Without deviation from the norm, progress is not possible. © Фрэнк Заппа
***
Говорят, блонди никогда не болеют. Совершенный организм не подвержен никаким заболеваниям, что повышает их работоспособность и эстетическую ценность. Юпитер создала их именно такими — сила, хладнокровие, интеллект. Без слабостей. Без уязвимых мест. Без ахиллесовой пяты. Совершенными. Такими они и были, жрецы искусственного интеллекта, высшая каста. Но всё изменилось. Дефекты — удел не только смертных, порой и компьютеры ошибаются. Для эффективного функционирования блонди были необходимы эмоции, и Юпитер решила позволить им эту мелочь ради эксперимента. Результат был великолепным. Блонди, обладавшие этой не слишком важной для проведения расчётов функцией, быстро опережали своих сверстников по развитию и вскоре заняли почти все руководящие посты Эоса. Любопытство, черта, впрочем, присущая простым людям, позволило им охватить много большие объёмы информации, дав им общую эрудицию. Оказалось, что данные, не принадлежащие к сфере работы блонди, также важны для их работы. Личные пристрастия повысили их эффективность, дав им желание бороться и не отступать, когда трезвый расчёт говорит о неминуемом поражении, что сначала несколько уменьшило коэффициент их полезного действия — они стали тратить время на проекты, так в итоге и не достигшие успеха -, но затем резко повысило его, потому что всё та же личная пристрастность заставляла их превышать все мыслимые и немыслимые границы возможного. Естественно, это повлекло за собой и другие последствия. Психологически блонди были чрезвычайно уязвимы. Созданные Лямбдой-3000 организмы были способны перенести высокие температуры и сильные перегрузки, но подготовить своих детей к разочарованиям и поражениям она, будучи компьютером, не испытывающим эмоций, она не могла. Так появилась лаборатория нейрокоррекции, где тем, кто не справился с обстоятельствами, возвращали работоспособность. Неудивительно, что именно работники лаборатории были самыми частыми пациентами собственной клиники. Юпитер была далека от понимания процессов связанных с эмоциональным восприятием, поэтому в нейрокорректоры попадали самые восприимчивые и эмоциональные элитники, но обязательно превосходно контролирующие свою «неразумную» часть. Понимающие и знающие, но беспристрастные в работе.***
Ясон Минк был чрезвычайно эмоционален, почти на грани разумного, с точки зрения Юпитер, но это был редкий и ценный экземпляр, уникальный в своём роде, настоящее произведение искусства для компьютера, не понимающего природы эмоций. Любимое дитя вскоре показало все плюсы своего несоответствия норме. Обладая способностью отдаваться азарту и чувствовать, он легко обустроил дипломатические отношения с Федерацией, прекрасно справился с ролью управленца и был утверждён в должности консула Амои. Порой ему не хватало понимания поведения окружающих, но Юпитер нашла выход из этой ситуации. Руководитель лаборатории нейрокоррекции, талантливый генетик и тонко чувствующий психоаналитик, Рауль Эм был спешно назначен Советником новоиспечённого консула. Адреналин сыграл плохую шутку с Ясоном Минком. Он рисковал, был просто божеством риска, причём безумно удачливым. Одной улыбкой он заключал выгоднейшие контракты, которые заключить по всем самым благоприятным прогнозам Юпитер было невозможно. Самый неправильный блонди. Самый совершенный блонди. Первый, кто напрямую ослушался запретов матери. Телесный контакт — табу для блонди. Нельзя. Запрещено. Невозможно. Но нарушение правил было правилом Ясона Минка. Он снова пошёл до конца. Ему нужны были эмоции, контакт, страсти, которых ему не могло дать общество блонди. Сначала — Катце, чёрный рынок, спекуляции и риски. Потом — невероятная связь с монгрелом. Абсурдная, невозможная. Блонди нельзя прикасаться к другим людям. Глупый, ничего не значащий, подсознательный запрет, нарушение которого не слишком каралось — случайное прикосновение во время работы или опасности не было страшным проступком. Просто слишком личным, интимным, постыдным. Такое не делают без необходимости. Но не Ясон. Естественно, это возмутительное