Благодать

Black Lab – This Night Дин спал. Смотрел сны. Странные, необычные, непохожие на все, что он видел раньше, проваливаясь в царство Морфея. Раньше видения мучили его. Вытягивали жилы, дробили кости, стирали зубы напильником. Сейчас же в них были лишь кромешная тьма и слепящий свет. Простые сны, такой он хотел бы видеть свою жизнь. Легко и понятно – направо добро, налево зло. Когда-то так он и коротал отпущенные Богом дни. А потом пришел ангел и принес с собой беспокойство, тревоги и сомнения. Все полетело к черту, привычная бытность разбита, семейное дело обесценилось. Раньше Винчестер считал, что зло, творящееся на земле, бесконтрольно и бессмысленно. И последнее, что ему оставалось – убивать тварей, находя в этом хоть какое-то утешение, пусть недостаточное и слабое. Реальность же отличалась от его взгляда на мир, как черный от белого. Молодой мужчина не понимал, как можно наблюдать за собственным творением и допускать такой бардак, возмущался и протестовал. Рефлексировать ему не позволили. Апокалипсис широкой поступью ворвался на планету… отнял у Дина уверенность в правильности хоть чего бы то ни было, не то, что ежедневных привычных действий. И ангел этот… Винчестер ненавидел его всеми фибрами души. Глаза васильковые. Волосы растрепанные. Взгляд прожигающий. И вечная его манера стоять впритык. Аромат моря и озона. Не ест и не пьет, а если пьет – не пьянеет. Не спит. Крылья – широкие, метра четыре в размахе. Все, каждая клеточка его существа кричит о том, насколько он недоступен. Анна была другой. Ну, фактически она и ангелом-то тогда еще не была, всего лишь вспомнила кое-что. Сучка, такая же как и Руби, ничем не лучше. Единственное, за что Дин готов пожать Михаилу руку – испепелил психованную стерву. «Она… Глен Клоуз» – мелькнуло в мыслях. Черт вас всех возьми. Снова о нем. Ненавистный ангел с глазами, как бездна. Ноги подгибаются в его присутствии, руки дают дрожь. Тянет где-то внизу живота, а дыхание срывается. На все готов, лишь бы это неземное создание притронулось к щеке. Прижалось губами к губам, хотя бы в мимолетном поцелуе. Провело ладонями по обнаженному телу, касаясь везде, где ему будет только угодно. Перед ним… Дин готов раздвинуть ноги. Лишь бы ощутить в себе… — Проклятье! — громко выругался он, распахивая глаза. Мрак. Мотель где-то на задворках Пенсильвании. Нож под подушкой. У кровати – канистра, с ободка свисает лента четок, заканчивающаяся крестом, погруженным в воду. Вскрытый мешок соли рядом. Соседняя кровать пуста. Конечно. Сэма ведь больше нет. Сэмми сейчас в клетке, и остается лишь молиться о том, чтобы брат уже умер. Потому, что даже скудной фантазии Дина хватает на то, чтобы понять – сейчас младшему очень плохо. Разъяренный Сатана и Михаил, предводитель небесных гарнизонов, якорь им обоим в задницу, очень изобретательны в гневе. Обоих братьев отняли у Винчестера небожители. И… хрен с ним, с Адамом. Да бросьте, Дин его почти не знал, чтобы убиваться! А вот Сэм… Сэмми. Выпестованный своими руками, выкормленный с соски, оберегаемый по ночам. Спали в одной постели, пацан боялся темноты. Какого хрена все так сложилось? Почему именно они с Сэмом выиграли в гребаную лотерею? Что, мало на планете грызущихся братьев с непутевыми отцами? Почему именно Винчестерам так благоволит Бог – быть оболочками сумасшедших ангелов, инструментами в их разборках?.. Ответов не было. Да и смысла в этом теперь? Сэма больше нет, синеглазый тиран тоже ушел. Какое ему дело, что где-то на земле его подопечный, якобы соединенный глубокой связью, изнывает от желания