Что думаешь, Гуки? Станешь моей невестушкой? Наш брак будет самым крепким в этом мире ㅋㅋ
Чимин даже не боится ничего. Сейчас в нём хлещется азарт и желание хорошенько так постебать своего любимого гомофобушку Гуки. Поэтому, даже не раздумывая, он отправляет сообщения, ожидая бурной реакции. И Чонгук читает сразу же. Читает и ничего на это не отвечает. Вот ведь мелкий засранец. Он вздумал игнорировать что ли? Ну держись, Чон Чонгук! В битву вступает Чимин-тролль 99 левела, и сейчас он собирается тебя нагнуть, игнорщик хренов!Торжественно клянусь любить тебя самой крепкой и большой любовью. Не такой большой, конечно, как у тебя, но ради своего малыша я буду очень стараться. Не один раз стараться ㅋㅋ
Чимин отправляет и сразу же начинает ржать на весь танцкласс, где он сейчас находился. До начала занятия было ещё около трёх часов, а ученики Пака никогда не приходили раньше положенного времени, поэтому он частенько приезжал в студию утром, чтобы и самому размяться, сделать растяжку и попрактиковать нужную для урока хореографию или же начать ставить новую. Смех Чимина эхом расходится по большому пустому классу, и он мысленно радуется тому, что утром в студии, кроме охранников на входе, никого нет. Так как его сумасшедшие вопли сейчас далеко не то, что хотел бы услышать каждый. Смахнув маленькими пальчиками выступившие из глаз слёзы, Чимин опирается спиной о стенку и отбрасывает телефон в сторону. Ему надо перевести дыхание и успокоиться, чтобы выдержать следующий раунд, если он вообще будет. Сколько раз Чимин задумывался о тех словах, которые сейчас написал Чонгуку и о том, что имел в виду в своих сообщениях. Задумывался серьёзно, а не в шутку, что можно было понять из контекста сообщений. Но сейчас не хотелось себя жалеть и размышлять о том, как бы хорошо ему было с Чонгуком. Не с Чонгуком-другом, а с Чонгуком-любовником. Если начать считать, сколько раз за эти годы Чимин думал о подобном, и дня не хватит. И хоть Пак и не знал, какой младший в отношениях, но он знал его, как человека так хорошо, что мог бы, наверное, мемуары о Чоне написать. И написал бы. Будь они вместе, Чимин завёл личный скрытый блог, куда бы писал о своей нежной и кристально чистой, словно первый снег, любви к Чонгуку. Он бы писал о всех своих фетишах, в красках описывая каждую мельчайшую деталь. Писал бы о его жилистых сильных руках и том, как эти самые руки прижимали бы его у стенки в их общей съёмной квартире, как они шарили бы по его телу, заставляя выгибаться в спине и покрываться мурашками от такой ласковой и страстной пытки, как они медленно, пальчик за пальчиком проникали бы в его горячий рот, который бы с вожделением их принимал, активно обсасывая каждый миллиметр любимой кожи. Ещё Чимин бы писал о его солнечной, немного детской, улыбке, которую запоминаешь на всю жизнь, даже взглянув лишь однажды. И ещё бы писал, что есть и такая улыбка, которую Чонгук дарит далеко не всем. Но при виде Чимина она так часто озаряла красивое лицо младшего, что Паку хотелось сгореть прямо на месте под этим озорным взглядом и искренней яркой улыбкой, даря огонь своего тела этому человеку. Чимин бы писал о своей преданности к младшему, о своём безграничном ему доверии и всецелой отдаче. Он бы писал о своей страсти, которая заставляла бы его задыхаться каждый раз находясь под горячим телом Чонгука и выстанывая в агонии его имя. Он бы писал о той самой крепкой любви, о которой всегда мечтал. Он бы писал о том самом прекрасном человеке, которого всегда хотел. Чимин пытается отогнать эти навязчивые мысли, окончательно успокаиваясь и хватая с пола телефон. Сейчас ярость друга его уж точно отрезвит, и он опять и снова вернётся с небес под названием «Любовь с Чонгуком» на грешную землю, где тот являлся всего лишь другом, да ещё и гомофобным в своих взглядах. Чимин открывает их с Чоном окно диалога и замечает, что его сообщения были прочитаны. Прочитать-то — он их прочитал. Но вот ответа опять не последовало. И, если быть предельно честным, Чимина это напрягало. Его даже не так задевали их с Чонгуком ссоры-срачки, как те редкие моменты, когда младший его игнорировал. Для Чимина они были настоящей пыткой, выдержать которую являлось чем-то запредельно тяжёлым. И каждый раз, когда он разбирался, в чём была причина подобного поведения, то сильно дулся в итоге на младшего, будто