поведение не осталось незамеченным. Аудиенция у Юпитер, приказ избавится от монгрела и прекратить противозаконную деятельность — мать хотела, чтобы он сделал это сам. Но Ясон не был бы собой, не был бы великолепным политиком и дипломатом, если бы, согласно правилам, поклонился и ушёл. Предупреждённый Раулем, он был готов отстаивать свои личные интересы. Сводки и таблицы с расчётами показали, что его эффективность повысилась. Он действительно выполнял свои задачи и даже более того, вновь показывал невозможные результаты. Случилось невозможное. Юпитер уступила. Внезапная, трагическая смерть Ясона изменила всё. Любимое детище, беспрецедентный гений и прекраснейший экземпляр. Смешно — погибший из-за монгрела. Погибший из-за тяги к эмоциям. Рауль Эм, пусть не напрямую, но ответственный за душевное состояние консула, должен был быть сразу же отправлен на нейрокоррекцию, потому что что как не личная пристрастность могло помешать ему остановить саморазрушение Ясона Минка. Но Юпитер, словно ей самой было присуще любопытство, решила узнать о причинах такого поведения у самого нейрокорректора.***
Катце курил. Уже три дня он не мог заставить себя взяться за работу. Он смотрел в монитор, но перед его глазами снова и снова взрывалась Дана Бан, погребая Ясона и Рики. Погребая всё, что у него было. Сумасшедшие, дикие, безумные. Любящие и страстные. Они были созданы друг для друга. Эмоциональный блонди и пэт-монгрел. Невозможные. Нарушая все возможные запреты, эпатирующие общественность, они заставили забиться сердце прогнившей в эмоциональном застое Танагуры и судорожно задышать её порядком подпорченные лёгкие. Итог был очевиден — их любовь напоминала бикфордов шнур, стремительно сгорающий. С понятным концом. Больно было даже физически и знобило так, что дрожали непослушные пальцы. Холодно не было, но согреться не помог даже горячий кофе, только желудок скрутило. Комм надсадно пиликал, требуя внимания к непрочитанным сообщениям. Дилер потянулся и насильно заставил себя проверить почту. Он был настолько опустошён, что даже письмо от Советника не смогло удивить его. Рауль требовал, чтобы Катце позвонил. Сразу по прочтении. Катце машинально поправил волосы и сразу нажал на кнопку вызова. Блонди ответил тут же, словно ждал звонка. На секунду у дилера перехватило дыхание — на его экране появился Ясон Минк. Но только лишь он присмотрелся, стало понятно, что Рауль похож на погибшего консула лишь в той мере, в которой все блонди похожи друг на друга. Волосы его были темнее, чем у Ясона, и вились, глаза были зелёными, а не пронзительно синими, скулы были менее резкими, а подбородок — мягче. — Катце? — В голосе блонди, несомненно, заметившего замешательство и пристальный оценивающий взгляд собеседника, прозвучала лёгкая тень раздражения. — Вы меня слышите? — Да, господин Эм. Вы хотели поговорить со мной? — Катце откинулся в кресле и опустил глаза. — Да, это так. Мне будет необходима ваша помощь. Вы близко знали Ясона Минка, поэтому я обращаюсь к вам. Катце удивлённо поднял взгляд и встретился со спокойными холодными зелёными глазами. — Я буду рад помочь, если… — Он замялся. — Если дело касается Ясона? Я не сомневался. Завтра у меня дома. — Удовлетворённо кивнул Рауль и отключил связь. Катце нервно хмыкнул и потянулся за очередной сигаретой. Неужели даже ради формы нельзя было спросить, а не приказать? Но всё же никаких дел у него не было, да и отвлечься не помешало бы. Хотя отвлечься ли? Рауль явно был намерен повести разговор о Ясоне. Сигарета никак не хотела загораться.***
