"Красавица" для чудовища

      В чаще леса было темно и тихо.       Коннор ступал по колено в снег и пытался, насколько это вообще было возможно, не издавать никаких звуков. Ветер и чужие крики отвратительной какофонией звенели в ушах — хотелось оглохнуть и не слышать доносящихся сзади оскорблений и едких слов. Перед внутренним взором стояла картина недельной давности — улыбающиеся приветливо лица, гости в лавке его отца. Они были так приветливы и милы с ним всю его жизнь, но теперь гнали прочь, в самое логово чудовища, насмехаясь и крича. Теперь перед глазами вместо улыбающихся лиц — стволы деревьев, тьма, снег, труп какого-то животного неподалёку.       Он поежился. Оставалось надеяться, что труп этот лежит здесь давно, ведь в противном случае придётся столкнуться с теми, кто этот труп, собственно, и оставил.       Крики позади отдалялись — чем глубже Коннор заходил в лес, тем меньше им хотелось идти вслед за ним. Он шёл на верную смерть, в этом сомнений не было. Вопрос был лишь в том, как скоро настигнет погибель, где и от чьих рук. Или лап?       Самодельный факел из длинной палки освещал непроходимую дорогу и давал хотя бы какое-то ощущение тепла. Коннор всё боялся, что он вот-вот погаснет, но этого так и не случилось. Пока с ним в принципе ничего не случилось — побои на теле и лице саднили, мороз словно дикий зверь кусал кожу, а в остальном… Все было терпимо.       Одежда была слишком лёгкой, чтобы в ней можно было ходить ночью в лесу, да ещё и зимой. Коннор был рад даже тому, что его не погнали сюда, в чем мать родила, и не стали обыскивать карманы. В какой-то момент это сыграло ему на руку — небольшой нож, прятавшийся в глубинах одеяния, помог с крепкими путами (пусть и пришлось порядочно повозиться), а до конца ещё не отсыревшие спички и найденная палка дали огонь. Если подумать, все было не так уж и плохо.       Коннор нащупал на бедре наспех сунутый за ремень штанов нож и вздохнул с облегчением. В какой-то момент ему показалось, что он его потерял.       Юноша взялся дрожащими пальцами за рукоять с причудливо вырезанной на ней фигурой, и готовил себя к тому, чтобы в случае чего бороться за свою жизнь несмотря ни на что.       Что может сделать маленький ножик огромному предположительно монстру, Коннор не знал, но предпочитал не думать об этом. В любом случае придется действовать по обстоятельствам. Может быть, его вовсе убьют раньше, чем он успеет заметить приближение зверя.       Или зверь найдёт его неподалёку от своего логова, замёрзшего, покрытого снегом и самого похожего на снег. Вот он разочаруется — жертву принесли единственный раз в жизни, и то дохлую. Какая жалость.       Коннор расхохотался как больной. Наверное, он начал сходить с ума — иначе и не скажешь. Тебя поджидает верная смерть в любом случае, куда бы ты сейчас ни пошёл, а тебе весело. Ты представляешь, как чудище, о котором все в твоём городе говорили всегда только шёпотом наедине за закрытыми дверями, найдёт твой хладный труп и взбесится — убило-то не оно. Не успело, как же несправедливо!       Смеяться Коннор вскоре прекратил, вспоминая чудаковатого отца, который мог затянуть вдруг среди ночи песенку или рассмеяться без причины во время работы. Странный был человек, это верно.       Но не такой странный, чтобы сжигать его на костре, обвиняя во всех смертных грехах.       Как и мать, смерть которой папа наблюдал незадолго до своей. Коннор проглотил ком, вставший поперёк горла. Нога вдруг съехала куда-то вбок, тело потеряло равновесие и шлёпнулось прямо в снег. Самодельный факел потух, палка переломилась. Кинжал извернулся в задеревеневших пальцах, едва не порезав ладонь, но Коннору удалось его удержать. Он уже практически ничего не видел — только тлеющее полено в нескольких шагах, белую пелену, снегопад, чёрное небо с деревьями… И железные громадные ворота с острыми шпилями башен чуть вдалеке.       «Замок», — подумал Коннор как-то безразлично. Глаза закрывались, тело болезненно ныло и напоминало о недавних побоях. Сейчас его, возможно, перестанут интересовать синяки на ребрах и лице, потому что заменятся они глубокими кровавыми бороздами от чужих когтей… Послышался странный звук, пробирающий до мурашек.       