***
Адриан молча смотрел на капсулу жизнеобеспечения, в которой лежала Эмили, пытаясь осознать всё, что ему говорил отец. — Я всего лишь хотел возродить её... Твою мать, мою Эмили... Талисманы... Серьги Ледибаг и твоё Кольцо... — Габриэль покорился своим эмоциям и, рухнув на колени между сыном и женой, обхватил голову руками, пытаясь скрыть широкими ладонями заплаканное лицо. Адриан оставался неподвижно стоять на месте, будто не замечая отца. Он вновь и вновь прокручивал в голове мгновение, когда Габриэль, всецело поглощённый своей навязчивой идеей, совсем потерял себя. Это произошло так быстро, что даже Кот не успел среагировать. Едва герои попали в особняк, Ледибаг направилась вверх по лестнице, чтобы проверить, нужна ли там помощь. На своё несчастье она столкнулась с обезумевшим от горя дизайнером. Не долго думая, он сорвал Серьги с героини, совсем не ожидавшей подобных действий с его стороны. Трансформация спала, и не сумевшая удержать равновесие на крайней ступеньке Маринетт покатилась кубарем вниз. Нуар успел поймать девушку уже у самого основания лестницы, но она уже была без сознания. — Мне жаль тебя... — наконец произнёс Адриан и, развернувшись, направился к стеклянному лифту, ведущему в тайное логово Бражника. Габриэль не пытался остановить сына, осознавая, какую страшную ошибку он совершил. Он собственными руками сделал то, за что проклинал своего водителя, не справившегося с управлением в день, когда Эмили почти погибла. Все эти годы он жил одной идеей — вернуть к жизни супругу. И если по началу это были благие намерения, то, чем дольше он сражался за талисманы, тем больше он терял себя. После каждой новой битвы с героями Габриэль тщетно пытался оправдать свои средства тем, что он преследует благородную цель. Каждую свою подлость он старательно прикрывал любовью, которая из светлого и доброго чувства давно превратилась в смертельный яд, разъедающий дизайнера изнутри. Сколько раз он едва не уничтожил собственного сына?.. Сколько раз подвергал опасности ни в чём не повинных людей?.. Разве Эмили простила бы ему такие жертвы?.. Габриэль достал из кармана брюк маленькие красные в чёрное пятнышко гвоздики и хрипло засмеялся, глядя на то, как они едва поблёскивали в полумраке просторного подвала, оборудованного под современный склеп. — Прости меня, Эмили, но, кажется, пришло время отпустить тебя... — горько произнёс Агрест-старший, поднимаясь с колен и подходя к капсуле, в которой долгие годы покоилась его супруга. Лёгким нажатием на кнопку он заставил стеклянные створки распахнуться. Тут же сотни потревоженных белоснежных бабочек вспорхнули ввысь. Габриэль проследил уставшим взглядом за их лёгким полётом, а затем медленно наклонился к Эмили и нежно коснулся губами её холодных, неподвижных губ, одновременно отключая питание капсулы. — Прощай, любимая... Я и так держал тебя слишком долго... Все показатели тут же начали стремительно падать, пока на капсуле не загорелись ярко-алые лампочки, сигнализирующие то, что жизнеобеспечение отключено. Габриэль ещё раз коротко коснулся губ супруги и быстро пошёл прочь, будто боясь передумать.***
— Что с ней? Она будет жить? — Лука набросился на врача, вышедшего из палаты Маринетт. — Месье Куффен, я обещал Вашей супруге ничего Вам не говорить, так как она сама хотела обо всём Вам рассказать, но ситуация критическая, поэтому я обязан поставить Вас в известность, — доктор тяжело вздохнул и устало потёр переносицу. Куффен нахмурился и коротко кивнул, давая понять, что готов к получению информации. — Честно говоря, я привык сообщать подобные новости в более радостной обстановке... — начал месье Ривьер, глядя на непроницаемое лицо музыканта. — Дело в том, что Ваша супруга находится в положении. Лука, явно не ожидающий такого поворота событий, вздрогнул, а затем резко побледнел, медленно сглатывая подступившее напряжение. — Маринетт беременна... — тихо произнёс он, отступая назад, словно теряя равновесие. — Да, но дело в том, что она слишком долго пробыла без