Gift

      Часы показывали семь часов вечера. Всего пять часов до наступления волшебного для многих людей — Рождества. Каждый вносит свой смысл в этот день. Большинство мечтает изменить свою жизнь и себя до неузнаваемости, добиться успеха и прийти к цели. Встретить настоящую любовь, найти хорошую работу, как говорится «жить счастливо».       Доён же смотрел в экран монитора, досматривая по традиции свой любимый фильм, который он всегда пересматривал только в этот день — «Хорошо быть тихоней». Простая история про непростого парня, рождественское горе — испорченная жизнь. В чём-то они с главным героем были похожи. Но в конце фильма был хэппи-энд, может и Доёна это ждёт?       Ближе к концу фильма он вытирает слёзы рукавом и вслед за героями повторяет великую цитату про бесконечность. Заиграла песня Боуи и Доёна уже можно было выносить ногами вперед от переизбытка чувств. Несмотря на то, что прошло четыре года с момента его первого просмотра, чувства остались те же. Было в этом что-то прекрасное.       С окончанием фильма парень снова вернулся в своё обычное состояние. Расстроенно взглянув на мокрый от слёз рукав свитера, он пытался придумать, чем же ему заняться теперь. Дома сидеть было не очень, да и как-то не хотелось. Ноги сами тянули его на снежную улицу, в неизвестном направлении. Он бы ушёл куда-нибудь в парк, взяв с собой большой стаканчик орехово-ирисного латте, и внимательно наблюдал за тем, как ночное небо озаряют яркие вспышки цветов, искры света. А во дворах были бы слышны выкрики и поздравления с наступившим.       Но в этот вечер было слишком холодно для таких вот беспечных одиноких прогулок. За окном мела метель, температура была около минус пятнадцати, что отнюдь не добавляло баллов этой идее. Доён подошёл к окну в своей комнате, открыл окно и холодный ветер укрыл его вуалью из мелких частичек снега, которые таяли, не успев долететь до него.       Вдыхая леденящий грудь воздух, он осматривался по сторонам, насколько ему позволяла это его длинная шея. Людей было мало, а если такие и появлялись, то все были в зимних шапках, ободках. Они держались за руки, несли пакеты с едой или подарками. Улыбались друг-другу. Кто-то был уже прилично подвыпивший и поскальзывался через каждый шаг. Доён находил это забавным и даже уже было хотел позвонить Джехёну, чтобы встретиться с ним. Но передумал, подумав, что у него уже есть компания в лице Тэёна и Марка.       Тяжело выдохнув, парень уже было разочаровался в возможностях предстоящего празднества, пока не заметил милую деревянную вывеску, почти в конце его улицы. Буквы, которые можно было прочесть, только благодаря освещающим их свечам, именовали скромный бар «Гифт».       Это было уютное местечко в духе традиционных старых баров с полностью деревянной отделкой. Посетителей там обычно было немного, и все были словно на подбор — какие-то отшельники из фильмов про супергероев. Доён был там пару раз и знал хозяина. Пожилого мужчину, с уже седыми волосами и большими рабочими ладонями. Он всю жизнь работал на заводе, чтобы перед пенсией уволиться и открыть «То место, где тебя поймут, приютят и ты не будешь чувствовать себя лишним. Подарок для души». Так ему говорил тот самый старик, в один из тех походов, когда он был здесь.       Это подходило ему, и Доён, довольный собой и своей соображалкой, начал собираться к выходу.       Тёмно-синий свитер поверх белой сорочки, брюки в обтяжку, зимние мартинсы и любимое серое пальто, повидавшее жизнь — самый лучший рождественский наряд, для двадцати двухлетнего парня. По крайней мере он сам чувствовал себя неотразимо и перед выходом из дома, напоследок глянул на себя в зеркало, щелкнул пальцами и произнёс:       — Как же ты хорош, Ким Донён, пойдем убивать твою печень снова!       Четыре оборота ключа по часовой стрелке и входная дверь закрылась. Доён медленно спускается по ступенькам вниз, отворяет дверь подъезда. Как и ранее вдыхает свежий воздух, наполняя лёгкие морозной свежестью, и направляется в сторону бара. Проверяет перед этим телефон и кошелёк, а то придётся платить за выпивку мытьём посуды и полов.       Время уже было около девяти и улицы почти окончательно опустели. Только семейные парочки и молодёжь, ходившая группами, разбавляли улицу своим присутствием. Доён прошел перекресток и вышел напрямую к бару. Во всех витринах красиво переливались огоньки гирлянд, создавая блики света, заставляя парня улыбнуться.       