Кровь на гранях Самоцвета

Пророчество свершилось. Рослый воин в истертой и потрепанной походной одежде ступил наконец на землю Dориат. Его рваный дорожный плащ и стоптанные сапоги видели лучшие времена, храня на себе следы грязи и крови. Одежда местами порвана, грубая холщовая ткань под кожаным панцирем выцвела. Мягкая, ласковая трава... Чужеземец обессиленно упал на колени, стаскивая с плеча сумку. Один Создатель знает, сколько ему пришлось пережить, чтобы прийти сюда, пересекая гиблые земли и Тенета майи Мелиан. Голод, лишения и опасности вымотали его и извели так, что бывшего красавца, сына Барахира, было не узнать. Каштановые волосы спутались и потускнели от седины, благородные черты скрыла собой жесткая темная щетина. Под одеждой, если бы довелось кому взглянуть, выступали ребра и позвонки хребта. Мужчина осунулся и постарел на десяток лет. После бесприютной скалистой местности, где ничего не росло и обитали одни лишь злобные твари, Нельдоретский белый березовый лес показался путнику самым прекрасным местом на земле. Он пил из ручьев чистую, неоскверненную воду и охотился на дичь, в изобилии водившуюся чуть ли не в каждом кусте, и мало-помалу силы его возвращались. Дикие животные не боялись охотника, поскольку здесь на их мясо никто из эльфов не зарился, и это значительно облегчило Берену жизнь. Прошло не меньше дюжины дней. И вот, однажды, едва на лес спустились голубовато-серые сумерки, сидя подле костра, среди птичьего свиста расслышал мужчина иной голос, нежный и мелодичный. Кажется он принадлежал женщине, совсем юной, но никогда прежде не слышал он, чтобы девицы в его народе пели так безупречно. И воин последовал за чудным звучанием, бросив место своей стоянки и совершенно забыв о нем. Дивный голос лился в самое сердце и ускользал от него, таял где-то в чаще, и Берен побежал за ним, как гнался за дичью, страшась упустить, потерять навеки. Что-то синее показалось между деревьями, мелькнуло призрачным видением и скрылось за зеленой листвой. Цветы благоухали и расцветали поблизости, несмотря на ночь, трели соловьев вторили неосязаемому женскому голосу, что переливчатыми напевами звенел на весь лес и взлетал над деревьями, счастливый и беспечный. В том, что творилось в лесу, в его душе и даже в оживленном щебете птиц чудился Берену подлинный восторг. Он выбежал на озаренную луной поляну и увидел эльфийку с волосами темными, как ночь, и ликом белым, как лебединое крыло. Она с изяществом кружилась в воздушном танце, едва касаясь ногами земли, легкая и хрупкая, как бабочка, в вихре взметая невесомые синие ткани одежд, как тончайшие лепестки цветка. Адан застыл, плененный ее неземной красотой, этим голосом, этой поистине эльфийской грацией. Тинувиэль. Эллет улыбнулась игриво и исчезла из виду, как волшебный сон. Усталость спала с плеч адана, пропали морщины и седина — мужчина чудом помолодел вновь. Очнувшись, Берен искал незнакомку, взывая к ней и называя ее Дочерью Сумерек — "Тинувиэль"...

***

Двое, адан и эллет, лежали на траве в тени древесных крон и негромко разговаривали. Молодой мужчина рассказывал своей возлюбленной о своей прежней жизни, о быте и культуре человеков, о своих приключениях и опасностях на пути. Нежная Лутиэн ловила каждое его слово, гладя грудь воина. Ее мягкие, матово-черные локоны волнами струились по точеным плечам и спине, и Берен любил касаться их пальцами и вдыхать их запах. — Мой отец очень суров к Эдайн... — тихо сказала аранель, обратив на Берена свои глубокие синие глаза. — Он может не послушать тебя. — Иного выбора у него нет, моя Тинувиэль. — Берен поцеловал маленькую ручку синеглазой эллет. — Я намерен просить у него твоей руки, чего бы мне это ни стоило. Лутиэн ласково улыбнулась и устроила голову у него на плече. Журчали высоко в листве голоса соловьев, белые лучи солнца мигали сквозь щели в листве. Было по-летнему тепло и спокойно. Адан не сомневался, что это любовь.