хёном был тут не он, а Чонгук. «Не хочешь мне отвечать — ну и не отвечай, засранец ты мелкий! Я тоже умею игнорировать!», — с невероятной скоростью проносятся в голове такие неприятные мысли. Вот только каждый раз, когда Чимин так себе говорил, всё заканчивалось явным подлизыванием со стороны Чона и истерикой со стороны Пака. Чимин истерил, что он последний дурак, что больше всего на свете боится потерять Чонгука и именно из-за сидящего внутри данного страха он иногда вёл себя, как ребёнок, и заводил такие вот истерики. Чонгук же на это лишь смеялся, успокаивая друга тем, что всегда будет рядом, всегда будет поддерживать и успокаивать истерики хёна, какими бы они ни были и по какой причине бы ни начинались. Чимин думает несколько минут, стоит ли ему ещё что-то написать или лучше на этом остановиться. Стебать уже в любом случае нет никакого настроения, но вот о своей обиде так и рвёт заявить. Поэтому он в сердцах набирает текст, отправляет другу и кладёт телефон на стол, рядом с колонками. Всё, достало! Надо отвлечься и заняться наконец тем, ради чего, он, собственно, и приехал на работу раньше положенного времени. Ему ещё новые связки для хореографии начинающего класса ставить — дел по самое горло, а он тут шутки шутит. Смотрите на него, шутник какой. Работа всегда отвлекает. Тем более если ты эту работу любишь. Чимин дышал танцем. В танце была часть его жизни, часть его ранимой творческой души. И каждый раз, отдаваясь звукам музыки, Чимин забывал обо всём, что его беспокоило и волновало. Его тело полностью соединялось с духом, становясь единым целым. Это был настоящий механизм, запрограммированный для конкретной цели — танцевать. И все, кто наблюдал за Чимином во время этого процесса, будто бы могли почувствовать его страсть, его эмоции, которые он хотел передать той или иной хореографией. Когда он танцевал — он был настоящим, выражая себя так, как сам того желал. И в этот раз Чимин настолько отвлёкся, что и не заметил, как время в буквальном смысле пролетело, а ученики уже стояли в разных уголках класса, наблюдая за новой постановкой их хореографа и в очередной раз восхищаясь его пластичности и грации. Благо, по субботам у Чимина только один урок, длительностью в каких-то там два часа. Начинающий класс, на удивление, был самым старательным и трудолюбивым. Эти ребята буквально всё на лету схватывали. Поэтому Чимин не тратил на них много нервных клеток, радуясь с упорства этих молодых девушек и парней. Занятия с ними проходили в лёгкой дружеской атмосфере, будто бы он пришёл не на урок, а на мастер-класс к своему знакомому хореографу. Всякий раз после уроков с этим классом у Чимина заметно так поднималось настроение. Вот и сейчас ему хотелось улыбнуться всему миру, одаривая всех и каждого своим позитивом и самыми что ни на есть положительными и чистыми эмоциями. Чимин решает не сразу возвращаться домой, где сейчас, наверняка, Чонгук. С момента, как младший поступил в университет, они стали вместе снимать жильё. Чимину, конечно, частенько из-за этого приходилось ох, как не сладко (а порой сладко так, что взвыть хотелось от реакций своего тела), но это было действительно удобно для них обоих. Тем более родители Чона разрешили ему жить самостоятельно только под надзором Пака, которого они всю жизнь любили, как собственного сына, считая того старшим братом своего непутёвого отпрыска. Чонгук был скорее домоседом. Он не любил по выходным куда-то выбираться, предпочитая просиживать диван и залипать в экран своего старенького, но от этого не менее преданного и надёжного ноутбука. Разве что в тренажёрный зал по утрам ходил, а потом весь оставшийся день мозолил Чимину глаза. Не сегодня, мистер. Можешь и один поиграть в свои игрульки на компьютере. А ещё можешь игнорировать и дальше.***
Ну и пошёл ты тогда. Надоел мне со своим внезапным игнором. Я найду себе другого лучшего друга и построю с ним большую и крепкую любовь. А ты можешь найти себе распрекрасную лучшую подружку и играть с ней в любовь хоть до конца своих дней. Продолжай и дальше гомофобничать и игнорировать меня по поводу и без.