Снег скрипел под ногами, а волосы взмокли от влажности, на ресничках появилось немного инея. Всё-таки было холоднее, чем он ожидал, но до места назначения было рукой подать, поэтому он ускорил темп, чтобы поскорее согреться в тёплом «деревянном домике».       У входа в бар стоял коврик с нарисованной на нём подарочной коробкой, которая была перевязана бантиком. Это было мило, но Доён, без сожаления, топнул ногами пару раз, дабы очистить ботинки от снега, и вошёл внутрь. Страшно представить, если бы эта коробка была настоящей, что бы с ней случилось.       Колокольчик над дверью дал сигнал бармену, что зашёл новый посетитель. Доён снял с себя пальто и повесил на ближайший крючок. От перепада температур он немного вздрогнул, но потом более-менее привык и направился к стойке, где его уже ожидали с большим пивным стаканом в руках.       — Что будешь пить, парень?       — Давайте светлого эля для начала, дядя.       — Будет сделано, сынок.       Доён обменялся парой слов с улыбчивым стариком и ждал свой заказ на краю стойки. Он любил там садиться не только по причине уединённого пространства, но и за то, что можно было облокотиться на стенку бара. Его спина быстро уставала, поэтому это стало выходом для комфортного употребления алкоголя.       Посетителей было ни много, ни мало — в самый раз. Осталось ещё пара-тройка свободных столиков, да и стойка была почти пустая. Сидящие здесь люди хорошо вписывались в здешний интерьер, они словно всегда были здесь, застрявшие в пространстве и времени: мужчины в тёплых куртках и старых шапках; их жёны, которые не старались выглядеть красиво и празднично, наоборот, сидели в комфортных свитерах или кардиганах. Всё было таким уютным здесь. Даже музыка — это были красивые гитарные мотивы или бардовские песни. Почти все знали их слова и поэтому иногда можно было услышать, как кто-то подпевает вслед. Атмосфера не праздника, а тёплого и родного дома, она так нравилась Доёну.       В зале раздался шум, бармен оповестил парня о том, что напиток готов и направил стакан с другого конца стойки прямо к Доёну. Всё это казалось оглушающе громким, просто потому, что в помещении стояла почти полная тишина. Если немного напрячь слух, можно было услышать, как дышат люди рядом, как говорят друг другу слова любви, берут своими грубыми руками чужие ладони и нежно целуют их. Думая об этом, Доён сделал первый глоток и почувствовав вкус солода и хмеля, довольно выдохнул.       Таких стаканов с элем он выпил уже штуки три и градус медленно стал ударять ему в голову, от чего он уже начал общаться, и проявлять некую социальную активность с первым попавшимся ему на глаза человеком — барменом.       — Слушай, старик, а ты почему не дома с семьёй? Неужели ты проторчишь тут весь праздник?       — Сынок, семьи у меня уже давно нет. Дочка и та уже взрослая, постарше тебя, празднует на работе. А мне здесь хорошо, да и я не один, вон сколько народу, — смеясь, сказал старик, протирая стаканы.       — Тогда налей мне ещё!       Указание парня было молниеносно выполнено и два стакана, наполненные элем, снова были в руках Доёна; он прикончил их оба почти разом. В глазах уже поплыло, а язык развязался максимально. Доён напился. Вот так вот, в Рождественскую ночь, в одиночестве, без стыда и грусти. Просто потому что хотел, а ещё ему показалось, что бармен хочет с ним общаться, поэтому парень начал лезть к нему с разговорами про друзей, про отношения, про курс доллара в мире, про долги США, про их сучку президента, и всё это свелось к тому, что Доён пересказал ему всю историю своей жизни.       — Да уж, не свезло тебе, в канун Рождества такая трагедия.       — Именно! Вот скажи, чем маленький ребёнок заслужил такое, а? Я же просто хотел, чтобы мама выздоровела, чё, так сложно что-ли…       Доён в состоянии истерики и агрессии начинал злиться на того, кто вообще придумал жизненный цикл, смерть (отдельно было про смерть в праздники), и что жестокое обращение с детьми, между прочим, судом карается, пообещал найти того урода и подать в суд. Он говорил всё это подняв палец вверх, при этом совершенно не мог поднять себя, чтобы отойти в уборную. Окружающим было совсем плевать на Доёна, даже на его пьяные бредни, которые он выкрикивал, потому что уже не контролировал громкость голоса.       