— Добро пожаловать, господин Катце. — Маленький фурнитур заворожённо разглядывал гостя, забыв про все правила приличия, и Катце пришлось прервать затянувшуюся паузу. — Я пришёл к господину Я… Раулю Эму. — Более привычное имя чуть было не сорвалось с его губ, но фурнитур этого даже не заметил. Покои были роскошными, хотя и уступали в масштабах комнатам Ясона. Личных вещей, которые могли бы сказать хоть что-то о хозяине апартаментов, не было, видимо, большую часть времени Советник проводил на работе, что было неудивительно, ведь ему приходилось совмещать нейрокоррекции и помощь консулу. — Хозяин, к вам гость. — Фурнитур поклонился и тут же ретировался, задержавшись лишь для того, чтобы ещё разок посмотреть на живую легенду — фурнитура, добившегося роли главы на чёрном рынке. — Проходите, — Голос Рауля был подчёркнуто вежлив. — Я прошу прощения за вчерашний тон. Просто я знал, что последнее время вы свободны и не стал тратить время на любезности. Присаживайтесь. Катце оторопел. Блонди только что извинился перед ним. Не дожидаясь ответа, Рауль продолжил: — Перейдём к делу. У Ясона было много личных записей, которые вскоре будут уничтожены, чего бы мне не хотелось. Я хочу, чтоб вы сохранили их. — Вы не можете сделать этого сами? — Катце опустился на стул и тут же поперхнулся от собственной наглости. Рауль вопреки ожиданиям несколько замялся. — Я… Не специалист в этой области. Все его данные заблокированы и хорошо защищены от внешнего проникновения. Я лишь в общих чертах знаю, как попасть в них. Вот как. Значит, без помощи ему и впрямь не обойтись. А свои не поймут, да? — Вы хотели бы просмотреть их? — Нет, — покачал головой Рауль. — Просто сохранить. Они дороги, как память о нём. Вы можете использовать их как хотите. Думаю, вы не станете продавать их внешним… Партнерам. — Не буду. — уверенно отозвался Катце. Рауль приподнял голову и сфокусировал взгляд на Катце. Совершенно безэмоциональный взгляд. — Я надеюсь на вашу полную искренность. Взаимное соглашение без неё невозможно. И ещё, Катце. Приведите себя в порядок, вы выглядите чудовищно. У вас дрожат руки. Поешьте, а потом поспите. Пропустив мимо ушей сообщение о собственной неприглядности, дилер, наконец, задал вопрос, который рвался наружу с самого начла разговора: — Зачем они вам… господин Эм? Почему вас так интересует информация Ясона? Рауль отвернулся к окну. За окном было уже темно, и машины ползли в вечерних пробках. — Я был очень привязан к Ясону. Этого достаточно? Я, действительно, искренен, но не уверен, что могу это объяснить.***
Работа продвигалась медленно. Ясон был уникален своими разносторонними интересами и прятал свои файлы не хуже, чем заключал договоры. Но на стороне Катце был опыт и терпение, которого у Ясона порой недоставало. Он периодически докладывался Раулю о том, как идёт дело, но Рауль всё меньше и меньше говорил, иногда просто кивал и вешал трубку. Он выглядел усталым — для блонди, конечно. По Ясону это всегда было заметно больше, Рауль же никогда не выказывал эмоций. Лишь благодаря годам фурнитурства у блонди Катце мог предположить, что на работе у Советника прибавилось обязанностей. Прошло почти полтора месяца, когда Катце закончил — работка была не из лёгких, да и чёрный рынок приходил в себя после потрясения от потери Ясона и требовал больше внимания, чем обычно. Двери покоев Рауля открылись перед ним сами, и он решил, так и не дождавшись фурнитура, пройти в кабинет блонди самому. — Господин Эм? Рауль поднял голову от стола, на котором были разложены чертежи. Под его глазами — невероятно — были тёмные круги. — Проходите. Садитесь. Вы закончили? Катце кивнул и пригляделся к чертежам, но такие устройства он видел впервые. Проследив за его взглядом, Рауль прикрыл глаза. — Чертежи оборудования для нейрокоррекции. Обучаю своего преемника работать с блонди. Чтобы он не ошибся. Хотя, не уверен, что это в моих интересах. — Почему её не можете сделать вы? — Удивлённо спросил Катце. Все знали, что работать с блонди очень трудно из-за их особенной сложности и поэтому этим занимался исключительно глава лаборатории лично. — Боюсь, что в это время я буду занят. Поскольку буду лежать на операционном столе, готовясь быть стёртым. Ну, а потом я не только не смогу делать нейрокоррекцию. Вероятно, я даже есть сам не смогу. В голосе блонди не было ни горечи, ни страха. Он просто констатировал факты, и от этого Катце стало неуютно. — Если вы откажетесь, то никто не сможет сделать этого. Рауль снова оторвался от чертежей и взглянул на дилера. Ни его лицо, ни голос, как всегда, не выражали ничего. — Вы серьёзно? Ослушаться прямого приказа Юпитер? Это не назначение, это приказ. И