≪Digressione≫
— Милый, просыпайся. Катсу-кун!!! Катсуро лениво открыл глаза, смотря на идеально ровный, белоснежный потолок. Картинка расплывалась, а глаза грозились закрыться. Как же хотелось забраться под одеяло, и прошептав «я в домике», провалиться в сон. Но… Вставать все же пришлось. Зеркало встретило его чуть припухшим лицом, глазами-щелочками, как у настоящего японца, и встопорщенными золотыми волосами. Пахло чем-то вкусным. Солнце уже светило вовсю, как никак — время уже полвосьмого. Почистив зубы и одевшись, Катсуро окинул взглядом свою комнату. Идеальная чистота. Как и полагается семье Савада. Мама о чем-то щебетала, создавая приятный ненавязчивый шум. Не хватает только брата, флегматично возвышающегося над этим бедламом. — …Тсу-кун — Мм? — услышав имя старшего брата, Катсура обратил внимание на маму. — Тсу-кун скоро возвращается. Он получил золотую медаль по шахматам, — с гордостью пробормотала Нана. — Он такой умница. Повезло мне с сыновьями. — А скоро, это когда? — заинтересовано вскинул брови Савада. — Ну-у… — Нана приложила указательный палец к нижней губе, — Он сейчас в Италии. Вылетает сегодня ночью. Хм… У нас, он будет… Получается, завтра вечером. Ой! Катсу-кун, опаздываешь. — Оу, точно. Закинув бенто в сумку, Катсуро поспешил на учебу, а то нии-сан, будет недоволен, если Катсу опоздает. — Катсу-кун, доброе утро, — Катсуро обернулся на голос и смущенно кивнул, но тут же исправился — он же из семьи Савада. Семья Савада, несмотря на то, что не была семьей якудза, имела довольно яркую репутацию. Отец, всегда приезжавший раз в два месяца, был довольно суровым и черствым человеком, и Катсуро, всегда пытался обратить внимание отца на себя, чтобы тот гордился. Но отец, всегда обращал внимание на Тсунаеши, всегда ставил его в пример, и нередко, раздраженно поджимал губы, когда видел, что у Катсу что-то не получается. Отец не был японцем. Он был итальянцем. Но Катсуро никогда не видел, чтобы Емицу радостно улыбался, улыбка была всегда сдержанной, глаза — льдисто-голубыми, холодными. Школа встретила довольно обыденно. Пропеть школьный гимн и двигаться дальше — одна из установок. Написать тест по истории, узнать баллы теста по математике, ответить на литературе, проигнорировать фанатов, отказаться от чужого бенто. Пожалуй, день и правда был скучный… Катсуро не любил школу. В ней было слишком много навязчивых людей и это безумно напрягало. Не сказать, что он был социофобом, но предпочитал все же, он общаться с аники. Честно говоря, Катсуро не понимал брата. Собственно, как и отца — ничего удивительного. Тсунаеши всегда спокоен. На его лице мягкая снисходительная улыбка. Он говорит мягко и плавно. Он идеальный старший брат, идеальный сын, и-де-а-льный… И это бесит. С самого детства, у Катсуро была интуиция. Интуиция, подсказывающая, что у отца и брата не слишком хорошие отношения. Интуиция, подсказывающая, что мама слишком странно реагирует на аники, смотрит, как будто виновата. Интуиция, подсказывающая, что брат лжет. Ложь укрывает Тсунаеши как полотно, скрывая. Как-то, Катсуро услышал, как брат разговаривает по телефону. Его голос весел и непосредственен, наполненный шутками и подколами. Брат никогда так не разговаривал. А потом… Потом Катсуро стало страшно, потому как тон голоса изменился — стал злым, шипящим, пренебрежительным. Бросив: «Одноклеточное», он закончил разговор. Катсуро считает своего аники — самым-самым, потому что это аники. Тсунаеши с ним с самого рождения. Аники — самый лучший брат. Аники — самый лучший лжец. Аники — самый опасный человек. Потому что Аники все знает. Знает о подслушанном разговоре, знает о интуиции Катсуро, знает о его мыслях, Катсуро не раз это читал в разноцветных глазах брата. В глазах, которые все видят карамельными, кроме Катсуро. Катсуро действительно иногда страшно. Волосы у Тсунаеши длинные — кончики серебряные, но этого никто не видит. Никто не видит НАСТОЯЩЕГО Тсунаеши, кроме Катсуро. Но смотря на калейдоскоп вечно сменяющихся эмоций, Катсуро осознает, что и сам не видит