Еле поднявшись и держась за стенку в туалете, он сделал свои дела и направился мыть руки. В зеркале всё плыло сильнее, чем сегодня утром. Парень не мог разобрать эмоции на своём лице. Ему было истерически весело, но при этом до боли грустно. Но ни один мускул не дрогнул, чтобы хоть как-то изменить его выражение. Оно так и осталось безэмоциональным и сухим.       Доён вышел из уборной, уселся на своё место и начал разглядывать хозяина бара. Можно сказать, что это была такая шутка, но он был похож на этого дурацкого Санту, своей седой бородой и волосами. Пожалуй, это всё, что их связывало, но парню хватило и этих совпадений, чтобы в очередной раз убедиться, что жизнь издевается над ним.       — Старик, ты похож на того деда с мешком подарков, ты в курсе?       — Да? Я не замечал как-то, пока ты не сказал, но знаешь, тебе сегодня повезло!       — И в чём же?       — Сегодня, так сказать, в честь Рождества у меня нашелся для тебя подарок, который придётся тебе по душе.       Доён прищурил один глаз и с удивлением приблизил свое лицо к чужому, будто пытаясь вынюхать что-то подозрительное. Но старик ткнул его пальцем от себя подальше и Доён чуть не улетел в обратную сторону.       — Да не лезь ты к моему лицу, бестолочь! Сейчас как дам щелбан.       — Ты сказал подарок, а не щелбан, ну и где?!       — Тссс, подожди, мне нужно найти её, куда же я её подевал, — озадаченно сказал дядюшка.       Старик, похожий на Санту скрылся в глубине бара. Доён вытянулся как мог и видел только, как руки без туловища и головы достают одну бутылку за другой, и слышал бухчание старикашки.       Он провозился там около десяти минут, и Доён уже начал засыпать. Обычная его реакция на алкоголь — всегда быстрее всех засыпает. Как вдруг его разбудил крик бармена.       — Нашёл! Вот она, любименькая! Как долго я тебя берёг.       — Чего? Ты что, с бутылкой разговариваешь? Вот ненормальный дед…       — Молчи, сопля. Пара мгновений и всё будет готово.       В руках мужчина держал литровую бутылку чего-то зелёного. Похоже было на фосфор, но он явно не собирался травить Доёна, поэтому он подумал, что это тархун и уже было раскрыл свой рот, чтобы начать возмущения по поводу его допуска к спиртному. Но налитый шот той самой зеленой жидкости слишком сильно привлёк внимание парня, и он осмотрел рюмку снизу вверх, принюхался (был очень похож на кролика), поднял глаза на мужчину и спросил:       — Это же яд, да?       — Ты совсем дурной или что? — сказал дед, давая Доёну подзатыльник, — Господи, сразу видно, что родители не воспитывали. Это моя любовь и самая что ни на есть редкость!       Настоящий французский абсент, ну-ка иди сюда поближе, шепну на ушко, с полынью, парень!       — Вас же посадят за такое! Куда я попал…       — Просто возьми и выпей, через пять минут Рождество, одна рюмашка и всего-то.       — Сколько осталось? Пять минут? Я что, тут почти три часа трещу? Да быть не может.

И резко все сидящие в баре хором ответили «МОЖЕТ».

      Доён немного замялся, начал вслушиваться в радио, которое вещало торжественную речь. Пять. Четыре. Три. Два. Один.       Шот улетел Доёну прямо в рот.       С Рождеством, Ким Донён. С Рождеством, дядя. С Рождеством, люди.       Мозги парня перекрутились на двадцать раз, пристегнув ремни безопасности и улетев прямым рейсом в сильнейшее в его жизни опьянение. Всё вокруг стало заблюренным и очень ярким, бешено ярким и быстрым. Будто он сделал в своей голове ускорение на два и теперь пытается разобраться, что происходит на экране. Ему казалось, что он стоит, хотя он сидел, просто его сознание в прямом смысле заносило не пойми куда.       В итоге он лёг на стойку. Спасибо, что не приземлился лицом в салат.       — Вот чёртовщина, что вообще со мной происходит?       — Вот и я не знаю, — ответил ему незнакомый голос галлюцинации.       — Конечно ты не знаешь. Я немного посплю, а потом мы разберёмся.       Доён окончательно отрубился.       Тем временем незнакомец, которому принадлежал тот голос бреда в голове Доёна, смиренно ждал его пробуждения.       — Вот уж ты подарок ему сделал старик, не перебор?       — Пришло время показать ему не только плохое, но и волшебное в этом мире, разве я не прав, Юта?       — Это верно, старикан, но почему именно таким образом? — тяжело вздохнув, ответил парень, с длинными ушками, как у эльфа.