Чимин стоит у их с Чонгуком двери и перечитывает последнее сообщение, которое он отправил тому ещё утром. И чем он только думал, когда писал это? Правильно — он не думал вообще. Если Чонгук не идиот, а он не идиот, то после всей этой утренней выходки, а тем более последнего сообщения, у него могут появиться какие-то подозрения относительно Чимина и его не совсем и дружеских чувств. У Чимина, конечно, всегда была мысль, что рано или поздно он может коим образом спалить себя перед младшим, но чтобы так… Это действительно была абсурдная ситуация. Пак был к этому не готов, и он даже не представляет, как будет выкручиваться перед другом и чем оправдывать слова из последнего сообщения. Признаваться, если честно, не было никакого желания, а главное — смелости. Чимин ведь даже не предполагает, какой вообще будет реакция Чона и с чем на этот раз был связан этот его игнор. Парень решает, что, наверное, лучше не строить в голове никаких хитромудрых схем, а просто действовать по ситуации. У него хорошо получалось импровизировать. И не только в танцах. Постарается и на этот раз. Чимин заходит в квартиру, отмечая удивительную тишину. Обычно Чонгук врубает или игру, или музыку на полную громкость. Они даже ссорились несколько раз из-за этого. Но этот мальчишка неисправим. Поэтому Чимин просто смирился и уступил. И сейчас эта подозрительная тишина его даже напрягала. Он снимает верхнюю одежду, вешая её в шкаф-купе в маленькой, но относительно просторной прихожей и зовёт Чонгука, только после этого вспоминая, что вообще-то решил с ним не разговаривать, как минимум, сегодня. Ну и ладно, позвал и позвал. Убедится, что с мелким всё в порядке и замолчит себе до конца выходных, начиная активно выстраивать стены, и желательно хотя бы кирпичные, а не, как всегда, картонные. Чимин заходит в гостиную. Окна, как обычно бывало, закрыты. Но на этот раз завешены ещё и массивными болотного оттенка тяжёлыми шторами, не позволяющими свету проникать в помещение. На диване сидит Чонгук с ноутбуком на коленях и, вместо своего обыденного занятия, шастает по галерее с их старыми с Чимином фотографиями. Интересно. И только когда Чимин подходит ближе, он с ужасом осознаёт, что вообще-то Чонгук держит не свой ноутбук. Всё — вот это вот точно конечная. Теперь Чимину никак себя не оправдать. — Ну привет, хён. Чимин замирает на месте. Кажется, весь его мир сейчас начинает рушиться. Он, как приговорённый, не может ни пошевелиться, ни вздохнуть, и только лишь ожидает вынесения своего приговора. Темнота в комнате ни чуть не способствует спокойствию и почему-то наводит ещё большего страха. Воздуха определённо не хватает. Окна бы открыть, да сразу настежь. И выйти бы в них — да, было бы отлично. Ноутбук. Наверное, для каждого современного человека девайс является частичкой его жизни. Чем-то личным, чем-то сокровенным. Тем, что таит в себе секреты. Тем, что знает проход к каждому уголку души и может предоставить ключ к самым потаённым её местам. И ноутбук Чимина, конечно же, не являлся исключением. Он хранил в себе столько любви к парню, что сейчас его держал, сколько никто бы не нашёл ни в одной сопливой дораме. Только ноутбуку Пак доверял эту страшную тайну, создавая всё новые и новые папки с фотографиями младшего, создавая документы в Word и оставляя на их страницах всю свою невысказанную любовь и страсть к другу. Он описывал Чонгука чуть ли не как какого-то нового супер-героя, способного спасти, как минимум, одно горячо любящее сердце. Только в такие моменты Чимин был полностью откровенным с самим собой, не противился своим чувствам, идя у них на поводу. Только в такие моменты он был до конца настоящим. Поэтому сейчас сердце Чимина пропускает множество ударов, а тело предательски немеет, выдавая своего хозяина с потрохами. Он опускает глаза в пол, даже и не думая о том, что может сейчас произойти. Он уже никак не выкрутится. Остаётся лишь уповать на милость лучшего друга. — Очень интересная папка. Никогда бы не ожидал увидеть нечто подобное у тебя. Что это? Чонгук не злится? Ну это пока что. Наверняка, внутри него сейчас бушует океан из отвращения и чистейшей, как бриллиант, гомофобии. Подожди немного, Пак, уже скоро получишь своё. Чон встаёт с дивана и подходит ближе к Чимину, становясь напротив него. Он пытается заглянуть тому в глаза, как-то ядовито при этом улыбаясь. — Чимин-хён, — Чонгук наклоняется к Мину, опаляя его лицо своим дыханием, отчего старший сразу же чувствует, как по спине бегут мурашки и даже непонятно — от страха или от чего-то другого, — смотри на меня, когда я с тобой