боюсь, что это совершенно не связано с моей работой. Значит, из-за Ясона. Неужели его, блонди, вот так просто сотрут, чтобы избавиться от воспоминаний о Ясоне. Или чтобы получить их. Но, неужели ему всё равно? Всё равно, что ему сотрут память? — Господин Эм, вы говорили об искренности между нами. Вам всё равно, что с вами произойдёт? Рауль не сразу ответил, и Катце даже в какой-то момент решил, что не дождётся ответа. Но после длительной паузы Рауль всё же откашлялся и заговорил. — Мне не жалко терять работу, я о ней не буду помнить после, рано или поздно мои навыки восстановятся. Но я не хочу терять воспоминания о Ясоне. При мысли об этом у меня… мне страшно. Если это верное слово. Я пошёл бы на многое, чтобы сохранить их, но я не могу ослушаться. Юпитер хочет понять мотивы поведения Ясона. Так что я послужу на благо следующим разработкам. Катце чуть не подавился. На благо? Кому, следующим поколениям… нет, сериям искусственных людей? И, чёрт возьми, даже говоря правду, он настолько спокоен, что не понятно, что творится у него в голове. — И вы пойдёте на это? Отдадите свою личность и память ради… Ради чего? — Я блонди, Катце. — Голос у Рауля был усталым и пустым. Не таким, как раньше, раньше в нём скрывались эмоции, а теперь — ничего. — Ясон тоже был блонди. — Катце встал, не дождавшись разрешения, и пошёл к выходу. — Вы не понимаете. Катце открыл дверь и остановился, услышав, как блонди встал. — Там в данных есть геном Ясона. Полный. Вы понимаете, Катце? Катце обернулся. Рауль со стоном закрыл лицо руками и упал обратно в кресло. — Я не хочу его терять, Катце. Понимаете, он не умер, пока он в моей голове. Пока его помнят, он жив. Я не хочу, слышите? Последние слова он выкрикнул, обращаясь явно не к Катце. Он вздрогнул один раз. Затем второй. Затем его мелко затрясло. — Господин Эм, вы плачете? — Рауль не ответил.***
До нейрокоррекции советника осталось всего три дня. И эти три дня были вовсе не похожи на те, которые были наполнены звуками взрывов Дана Бан. Катце был спокоен и до неприличия доволен собой. У него всё получалось, хотя изначально попытка вывезти блонди с Амои казалась идиотской и невоплотимой. В самом хорошем расположении духа, он успевал всё: и готовить заказы для внешников, и прикрывать свои махинации от правительства. Определённо, без помощи Ясона приходилось в разы тяжелее, но теперь это лишь подстёгивало его самолюбие. Доказать самому себе, что без Ясона он не пустое место, что он и сам способен на многое. Доказать себе, что он не умер во взрыве вместе с ними. Рауль больше не звонил ему, но Катце понимал, что это ничего не значит. В тот момент он не был привычным блонди, он был похож на Ясона. Катце не ожидал от самого себя такой привязанности к нему, но при одной лишь мысли о том, что человек, единственный в мире человек, помнящий Ясона попросту исчезнет, и оставит его одного наедине с воспоминаниями, в нём просыпалась ещё большая жажда деятельности. Рауль был единственным доказательством того, что блонди подвержены чувствам. Того, что феномен Ясона Минка — не единственный случай. Того, что в этом мире ещё стоит жить. Вспоминая о том, как блонди плакал у него на глазах, Катце сжимал кулаки. Рауль Эм, второй в Танагуре человек после погибшего Ясона, Идеальный блонди, как его называли за глаза, чья беспристрастность была притчей во языцех, попросту имел хорошее самообладание, но будучи на грани, истощённым морально, сорвался. В большей степени раб обстоятельств, чем даже бывший фурнитур, он не мог воспользоваться своим положением, чтобы спасти то, что ему дорого. Жизнь в обмен на жизнь. Советник дал Катце надежду и поддержку, сам того, видимо, не понимая. А дилер в ответ вытащит его из запахнувшейся ловушки. Порой Катце казалось, что он сам готов возненавидеть Ясона, так легко распорядившегося судьбой окружающих. У Рики хотя бы был выбор. У Рауля его не было. Конечно, Ясон должен был понять, что человек, ответственный за него перед Юпитер, пострадает, но не придал этому значения. Любовь была для него важнее всего. Синдикат подвергся самым неожиданным перестановкам и