быть трахнутым своим хранителем? Бред. Это театр абсурда. Сюрреализм. Нужно лечь спать, заставить себя уснуть. Там будет тьма и свет. Больше ничего. Сон тоже обманул. Не дал покоя. Дину снился брат, жестоко терзаемый взбешенными детишками Господними. Редко такое снится, раз в пару-тройку дней, но отчетливо и реалистично, будто прямая трансляция из геенны непосредственно в мозг. И разве он не говорил, что ангелы и их оболочки связаны? Возможно, Дин просто видит происходящее глазами Михаила – вот кто не стал бы долго раздумывать, с разбегу впрыгнул в тушку Винчестера, так предусмотрительно приготовленную для него Отцом. Там, в хранилище Джона, Дин еще оплакивал горькую потерю. Слова Захарии раздавили Винчестера, а в мыслях, пусть не к месту, но пронеслось – если погибший ангел в его теле не покатался, так и никакому другому никогда не кататься. Пошло, вульгарно. В стиле Дина, что поделать. Порок – его визитная карточка. Ни один нормальный охотник не влюбится в ангела. Ни один нормальный мужик не будет мечтать о том, чтобы его трахнул ангел. Ни один нормальный человек просто не увидит никогда ангела. А потом чувства, не имеющие возможности облачиться даже в слова, задолбали настолько, что уже понесло. Он лепил первое, что приходило в голову, типа предложения отсосать, например. Стало все равно. На мир – прогнивший до основания. На апокалипсис – им же и начатый. На брата – кровососа. Дин плюнул и пошел давать согласие. И нет бы и ему тоже плюнуть, как же. Поперся спасать. Молотил стальными кулаками, пока Дин, летая по проулку, скулил от желания немедленно повернуться к нему спиной и, облокотившись на стену, потребовать себя поиметь. Так, наверное, и надо было сделать, чтоб он отвалил уже к чертовой матери. Струсил. Ну, а как иначе? Разве охотник на нечисть Дин Винчестер может позволить себя в задницу трахать? Нет, конечно. Поэтому он сейчас, брошенный всеми и одинокий, где-то на задворках Пенсильвании лежит в продавленной койке, толкаясь членом в плотно сжатый кулак, и выстанывает короткое имя – Кас. Он уснул, растерев вязкую сперму об угол простыни, поленившись встать и дойти до душа. К черту. И снился свет. Без тьмы на сей раз, будто все предыдущие сновидения только для того и приходили, что бы у него имелась возможность сравнить. Свет грел и гремел. Поющий, разрывающий барабанные перепонки звон, похожий на истинный голос ангелов, только громче, мощнее, властнее. Обладателю этого голоса не прикажешь говорить потише. Даже Дин, вечно перечащий существам, стоящим несоизмеримо выше него на лестнице мироздания, не решился бы дерзить. Он слышал в звоне слова, явственно и отчетливо. Понимал их смысл, несмотря на то, что язык слов давно мертв. А утром встал, смыл прохладной водой следы ночного бодрствования и, не завтракая, поехал в Солсбери, штат Мэриленд, в Национальную Библиотеку. Он не понимал, почему это делает, как не понимал и внутренней уверенности и доверия, теплившихся в душе. В него словно влили энергии и жажды жить. К архивариусу охотник не пошел. Фолиант, за которым он приехал, числится в категории редких. Пришлось красть. Информация, найденная в книженции, соответствовала тому, что он услышал во сне. Чего, собственно, и ожидал. Дин не знал, почему поверил. Может быть, потому что вся жизнь его – парад несуразностей и совпадений. Может, потому что сверхъестественного за тридцать лет повидал столько, сколько Голливуд никогда не снимет. Может, и скорее всего, потому что это его последний шанс что-то изменить. Дин готовился вытащить Сэма из преисподней. Брат, когда все