разговариваю. Чонгук касается пальцами подбородка Чимина и поднимает его, заставляя тем самым взглянуть на себя. Если Чимин сегодня выживет — он точно обведёт этот день красным цветом в календаре. Но сейчас, стоя настолько близко к младшему и изучая его лицо, Чимин понимает, что это один из тех случаев, когда он не может понять, что отражают эти глаза в данный момент. Чонгук ведёт себя очень странно. Но что бы сейчас ни произошло — старший не в силах противиться. — Что значит эта папка? — Чонгук говорит тихо, едва слышно. Чимин отводит взгляд в сторону, напрягаясь до предела. Ну зачем он спрашивает? Он же и так всё прекрасно понял. Зачем сейчас изображать этот цирк и мучить Чимина ещё больше. Лучше бы он просто устроил скандал, называя Пака «больным педиком». Лучше бы поорал на него, скандируя, что это ненормально и даже аморально в какой-то степени, так как они же не просто друзья — они как братья друг другу. Но нет. Хренов садист. Ему обязательно надо поиздеваться, даже в такой ситуации. — Будем играть в молчанку, хён? — Эту молчанку начал не я, — Чимин переводит обиженный и немного запуганный взгляд на младшего, выражая всё отчаяние и боль, что сейчас овладевают им. — И ты же уже наверняка всё понял. Зачем издеваться надо мной? — А зачем ты отправил то сообщение? — его едкая улыбка внезапно потухает, уступая место уже неконтролируемому недоумению. Чонгук выпускает лицо друга, отходя от него на шаг назад. «Чего ты пытался добиться? К чему был тот смс-спектакль сегодня утром?» — так и остаётся невысказанным, повисая в воздухе тяжёлым грузом, пока Чонгук смотрит Чимину прямо в глаза. На секунду Паку кажется, что его собеседник чем-то задет. Он видит скользящую во взгляде обиду, но не может чем-либо её оправдать. Он не понимает, что вообще сейчас происходит. — А почему ты молчал, Чонгук? — Чимин подходит к Чону почти вплотную, хватая его за руки. — Можно было бы ведь всё свести к шутке, но ты молчал, — с каждым словом Пак говорит всё громче и более надрывно, сильнее сжимая запястья младшего в своих ладошках. — Мне было так обидно, что я даже толком не осознал, что именно написал тебе в последнем сообщении. Если бы это был единичный случай, но нет — ты же часто можешь себе позволить начать игнорировать меня ни с того ни с сего. Чем я это заслужил? Может, тем, что всегда был рядом с тобой? — Чимин утихает, пытаясь сделать глубокий вдох-выдох, но истерика начинает потихоньку овладевать им. — Ах, наверное, это наказание грязному педику-извращенцу, который втайне влюбился в своего друга. Что ж, поздравляю, теперь у тебя есть достойная причина игнорировать и избегать меня всю оставшуюся жизнь. Чимин выпускает его руки из своих, разворачиваясь и, видимо, решая выйти из гостиной. Но в то же мгновение, как он делает шаг по направлению к двери, чувствует, как крепкая хватка окольцовывает его туловище, блокируя путь к отступлению. — Если тебе кажется, что это смешно, то ты ошибаешься, — Чонгук сжимает Мина крепче. Он замолкает на какую-то минуту-другую, собираясь с мыслями, после чего, понизив тон, начинает говорить уже более мягко и сдержанно. — Твоё последнее сообщение не смешное и то, что ты написал, что найдёшь себе нового друга. Твой испуг и реакция на меня — не смешные. Твои слова, что всё можно было свести к шутке — не смешные. А ещё слова про педика-извращенца — они тоже не смешные. И про то, что у меня теперь будет причина тебя игнорировать и избегать, — Чон замолкает и, Чимин готов поклясться, что до его ушей доходит тихий звук всхлипа младшего. Они стоят так еще несколько минут. Чонгук тихо плачет, а Чимин просто не в состоянии сейчас что-либо сообразить. Вроде, до него начинает доходить, что их дружба для Чонгука гораздо сильнее его гомофобии. И, вроде, Чонгуку даже плевать на то, что предметом воздыхания его друга-гея является он сам. Хочется успокоить этого глупого ребёнка. Хочется взять ситуацию в свои руки. Но Чимин не знает, как поступить дальше. Впервые перед Чоном он не знает, что сказать. Это обезоруживает. Именно поэтому он просто продолжает тихо стоять в объятиях своего лучшего друга, слушая его тихие всхлипы, разрезающие вечернюю тишину. — Прошу, хён, — приблизившись к уху старшего, говорит как-то слишком тихо, отчаянно, но почему-то воспалённый мозг Чимина улавливает в этом тоне нотки нежности, — никогда