перераспределениям, лишь Рауль Эм остался на прежнем месте. Новый консул в первый же день после назначения грубым обхождением с послами разорвал все отношения с Федерацией. Конечно, это была закрытая информация, но для Катце секретов в Танагуре не было. Поэтому звонок Советника был для него сюрпризом. Рауль выглядел ещё хуже, чем тогда. Волосы были растрёпаны, а тени, залёгшие под глазами, стали еще глубже. Голос его был спокоен, но теперь Катце легко угадал в нём волнение. — Катце, у меня плохие новости. — Без намёка на приветствие начал блонди. — Думаю, вы уже знаете, что отношения с Федерацией разорваны. Но сомневаюсь, что знаете о последствиях. Нас ждёт война. Посол сообщил об этом лично мне, поскольку не счёл консула достаточно адекватным для передачи этого факта общественности. Об этом знают пока лишь маленькая часть элиты и Юпитер. Ну, а теперь и вы. Катце удивлённо охнул. Глупость. Стоило Ясону отойти от власти, как всё пошло наперекосяк. Неужели у Юпитер не нашлось более подходящего кандидата на этот пост? — Ройс слишком нестабилен, но недавний опыт несколько нарушил работу Юпитер, если, конечно можно так сказать. И, понятное дело, это высказывание не предназначено для широкой огласки. Это не просто моё суждение. Все мощности Юпитер сейчас направлены на анализ поведения Ясона. Ройс принадлежит к наиболее похожей серии, но он менее устойчив психологически, в отличие от Ясона, он не сумел найти выход для энергии. Его сняли не только из-за расторжения соглашения с Федерацией. Основная причина — убийство. — Убийство? — Дилер стиснул подлокотники кресла. — Я не ослышался? Рауль кивнул. — Он убил фурнитура в собственной спальне, не сдержав эмоций. Не сдержав эмоций? Катце рефлекторно прижал ладонь к своему шраму. Что-что, а несдержанность блонди он знал на собственной шкуре. Не сдержал. Прекрасно. Просто не сдержал эмоций, какая мелочь. Видимо, его мысли были уж очень явно видны на его лице, потому что Рауль незамедлительно ответил на них. — Возможно, вы не так меня поняли, Катце. Боюсь, я не смогу выразить всей глубины моего возмущения этим чудовищным поступком. Не думайте, что я его оправдываю. Ясон умел сдерживаться, когда хотел, если это, конечно не касалось Рики. Катце кивнул. — Господин Эм, почему вы говорите об этом мне? — Мы партнёры и договорились о честности. Я кристально честен с вами. Я хочу, чтобы вы уехали и увезли с собой то, что получили. Пообещайте мне. Рауль прямо посмотрел в глаза Катце и поправил волосы. Это не был приказ блонди бывшему — да и бывшему ли, не бывает бывших фурнитуров — это была просьба, просьба уставшего, потерявшего всё за несколько дней человека. Катце сглотнул. — Обещаю. Но прежде у меня есть несколько неоконченных дел. Я скоро их закончу, если мне не будут чинить препятствий. — Боюсь, что я не смогу обеспечить вам этого. Мои права и перемещения сильно ограничены. Фактически, я под домашним арестом. Без охраны, конечно же, но покидать мои апартаменты мне не рекомендовано. Читай: строго запрещено. Катце поморщился. Это сильно усложняет задачу. Если Рауля держат взаперти, то его должны быстро хватиться.***
Атака Федерации началась внезапно. Внезапно ночью воздух над Амои взорвался. Федералы знали куда бить: первые же удары снесли верхние этажи башни Эоса, быстро окончив жизнь сошедшего с ума консула. Юпитер не успела вывести из ангаров ни одного боевого корабля — они были уничтожены раньше, чем радары успели засечь противника. Керес не трогали, но грохот всё равно разбудил уснувшего прямо за столом Катце. Вскочив, он выглянул в окно. Эос горел. Дрожащими руками Катце, наклонившись, нажал на кнопку вызова. — Господин Эм? Вы можете покинуть здание, срочно? Глаза Рауля блестели, но больше ничто не выдавало того, что блонди был сильно взволнован. — Не думаю, Катце. — Заправив за ухо упавшую на лицо прядь волос, Рауль оглянулся. — Вы же знаете, я не могу… — Прекратите говорить чушь! Через час не будет ни Эоса, ни Юпитер. Теперь уже всё равно, что вам запрещали. Весь Эос в огне. Нужно бежать… — Катце не сдержался, но растерянный взгляд Рауля заставил его прервать гневную