сознания, и теперь мы опасаемся за жизнь плода, — продолжал врач. — В том состоянии, в котором находится Ваша супруга, угроза выкидыша слишком высока. Разумеется, мы постараемся сделать всё возможное, чтобы сохранить ребёнка, но, сами понимаете... Первый триместр и без того весьма сложный: формирование плода, закладывание всех ключевых функций нового организма... Все слова доктора долетали до Куффена будто откуда-то издалека. В голове пульсировало осознание, что Маринетт беременна, а он оставил её одну в таком положении. — Простите, доктор, Вы сказали, первый триместр?.. — перебил врача Лука, медленно переваривая услышанное. — Да, но если быть точнее, то уже начало второго. Судя по анализам, сейчас идёт тринадцатая неделя беременности. — Значит... — музыкант сполз по стене на пол и обхватил голову руками. — Маринетт... Воспоминания тяжёлой волной накрыли Куффена. Будто только вчера была та ночь, которую они провели с супругой перед его отъездом, и день после, когда она со слезами на глазах просила его выслушать, а он оставил сидеть её на холодном полу, даже не дав ни единого шанса объясниться. Словно несколько часов назад он кипел от ревности к Агресту и злился на Маринетт за бесконечные тайны и недомолвки; несколько минут назад он, распалённый собственными переживаниями, дрался с компанией плохих парней, защищая незнакомую девушку; мгновение назад он видел идущую к нему робкую Дюпен-Чен, облачённую в жемчужное платье и уверенно смотрящую ему в глаза; а вот она же слушает его песню в парке Ла-Виллет, медленно осознавая, что за красивыми словами о любви кроется скорое и такое заманчивое предложение руки и сердца. Картинки, словно в калейдоскопе, сменяли одна другую: первая встреча, первые слова, первое признание, первый поцелуй, первые ссоры, первая ночь, первые взрослые решения. Сколько всего у них друг с другом было первым, а сколько всего ещё кроется в будущем... — Вам плохо? Может быть, воды? — спросил врач, глядя на музыканта с опущенной головой. Куффен едва заметным движением смахнул с глаз подступившую влагу и посмотрел на доктора. — Прошу, сделайте всё возможное для моей жены и ребёнка! Если будет нужна моя помощь или деньги, дайте только знать, я... — произнёс Лука, поднимаясь на ноги. — О деньгах не беспокойтесь. Месье Агрест позаботился об этом. Сейчас Вам лучше поехать домой и отдохнуть. Если что-то изменится, я обязательно дам Вам знать, — доктор Ривьер тепло улыбнулся и протянул руку музыканту в знак прощания. Куффен пожал ладонь врача, однако уход не входил в его планы. — Скажите, а можно мне зайти к Маринетт? Посидеть с ней? — Что ж... Я, конечно, не особо поддерживаю эту идею, так как ей нужен полный покой и отдых, но, вижу, что Вам это необходимо, так что... Идите, но только не надолго. — Хорошо, — кивнул Лука и направился в палату супруги. Полумрак и тишина окутывали больничное помещение. Маринетт всё так же пугающе неподвижно лежала на кровати, не подавая никаких признаков жизни. Лишь одеяло в области груди немного приподнималось во время её слабого дыхания. Тонкие руки своей белизной резко контрастировали на фоне тёмного покрывала. От места сгиба локтя тянулась тоненькая трубочка, соединяющая девушку с капельницей. Ещё какие-то проводочки стремились к девичьему запястью от аппарата, ведущего учёт имеющегося пульса и давления. Лука устало опустился на ближайший стул и задумчиво уставился на ткань одеяла, ориентировочно скрывающего ещё совсем незаметный живот Маринетт. — Малыш, я не знаю, слышишь ли ты меня, но, очень тебя прошу, пожалуйста, живи! — почти одними губами прошептал музыкант. — Я виноват перед тобой... Мне не следовало оставлять вас с твоей мамой. И я не должен был допустить, чтобы она так собой рисковала... Да и тобой тоже... Если бы я только знал... Ты знаешь, твоя мама - она такая... Даже если бы я отнял у неё Серьги удачи и запер бы на корабле, она бы всё равно нашла выход и ринулась спасать мир. За это я её и люблю! Всегда смелая, решительная и самоотверженная, она