* * *
— М-монстры. Неразборчиво бормоча себе под нос и потирая шишку на лбу, Хината с неохотой плелась в квартал Хьюга. Она всегда выбирала окольные, самые длинные пути: родной дом казался неуютным. Рядом всегда были монстры. Монстры были и в классе. Они здорово ее помучили, но заканчивать академию она все равно не спешила. Будущее представлялось тусклым и постыдным, как школьные годы, и страшным, как презрительные взгляды соклановцев. В новенькой команде ее точно так же поджидали монстры. Что Киба со своим жутким псом — собак Хината боялась с детства, что Шино, зловеще молчаливый и заумный, со своими жуками… — Эй, Хьюга! Хината дернулась от резкого визгливого голоса. Снова ушла в себя и не приметила бьющей в упор опасности. Дорогу преградили девчонки из бывшего класса. Впереди стояла Сугамори Камико — их лидер. Те же Ино и Сакура опасений не внушали, так как слишком упивались взаимной враждой. А вот Камико… Камико была страшной. То есть, вообще-то, очень красивой — высокой, стройной, с этими зелеными-зелеными глазами и длинными золотисто-каштановыми волосами… Но все-таки — страшной. Камико самопровозглашенно возглавляла фан-клуб Саске-куна. Она охотилась за последним из Учиха, подобно искушенному браконьеру. Ее стараниями за парту к Саске подсаживались строго по расписанию, а сам герой девичьих сердец предпочитал обедать в подсобке. — Идешь с нами, — небрежно бросила Камико. Хината робко подняла взгляд и, едва шевеля губами, пробормотала: — Ч-что… я… н-не… меня ждут дома. Девочки нехорошо переглянулись. Она в душе не чаяла, зачем им понадобилась. — Подождут. Камико железной хваткой вцепилась в ее запястье и силком потащила в сторону квартала Учиха. Морщась от боли, спотыкаясь о немеющие ноги, Хината послушно бежала следом.* * *
Песий двор пах шерстью, пометом и мокрой грязью, переливался разноголосым лаем. Киба сидел на низком заборе, болтая ногами, хохотал, как мелкий ребенок, и жадно трепал шелковистые холки. — …а команда у меня, черт…! Шино — придурок, слишкой тупой, то есть умный слишком, и зану-у-уда, ну как мы сработаемся, Акамару, я же с первого класса его не выношу… Он рассмеялся, когда к колену прижался дергающийся влажный нос. По коже пробежали приятные мурашки. Куромару, здоровый волчара, пребывал в редком для него игривом настроении. — А девчонка, Хината… — Киба смутился. — Ну, даже не знаю. Не то чтобы она плохая, знаете, ребят, не самоуверенная стерва, а скорее наоборот, но она ж… — он на секунду замолк в задумчивости. — …совсем жалкая. Мысли о Хинате свели на нет беспечный настрой. Жалкая, шуганная девочка, смахивающая на хиленького щена. Киба нахмурился от накативших воспоминаний. Какая-то из сук раз понесла от все того же Куромару, но помет был неудачный: всех щенят пришлось закопать. Кибе было пять, и соображал он плохо, но в память навсегда врезались крошечные полуголые тельца — они умещались в мамкину ладонь! — бессмысленно скулящие и копошащиеся в глубокой яме. Киба редко распускал нюни, но тогда он рыдал. Да, черт, не просто рыдал: когда сгустились сумерки, он перебрался за псарни, раскопал дохлых щенов, тайком отнес в лес и долго-долго нянчил трупы. Дети — такие тупые все-таки. Сейчас бы он с трупами не возился. Но вот Хината — не труп, пока. Хината — слабый щенок, которого скоро положат в яму. В голове что-то коротнуло, и Киба, схватив Акамару, подорвался с места, чтобы найти сокомандницу. Он понятия не имел, зачем: извиняться глупо, вроде он ей и не сделал ничего — шишку она сама заработала. Но, блин… Просто убедиться. Ее след терялся в районе квартала Хьюга, мешался с типичными девчоночьими запахами — сахара, духов, шампуней, сухой