тираду. В этом не было упрямства или гордыни. Просто Рауль не мог, не умел по-другому. — Катце, я… — Вдруг Рауль обернулся и вскрикнул, но Катце не успел увидеть, что произошло — отключилось электричество, связь оборвалась. Дилер со злостью ударил кулаком об стол и вылетел из квартиры. Он категорически опаздывал. Чёртова машина завелась только с третьего раза, на дорогах было не проехать — охреневшие от свалившейся как снег на голову свободы монгрелы высыпали на улицы, громя всё то, что не успели раньше. Когда он наконец добрался до Эоса, от верхних этажей осталась только обугленная арматура, но понять снизу, какие этажи сгорели, и затронул ли пожар апартаменты Рауля, было не возможно — безжизненные окна небоскрёбов были темны, напоминая пустые глазницы. Катце снова чертыхнулся и бросив машину посреди проезжей части. Других автомобилей не было, улицы были заполнены только пешеходами — элита бежала, бросив всё. Лифт в башне работал — как и входные двери, на экстренные случай он был снабжён аккумуляторами. Путь к покоям Рауля занял мало времени, Катце хорошо знал дорогу, но путь показался ему вечностью. Всюду были тела. Изувеченные, окровавленные. Большие — элитников, маленькие и хрупкие — фурнитуров и петов, которых не обошла судьба хозяев. Дверь в апартаменты Советника были раскурочены, лом, которым их выбивали, лежал тут же рядом. Катце затаил дыхание, но затем ещё быстрее, злясь на свою нерешительность, вбежал внутрь, выхватывая на ходу бластер. Комната была освещена искусственным камином, поэтому Катце удалось лишь разглядеть силуэты в углу. Рауль — его Катце узнал бы и в темноте — лежал на полу в стороне. Ублюдки заметили его сразу. — Эй, чувак, не поможешь, а? Катце прищурился и без раздумий выстрелил. Шесть раз. И все в цель. Кересские монгрелы, их нельзя было не узнать по выговору, какого чёрта они-то тут делают? Недолго думая, Катце решил оставить рассуждения на потом и опустился на пол у тела Рауля. Левая рука неестественно вывернута, на скуле — темнеющий синяк или кровь, в полутьме не видно, весь сьют — в тёмных пятнах, местами сильно обгоревший. Несмотря на это Рауль дышал. Тяжело и слабо, но ещё дышал. Нести немаленького блонди до лифта, спотыкаясь о другие тела, было непосильным, но Катце было некогда думать об этом. Он просто тащил, упираясь и закусив до крови нижнюю губу. К счастью, машину никто не тронул. Да и до этого ли было людям, спасавшим свою жизнь? Ни одного фурнитура, ни одного пета. И только один блонди, на руках у высокого, почти как элита, реда. Все они остались. Остались в своём мире. У них был один выход отсюда — смерть. Плоть от плоти, кровь от крови разрушенного мира, никто в нём, фигуры на шахматной доске, а без него — ещё того меньше. Им было некуда бежать. Они сами были этим миром.***
Было начало октября. Становилось всё холоднее, ветер сдувал с деревьев последние заиндевевшие листья. Больница находилась в самом центре огромного парка, поэтому Катце всё чаще приносил в палату яркие цветные листья. Несмотря на все прогнозы врачей, он не отчаялся. Ожоги третьей степени на большей части тела, многочисленные переломы, тяжёлое сотрясение мозга. Рауль Эм уже полгода был в коме, хотя всё по словам врачей уже пришло в норму. После такого не живут. Бесполезно пытаться. Просто тело, через которое аппаратура пропускает кровь и воздух. Но Катце не хотел слушать врачей, он часто в своей жизни слышал слова невозможно и бесполезно, ну, а они, получив деньги, продолжали ухаживать за безжизненным пациентом. Казалось, Рауль просто спит. Его лицо было безмятежно спокойным, шрамы были заметны, но зарубцевались и выглядел он почти что так же, как до того дня, когда Амои не стало. Катце порой говорил с ним, не надеясь, что блонди его услышит, просто ему не хватало человеческого общества. Дом, который он хотел подарить Раулю взамен потерянной жизни — неравноценный обмен, но ничего больше дать ему он не мог — был давно достроен, и он всё время проводил в больнице, вызывая восхищенные вздохи поражённых такой преданностью медсестричек и недовольное бурчание докторов. Рауль был совсем не