***
Отец исчезает, когда мальчишке исполняется девять. Антон много плачет, почти ни с кем не разговаривает. Его мать едва ли не с ума сходит: она потеряла любовь и терять сына точно не готова. — Я заберу тебя, если не понравится, ладно? Антон смотрит на грустно улыбающуюся маму и в его животе впервые всё скручивает настолько неприятно, что тошнота к горлу подступает. — Конечно, мам, — тихо отвечает мальчишка и впервые за год обнимает женщину так крепко, как может. Антону десять и его счастье измеряется в неделе. В лагере оказывается весело, круто, классно и все в таком духе. Антон смеется: задорно, ярко. Танцует с ребятами на дискотеке, задирает девчонок, вымазывает почти всю одежку и рассказывает маме всё-всё, что произошло с ним.***
Шестнадцать лет наступают так неожиданно, что Шаст даже забывает о собственном Дне Рождения. Хорошо хоть, что помнит как дышать. Тренировки, учеба, тренировки. Мама гордится им. В тот вечер Антон впервые целуется. Целуется с той самой девчонкой, которая ему нравится. Теперь его счастье измеряется в паре несчастных минут. У девушки губы мягкие, отдающие апельсиновым соком, и прямо сейчас, в эти пару минут, Антон счастлив сильнее, чем за весь год. После шестнадцати все начинает вертеться еще быстрее. Шастун хранит пару минут счастья в своем сердце, продолжая идти дальше. Он верит, что дальше будет лучше. Экзамен, поступления, новые друзья, КВН, новая жизнь. Остроумный Димка, слегка бесшабашная Катя, веселый Макар. Антон улыбается, продолжая двигаться изо всех сил дальше. И однажды спотыкается. Спотыкается, блять, о взгляд голубых глаз. Его счастье внезапно начинает измеряться в секундах. — Арсений, — брюнет улыбается и протягивает Антону руку. — Антон, — относительно спокойно отвечает парень, хотя в голове мысли бегущей строкой несутся: «пиздецпиздецпиздецпиздец». Это не любовь с первого взгляда, нет. Это понимание того, что вместе с Арсом у них точно всё выйдет. Его счастье теперь измеряется во взглядах. Арсений немного дурной, порой (почти всегда) манерный граф. Антон ловит каждый взмах ресниц, каждый взгляд направленный в его сторону. Будь то гнев или раздражение. Он готов принимать все. Печаль, тоску, обиду, восторг, неодобрение, недоумевание, презрение, настороженность. Господи, он готов принимать буквально всё. Арсений ничего не говорит, лишь смотрит порой внимательно, будто в попытке понять, что у Антона в голове. И Шастун пытается принять почему ему на самом деле хочется, чтобы шоу утвердили. А потом взгляды сменяются касаниями. Его секундное счастье теперь в касаниях: робких, нерешительных. Когда их пальцы оказываются близко-близко и Арс ведет подушечкой по ребру Антоновой ладони. Или же они бывают быстрыми, жадными, катастрофически необходимыми. Когда Попов почти что железной хваткой вцепляется в его ладонь, а Антон считает про себя секунды, сжимая так же крепко в ответ. Арсению необходима поддержка, особенно когда они ждут новости о том, получилось в этот раз или нет. — Ну что, танцуйте, вас утвердили, — Паша улыбается, скрещивая руки на груди и продолжает говорить еще что-то, но Шаст уже не слушает. Он ловит секундное счастье. Арс разжимает пальцы на его ладони и улыбается так ярко, что эта улыбка слепит Антона. Начинаются съёмки и касания вдруг превращаются в поцелуи. Едва ощутимые, пугливые, но такие успокаивающие. Арс касается его губ своими, будто вдыхает кислород, чтобы наверняка хватило на целый мотор. Антон смотрит ему вслед, неосознанно касаясь пальцами губ. Его секундное счастье теперь во многом. Взгляды, улыбки, касания. Его секундное счастье в Арсении. Они не говорят об этом. Просто целуются в туалетах после концертов, дышат друг другу в губы и Попов плавится от горячих рук на своей талии. Порой они позволяют себе пробыть наедине целую ночь. И эти ночи тоже полны тишины, которая сплетается с золотистыми ленточками счастья. Лишь порой Антон позволяет себе сорваться, прошептать тихо-тихо: «ты у меня такой красивый».***