всех вокруг пытается защитить и осчастливить, при этом слишком много отдавая себя... Тихая вибрация мобильного в кармане джинс прервала речь музыканта. Он подорвался с места и выскочил из палаты, чтобы не потревожить сон Маринетт. Едва дверь палаты была прикрыта за его спиной, Лука принял вызов: — Да? — Лука, как там Маринетт? Я так волнуюсь за неё! — дрожащий голос Санкёр удивил Куффена, но он быстро собрался и, не подав виду, что сильно взволнован, ответил как можно спокойнее. — С ней всё будет в порядке. Спасибо, что помогли нам. — Если я ещё что-то могу сделать... — Думаю, пока ничего не нужно, но спасибо! — Лука, мне правда очень жаль... — Мне тоже... — Месье Куффен, а я как раз за Вами. На сегодня все посещения окончены, — вдруг послышалось за спиной музыканта. — А можно мне ещё... — начал было Лука, но доктор прервал его. — Извините, но так будет лучше для Вашей супруги. — Лука, я могу подвезти тебя, — отозвалась в телефоне Натали, ещё остававшаяся на связи. — Хорошо. Спасибо Вам, доктор. Пожалуйста, если что-то изменится, дайте знать, — Куффен протянул врачу небольшую аккуратную визитку с номером телефона, которую ему, как и другим участникам группы, успел оформить в турне пиар-менеджер, сопровождающий музыкантов в поездке. — Не сомневайтесь! Вы первым узнаете обо всех изменениях от меня лично! — доктор ободряюще похлопал Луку по плечу, и прошёл в палату Маринетт. — Натали, извините, Ваше предложение ещё в силе? — наконец ответил Куффен ожидающей в телефоне Санкёр. — Конечно! Я жду внизу, со стороны рабочего въезда скорых. Около центрального входа собрались папарацци... Не думаю, что сейчас подходящее время для общения с прессой и телевидением... — Спускаюсь, — бросил Лука и направился к выходу из больницы. Аккуратно обойдя стороной регистрационную стойку, чтобы не попасться на глаза репортёрам, толкающимся в холле, музыкант свернул в небольшой коридор, ведущий в крыло приёмного отделения. Быстро преодолев расстояние до входной двери, Лука резко дёрнул ручку на себя, тут же сталкиваясь взглядами с красными глазами Адриана, который в свою очередь, нервно копошась в складках белого больничного халата — жалкой попытки маскировки, замер, как вкопанный, не понимая, что случилось, и откуда тут взялся Куффен. Они оба остановились в проходе, не решаясь двигаться дальше. Возникшую паузу первым прервал Лука. Он уверенно шагнул вперёд по направлению к Агресту и уже хотел было обойти его, но Адриан неожиданно заговорил: — Лука, я не... — Это уже неважно! — резко развернувшись, перебил Куффен. Он испытывал невероятную неприязнь к стоящему перед ним человеку, и ещё большее отвращение он испытывал к тем словам, которые собирался сейчас произнести, но понимал, что должен был их озвучить, несмотря на бушующие внутри него противоречия. Мысленно собрав всё имеющееся терпение, Лука постарался максимально подавить в себе нарастающий с каждой минутой гнев и равнодушно-спокойным голосом продолжил: — Спасибо, что был с Маринетт всё это время, что оберегал её в сражениях с Бражником. Благодарю тебя за то, что помогал и всегда поддерживал её, и за то, что столько раз принимал на себя удары, предназначавшиеся ей, что был её верным напарником столько лет... Ты был достойным героем, хотя я не могу сказать, что ты был достойным человеком. Признаюсь, в глубине души мне трудно простить тебя за то, что ты пытался забрать её у меня, за то, что в школьные годы ты причинил ей столько боли, но вместе с тем я искренне благодарен тебе за то, что ты был слишком слеп, чтобы разглядеть исключительность этой потрясающей девушки. Возможно, если бы ты тогда не оттолкнул её, я бы никогда не смог назвать её своей женой... — Лука... — растерянно захлопал глазами Адриан, не ожидая такого откровения от человека, чью жизнь и счастье он совсем недавно был готов с лёгкостью разрушить на пути к своим несбыточным мечтам. — Позволь и мне тогда исповедаться перед тобой. Я ненавижу себя за то, что так поступил с Маринетт... Мне бесконечно