закончится, конечно, начнет ныть опять, напоминая, что Дин давал слово поехать в Сисеро, к Лизе. Ясен пень, он же не знал, что старший у него совсем спятил и сменил ориентацию на строго голубую. Черт, у Дина не было секса со дня заварушки на кладбище Сталл под Лоуренсом. Вот уже полгода. Он давно бросил попытки убедить свой член стоять на доступных официанточек из придорожных кафе. Тщетно. Член упорно делал стойку только на присутствие синеглазого пернатого чудовища, далекого, как Кассиопея. Слава богу, выход, наконец, нашелся. Возможно, все это дерьмо тоже закончится. Уж лучше вообще не хотеть трахаться, чем знать, что твой единственный желанный партнер по постели забил на тебя, даже не пытаясь. А Сэмми может Дина в зад поцеловать. В конце концов, он тоже клал с прибором на предсмертное желание брата – не водиться со всякими демоншами. Охотник крепко обнимал пальцами руль импалы, сжимал до побелевших костяшек. Все необходимое на месте, в багажнике. Святое масло – его подарок. Клинок – его подарок. Гнев – его дар. В собственность и полное владение, получите, распишитесь. Пользуйся, Дин Винчестер. Жри самого себя, исходись едким ядом! Давай! Вспомни, какое ты ничтожество, и как ничтожны твои надежды! Истинный слуга Небес… вот, значит, каков объем потенциала у несостоявшегося палача Люцифера. И все молчали. И он тоже. Боялся, что Дин разнесет по кирпичику ангельскую кормушку, что ли? Дину наплевать уже. Он не может получить желаемого, а остальное давно не имеет значения. Бытность, как занимательный пример умножения нуля на бесконечность. Призвать одного из сильнейших и единственного из доступных ангелов оказалось несложно. Есть несколько заклинаний, которые способны заставить явиться кого угодно – тот же круг четырех, например. Или енохианский ключ, подсказанный кем-то из ослепляющего света. Заморачиваться над тем, кто оказался так любезен, Дин не намеревался. Есть ли резон – думать о проблеме, если тебе однозначно не дано ее постичь? Охотник устроил западню. Спрятал посверкивающий неизвестным металлом клинок в рукав и прочел заклятие призыва. Ждал недолго, а когда гость появился, расторопно и профессионально запер его в ловушку священного огня. Разговаривать не стал. Незачем беседовать. Он пришел не мстить или изливать ненависть, он пришел по делу. Винчестер приблизился, посмотрел в глаза Рафаила с легким сожалением и бесстрастно, без эмоций воткнул ему в грудь острие, медленно погружая прямо в сердце. Рафаил умирал быстро, растерянно, с нотками удивленного недоумения глядя на своего палача. И уже тем более он не понял, зачем человек припал к нему вынужденным поцелуем. Долгим. Затяжным. Язык не давал закрыть рот, и между пухлых черных губ тонкой синеватой струйкой вливалась в сильное тело мужчины благодать. Пропитывала молекулы, навеки перековывая плоть в эфемерный сгусток силы. Все очень просто. Дин праведник. Истинный слуга Небес. И щедрыми Чертогами дарована ему стойкость перед разрушающей энергией света. Вессель мертвого ангела осел на землю, более не сдерживаемый руками убийцы, и пламя святого масла немедленно его испепелило. Винчестер, пошатываясь и спотыкаясь, отошел от чадящего огня. Постоял немного, пытаясь пережить колоссальную мощь, принятую его организмом. Осязал, как по венам и артериям струится смертоносная власть. Не выдержал и упал на колени. Запрокинул голову, стараясь проглотить сочащийся сквозь голосовые связки крик, но потерпел неудачу и громко, оглушительно взвыл от страданий. Земная часть его умирала, не выдержав, и ломило спину. Нечто прорывалось