богатый ларь, В котором лежали новые знамёна С ужасными изображениями.
Землистое лицо гостя просияло. Выражение, которое она придавала словам, исторгало у Гильома слёзы.Alarabes de cavallo Sin poderse menear, Con espadas, y los cuellos, Ballestas de buen echar, Арабы верхом на конях Неподвижные, с мечами И самострелы перекинуты У них через плечо.
— Откуда Вам известны слова этой песни? — спросил он, когда девушка допела. — Нахваталась от своих друзей, — ответила Гудула за дочь. — Вот почему ей здесь скучно. Провинциальные ребята не сравнятся с парижской шпаной. Там одни школяры чего стоят! Ты бы видел, что они вытворяли на праздник шутов. Табунами проносились перед моим… моим окном. А два года назад им пришло в голову короновать папу шутов. Выбрали какого-то горбатого урода, а вот эта красавица плясала перед ним с голыми плечами. За ней увивались не только школяры и солдафоны, но и добрая часть парижского духовенства. Какой-то поп втрескался в неё. И как ей в Реймсе жить после такого веселья? Эсмеральда была до такой степени ошарашена словами матери, что не могла подобрать слов в собственную защиту. Гильом не совсем понимал, о чём шла речь, и в то же время боялся задать лишний вопрос. Артистичность сочеталась в нём с робостью. — Так что … что же всё-таки случилось? — спросил он. — Как видишь, цыганки не сожрали мою дочь. Они вернули её мне. Поигрались с ней, научили её песням да пляскам и вернули. Видно, она их извела своим упрямством. Эта история, Гильом, для твоих ушей. Смотри, не болтай соседям. Они всё равно ничего не помнят. Пусть и дальше будет так. И не называй меня былым именем на людях. Гильом нарисовал крестик на губах в знак молчания. — Хорошо, что Бог всё уладил, — сказал он. — Добавить нечего. Ведь я тоже молился. Ох, как молился! Ты мне не веришь? Но это так. Все эти годы я думал о тебе… о нас. — Как поздно, — ахнула Гудула, глянув на часы. — Четверть восьмого. Ты, доченька, наверняка устала. Весь день на ногах. Пора на покой, милая. Ступай, ступай. А мы с Гильомом… поговорим. Она буквально вытолкала дочь в соседнюю комнату. Девушка и не противилась. Хоть сам Гильом и не вызывал у неё неприязни, ей не очень нравилось кем мать становилась в его обществе. Разговор Гудулы с её другом состоял преимущественно из вздохов и стонов, которые Эсмеральда не могла заглушить, даже спрятав голову под подушку. Она твердила себе, что эти звуки не должны были её смущать. Ведь за годы, проведённые в таборе, она столько раз она становилась невольной свидетельницей подобных сцен. Так почему у неё пробегал мороз по коже, когда за стеной скрипела кровать? На следующее утро Эсмеральда старалась не глядеть матери в глаза. Гость к тому времени ушёл, оставив шейный платок и лиру. Быть может, он собирался вернуться в ближайшем будущем? Гудулу не слишком тревожило подавленное состояние дочери. — Гильом просит моей руки, — сообщила она, разглаживая складки на юбке. — Пусть с небольшой задержкой. Услышав новость, Эсмеральда чуть не выронила крынку с молоком. — Матушка, родная, ты что задумала? Ты его почти не знаешь. — Я знаю его двадцать с лишним лет. Если бы я вышла за него замуж, когда Людовик Одиннадцатый взошёл на престол, всех этих бед не приключилось бы. У нас был бы полон дом ребятишек. Гильом не звал меня, потому что робел. Я по глупости, по жадности своей гуляла с Анри де Трианкуром, королевским форейтором, а потом с городским глашатаем, Шиаром де Болионом. А кто приносил мне поленья, когда остальные дружки отвернулись от меня? Кто отдал мне своё последнее одеяло, когда ты родилась? Если бы не он, ты бы замёрзла в первую же зиму. Не криви нос. Гильом Расин — твой отец. — Мой отец, — пролепетала девушка сокрушённо. — Да, да, каждой девочке нужен отец. А хорошенькой девочке, тем более. Мой отец умер рано, и смотри что из меня выросло. Некому было отогнать от меня беспардонных разгильдяев. Я не хочу, чтобы ты повторила мои ошибки, Агнесса. — Но откуда ты знаешь, что именно Гильом… Ведь ты не можешь быть полностью уверена? — А от кого у тебя такие брови? А скулы, а подбородок? А как он смотрел на тебя! Голос крови не заглушишь. Знай, он был прекраснейшим юношей в Реймсе. Он и сейчас ничего. Любому тридцатилетнему даст фору. Ты видела как выглядят мужики в его возрасте? Лысые да пузатые. А мой Гильом среди них точно фараон алжирский. Мышцы, кудри, зубы на месте. Обидела я его в своё время, горько обидела. Ведь не по своей воле он от меня отдалился тогда. Я сама, сама его оттолкнула. Сейчас самая пора загладить вину. Гудула сново принялась прихорашиваться, глядя в начищенный поднос вместо зеркала. Она хлопала себя по щекам и щипала себе губы, чтобы к ним прилила кровь. — Можно подумать, ты не заплатила за свои провинности, — сказала Эсмеральда. — Заплатила. В том то и дело, что заплатила — с лихвой. Теперь хочу быть счастливой. Надеюсь, ты тоже этого захочешь когда-нибудь. — О чём ты, матушка? — Сама знаешь о чём. Два года ты не выходишь из хижины. Тебя обратно в монастырь тянет? Смотри, отравлю к Катрин Линье. От тебя одно расстройство. Зачем Господь сделал тебя красивой, раз сидишь взаперти, избегаешь мужчин? Эсмеральда давно смирилась с тем, что мать сама себе противоречила. Только минуту назад Гудула жаловалась на то, что в доме не было мужчины, который оградил бы дочь от «беспардонных разгильдяев». А теперь она волновалась, что дочь останется старой девой. — Матушка, я тебе уже говорила. Мужчина, которого я люблю, не свободен. — Ты всё ещё страдаешь по этому капитану? Забудь его. Глупости это. Если бы я до сих пор убивалась по виконту Кормонтрею? Знатные кавалеры не для нас. В лучшем случае подарят золотой крестик. Смотри, сколько в городе статных, весёлых мальчишек. — Не тревожься за меня, — сказала Эсмеральда, меняя тему разговора. — Тебе нужно готовиться к свадьбе. Я помогу тебе выбрать материю для платья.