жаль, что, потеряв её, я не смог принять того факта, что она безмерно счастлива с другим, с тобой. Все эти годы я эгоистично стремился во что бы то ни стало завоевать её и без того уже занятое сердце. Тогда я ещё не знал, кто именно скрывался за маской, и с кем связана была её жизнь. Если говорить начистоту, мне было плевать, что мои действия могли привести к распаду вашей семьи, я действовал исключительно в собственных интересах. Я умирал от желания обладать ей, меня преследовали сны, в которых она всецело принадлежала мне и только мне! Потом ещё эта магия талисманов... Я вожделел её, словно безумец. Каждая клеточка моего тела стремилась и, признаюсь, всё ещё стремится воссоединиться с ней. И мне до сих пор непонятно, как ей удавалось бороться с этой непреодолимой тягой. Сколько бы попыток я не предпринимал, она всегда выбирала тебя... И это даже сейчас убивает меня, но теперь, когда я увидел, во что превратился мой отец, одержимый нездоровой страстью к моей матери, я готов отпустить Маринетт. Она заслуживает лучшего. — Зачем ты мне всё это говоришь? — мрачно нахмурился Куффен. — Ты должен знать, что у нас с ней ничего не было. Она всегда была верна своим чувствам к тебе. И для её счастья с тобой мне не стыдно признаться, что эту войну я проиграл, — Адриан грустно усмехнулся. — У меня был достойный соперник. Лука молча положил руку на плечо Агреста и заглянул в его глаза. После чего он развернулся и быстро скрылся за дверью приёмного отделения, так ничего и не сказав. Но ничего и не нужно было говорить, всё читалось во взгляде.***
Адриан проследил за тем, как музыкант удалился, и направился внутрь здания. Эмоции разрывали его на части. Впервые он признался не только Куффену, но и самому себе, насколько сильно он похож на собственного отца. Всё то, что он так отчаянно ненавидел в своём родителе, было взращено в нём самом, и осознание этого убивало изнутри. Ненависть к Габриэлю перешла в ненависть к себе. С трудом протиснувшись через значительно уплотнившуюся толпу папарацци, Агрест быстрым шагом направился к служебному лифту, радуясь, что репортёры, поглощённые горячим спором с выпроваживающей их охраной, не заметили его. Поднявшись на нужный этаж, он на выходе из лифта бросил на своё отражение в зеркале презрительный взгляд. Взъерошенные волосы цвета золотой пшеницы, красивые и выразительные черты лица, ярко-изумрудные глаза, какие были у Эмили. Он был бесконечно похож на свою мать — на лучшего, как ему всегда казалось, человека на свете. Изо дня в день Адриан стремился быть безупречным во всём, чтобы хоть немного приблизиться к тому обожествлённому им самим образу, который остался у него в воспоминаниях об Эмили. Но сейчас, глядя на своё отражение, ему было до тошнотворности противно, ведь теперь на него смотрел не материнский образ, а его собственное идеальное лицо сгнившего внутри человека. — Адриан, рад тебя видеть! Полагаю, ты направляешься к мадам Куффен? — мягко улыбаясь, поинтересовался врач, столкнувшись с Агрестом-младшим, его частным пациентом, в дверях лифта. — Да, мне нужно поговорить с ней. — Боюсь, это сейчас невозможно. Она спит. — Тогда я просто посижу рядом и подожду, когда она проснётся! — заявил юный Агрест. — Послушай, Адриан. Лучше тебе зайти завтра. Маринетт очень слаба, к тому же мне ещё нужно понаблюдать за ней, чтобы максимально эффективно оказать помощь, которая ей крайне необходима. Думаю, все разговоры могут немного подождать. Мадам Куффен нельзя сейчас волноваться и думать о чём-либо, кроме самой себя и ребёнка. — Ребёнка?! — Агрест-младший непроизвольно громко воскликнул, вызвав недовольно-осуждающее выражение на лице доктора. — Да, мадам Куффен находится в положении, и в её нынешнем состоянии ей вполне реально грозит выкидыш. Поэтому сейчас под моей ответственностью находятся сразу две жизни, и я не могу так рисковать. — Маринетт... Беременна... Маринетт... Беременна... Маринетт... — словно пытаясь осознать эту мысль, начал проговаривать вслух Адриан, погрузившись глубоко внутрь себя. — Беременна... Маринетт... — Приходи завтра. Надеюсь, что мне удастся улучшить её состояние, — похлопал Агреста по плечу доктор, уже успев пожалеть о том, что так неосторожно выдал своему давнему пациенту врачебную тайну. — Я приду... Я обязательно приду! Маринетт... Беременна... — Адриан, словно во сне, медленно развернулся на пятках и пошёл прочь.***