похож на Ясона. Он был прекрасен, даже со шрамами и коротко остриженными волосами. Совершенный, идеальный блонди. Катце поправил подушку, получше подоткнул одеяло, не смог отказать себе в слабости и прижался губами к руке Рауля. Он не подозревал ни о чём, уверенный в том, что спасает память о Ясоне. Но тогда, в тёмных коридорах горящего Эоса, он понял, что ему не важно, что помнит этот блонди. Всё потеряло значение, кроме этих зелёных глаз, словно маяк освещавших ему путь через полуразрушенный город, к ещё местами целому грузовому космопорту, а потом в звёздную темноту, мимо федералов, рушащих чужой, непонятный мир. И сейчас больше всего на свете он мечтал снова увидеть их. Конечно, он не питал надежд на свой счёт. Рауль был блонди, ему не нужны были другие, рассчитывать на благодарность с его стороны было бы ещё глупее. Он сделал то, что должен бы был сделать любой фурнитур. Поэтому Катце чувствовал себя последним скотом — часть его отчаянно не хотела, чтобы блонди выходил из комы. Смотреть на него, прикасаться к нему, не как фурнитур, а как… возлюбленный — это было щемяще прекрасно. Катце встал и пошёл к двери — курить в палате было запрещено, и только это заставляло его хотя бы иногда покидать Рауля. В проходе он остановился и, опершись рукой на косяк, вздохнул. — Грёбанный блонди, когда же ты проснёшься-то уже наконец? — Катце? — Голос был тихим, слабым и хриплым, но Катце узнал бы его из тысяч. Дилер обернулся и чуть было не сполз по косяку. Рауль лежал с открытыми глазами. — Катце, где я? Я… ничего не помню. — Рауль нахмурился. — Что произошло? Я не чувствую ног и рук. Или я умер? Дилер хотел было рвануть к нему, но, криво улыбнувшись самому себе, остановился и медленно прошагал через палату и опустился на кушетку возле койки. — Вы в больнице, господин Эм. Терра, сейчас двадцать седьмое октября. Вы выжили. Рауль не ответил. То, что не было сказано, было понятно так же хорошо. Амои больше нет. Блонди больше нет. Юпитер больше нет. — Как? — Монгрелы. Они устроили резню. Федерация и не думала их останавливать, но теперь ей удалось отвертеться, потому что никто из внешников в этом не участвовал. Рауль кивнул и прикусил губу. — Спасибо вам, Катце. Но я боюсь, что вы совершили ошибку. Я умер там. Здесь мне не будет места. Катце машинально погладил его руку, как привык делать за эти чёртовы полгода. Рауль не заметил этого. — Вам стоит попробовать. Попробовать жить после всего, что произошло. Я думаю, вы научитесь. Рауль оглядел палату и тихо спросил: — Вы можете увезти меня отсюда? — Да, я уже подыскал вам жильё. Мы можем уехать, как только разрешит врач.***
Через две недели их наконец отпустили из больницы. Вернее, отпустили Рауля, а Катце едва ли не вытолкали. Дом был абсолютно не похож на апартаменты Эоса. Комнаты были маленькими и немного захламлёнными — повсюду в обилии лежали маленькие, ненужные вещи, создающие уют жилого дома, которого так не хватало в квартире Катце тогда, да и у Рауля тоже. Рауль, руки которого понемногу начинали слушаться, начал читать книги. Ходить он всё ещё не мог и всё время проводил в кровати. Наступала зима. Катце продолжал наслаждаться каждым прикосновением к своему белокурому богу. К концу ноября Рауль, наконец, встал на ноги и самостоятельно сделал два шага к окну, но всё же тут же упал, заработав несколько синяков и оцарапав локти. К первому снегу он снова стал ходить. Медленно и неуверенно, но теперь он уже мог самостоятельно передвигаться по дому. Разговаривали они мало, всё больше молчали. Катце работал с домашнего компьютера, как он привык у себя дома. Рауль просто молча сидел и смотрел в камин — первое время настоящий огонь, которого он ещё никогда не видел, отвлекал его от печальных мыслей — или читал. И всё больше замыкался в себе. Как только он смог сам за собой ухаживать, он полностью отказался от помощи Катце, полностью лишив того маленьких каждодневных радостей прикосновений. Лишь однажды, увидев себя в зеркале, он первый обратился к дилеру. — Катце, я, правда, ужасно выгляжу? — Задумчиво и печально сказал он, прикоснувшись к покрытой шрамами щеке своего отражения. Катце поперхнулся кофе и взглянул на него. «Нет, ты похож на упавшего с неба ангела, ты совершенство, мой единственный…» — Вовсе нет. — Я так и думал. — Печально улыбнулся блонди. — Ужасно. И всё тело так. Мне самому страшно видеть себя в зеркале. Юпитер бы отправила меня на эвтаназию. — Юпитер больше нет. — Напомнил Катце. — Да, и то верно. — Согласился Рауль и устало опустился в кресло.***