отглаженной ткани — и уводил к… кварталу Учиха? Что Хината там забыла? Киба прошмыгнул за старые деревянные ворота, срезал через лес — река Нака задорно плескалась и зазывала в свои прохладные воды — и, отчего-то сглотнув, пролез на территорию некогда мощнейшего клана. Акамару, помявшись, потрусил следом. Уши горели от напряжения — он подогнал к перепонкам слишком много чакры. Мальчик слышал треск сохнущих на жаре листьев, собственные шаги отдавались громом. И, уж конечно, он мог расслышать девичьи крики. И плач Хинаты. Вообразив себе невесть что, Киба бросился на шум, к единственному обитаемому здесь дому — дому Саске — и застыл у палисадника с распахнутым ртом. Под самыми окнами сгрудился целый рой одноклассниц. Они окружили Хинату — девочка сжалась в комок на асфальте и, уткнувшись в коленки, лила слезы. — Я… я не б-буду, — хныкала она. — Я не могу. — Не, ну ей даже это слабо́, — фыркнула Камико. — Слушай, тебя что, спрашивают? Еще раз, Хьюга, для тупых: ты активируешь бьякуган, смотришь на голого Саске-куна, превращаешься в него с помощью хенге, мы фоткаемся с ним — то есть, с тобой — по очереди… и все, черт! И давай резче, он сейчас из душа выйдет, ну! — Н-нельзя, — Хината шмыгнула носом. — Не мог-гу… — Не, ну она вообще тупа-ая, — прогундела Тара — крупная деваха с потрясающе кривым носом, лучшая подружка Камико. Она резко потянула Хинату за волосы. Киба поморщился, услыхав, как тоненькие волоски болезненно отрываются от кожи, и, опомнившись, с криком ринулся к девушкам. — Вы чего, охренели?! Он толкнул Тару в грудь и рывком поднял Хинату за локоть. — Это ты охренел, Инузука! — гаркнула Камико. — Что ты тут делаешь, тоже на Саске-куна позарился, придурок?! Кибу не столько «придурок» оскорбил, сколько предполагаемое увлечение Учихой Саске. — Совсем крыша съехала?! На кой черт мне этот урод! Девочки потемнели лицами. — Киба… — угрожающе протянула Камико. — Знай свое место… Он ненавидел, когда ему указывали какое-то там «его место». — Акамару, — прорычал он. — Трасформ… Кунай вздрогнувшей Камико просвистел над ухом и врезался в стену, пробив бетон — рука тяжелая, что надо. Сбоку налетела Тара и попыталась сделать подсечку, но Киба увернулся и, кувыркнувшись в воздухе, приземлился на отлив. Камико разбежалась, подпрыгнула и с бешеным визгом — горячая девка, черт ее дери! — набросилась сверху; оконные ставни рухнули под их напором их двойного веса, и они ввалились на пол под оглушительный треск и звон битого стекла. Камико, войдя в раж, со всех сил лупила его кулаками. — Киба… Киба-кун! — в ужасе пропищала Хината, торопливо пытаясь забраться в окно — Тара и остальные тянули ее назад. С боевым кличем, больше похожим на комариную трель, она лягнула кого-то пяткой по носу, неуклюже обрушилась прямо на разбитую раму и, пыхтя, поползла к нему на помощь, оттаскивать Камико. По комнате разлилась знакомая прохладная аура. Хината напуганно замерла, Кибу пробрало до дрожи. Полуденное солнце заслонила тень, и тяжелый голос медленно отчеканил: — Какого. Черта. Здесь. Творится. Саске стоял позади Хинаты, крепко стиснув кулаки от злости. Суровость его вида не смягчало даже белое пушистое полотенце, повязанное вокруг влажных бедер. Угроза едва слышно шипела и растворялась, мешаясь с воздухом. Хината осторожно отползала. Киба, собравшись с силами, дернул себя вверх, схватил под мышки обмякшую Камико и швырнул девчонку в сторону бывшего одноклассника. Они с Хинатой ринулись в коридор, домчались до кухни, на бешеной скорости врезались в стол — посуда обрушилась с грохотом — визжа, увернулись от огненного залпа, к чертям спалившего обои. Щеки и спину пекло волнами жара. Саске надвигался, как воплощенный апокалипсис. Хинату трясло в лихорадке. Киба уже мысленно прощался с миром, мечтой всех превзойти, с Акамару и даже с родной матерью, но в кухню вторгся отряд патрульных чуунинов. Полиция. Пришли на шум. Слава богам. — Что здесь происходит?! — поспешно, на духу, выкрикнул Изумо. Котецу с философским любопытством потирал бородку. — Кто пострадавший? — Я — пострадавший, — ледяным тоном поведал Саске. — Еще чуть-чуть… — Хината робко выглянула из-за тумбы. — И пострадавшими были бы мы.* * *