На следующий день, наконец осознав новость о положении школьной подруги и верной напарницы, Адриан не решился идти в больницу. Ему катастрофически необходимо было время, чтобы смириться с мыслями, что уже какой-то срок Маринетт носила под сердцем дитя, рискуя не только своей собственной жизнью, но и жизнью ещё не родившегося малыша. Он тщетно пытался вспомнить, был ли заметен живот, чтобы хоть как-то отвлечься от угнетающих и без того нечистую совесть размышлений о собственной ничтожности. Маринетт уже была беременна, а он пытался соблазнить её, манипулировать ей. Именно он подверг её опасности, подчинившись эмоциям и сдавшись во власть жестокой и расчётливой Лилы Росси. — Парень, мне жаль, что всё вышло именно так... — осторожно прервал поток самобичевания своего подопечного маленький чёрный Квами. — Ты знал! Ты всё знал, но ничего мне не сказал! — Адриан встал с дивана и начал нервно нарезать круги по комнате. — Я пытался тебя предостеречь, но ты не слушал меня... — обиженно буркнул Плагг. — Да, прости, я просто не в себе, — смягчился Адриан. — Если бы я знал, что она беременна... Что же мне делать, Плагг?! Я буквально ощущаю, как меня тянет к ней. Так не должно быть! Я не должен желать её! Это неправильно! Это уничтожит нас обоих... — Думаю, есть один способ это исправить. — О чём ты? — Ты можешь разорвать магический контракт, связывающий владельцев Камней Удачи и Неудачи воедино. — Но как?.. — Для этого тебе понадобятся Серьги Ледибаг и твоё Кольцо. — Так... Серьги у отца, но я разберусь с этим. Расскажи мне, что делать. — Тебе необходимо будет надеть оба талисмана, а затем перевоплотиться с помощью одного из них. В данном случае, если мы хотим разорвать вашу связь, то тебе нужно будет использовать силу Разрушения, а значит, Серьги Удачи нужно будет деактивировать первыми. Дальше стандартная процедура призыва и применения Супер-шанса. После того, как сила Божьей коровки будет использована, тебе необходимо будет объединить наши с Тикки талисманы воедино. — Подожди, но если я их объединю... — Не переживай, так как силы Камня Созидания будут уже тобой использованы, ты не обретёшь ту запредельную силу объединения Талисманов. Это будет больше похоже на самое обычное объединение, за одним исключением... Но это к тебе уже не относится. После того, как мы с Тикки закончим твоё двойное перевоплощение, тебе необходимо будет использовать силу Катаклизма и направить её на себя. — Хорошо... Ради Маринетт я готов! — решительно ответил Адриан, чувствуя, как внутри него всё похолодело от мысли, что ему придётся самому себе причинить невыносимую боль. — Расслабься, герой! Ты не пострадаешь! Это я тебе обещаю. Силы Созидания защитят тебя от удара Сил Разрушения, уравновесив действия талисманов друг против друга. Агрест облегчённо выдохнул. — Это точно поможет? — с недоверием в голосе уточнил он. — Да, парень! Будь в этом уверен! — наиграно бодро ответил Плагг. — Слушай, а что, если силы Созидания направить не на мою защиту, а на то, чтобы исцелить Маринетт? Мы сможем помочь ей как-нибудь? — К сожалению, Чудесное исцеление так не работает. Маринетт пострадала не от магического воздействия, а значит, восстановление её жизненных функций путём применения волшебных сил невозможно... — безрадостно сообщил Плагг. — Что ж... Тогда будем действовать, как ты сказал, — как-то неуверенно пожал плечами Адриан и едва слышно добавил себе под нос: — Если бы не я... Она бы не пострадала...***