Зимой блонди стало хуже. Говорят, блонди никогда не болеют. Совершенный организм не подвержен никаким заболеваниям, что повышает их работоспособность и эстетическую ценность. Юпитер создала их именно такими — сила, хладнокровие, интеллект. Без слабостей. Без уязвимых мест. Без ахиллесовой пяты. Совершенными. Но это была ложь. И Юпитер больше не было. А Рауль с каждым днём становился всё слабее и слабее. Врачи покачали головой — иммунодефицит, психология по большей части. Нет сил, истощение организма. Катце снова и снова пытался поговорить с ним, но никак не мог решиться. Ясон почти что убрался ко всем чертям из его головы. А теперь нужно было снова говорить, оживлять в памяти всё, что было прежде. Но в какой-то момент он понял, что откладывать больше нельзя. Постучавшись в комнату Рауля — она находилась под самой крышей, самая светлая и уютная. Рауль не ответил, поэтому Катце вошёл без разрешения. Блонди стоял у окна, прижав ладонь к стеклу. — Холодное, правда? — Рассеянно сказал Рауль, словно не смог сказать что-то важное. — А там, снаружи снег. Падает. Красиво. Особенно под фонарём. Холодный. Падает и остаётся снегом. А если упадёт одна снежинка, то она непременно растает. — Господин Эм, я… — Катце замялся. — Рауль. Просто Рауль. И ещё, Катце, знаешь, мне ужасно холодно. Там. Катце подошёл к блонди сзади и несмело положил руки ему на плечи. Блонди не отшатнулся, а наоборот сделал шаг назад и прижался к нему. — Что бы ты ни думал, мне не неприятно, когда ты трогаешь меня. Просто… Я никогда ещё… Кроме фурнитуров. Катце удивлённо поднял брови. — Неужели вы никогда не прикасаетесь друг к другу? Это ведь невозможно. — Касание — запрет подсознательный, случайное прикосновение во время работы или опасности не слишком карается. Каралось. Просто нельзя, слишком интимно и эмоционально. Если нужно — можно. Если можно обойтись — не стоит. Но мне нравится. И ему нравилось. — Рауль сделал паузу, но Катце не решился задать ни одного вопроса. — Знаешь, я столько хотел сказать ему, но не успел. Я виноват. Не смог остановить его, хотя и видел всё. Просто я искал оправдания. Говорил себе, что общение с Рики научило его выражать эмоции, чтобы он не кончил как другие, как Ройс. На самом деле он так нуждался в этом, и я не нашёл в себе сил ему препятствовать. Он так любил Рики. А я боялся его потерять. Так боялся. Рауль провёл рукой по отросшим до плеч волосам и растерянно замолчал. Катце прижал его к себе. Проклятый Ясон и тут не мог не вмешаться. Даже с того света. Вот и всё — его собственное желание видеть в Рауле память о Ясоне сыграло с ним дурную шутку. Теперь он — воспоминание. — Катце, те файлы… — Здесь. — Катце снял с шеи цепочку с переносной памятью и протянул носитель Раулю. Рауль улыбнулся. — Прости Ясон, я думаю, нам пора отпустить тебя. Убирайся к чёртовой матери. — Кересское выражение, подхваченное от дилера, прозвучало совсем не так, как обычно. Даже ругательство, прозвучав с этих совершенных губ, показалось Катце другим. Рауль сжал руку, а потом разжал кулак и высыпал обломки на пол.***
Рауль Эм, глава крупной генетической лаборатории, занимающейся выведением новых, приспособленных к техническому прогрессу, домашних животных всегда делал заметки. Особенно, когда дело касалось самого важного в его жизни человека. Но были в его дневнике и заметки, смысл которых не был понятен никому. 25 ноября, утро «Боюсь, не хватило… эмоциональности. Неумения выразить свои эмоции. Я должен признать, что главной ошибкой Юпитер в блонди был недостаток, а не избыток эмоций. Умение их выражать, получаемое личностью в процессе общения со своим видом, единственное, что могло спасти их. Как почти спасло тебя. Прощай.»