Два Дракона

Этот страшный день приближался, неумолимо, стремительно. В этом была некая страшная безысходность. Об этом сложно было говорить, не только с Блум или с кем-то еще, даже с самим собой. Я давно знал, чем все кончится, что времени у меня очень мало, но сейчас с каждым новым днем тяжесть этого выбора усиливалась, словно еще одна пытка, призванная сломать меня. Сдаваться я был не намерен, даже с учетом того как сильно этого хотелось. Все чаще по вечерам мы с Блум сидели в тишине, просто обнявшись, словно прощаясь, или говорили, о чем угодно, но не о ритуале или о планах на будущее. Да, я понимал, что фея не хотела много говорить, чтобы не сказать лишнего или не сорваться и не начать просить меня остановиться. Она хотела, могла, но не стала, чтобы не делать мне больней. Блум знала, как тяжело мне дается этот выбор. Будь другой выход, я бы им воспользовался. Единственный раз мы коснулись этой темы, когда я начал подготовку. Блум попросила меня вернуться, обязательно вернуться к ней, домой, к своей семье. Горько. Этого мне хотелось сильнее всего и обещать этого я не мог. В одном из залов поместья я и начал подготовку. В основе ведьмовской печати был трилистник, в основе обратной печати тоже должен быть он, и это была самая легкая часть предстоящей работы. После основы следовало тщательно подобрать обратные формулы для каждой из сторон, и этого я сделать не мог, потому что не могу рассмотреть печать и оценить ее. Именно за это мне и придется расплачиваться собственной кровью. Если бы я мог нанести обратную формулу, смог бы обезопаситься от удара по самому себе, но в сложившемся положении все это будет писаться во время удара по печати и мне, как ее носителю будет не сладко. На каждом из лепестков трилистника были те самые артефакты с частичками душ, которые я собрал ради этого. Лепестку Тхармы соответствовал сломанный посох Агадора Мудрого, никто не знал куда он исчез после смерти мага, как и о том, что это единственная вещь, которую я вынес из его дома, библиотеку я тогда просто скопировал. Чтобы добыть стилет Винченце Кровавого для лепестка Лилис пришлось как следует попотеть и побыть студентом Красного Фонтана. Но вот последний предмет, для лепестка Белодонны, я не мог найти очень долго, тот самый меч, который принадлежал Аардену Огненному Мечу, именно он и обретался на Эраклионе и доступ к месту, где он хранился я и получил через сделку с Диаспоро. Начав читать заклинание, я призывал этих троих избавить меня от печати их древних врагов. Они появились, каждый рядом со своим артефактом. Маг облаченный в небесно голубое одеяние подобрал свой посох, готовясь к удару. Дикий заряд молнии поразил лепесток, стремительно направляясь ко мне через связывающие потоки. Тысячи игл впились мне в руки, выжигая кожу, заставляя кости трещать от напряжения. Несколько секунд и я едва чувствовал их только благодаря дрожи и судорогам, сводящим пальцы. От кончиков пальцев до локтей кости были раздроблены и удерживать печать сейчас, уже после первого удара становилось фантастически сложной задачей. Призрак кровавого охотника поразил свой лепесток двумя точными ударами, пропуская через них ярость паладина. Второй удар в руки я бы не выдержал, и борьба с печатью кончилась бы прямо сейчас, с трудом удалось перевести их в ноги. Два точных колющих удара в колени. Так же затрещали кости. Я упал вперед, не в силах устоять. Нет, нужно дотянуть и додержать печать! Последний лепесток, удар в сердце печати и, соответственно в мое. Задыхаясь от боли, с трудом опираясь на раненные конечности я продолжил читать завершающую часть заклинания. Как вдруг повеяло холодом. -Так вот к чему ты стремился? – Ее голос словно тягучий, невыносимо холодный, сладкий яд. Посреди зала открылся черный портал, из которого вышла девушка. Белоснежные волосы собраны в хвост на макушке, лишь две тонкие вьющиеся пряди обрамляют миловидное, почти кукольное лицо с чарующими глазами цвета льда, такими же жестокими и холодными, как вечная стужа. Облачение послушницы светлого камня свидетельство о скором побеге этой ведьмы из заточения. Белодонна осмотрела зал, отметив печать и разорвав контакт. -Ну надо же. – Усмехнулась она. – Тебе почти удалось, мой мальчик. Оставался всего один шаг. – Столько яда и презрения в этих словах, холодной ярости и предвкушения расплаты. На мгновение я забыл, как дышать. Ведьма уничтожила обратную печать, от чего собранные мною артефакты рассыпались в