До самого дня похорон Эмили Адриан не мог выйти на контакт с отцом. Габриэль заперся в своём кабинете, наедине с гробом, в который была перенесена его супруга, и никого не впускал внутрь. Он отказывался от еды и воды и, кажется, от сна тоже. Из-за высоких дверей были слышны тихие рыдания и почти беззвучные мольбы. Натали не отходила от кабинета Агреста-старшего, напрасно ожидая его указаний или просьб. Габриэль не желал никого ни слышать, ни видеть. Все попытки заговорить с ним или каким-либо образом вывести на контакт он пресекал равнодушным молчанием, оглушающей тишиной. На утро, в день траурной церемонии, вопреки переживаниям Санкёр, дизайнер всё-таки вышел из своего трёхдневного заключения, как всегда безупречный: в чёрном драповом пальто, небрежно наброшенном на широкие плечи, с шёлковым платком цвета ночного неба, затянутого аккуратным узлом на шее вместо галстука. Встретившись взглядами с Натали, жёсткие черты мужского лица немного смягчились, однако горе утраты всё равно отчётливо читалось в потемневших от долгих слёз глазах Агреста-старшего. Словно грозовые тучи, сгустившиеся в радужках мужчины, отражали всю боль и отчаяние, которые испытывала его душа. — Скажи Адриану, что через десять минут мы отправляемся на кладбище. Пусть поспешит, — произнёс сиплым голосом Габриэль, обходя Натали и направляясь к выходу. — Гроб можно выносить и грузить. Санкёр, поглощённая тревогой за своего строгого и холодного работодателя, который уже давным давно был для неё гораздо большим, не стала ничего спрашивать и лишь коротко кивнула.***
Адриан проснулся задолго до того, как к нему заглянула помощница отца со всеми указаниями, касающимися похорон. На своей прикроватной тумбочке он заметил аккуратную шкатулку, в которой лежал талисман Ледибаг. Когда Агрест-старший проник в его комнату и положил Камень Чудес, ему было неизвестно, но это не имело для него никакого значения. Вскочив с постели, Адриан быстро умылся, оделся в приготовленный для него строгий костюм и взялся за дело. — Сначала я перевоплощаюсь с помощью Серёжек, призываю и использую Супер-шанс, а потом... — Объединение... — как-то неожиданно грустно вздохнул чёрный квами. — Плагг, ты уверен, что всё получится? — с сомнением в голосе спросил Адриан. — Честно говоря, только в теории, но... — Только в теории?! И ты говоришь мне это только сейчас?! — негодующе воскликнул Агрест-младший. — Не волнуйся, всё должно получиться! У меня всё под контролем! — Это меня и пугает... — Сегодня ваша магическая связь с Ледибаг будет разорвана. Я тебе обещаю! — Что ж... Попробовать стоит, ведь я и так уже наломал столько дров, что даже не представляю, как буду всё это исправлять... — Адриан тяжело вздохнул и опустил голову, рассматривая маленькие серьги-гвоздики, поблёскивающие у него на ладони. — Всё получится! — печально улыбнулся квами Кота Нуара, стараясь не выдать истинных мыслей своей неестественно широкой улыбкой. Не теряя больше времени на разговоры и сомнения, Агрест-младший начал воплощать сомнительную, но вселяющую надежду, идею Плагга в жизнь. После того, как, согласно плану, Супер-шанс был использован, Адриану предстояло самое сложное — обьединение талисманов и применение всеразрушающей силы Катаклизма. Заметив тень страха в глазах своего подопечного, Плагг подлетел к нему и сел на плечо, как делал это в те моменты, когда желал поддержать и ободрить юного Агреста. — Знаешь, парень, когда я попал к тебе в качестве твоего квами, у меня и мысли не было, что когда-нибудь ты станешь для меня гораздо большим, чем просто надёжным поставщиком сыра. Ты был совсем мальчишкой, к тому же чрезмерно правильным и до тошноты занудным, скучным... — Ну спасибо... — буркнул Адриан. — Но за все эти годы, — как ни в чём ни бывало продолжил Плагг: — ты стал мне настоящим другом и товарищем. Ты смеялся над моими шутками, нелепо примеряя самые глупые каламбуры на себя, доверчиво, словно дитя, советовался со мной насчёт Ледибаг и прочих своих сердечных увлечений. Я полюбил тебя... Хотя, поверь, это совершенно противоречит моим правилам общения со всеми владельцами Камня Неудачи. Мы, квами, не должны привязываться к своим