меж лопаток, пробивало путь сквозь мышцы и позвонки. Мужчину мотнуло вперед, он оперся на стиснутые до побелевших костяшек кулаки, не скрывая вопля, перерастающего в пронзительный, разрывающий перепонки звон, зашкаливающий децибелами уже где-то за пределами ультразвука. В районе мигали и искрили фонари, лопались лампы и перегорали контакты. Громкий, сухой и хлесткий хлопок – Дина взметнуло вверх. Руки раскинуло распятием – он завис в воздухе в метре над землей. За плечами у него расправились, разлетаясь в стороны, огромные черно-фиолетовые крылья, поднявшие взмахом порыв ветра такой скорости, что пригнуло верхушки окружающих деревьев. Охотника Дина Винчестера больше не существовало в природе. — Что ты наделал, Дин? — окликнул его выворачивающий наизнанку тенор. Дин резко повернулся, ухмыльнулся нехорошо. Пришел. Сколько молитв впустую сотрясали стены. Сколько воплей во мрак, и все зря. А тут, стоило только обзавестись крыльями – прибежал. — Явление Христа народу, вы только посмотрите, — с издевкой бросил он. — Присаживайся, — Винчестер повел рукой, указывая на кресло. — Зачем ты сотворил с собой, — ангел нахмурился, — это? — Теперь я смогу спуститься в клетку и вызволить оттуда Сэма, — пожал плечами Дин. — Почему, — изогнул он бровь, — ты не говорил мне, что остановить происходящее так легко? Почему скрывал, мой друг? — мужчина подчеркнул последнее слово, вкладывая в него все свое презрение. — Я мог решить проблему одним ударом клинка, а ты не позволил мне. — Потому, что это худшее, что могло случиться! — воскликнул Кастиэль, еще не в силах поверить. Все ангелы почувствовали возмущение энергии и смерть Рафаила, и все почувствовали нового брата. Кас тоже, но пришел проверить. Он убеждал себя, что это всего лишь ошибка. — Что ты наделал, зачем?.. — Потому, — перебил его охотник, сверкнув искрами света, скрывающими радужку, — что теперь я равен тебе. Я так же силен, даже сильнее. А значит, ты уже не можешь скрывать от меня истины. А истина в том, что тебе просто… — Дин! — голос дрожал. — Ты даже не понимаешь, — скорбно, с надломом уронил ангел. Сел. — К завтрашнему вечеру ты полностью обратишься. Уже ничего нельзя изменить, — прошептал он. — Я знаю, — с надменностью отрезал Винчестер. Кас улыбнулся, но вымученно, посмотрел на него. В синих глазах плескалась обреченность и страх. Вина. Боль. — Наивный глупец, — ангел потер лицо ладонями, разгоняя гримасу обреченности. — Ты добровольно предал себя Чертогам. Добровольно! — алеющий гнев. — А я только и делал, что пытался уберечь тебя от такой участи! — Хреново пытался! — перешел на крик Дин, не замечая, что от звука его голоса треснуло и осыпалось зеркало в номере. В густом баритоне явственно проскальзывал пронзающий мозг звон. Он перерождался. — Ты отдал им свой разум, — отмахнулся Кастиэль. — Принес на блюдечке. И завтра, ровно в то время, когда ты убил Рафаила… — Я спущусь в геенну! — Тебе будет наплевать на Сэма, — спокойно сказал Кас. — Наплевать на всех и вся. Ты ничего не будешь чувствовать ни к брату, ни к Бобби, абсолютно все люди и события, не связанные с приказом свыше станут для тебя пустым местом. — Чушь, — безапелляционно заявил Дин. — Я найду способ избавиться от влияния вашей проклятой семейки! — Я сам с трудом разорвал эту связь! — сорвался ангел. — И то, только потому, что у меня появилась другая! — тут он отступил от Дина и прикусил губу. Винчестер смотрел на него сквозь прищур, ожидая продолжения, но не дождался. Кас несколько раз прошелся по комнате, старательно пряча лицо. — Меня устраивает, — бросил