теперь не смей отталкивать меня от себя. Потому что если… — Чонгук замолкает на несколько секунд, ещё раз, кажется, что-то обдумывая, после чего начинает говорить уже с явной нежностью и теплотой в голосе, — если я на это решусь, а ты меня в итоге потом оттолкнёшь… Хён… Хён, я… — и не выдерживает, сотрясаясь во внезапно накатившей истерике. Чимин оборачивается, стаскивая с себя руки младшего и сразу же заглядывая тому в лицо. В такие моменты слабости, с зарёванным лицом и нахмуренными бровями, Чонгук выглядел действительно как ребёнок. Такого Чонгука хотелось защищать, оберегая от всего вселенского дерьма. Такого Чонгука хотелось закрыть собой, принимая, вместо него, все удары и тумаки на себя. Чимин дотрагивается до его щеки, проводя по ней пальцами и нежно вытирая слёзы, пытаясь вложить в это действие свои настоящие чувства. Чонгука хочется поцеловать. Впиться в эти тонкие мягкие губы своими и долго-долго их сминать, кусать, посасывать, проводить влажным языком. Но старший не может воспользоваться его доверием и таким сейчас уязвлённым состоянием. Поэтому он лишь усаживает того на диван, ласково поглаживая по волосам и всматриваясь в это прекрасное, такое родное и любимое, лицо. — Я всегда буду твоим другом, Чонгуки. Я никуда не исчезну, если ты сам того не захочешь. — Нет, — переведя дыхание, Чонгук поднимает на своего хёна заплаканные глаза, чётко выговаривая каждое слово. — Я сегодня достаточно думал обо всём этом. Хватит. Хватит быть моим другом, Чимин. Наверное, следующий миг был самым насыщенным в жизни Чимина на события: он успел практически задохнуться от страха и отчаяния и сразу же будто бы обрёл новое дыхание. Потому что в следующий момент Чонгук коснулся своими губами губ Чимина. Нежно, сдержанно, невесомо. Он целовал, будто бы боясь чего-то. А потом отпрянул. И посмотрел на старшего так, как не смотрел ещё никогда. — Хён, ты же знаешь, что я не умею выражать свои чувства и эмоции. Я не умею красиво говорить, когда дело не касается шуток или оскорблений, — младший смотрит прямо в глаза Пака, взяв его маленькую ладошку в свою руку и легко сжимая. — Я спросил у тебя, что значит та папка, потому что хотел убедиться в своей больной догадке о том, что могу тебе нравиться. А ещё потому что у меня есть похожая, но только с тобой. Чимина прострелили. Вот только что. Ему прострелили сердце. А иначе как объяснить эту острую боль в груди? Как объяснить полное оцепенение? Чон Чонгук нажал на курок, даже не предупредив. Нет, он сам являлся пулей, что пробила его сердце сейчас. И теперь без шанса на срастание тканей. Эта пуля останется там, соединяясь с каждой клеточкой и врастая до основания. Это самое смелое действие в жизни Пак Чимина. Ему должны вручить за такое медаль, золотую. Потому что никогда бы в жизни он даже и подумать не мог, что в реальности настанет такой момент, когда он поцелует Чонгука. По-взрослому. Поцелует, соприкасаясь с ним губами, проникая своим горячим языком в чужой рот. Чонгук, оказывается, невероятно чувствительный. Он отвечает на поцелуй, сразу же покрываясь мурашками и начиная дрожать всем телом. Он ещё сильнее сжимает руку Пака в своей, а второй проводит по его волосам, перебирая пальчиками чужие мягкие прядки. Чон старается перехватить инициативу на себя, всасывая язык Чимина. Они целуются, словно разлучённая на долгое время любовная пара. В их поцелуе сквозит отчаяние и сильная нужда друг в друге. Потихоньку страх начинает покидать их тела, уступая место уверенности. Чонгук разрывает поцелуй, и между их ртами возникает ниточка слюны, после стекая по подбородку старшего. Чонгук наблюдает за этим уже затуманенными глазами. В них едва заметна поволока похоти и желания, что не ускользает, конечно же, от внимательного Пака. Чонгук прижимает хёна к дивану, нависая над ним сверху и начинает свою медленную изощрённую пытку. Опустившись к уху, он вылизывает ушную раковину и поддевает зубами серебряное колечко, отчего наконец получает своё первое, такое желанное вознаграждение. Чимин тихо стонет и младший понимает, что может продолжать. Он опускается поцелуями по шее, то нежно засасывая кожу, то с силой прихватывая её зубами, оставляя тем самым там такие красивые маленькие следы-метки, что сразу начинают цвести, словно прекрасные бутоны роз, багровым цветом. Чимин выгибается в спине и закрывает