Хината вжалась в пыльный холодный угол. Она впервые в жизни была за решеткой. Киба-кун расселся рядом, на корточках, но почему-то его присутствие совсем не напрягало. Напротив, с ним было спокойнее. Противоположный угол оккупировала пятерка одноклассниц, как всегда, во главе с Камико. Они кидали полные злобы взгляды, но теперь отчего-то не было страшно. Коленки саднили. Ткань штанов порвалась и густо пропиталась кровью, под кожей наверняка осталась стекольная крошка. Стараясь не думать об этом, она перевела взгляд на Саске. Тот сидел за столом, раздраженно скрипел зубами и писал на них заявление, попутно огрызаясь на дежурных. Мысли плавно перетекли от Саске-куна к собственному клану. Отец, конечно, разозлился. Даже не пришел забрать ее из участка. Хината не хотела, чтобы он приходил. Ее прожигали злыми глазами, она мерзла, морщилась от запахов плесени и мочи, но все равно испытывала чувство небывалого уюта. Они с Кибой почти не говорили, им и не о чем, но, пожалуй, встрече с родными она бы предпочла еще несколько дней в камере. Неизбежное неизбежно. Хината вздрогнула, когда дверь отворилась, пропуская ее отца. Киба насторожился и подался вперед, прикрывая ее плечом. Отец что-то втолковывал дежурному, но девочка не слышала, что: когда он говорил, слух частенько отказывал, и она просто тупо пялилась в его пустые глаза, пытаясь разглядеть в них настоящие эмоции. На его словах не получалось сосредоточиться — она слишком много думала и слишком сильно паниковала. — Больно странно батя твой говорит, — скривился Киба. — Как будто песни слагает. Из справочника по механике и естествознанию. Под редакцией какого-то очень стремного хрена, который людей знает только из журналов по психологии. — А? — Хината моргнула. Отец говорил мало, коротко и ясно. Страшно… но никак не странно. — А ты послушай, — закивал Киба. Хината прислушалась, силясь залпом проглотить свои детские кошмары. — …а потому вы обязаны их отпустить, что пребывание в участке негативно отразится на развитии детей в пубертатном периоде, а также на развитии некоторых ценных видов плесени в камере, в частности, аскомицетов… Что? Каких… аскомицетов? Чуунин не выдержал пытки речами из учебника по естествознанию и дозволил им покинуть камеру. Мозг отказывался выдавать внятные объяснения происходящему. Их отпустили. Отец не казался таким уж злым. Скорее, безразлично спокойным. На заднем дворе на Кибу налетел счастливый щенок. — Как ты…? — он задохнулся от удивления. — Почему ты здесь, Акамару?! — А потому он здесь, что привел меня сюда, — поведал отец и, сняв печать, превратился в Шино-куна. Хината раскрыла рот. Киба уронил Акамару. — Шино?! — воскликнул он. — Какого… как… почему?! Ты притворился тем важным дядькой, отцом Хинаты?! — Товарищи мы, — ответил Шино, пожав плечами. — Помогать должны друг другу члены одной команды. Хината поспешно сглотнула комок в горле, зажмурилась, сдерживая слезинки, и счастливо улыбнулась. В лучах заката плавился вечер, чтобы спустя часы вновь вылиться в очередной свежий день. Жизнь перестала быть тусклой и постыдной. Юный мир с надеждой рвался в свое новое будущее.