охотник после паузы. — Если такова цена моего личного, персонального равнодушия к происходящему вокруг меня и во мне дерьму – я согласен. Да и трепыхаться поздно. Ты понимаешь, — он приблизился к ангелу, сгреб его за лацканы вечного плаща, — я хочу, чтобы мне было все равно! — Дин… — Убирайся, — мужчина разжал кулаки. — Не строй из себя страдальца. Ты ничего не мог раньше… — он свел брови, окинул ангела пренебрежительным взглядом. — И бессилен теперь. — Дин, ты нужен мне, — вдруг начал Кас. — Всегда был нужен. И… я не знаю, что это, — сбивчиво говорил он, торопливо, глотая окончания и не поднимая глаз, — мне сложно судить. Знаю лишь, что важнее тебя нет ничего и никого. Я тянул, не желал озвучивать, держал все в себе, но единственным человеком, который что-то значил для меня – был только ты, и сейчас… — К чертовой матери, Кас! — горько воскликнул Дин, отворачиваясь. Он не желал слушать. Слова жгли, вытягивали нервы, вырывали сердце наживую. Внутри, в груди, бесновались эмоции, сводили с ума. Повторяли сатанинским рефреном, что он вновь вклинился в порочный замкнутый круг. Вся жизнь круговоротом, проклятым калейдоскопом кружилась, не разрешая перевести дух. Отнимала, шаг за шагом, все, что было дорого. Рушила последние линии обороны. — Заткнись, — потребовал Дин холодно. — И убирайся. — Дин, — просил Кас, в голосе его слышались слезы, — позволь мне остаться. Ведь это… последний день, который мы можем провести вместе. Прости меня за малодушие. Прости за все, только не гони, — он шагнул вплотную к Винчестеру. Обхватил его руками. Еле ощутимо прикоснулся губами к губам, отпрянул. — Ты тоже не говорил мне правды. А я видел ее… но молчал. Прости меня. — Теперь я должен сказать, что прощаю, — печально хмыкнул Дин. Ему казалось, земля уходит из-под ног, он проваливается в пропасть, бездонную и темную. Бурлила кровь, вскипая от текущей вместе с ней по венам светлой силы. — Я прощаю, Кас, но уже, и правда, поздно. Не могу сказать, что сожалею хоть о чем-то. Так тому и быть, какого хрена? — покачал он головой. Безжизненно. Отрешенно. Он был уже не здесь. Слух охотника улавливал какой-то тихий шелест, он попытался сосредоточиться и разобрать, но Кас не дал ему такой возможности. — Ты помог мне отринуть Небо, — поспешно ответил ангел. — Разреши мне… может быть... — он крепко держал Дина за запястья, не позволяя переместиться. Ведь Дин теперь тоже ангел. И сейчас, медленно, но верно, в нем будут просыпаться подаренные благодатью способности. Кастиэль уже видит его черно-фиолетовые крылья – цвета страстного гнева и плачущего одиночества. Если у Каса не получится дать человеку другой смысл и другую связь, если он потерпит поражение, так и не сумеет доказать свои чувства, Дин станет жестоким и безжалостным карающим ангелом, несущим месть и ярость Небесные. — Может быть, я тоже смогу. — Я устал, Кас, — рвано выдохнул Дин. Дальше был поцелуй. Несмелый, будто проверочный, но быстро перетек в жадное слияние губ, влажное и жаркое. Дин просто расслабился. Он ждал этого слишком долго, чтобы сейчас протестовать, хотя было что-то в их соитии принужденное, муторное. Руки ангела скользили по его телу, лаская каждый изгиб, прижимали соски, вытягивая из груди томные стоны. Кас вкладывал всю душу, старательно доводя любовника до умопомрачения. Ладони, нежно прикасаясь к коже, вырисовывали на ней геометрию страсти. Дин тонул. Растворялся в действе, запоминая каждое мгновение, не вполне веря самому себе и собственным ощущениям. Кас был очень аккуратен, словно забыл, что Дину теперь нипочем физическая