глаза, желая полностью раствориться в этом мгновении. Гук медленно проводит руками по плечам и животу старшего, начиная одной из них поочерёдно расстёгивать пуговицы на синей рубашке, после чего быстро избавляет Мина от ненужной вещи и принимается активно вылизывать его ключицу. Кажется, Чонгук полностью владеет ситуацией и не только ей, собственно. Потому что сейчас, находясь полностью в подчинении этого прекрасного демона, Чимину хочется не просто ему отдаться физически, а продать свою душу. Навсегда. И без возможности возврата. Захватив обеими руками плечи Чимина, Чон переходит на уже затвердевшие соски, начиная играться с ними своим язычком. Пак на это действие как-то слишком уж бурно реагирует, простонав имя младшего и схватившись рукой за его волосы. Чонгук мысленно себя хвалит, потому что, видимо, только что нашёл первую эрогенную зону своего хёна. Он прикусывает зубами один из сосков и начинает вести правой рукой вниз, по крепкому и такому напряжённому сейчас животу. Мин выгибается в спине, а младший тем временем быстро расправляется с ремнём и змейкой на его джинсах, не останавливая при этом свою сладострастную пытку ни на секунду. Его рука ведёт ниже, по боксерам Чимина. Чонгук замирает на несколько секунд, прекратив все свои манипуляции, а потом резко надавливает ладонью на возбуждение хёна через ткань боксеров, отчего тот издаёт громкий стон и до ярких звёздочек зажмуривает глаза. Чимин готов поклясться, что может не выдержать и кончить в любую минуту, потому что терпеть всё это оказывается выше него. У него не то, что секса давно не было, у него даже обычной дрочки давно не было. И сейчас, когда над ним нависает Чонгук, словно в каком-то мокром сне, трогая там и лаская его тело языком и губами, Чимин готов взорваться в оргазме уже только от этого. Он правда пытается себя сдерживать, но терпит полный провал. Стоны уже контролировать невозможно, а если Гук в ближайшие минуты не возжелает чего-либо большего, Чимин позорно кончит от простого петтинга, как какой-то старшеклассник. Чонгук, заметив состояние Пака, видимо, осознаёт, что как-то уж сильно увлёкся. Не теряя времени, он быстро стаскивает со старшего джинсы, откидывая их на пол. Хватаясь кончиками пальцев за ткань боксеров, он медленно тянет их вниз, сантиметр за сантиметром оголяя кожу Чимина. И когда нижнее бельё оказывается там же, где и джинсы, Гук подвисает. Он никогда бы не подумал, что половой член другого парня может завораживать так, как сейчас был заворожен Чон. Теперь он точно мог с полной уверенностью сказать, что всё, абсолютно всё в Чимине было притягательно прекрасно. Чимин завораживал просто своим существованием, своим дыханием, запахом, голосом, сексуальностью, добротой, да чёрт его дери, всем. Этот парень был словно отдельная фантастическая вселенная, которую хотелось изучать, в которую хотелось погрузиться, с которой хотелось соединиться, став в итоге одним целым. Младший только сейчас понял, как много для него значил этот человек. Не просто лучший друг и любимый хён. Не просто предмет симпатии и желания. Сейчас, находясь с ним в такой интимной близости и осознавая, что Чимин полностью ему доверился и отдался, Чонгук осознал, что хён был его маленьким миром, который хотелось спрятать в себе. У Чона аж перехватило дыхание от осознания. И поднявшись к лицу Пака, он обрушил на него все эти чувства в страстном поцелуе, отчаянном и таком важном для них обоих. Простонав в поцелуй, Чимин вдруг потянулся пальчиками к паху Чонгука, наконец почувствовав, как сильно младший его хочет. — Гуки, — Чимин дышал сбивчиво, а смотрел расфокусировано — желание полностью им овладело, заставляя видеть перед собой только этого парня и хотеть его до боли, — ты уверен, что… Ну я имею в виду это… У тебя ещё не было с парнями, да? Интересный вопросик гомофобу. Хотя он, наверное, уже не гомофоб? Ой, да какая нафиг разница! Но в том, что у Чонгука конкретно с парнем секса не было, Чимин был уверен. А ещё Чимин знал, что для гомосексуального секса нужна подготовка и осведомлённость в действиях обоих партнёров. — Тш, ни о чём не беспокойся, хён. Сегодня я просто хочу сделать тебе приятно. — Гуки, что ты… А-ах… Чимин даже не успевает довести фразу до конца, потому что уже в следующую секунду Чонгук берёт его член в руку, медленно проводя ладошкой по всей