Дыхание и шаги. Тяжёлые, хрипящие выдохи, топот, под которым сама земля могла проломиться. Слишком близко, откуда-то спереди. Ещё был шанс отползти за ближайшее дерево, но у Коннора просто не было сил встать. Может быть, он уже давно смирился со своей судьбой, и лишь животный ужас в груди пытался толкнуть его на последний отчаянный поступок.       Он зажмурился, чувствуя опухшей щекой холод снега. Шаги и дыхание приблизились, раздался скрежет ворот, разнесшийся на много миль вокруг и сильно резанувший по ушам. Коннор не шевелился. По коже бежали мурашки, колкий мороз пробирался вместе с ветром под одежду. Жутко хотелось сна, еды и тепла, только Коннор старался быть реалистом — единственное, что ему сейчас светило: муки, кровопотеря и смерть. А может просто мгновенная гибель, она была бы совсем неплохим исходом.       Шаги остановились совсем рядом, над Коннором что-то дышало — огромное, опасное и явно настроенное недружелюбно. Он не открывал глаз и лежал неподвижно, готовя себя к чему угодно. К смерти невозможно приготовиться — он вспомнил слова отца, сказанные им незадолго до гибели. Если бы он только знал, как был прав.       Тяжкие хрипящие вздохи переросли в утробное угрожающее рычание. Коннор понял, что монстр — кем бы он ни был — заметил, что он лишь притворяется мёртвым.       — Ты ещё кто такой? — пробормотало нечто низким рычащим голосом и наклонилось — Коннор ощутил правым ухом горячее зловонное дыхание. И всё же решился открыть глаза. Стало ещё темнее, он видел лишь громадные очертания фигуры, отростки на голове, похожие на рога… И горящие холодным пламенем голубые глаза.       Чудовище всматривалось в его лицо, пока Коннор, сжимая кинжал в руках, пытался подняться. Пасть монстра была близко, но Коннор ничего вокруг не видел — он даже опомниться не успел, когда рука будто сама по себе взметнулась вверх, и острие кинжала прошлось по чужой морде, почти не задевая. Монстр, не ожидавший такого, зарычал так, что Коннор снова свалился в снег, не удержавшись на собственных дрожащих ногах. Нож остался в руке, его Коннор выставил вперёд, уже отчаявшись как-то выжить. Монстр, завидев «оружие», легко махнул громадной рукой и выбил его из чужих пальцев. Коннор почувствовал себя уязвлённым.       — Не трогай меня, — хрипло выкрикнул он, упрямо глядя чудовищу в глаза. Тот фыркнул и приблизился. Коннор начал отползать назад, но огромная лапа слишком быстро обхватила его лодыжку и потянула вперёд. — Отпусти, не трогай!       — Замолчи лучше, — прорычал монстр, подхватывая его и кладя себе на плечо, как чертову добычу. Коннор затаил дыхание, замер весь, не смея пошевелиться. — Ты же жертва, верно? Раз уж тебя принесли мне в жертву, будь добр, заткнись и будь послушным мальчиком.       — Пошёл ты к чертовой матери, — прохрипел Коннор, чувствуя громадную руку на собственной пояснице. Он слишком устал и замёрз, чтобы мочь как-то пошевелиться, однако пару раз отвесил чудищу пинок в грудь, но тому до его пинков не было никакого дела. Убивать его, видимо, не собирались. Пока что.       Ворота замка остались позади; впереди был просторный, но порядочно заросший тёмный сад, вполне ухоженно выглядящий на фоне остального великолепия. Сам замок — не такой большой, каким казался издалека, — вырастал перед глазами и упирался готическими шпилями в самое небо. Снег бил прямо в глаза, и Коннору было трудно рассмотреть хотя бы что-то. Он висел на плече монстра как кусок мяса и с замиранием сердца ожидал своей участи.       — Куда ты меня тащишь? — спросил он, когда чудище начало взбираться по ступенькам к самому входу. Голос совсем охрип и ослаб, глаза закрывались, побуждая уснуть, однако спать было не время. Коннор напрягся, когда зверь вступил в непроглядную черноту замка — внутри было заметно теплее, чем снаружи, однако не видно было ни черта, и это очень напрягало. Зверь молчал, неся его куда-то в одному ему только известное место, а у Коннора в голове проносились мысли одна страшнее другой.       Воображение услужливо подкидывало картины: комната пыток, яма, полная человеческих костей, кровь на стенах, полу и потолке… Ему не хотелось умирать. Коннор судорожно всматривался в непроглядную холодную тьму, тяжко дыша и слыша громкое сопение чудовища, несшего его куда-то вниз. Монстр явно видел в темноте лучше него. Коннор попробовал пнуть его ещё раз — безуспешно, тот даже не отреагировал на тычок острым коленом в грудь. Коннор попытался пошевелиться, но лапа сдавила его сильнее, и он чуть слышно застонал от боли — синяки на теле напоминали о себе все больше.       — Замолчал? Ну и хорошо, — рыкнуло чудище, продолжая спускаться куда-то вниз. С каждым его шагом становилось всё холоднее и холоднее, казалось, пар вот-вот начнёт валить изо рта. Руки, и так порядочно замёрзшие, начало ломить нещадно, и он стал дышать на них, чтобы хоть как-то согреться. Казалось, кости скоро перемелются в пыль. Пальцы не слушались и еле двигались — неудивительно, что он не смог как следует защититься от монстра, когда это было необходимо. Да и… смог бы защититься в принципе, не имея при себе никакого оружия?       — Куда ты меня тащишь? — повторил Коннор хриплым сорванным голосом. Он совершенно ничего не видел — плечо монстра под животом было до невозможного тёплым, и лапа на спине — тоже. Пальцы на ногах еле шевелились.       — Всё-таки не замолчал, — пробормотал монстр, продолжая идти и неся Коннора так, словно тот и вовсе ничего не весил. — В темницу я тебя тащу. Потом решу, что с тобой делать.       — Ты убьешь меня?       В голосе не было ни намека на планируемый вызов или даже презрение — тон этого «убьешь» получился слишком тихим, жалким и даже умоляющим. Коннор был готов возненавидеть себя за это. Он не умолял о спасении тех, кто бил его нещадно — не станет умолять и теперь. Единственное, что он просил — чтобы они забрали его, но пощадили родителей, но… Кто его вообще послушал?       Мысли о родителях причиняли невыносимую боль. Коннор зажмурился и постарался проглотить вставший поперёк горла ком. Не время. Не сейчас.       — Убью? Нет, — голос чудовища был несколько удивленным. — Думаю, ты мне ещё пригодишься. А пока что… Посиди тут.       Скрипнула, как Коннору показалось, железная дверь, и громадная ладонь со спины пропала — Коннора подняли над полом как пушинку и небрежно сбросили на отнюдь не мягкий пол. Рёбра опасно затрещали, и он не сдержал полного боли задушенного вдоха. Сверху дул ветер, бешено завывая — на секунду показалось, что он вновь на улице, но это было всего лишь окно. Дверь скрипнула снова, послышался звук, будто её заперли на массивный старый замок. Коннор проморгался, вставая с ледяного пола и обнимая себя руками. Через окошко вверху в его теперешнюю камеру проникал слабый свет, и в темноте по ту сторону решётки на него глядели злые голубые глаза.       Коннор отступил назад, вздрагивая всем телом.       — Что ты сделаешь со мной? — спросил он замучено, не чувствуя собственных ног. Казалось, он вот-вот попросту свалится от голода и усталости, однако продолжал стоять на месте, пошатываясь из стороны в сторону.       Чудовище фыркнуло так громко, что эхо этого фырканья отразилось от каменных, покрытых мхом стен.       — А ты как думаешь, что? Есть предположения?       «Что за дурацкие игры?» — хотелось спросить, но Коннор промолчал, осматриваясь. Камера была не слишком просторной — как раз на одного пленника. Ржавые кандалы валялись в груде соломы в углу, при одном только взгляде на них хотелось вздрогнуть и закрыть глаза. Что тут с ним будет? Убьют его? Сначала расчленят, а потом съедят? Продадут кому-нибудь? Просто заморят голодом?       — Вижу по твоему лицу, что предположения неутешительные.       — Можешь убить меня сразу, что бы ты там ни задумал, — с вызовом произнёс Коннор, тут же жалея о сказанных словах. Монстр лишь ухмыльнулся — звук его ухмылки снова отразился эхом от каменных стен.       — Не беспокойся за свою шкуру, мальчик. Убивать я тебя пока не собираюсь. И не убью, если будешь хорошо себя вести.       Насмешки в его голосе и словах было столько, что впору было задохнуться от возмущения, но Коннор проглотил формирующийся в голове ответ и опустил взгляд себе под ноги. Чудище, посмотрев на него ещё с секунду, развернулось и ушло, исчезло с поля зрения. Не сказать, что Коннор в принципе хотел это чудовище видеть, но…       Он оперся спиной на стену и сполз вниз, охватывая голову руками. Что ждало его дальше — оставалось только гадать. Одно Коннор мог сказать точно — ещё никогда прежде ему не было так страшно за свою жизнь. В темноту вглядываться не хотелось; он закрыл глаза, зажмурился до цветных пятен на внутренней стороне век и погрузился в мрачные воспоминания о последних днях. Самых худших днях в его пока ещё короткой жизни.