боль. Когда ангел сомкнул губы вокруг напряженного члена, охотник прогнулся и подбросил бедра вверх, сразу погружаясь до горла. На затылок, покрытый темными мягкими волосами, легла ладонь, чуть надавливая, подгоняя ласку, вымаливая большего. Кас, впервые претворяющий в реальность давние тянущие мечты, откровенно любовался красивым телом партнера. Он видел в мыслях своего человека – раньше видел – чего бы тот хотел, и действовал отчасти интуитивно, понимая – все, что от него сейчас требуется – просто взять предложенное. Он никогда не испытывал ничего, что можно было сравнить с восторгом полного единения с любовником. Дин, беспорядочно повторяя имя ангела, потянул его на себя, впился в губы долгим поцелуем. Посмотрел в глаза, изливая серую печаль, что сейчас наряду с удовольствием, властвовала в нем. Шептал порочно что-то торопящее, умоляюще-блядское. Не смущался ни йоты. Уже нечего, уже хватит. Уже поздно смущаться. Поэтому смело обхватил кисть ангела своей и провел ею вниз по пояснице к ложбинке, отчетливо давая понять, что именно нужно делать. Извивался, чувствуя прикосновения пальцев, прогибался им навстречу, как развязная уличная девка. — Кас, трахни меня уже! — требовал он. Замер на мгновение, чувствуя проникновение. Двинулся чуть назад, жадно вбирая в себя возбуждение любовника, стонал пошло и развратно. Ангел, нависая над ним, проклинал себя за то, что так долго тянул, лишал и себя и любимого человека столь ярких мгновений эйфории и счастья. Входил яростно, пытаясь волнами удовольствия омыть горчащую душу и выплеснуть из нее страх. Вбивался в растраханное тело, слушая неприличные всхлипы. Всхлипывал сам. Кончал. Бурно и неистово, кричал от наслаждения, настолько невыносимо-великолепного, что пугающего. Не мог насытиться, снова и снова вторгаясь в горячую тесноту, трепеща от нахлынувших эмоций. Два неземных создания, которым не нужно ни есть, ни спать, совокуплялись почти сутки, не разрывая объятий. Повторяя, как молитву, слова любви. Разделяя истому блаженства пополам, и любовались крыльями друг друга. Забывали о течении времени. Не считали минут… Ангел поднялся. Самый необычный – переплавленный из греха и смрада бренной оболочки. Самый молодой из ныне существующих ангелов. Невероятно сильный. Величественный. Не знающий сомнений, эмоций, чувств. Единственный в своем роде, уникальный, могущественный. Мимолетным усилием мысли он привел себя в более подобающий внешний вид и расправил крылья, чтобы покинуть это нелепое место. На постели, с которой он только что встал, остался лежать, с ужасом взирая, его брат. Мятежник и отступник. Стоило бы убить его – прекрасное первое деяние, угодное серафимам, но сурового неофита немедленно ждали в Чертогах. Он обязан показаться семье. За предателем пошлют других. В солнечном сплетении не бьется, а чуткий слух легко улавливает постоянный шепот – Небеса общаются с новообретенным сыном. Наставляют, ведут, благоволят. И от звука этого шепота разливаются в душе стылый холод и уверенность. Слепая вера. — Дин, не уходи! — оклик в спину. Ангел обернулся, пустыми, искрящими благодатью глазами глядя на обнаженного брата. Безразлично. Безжизненно. Равнодушно. — Дин! — липкие объятия. Опутывающие, лишние, неестественные. Умоляющий взгляд. Васильковая синь, наполненная обреченностью и паникой. Он отступает назад, стряхивая со своего прохладного тела горячие руки. — Прощай, Кастиэль, — глубокий голос. Чужой. Легкий трепет крыльев. В номере мотеля где-то на задворках Пенсильвании, остался в полном одиночестве ангел, опоздавший признаться в любви.