длине и надавливая большим пальцем на головку, размазывая по ней выступившую смазку. Старший теряется в ощущениях и начинает буквально задыхаться, сильнее прогибаясь в спине. Чонгук зацеловывает его грудь, ласково ведя языком ниже, пока не оказывается у пупка. Он выпускает член Чимина и принимается поглаживать руками его бёдра, оставляя на коже дорожки из слюны. Он ведёт языком всё ниже и ниже, пока лобковые волосы не начинают щекотать ему нос. Чонгук приподнимается слегка на локтях, устраивая их по обе стороны от бёдер старшего и удобнее располагаясь. Внезапно тишину прорезает громкий высокий стон, когда Чонгук едва касается языком головки члена старшего. Чон решает, что он вполне удовлетворён реакцией, поэтому, лишний раз не раздумывая, сразу вбирает ствол на всю длину, стараясь, как только может, расслабить горло. Благо, у Чимина член меньше, чем у него самого. Тем не менее Чонгук чувствует, как головка упёрлась ему в глотку. Он выпускает член изо рта с пошлым причмокиванием и проводит языком по всей длине, оставляя как можно больше своей слюны на члене старшего. Чонгук давит языком на уретру, начиная лениво водить по стволу рукой и распределяя по нему смазку вперемешку со слюной. А потом вновь резко вбирает до конца, заставив Чимина задыхаться от переизбытка эмоций. Перетерпев ещё пару секунд и с усилием подавив рвотный рефлекс, Чон начинает отстраняться и вновь насаживаться на член Чимина, выбивая из того громкие стоны. А Чимин тем временем мечется, не зная, куда себя деть. Он сгорает каждую грёбанную секунду, желая раствориться в Чонгуке. Он выкрикивает его имя, хватаясь за чёрные шелковистые волосы и инстинктивно насаживая младшего на член. Кажется, ещё несколько секунд такой пытки и Чимин не выдержит, позорно кончив. Он ощущает, как в пальцах начинает покалывать и, схватив Чонгука сильнее за волосы, тянет его наверх, но Чон упрямо продолжает своё дело, только лишь немного отстранившись. В следующий момент Чимин с громким и протяжным «Чонгук» кончает ему в рот, содрогаясь всем телом. Чимина бьёт сильная дрожь — это был самый бурный оргазм в его жизни. А Чонгук же, поднявшись и посмотрев внимательно в глаза старшему, которые в свою очередь смотрели на своего новоиспечённого мучителя с обожанием и явным восхищением, опускается ближе к его лицу и демонстративно сглатывает сперму. Теперь официально — вот это была конечная. В этот момент Пак Чимин кончился как личность. Вид такого развратного Чонгука, который только что подарил ему самый крышесносный в мире минет и показательно, в паре сантиметров от лица проглотил его семя — это уже точно слишком. Но, очевидно, концертная программа на сегодня ещё не окончена. Чимин совершенно забыл, что расслабился тут только он. Поэтому, присев на диване, Чонгук быстро запускает руку к себе в домашние шорты и начинает быстро дрочить, при этом гуляя озабоченным взглядом по голому телу Чимина. К счастью, он кончает почти так же быстро, как и Чимин. Потому что ещё такого длительного шоу Пак бы точно не выдержал. Хватит с него потрясений на этот вечер. Проведя последний раз по своему члену, Чонгук выстанывает тихое и задушенное «Чимини», после чего, закатив глаза, изливается себе в руку. — Это же был твой первый минет, да? Чонгук стоит возле небольшого стеклянного столика, вытирая руку салфетками. Он кидает взгляд на Чимина, округлив глаза до состояния монеток. Ох, кто-то сейчас выглядит нарочито оскорблённым. — Фу, хён, — Чонгук подходит к Паку, присаживаясь возле его ног и начиная медленно поглаживать руками лодыжки. — Ну конечно же, первый, ты что. — Почему это сразу «фу»? И вообще откуда мне знать? Тем более учитывая то, что минет был… Ну ты понял, — Мин смущённо краснеет, даря младшему милую искреннюю улыбку. Даже сейчас, после, вроде как, выяснения отношений, после их первого интимного опыта, Чимин всё равно умудряется смущаться и краснеть возле этого парня. Наверное, он просто слишком сильно в него влюблён. Чонгук звонко смеётся с такой реакции, наклоняясь и целуя Пака в косточку на лодыжке. И этим самым действием продолжает смущать и дальше. — Потому что я ни за что бы в жизни не повторил бы подобного с каким-то другим парнем. И ничего бы не сделал того, что хочу осуществить с тобой, Чимин-хён. Поэтому и фу. Это всё реально мерзко, если не относится к тебе. Да, сегодня воистину