В этом году новогодние праздники подкрадываются незаметно. У Антона на это совсем нет настроения. Вот ни капельки. Он наблюдает за тем, как Арс довольно ест мандарины, порой пихая дольки Диме или Сереже в рот, на что те лишь отмахиваются. — Шаст, че на Новый год делать будешь? — внезапно спрашивает Позов и Антон давится минералкой. — Не знаю еще. Собирался на отдых с Ирой. — А я опять буду корпорат вести, если кому интересно, — улыбается Попов, протягивая мандаринку Антону. — На вот, она сладкая, а то кислый какой-то. У них двоих что-то замирает внутри, скручивает. Просто признавать ничего не хочется.***
Ира хорошая. Ира кивает понятливо, треплет волосы Антону, пока тот виновато сжимает ручку чемодана. — Ничего страшного, если ты не поедешь в этот раз. Я правда не обижаюсь. Тем более, что я не одна буду. А он там один, поезжай. Ира его отпускает. Полностью отпускает. И они оба это понимают.***
Антон прилетает первым возможным рейсом. Ему везет невероятно просто. Вот он, здесь, на пороге его квартиры с мандаринами и шампанским, с чемоданом. Со съехавшей шапкой и расстегнутым пуховиком. Стоит, молчит, лишь улыбается. Ждет. Арсений первым делает шаг навстречу. Вжимается в него со всей дури, жмурится, щекоча ресницами кожу на шее. Антон прижимает его к себе, тычется носом в макушку. Антон дышит наконец, господи блять, он дышит. Набирает до одури воздуха в легкие, чтобы там, внутри, все до конца им пропиталось. — Долго ты тут? — наконец выдавливает из себя Арс, холодной рукой находя такую же холодную руку Шаста. — Всю ночь. Попов отстраняется, смотрит внимательно в глаза, сильнее вцепляясь в его пальцы. — Всю ночь? — зачем-то переспрашивает он и Шастун медленно кивает, заторможенно наблюдая за тем, как Арс тянет руку, чтобы поправить ему шапку. — Дурачина. У Антона счастье измеряется в секундах. Шестьдесят уходит на отпереть дверь; три на то, чтобы прижаться своими губами к губам Арса; две, чтобы почувствовать то, как льнет к нему Попов. Они вваливаются в спальню, избавляясь находу от одежды. Утоляют тактильный голод безумными касаниями. Безумными потому что по-другому это не назовешь. Кожа огнем пылает и сердце под твоими пальцами, в его груди, бешеным ритмом заходится. И Антон давится воздухом, смотрит прямо в глаза, а потом осторожно опускает Арса на кровать. Счастье Шаста в секундах, а любовь в действиях. Он касается трепетно, нежно. Целует каждый миллиметр кожи, а потом приникает к губам, отвлекая. В Арсении горячо, туго. Арсений стонет, а Антон второй рукой находит его пальцы, сжимает их. Я не сделаю больно. Входит Шаст плавно, даже слишком медленно. Арс каждый сантиметр чувствует. Арс прогибается на простынях, сжимает пальцы Антона в ответ, жмурится отчаянно, сдерживая скулеж. Это все чересчур. Его размазывает ощущениями прямо по этой кровати. — Я люблю тебя, — тихий, едва слышный шепот и Антон замирает. Застывает в этом бесконечно долгом моменте, глядя на самое прекрасное лицо в мире, на губы распахнутые в немом стоне. И где-то под ребрами, сердце отбивает это самое «ялюблютебяялюблютебя». Счастье Шастуна в чертовой секунде, в этом чертовом моменте. Самом ярком моменте в его жизни. За окном кто-то кому-то кричит с «с Новым годом». За окном снег хлопьями, а у Антона внутри лето. У Антона внутри бабочек столько, что едва ли сосчитаешь. Арс разжимает пальцы на его плечах, прикрывает глаза, в попытке отдышаться. Шаст дрожащими пальцами убирает челку с его лба, замечая как улыбка трогает его губы. — Я тоже.***
В комнате темно, на тумбочке айфон разрывается уведомлениями. Антон нехотя стягивает его с деревянного покрытия, снимая блокировку. «#спасибо за всё» — гласит хэштег под новой публикацией Попова, на которой он, Антон, спит, уткнувшись носом в плечо Арса. Шаст улыбается. На кухне слышится какая-то возня. Антоново ответное «спасибо» тонет среди воплей фанатов. У них теперь счастье на двоих. Счастье в секундах.