по-настоящему настоящего Тсунаеши. А ещё, он уверен, что ни-сан и сам не знает, какой он настоящий. «Правда спрятана во лжи, а ложь — в правде» треплет младшего брата по голове Тсунаеши. И улыбается. Ехидно, фальшиво… «Я Туман. Я не остаюсь на одном месте, мне плевать на людей», –шепчет аники и обнимает своего отото. «Мне плевать на мать, плевать на отца, но не плевать на тебя», – в глазах Тсунаеши, безумные огоньки, он обнимает со спины, прижимает все ближе: «А тебе, отото, тебе плевать на меня?» Катсуро чувствует онемение в ногах, чувствует, как кружится голова, как быстро бьётся сердце. «Мне не плевать на тебя! Как ты мог такое подумать?!» Катсуро отвечает с жаром, требовательно смотрит в глаза ни-сана и хмурится. «Ты прав. Что-то я неважно себя чувствую, горожу всякую ерунду» Аники тих, аники спокоен, аники идеален. Как всегда, словно и не было странного разговора, словно и не было подозрения. А лжи все больше, но Катсуро не унывает. Он — маленький ураганчик для аники, маленькое солнышко — Семья. А аники пообещал познакомить со своими друзьями. Мама же, испечет пирог. Пироги — это очень вкусно. Невероятно вкусно! — Я дома! Странно, но мама не отозвалась, может ушла? Но дверь то открыта… — Ма-ам? Катсуро пошел на кухню и застыл. Она лежала неестественно, словно сломанная кукла. На полу, лужа крови. — Мам? — сердце обуял страх, — мамочка? С тобой все хорошо? — С ней уже точно не все хорошо, пацан, — Катсуро резко обернулся. На него, наставив пистолет, смотрели двое незнакомых мужчин. Паника, ужас… Тело онемело, Катсуро не мог пошевелиться, грудную клетку сдавило. — К-кхто…в-вы, — выдавил Катсуро, смотря на бандитов. — Убийцы. Ты, пацан, конечно извини, но виноват твой папочка… — один из бандитов, пожал плечами и начал нажимать курок. Катсуро зажмурился, чтобы не видеть своей смерти. Глухой щелчок, и ленивый голос: — М-ма… Только приехал, а такие страсти дома. Что здесь забыли, одноклеточные? — Старшенький явился. Так вот ты какой Grido… — Хм… Одноклеточные, а вы интересные, узнали обо мне… Откуда интересно? — Вария. Нас крышует Вария! — Мусор! — два тихих хлопка и слышится грохот упавших тел. По щекам Катсуро текут слезы. — Ну что же, отото, кажется я обещал познакомить тебя с друзьями?≪Fine della digressione≫
Как так получилось, что Тсунаеши выехал в Намимори раньше, он и сам не знал. Наверное, интуиция и чувства, все же он обожает своего младшего брата. — Райга, — разноцветные глаза сощурены, Тсунаеши в ярости. Потянуло холодом. Зелёные глаза Грозы равнодушны. — В пыточную их! — Как прикажете, — всего несколько мгновений, и кухня пуста. — Рас, Бел, приберите, — Тсунаеши кивнул на труп матери и подхватил плачущего брата на руки. Припомнив свои первые впечатления от смерти, Еши поморщился. Хорошо, что у него Небо и Туман — успокоить и сгладить впечатления у Катсуро, вполне возможно. Пинком раскрыв дверь в свою комнату, Тсунаеши мягко положил ребенка на кровать. Карамельные глаза пусты. — Ну-ну… Отото, все хорошо, все закончилось, — погладив брата по голове, выпуская Пламя, он задумался. В ближайшее время, в Намимори, Еши не собирался. Но тут подгадил Зефирный Монстр с Креветкой-2. Как-то не рассчитывал Занзас на полный королевский комплект. Поэтому проматерив, покидав в Еши стаканы и вытянув его на полигон, Скайрини отправил троицу с глаз долой, дабы не бесили. Кажется, с обретением ещё одного Урагана, Занзас вообще с катушек слетел. Да ещё и смотрит как-то — странно. Поэтому, от греха подальше, Тсунаеши поспешил свалить в неведомые дали. Катсуро уснул. Спустившись на кухню, Еши смерил взглядом лужу крови и вздохнул. Проблемно… — Бел, знаешь что-нибудь? — Один из них — Ураган, ши-ши-ши. Из моих. Видимо случайно подслушал. — Идиот, щи-щи-щи… Подставил Змеюку… — Заткнись, ши~! — Сам заткнись, простолюдин. — Плебей! — Бастард! — Я вас сейчас обоих прибью! — мрачно пробормотал Тсунаеши. Подойдя к раковине, Еши отыскал тряпку и моющее средство. Надо бы привести кухню в порядок и приготовить ужин. А потом уже разбираться… Все образуется…