вечер потрясений. А ещё Чимин думает, что только что услышал самое необычное, но самое искреннее и милое признание в любви гею от гомофоба на свете. — То есть, если я сейчас скажу, что ты латентный гей, ты этого не признаешь? — Чимин уже в открытую смеялся над младшим, раззадоривая и дразня его. — Конечно, не признаю, — Гук смотрит на своего собеседника серьёзным взглядом, выражая уверенность и непоколебимость в своих словах. — Мне никогда не нравились парни. Хён, ты же знаешь, о моей неприязни к геям. Наверное, я могу сейчас признаться в том, что появилась она именно из-за тебя, — Чимин утихает и смотрит на Чона теперь с лёгкой настороженностью, зато теперь он точно узнает всю правду. — Когда я стал замечать за собой некоторые импульсы по отношению к тебе, меня это очень злило. Я понимал, что это ненормально, потому что ты — мой хён, с которым я буквально вырос вместе. Я был уверен, что если бы ты об этом узнал, то стал бы презирать меня и мои грязные животные мысли о тебе. К тому же, через некоторое время, когда я убедился в том, что геем точно не являюсь, так как, кроме тебя, меня никто из парней больше не привлекал, я стал вражески к ним относиться. Не знаю, почему, но это отвращение возникло как-то само собой. Я понимаю, что это неправильно. Может быть, тем самым я пытался подавить мои к тебе чувства? Не знаю. Но в какой-то момент я подумал, что эта гомофобия будет мне только кстати. Так, даже если бы я как-то и спалился перед тобой, ты бы ни за что не стал бы меня подозревать, потому что знал, что я — гомофоб. Конечно уж да, схема просто на сто баллов, не прикопаешься. Молодец, Чонгуки, мальчик-гений! Чимин выпучивает глаза на этого мелкого засранца, даже и не зная, стукнуть его сейчас или поцеловать. Он с трепетом осознаёт, что теперь все мучения и бессонные ночи в агонии по любимому человеку позади. А ещё осознаёт, что «мегагений» тут не только Чонгук, а они оба. Потому что оба скрывали свои чувства на протяжении вот уже нескольких лет, страдая от этого, наверное, одинаково сильно. И если бы не эта хренова статейка, которой так любезно решил поспамить Хосок, кто знает, хватило бы у них когда-либо смелости для того, чтобы сделать первый шаг навстречу своему настоящему, такому давно желанному счастью. Чимин решает, что не стоит за всё это осуждать Чонгука, потому что они и вправду в этом смысле оба хороши. Вот уж точно — стоят друг друга. Старший лишь смеётся со всей абсурдности происходящего на протяжении многих лет и притягивает младшего ближе к себе, окутывая его своими тёплыми объятиями. — Что смешного, хён? — Чонгук кладёт голову ему на плечо, нежно потираясь кончиком носа о голую, вспотевшую кожу. — Что мы с тобой оба — идиоты, — Пак переводит взгляд на младшего, легко касаясь губами его лба и мысленно умирает от осознания того, что может теперь совершать это незамысловатое действие хоть каждую чёртову секунду своей жизни. — В статье, кстати, говорилось о чём-то подобном: если два человека дружат на протяжении очень длительного времени, то их модель поведения становится похожей, и они могут даже перенимать друг у друга страхи и некоторые черты характера. Да уж, — Чимин смеётся, передавая весь свой игривый и шуточный настрой младшему и заражая его звонким смехом, — интересно, а кто кого заразил идиотизмом? — А кто из нас родился в Пусане первым? — Эй, — старший подгибает Чона под себя, теперь уже возвышаясь и нависая над ним, — ах ты мелкий! Ну держись! И Чонгука уже не спасти, потому что в бой вступает Пак Чимин и его главное оружие — щекотка. Они заливисто смеются, стараясь поразить противника. Но уже спустя минуту оба оказываются на полу, отчего смех только лишь усиливается. Уже никто никого не щекочет, они просто смеются, смотря друг на друга новым для каждого из них взглядом. Тем самым взглядом, который приходилось скрывать на протяжении нескольких лет, прячась под маской лучшего друга. Зато теперь они всегда будут смотреть друг на друга только так. И пусть сейчас оба смущаются с этой теплоты, нежности и желания в глазах напротив, у них впереди ещё целая жизнь, ведь «брак с лучшим другом сокращает шанс развода на 75%». И как написал Чимин ещё в самом первом сообщении, их брак будет самым крепким в этом мире. Ну, а будет он — не будет — не столь важно, ведь любовь у них уж точно будет самой крепкой.