подопечным, потому что наш тандем всегда ограничен временем: днями, месяцами или, как у нас с тобой, годами. Рано или поздно мы уходим к новым героям. За редким исключением... — Плагг замолчал. — Без исключений! — Но почему ты мне всё это говоришь? Ещё рано прощаться! Может, Ледибаг... Маринетт разрешит мне оставить Кольцо у себя, — ободряюще заявил Адриан. — Может быть... — грустно протянул Плагг. — Ты не рад? Или не веришь, что она позволит? Или, быть может, ты не хочешь больше быть моим квами?.. — Я ему тут в любви признался, а он ещё сомневается в том, что я хочу остаться! — искренне возмутился Плагг. — Значит, решено! После церемонии я отправлюсь в больницу к Маринетт и попрошу её не разлучать нас! А сейчас, Тикки, Плагг, объединяйтесь! Объединение талисманов, как и обещал квами Разрушения, не вызвало никакого всплеска неуправляемой силы или чего-то в этом роде, поэтому Адриан воодушевлённо призвал свою до боли знакомую способность — Катаклизм. — Надеюсь, Плагг был прав, и это меня не убьёт... — усмехнулся Агрест-младший, направляя заряженную ладонь на свою грудь. Едва его пальцы коснулись тонкой материи магического костюма, жар стремительными волнами разлился по всему телу молодого мужчины, сосредотачиваясь в Кольце Неудачи. Камень чудес Кота Нуара внезапно заискрился, громкий и пронзительный писк сигнализировал о том, что кольцо полностью разрядилось, и через мгновение с Адриана спала трансформация объединённых талисманов, возвращая его в первоначальный вид Месье Бага. Агрест непонимающе взглянул на своё волшебное украшение, приобретшее свой обычный металлический цвет, а затем начал крутить головой в разные стороны в поисках Плагга, которого по идее должно было выбросить магической волной из перстня, однако квами нигде не было. — Плагг! Что за ерунда?! Адриан стянул кольцо с пальца и внимательно на него посмотрел. На внутренней стороне Камень чудес оказался совершенно чёрным, словно бы его опалили огнём. Не долго думая, юный Агрест решил узнать о произошедшем у мудрой Тикки, которая уж наверняка должна была знать, что случилось, и куда подевался его маленький друг-обжора. Он торопливо снял с себя трансформацию Месье Бага и, протянув квами Созидания заранее приготовленную тарелку с угощениями, взволнованно развернул на ладони перед ней своё почерневшее кольцо. Тикки, отказавшись от еды, медленно подплыла по воздуху к талисману Разрушения и любовно обхватила его своими крохотными лапками. — Плагг... — грустно вздохнула она. — Как ты мог?! Почему ты всегда был таким своевольным?.. Глупый... — Тикки, что... — Он не вернётся! Плагг... Он не сможет вернуться... — Что?! Что это значит?! — Разве ты не знал, что магия объединённых талисманов Созидания и Разрушения опасна? — Но Плагг сказал... Я же не использовал полное Объединение... — Да, не использовал, но от этого сила не стала меньше. Катаклизм, вызванный при совмещённой трансформации, в разы мощнее обычного. Направив его на себя, ты довольно сильно рисковал. Мало того, что ты вполне мог травмироваться сам, но и отправить в небытие нас с Плаггом, что как раз и произошло... Правда Плагг сумел как-то перенаправить и сосредоточить разрушение только на себе, поэтому мы с тобой ещё тут, а его нет... — Он что, п-погиб?.. — дрожащим голосом прошептал Адриан, чувствуя, как на глаза навернулись слёзы. — Нет. Квами не могут умереть, но мы можем раз и навсегда утратить своё материальное воплощение, доступное для человеческого восприятия. Камни чудес являются нашими своеобразными проводниками в вашем мире. Вы видите и можете с нами общаться именно благодаря талисманам, и именно с их помощью мы можем делиться с избранными своей магией. Ничто не может разрушить волшебное украшение, кроме... — Катаклизма... — понимая мысль Тикки, тихо произнёс Агрест. — Да... Разрушенный талисман невозможно починить или исправить. Квами, утративший связь со сломанным Камнем чудес, вновь растворяется в энергетической бездне, откуда ему уже не вернуться... Тикки замолчала и, бросив