пыль. Все было зря, один лепесток печати остался непобежденным, я не смог ни обрести свободу, ни умереть в процессе, в жизнь воплотился худший исход. Ледяная стрела полетела мне в грудь и в этот момент я почувствовал шевеление драконьего пламени. Блум была в зале и готовилась сейчас вступить в схватку с ведьмой. Этого я допустить не мог. Сил и концентрации мне бы хватило только на одно заклинание, и я оглушил фею приняв удар Белодонны, заставив ее поверить в собственную победу. Она не должна узнать о моей связи с принцессой Домино. Удар заставил ребра затрещать. Кровь подступила к горлу. Тошнота, кашель, темнота перед глазами, надеюсь здесь все и закончится. Чуда не случилось, всех полученных ран оказалось мало, чтобы убить меня, а Белодонна никогда не отличалась милосердием, позволяющим добивать своих врагов. Я пришел в себя на Арго, чувствуя антимагический барьер и лишение сил. Регенерация с трудом, но все еще делала свое дело. Конечности едва ощущались, боль сразу дала понять, что они еще на месте, равно как и судороги, уже не от удара, а спровоцированные льдом. Я был прикован к стене одной из камер в самом сердце подземелий, и не цепями, а магией ведьмы, заключившей мои конечности в лед. Холод пронизывал до костей, заставляя снова вспоминать иное заточение, длившееся семнадцать лет. Здесь было слишком темно, чтобы что-то увидеть, даже с тем учетом, что демоны хорошо ориентируются во тьме. Мрак и холод, нет ничего чудеснее для создания огня и хаоса. Дышать было тяжело. Первые судорожные глотки воздуха закончились новым приступом кашля с кровью. Легкие и ребра все еще болели после удара и нужно было поберечь их и дышать медленнее, делая неглубокие вдохи. Мое пробуждение заставило и местную живность так же оживиться. Во тьме зажглись красные крысиные глаза, послышались противные хлюпающие звуки. Положение с каждой минутой все лучше и лучше. Теперь я не только игрушка для ведьм, но еще и корм для крыс и плотоядных слизней и пиявок. Лучше бы они продолжали тихо и мирно жрать друг друга, считая меня мертвечиной. Сейчас я был полностью бессилен даже против них, ничего не мог сделать, когда эти твари рвали одежду стараясь добраться до желанного мяса. Стоны боли смешивались с противным ощущением этих тварей на себе, жаждой и дикой безысходностью. Даже эту, мою собственную последнюю битву с Ведьмами я проиграл. Не знаю, как долго пробыл один, пока они не пришли, все трое. С трудом удалось поднять голову и посмотреть на них. Они уже не те три девочки, с которыми я столкнулся на Омеге. Вся наивность и вера в некую сказочную справедливость для врагов ушли. Жестокий холод, надменность и пренебрежение ко всему живому сменили искорки тепла, еще жившие в этих девочках. Они не были достойны такой судьбы, стать очередными жертвами трех жадных старух. -Милый, ты предал нас. – Сладенько пропела Лилис, касаясь моего лица, нежно, едва уловимо, словно в заигрывающей любовной ласке. – И это после всего, что между нами было? Скажи, что ты все еще меня любишь. – Она игриво облизнула пухлые губки. Только вот я ничего не сказал после приказа. Ведьма поняла, что мне действительно удалось снять ее часть печати. Своеобразная проверка, после которой последовал закономерный удар. Она рассекла мне щеку оставив четыре глубокие царапины. -Он не просто предал нас, дорогая. – Тхарма сделала шаг к сестре и положила ей руку на плечо. – Этот недоносок снял две трети печати, и снял бы остальное, если бы Донна не остановила его. – Ядовито, она специально говорила очевидные вещи, которые они уже поняли и обсудили между собой, главным сейчас было заставить меня бояться отмщения, и не безосновательно. -Ты не боишься смерти, дорогой. – Белодонна улыбнулась мне, почти не обращая внимания на сестер. – Наказания тоже перестали тебя пугать? – Скорее вопрос, чем утверждение. – Не дыши! – Давление приказа отдалось тяжестью в легких. – Не смей умирать, не смей регенерировать, не смей терять сознание, пока я тебя не отпущу. И ты не сделаешь ни единого вдоха, пока я не разрешу. Я судорожно бился в ледяных оковах, машинально пытаясь поймать ртом воздух. Они обожали эту пытку, наблюдать, как жертва бьется в бесконечных предсмертных судорогах, словно рыба, выброшенная на берег, запертая в одной бесконечной минуте перед удушением. Закладывает уши, темнеет в глазах. Легкие словно сжимаются от боли, а сердце продолжает биться, гоняя по организму пустую кровь. Последующие часы