на Адриана полный боли, сочувствия и безмерной печали взгляд, направилась в сторону пятнистых серёжек-гвоздиков, лежащих на столе рядом с тарелкой, доверху наполненной печеньем с шоколадной крошкой и обожаемым Плаггом камамбером. — Если бы я только знал... Тикки, подожди! Неужели нет ни единого шанса восстановить моё кольцо? Ну, или как-то иначе вернуть Плагга? — не сдавался Агрест, отказываясь принимать факт ещё одной своей невосполнимой утраты. Квами Созидания зависла в воздухе, словно обдумывая, стоит ли отвечать нерадивому герою. — За всю историю существования талисманов подобного не случалось, но, думаю, можно попытаться обратиться к главному Старейшине Храма всех Хранителей... — Хорошо! Конечно! Я готов! — радостно выкрикнул Адриан, хватаясь за эту призрачную надежду, как за спасательный круг. — Старейшина — единственный хранитель знаний о создании магических талисманов. Тайный обряд привязки квами к тому или иному украшению строжайше оберегается им до тех пор, пока он не выберет нового достойного последователя — лучшего из лучших, которому он и передаст перед самой своей смерью это древнее знание о запретной магии. — Запретной? Но ведь кто-то же создал все эти Камни чудес! — возмутился Агрест. — И ты сам не понаслышке знаешь, к чему это всё может привести... Люди не умеют разумно пользоваться магией, а значит, она для них опасна! — со всей серьёзностью пояснила Тикки. — Возможно, ты права... — Задача Хранителей — направлять силу уже имеющихся талисманов во благо, использовать их там, где их магия необходима для сопротивления с тёмной энергией. Создание новых Камней чудес может повлечь за собой ещё большее количество желающих воспользоваться ими во зло, а это неминуемо приведёт к уничтожению магии как таковой. Но, возможно, ради восстановления Баланса, Старейшина согласится снова заточить сущность Разрушения в новое украшение... Агрест до побеления костяшек сжал своё кольцо в кулаке и решительно кивнул: — Я отправлюсь в Храм Хранителей, поговорю со Старейшиной, расскажу ему обо всём и уговорю сделать новый талисман. Я обязательно верну Плагга! Я обещаю, Тикки! Негромкий стук в дверь заставил Адриана по привычке резким движением сунуть кольцо в карман брюк. Тикки тоже, не желая попадаться никому на глаза, шустро спряталась в Серьгах Ледибаг. — Да? — отозвался юный Агрест. Натали осторожно заглянула в комнату Адриана. Он стоял около своего рабочего стола, нервно постукивая пальцами по столешнице. Покрасневшие глаза и взъерошенные волосы выдавали его внутреннее беспокойство. Санкёр медленно подошла к младшему Агресту и с состраданием во взгляде тихо сказала: — Пора... Твой отец попросил тебя спускаться в холл и быть готовым к отправлению. Через десять минут выдвигаемся. Натали осторожно подняла ладонь на мужское плечо и легко сжала его через чёрный, словно уголь, пиджак в знак поддержки. — Я тоже очень скучаю по ней... — прошептала она, со слезами на глазах. Адриан, мгновенно вернувшись из своих размышлений об утерянном единственном друге и о предстоящем дальнем путешествии, снова почувствовал в своей груди на время притупившуюся, но теперь ещё острее ощутимую, болезненную тяжесть. Он коротко кивнул и одними губами произнёс: — Спасибо... Ещё какое-то время они молча стояли и смотрели друг на друга, чувствуя, как боль утраты, изливаясь из самых недр их душ, медленно заполняла всё окружающее пространство. Натали почти физически ощущала присутствие Смерти в доме Агрестов. Страх за Габриэля и Адриана, сковавший её сердце, не отпускал её с той самой аварии, когда Эмили едва не погибла. И вот сегодня двум её самым любимым и родным мужчинам предстояло навсегда попрощаться с женой и матерью, а саму Санкёр ожидали похороны ближайшей подруги и светлейшего человека, что когда-то озарял своим огнём этот навечно промёрзший до самых глубин дом. Смерть снова была хозяйкой особняка, вальяжно расхаживая по огромным комнатам и залам, напоминая жильцам о том, насколько реальной и беспощадной она может быть.