превращаются в голодную пытку, когда осознанно чувствуешь сокращение каждого органа в теле, недостаток питания, напряжение сосудов и их медленные разрывы, начиная с глаз. Капилляры лопаются, после чего зрение медленно уходит. Чем дольше длится это состояние, чем хуже становится, тем тяжелее органам продолжать функционировать и поддерживать тело живым. Через три часа живым остается только сердце и мозг, поддерживаемые только проклятием приказа. С первых минут я ощущал течение времени. Пытка, в процессе которой потеря сознания была бы благословением, продолжается бесконечно долго, и чтобы не сойти с ума от боли и голода приходится считать секунды до конца. Я знал, это будет продолжаться дольше, чем прежде, пока…? В первый раз они пришли остановить ее только через четыре часа. Пара глотков воды, несмотря на удушающий кашель, чтобы я мог ответить. -Ты готов сдаться и вернуться к нам? – Настойчиво спросила Белодонна. Вот и ответ, они все еще хотят вернуть меня, заставить служить им, изломать, но у них не хватит терпения. -Нет. – Я не мог не ответить из-за давления печати, но теперь от меня добивались не показного ответа, а излома по собственной воле, и в этом их главная ошибка. Я продолжал играть с огнем и дальше, выводя их из себя отказом, раз за разом отвергая предложение вернуться и сохранить мне жизнь. Ядовитое жжение к удушению, увеличение времени. В какой момент я потерял счет времени? Кажется…. Когда счет перевалил за десять часов. Кажется, прошло еще столько же, но уверенности в этом у меня не было. Чтобы не сойти с ума я попытался отрешиться от происходящего, уйти глубже в себя, в воспоминания о Блум, о нашей семье. Ее улыбка вместо этой черноты перед глазами, нежные прикосновения вместо жаждущих свежего мяса паразитов, сладкий райский сон вместо адского горнила. Я никогда не сдамся, никогда снова не стану им союзником, уже не только из-за себя. У меня есть семья, есть те, кто любит меня, кто хотел защитить и спасти. Это стоит борьбы, стоит того, чтобы умереть за то, чтобы никогда не становиться их врагом. Прошли сутки, прежде, чем мне снова позволили дышать. Они не явились сами, приказ был отменен заочно, но явно только о дыхании. Я все еще не мог потерять сознание, несмотря на то, что организм был на пределе своих возможностей. Ко мне в камеру вошла только Лилис. Подойдя ближе, она дала мне воды, снова не больше двух глотков. Тонкие пальчики коснулись моих губ, слегка оцарапав ногтями. Это был горький поцелуй, безответный и пустой с моей стороны. -Ты словно забыл все, чему я тебя учила. – Девушка жестоко улыбнулась. – А возможно теперь они предназначены другой? – На секунду я вздрогнул. Догадалась? – Хотя если бы такая дурочка появилась, мы бы уже знали об этом. – Как самоуверенно! Вы ничего не знаете ни обо мне, ни о моей жизни. Ведьма заметила насмешку, искривившую мои губы. – Ты смеешь играть со мной даже не смотря на такое неравное положение? Ты забыл о главном, мой милый мальчик. Прикосновения поползли ниже, касаясь израненной кожи, нежно, как когда-то, в те времена, о которых не хочу вспоминать, но Лилис мастерски заставляет эти образы всплывать в памяти. Противные ощущения грязи, отвращения к себе, презрения за то, что делал и говорил тогда. Эта пытка была хуже любой другой, хуже всего, что переживал во время удушения. А ее руки тем временем медленно скользнули ниже, издевательски, заставляя все дальше уходить в этот кошмар собственной беспомощности. -Ты всегда будешь моим мальчиком. Знаешь почему? От этого кошмара никому и никогда не сбежать. Как бы ты не старался забыться, ты будешь к нему возвращаться, он будет преследовать тебя, терзать. Сколько бы женщин не коснулись твоего тела, сколько бы удовольствия не доставили, на их месте всегда буду я. Однажды ты уже был изломан нами, стал моей любимой живой куклой с пустым взглядом. Я скучаю по твоей покорности и покладистости. Жаль, что вскоре эта игра сыграла против нас. – Они считали, что надломили меня слишком сильно, так что тело перестало отвечать даже на приказы, даже не думая об ином варианте. Камеру огласил хриплый болезненный смех, пугающий и жестокий. -Ошибаешься. – Прохрипел я в ответ. – Каким бы ни был этот кошмар, но я никогда не был его заложником. – Больно. Едва удается говорить, язык заплетается, воздуха едва хватает, но это стоит того. – В отличии от тебя, я умею любить и жить. Более того, я женат и всецело принадлежу своей жене. Ярость во взгляде ведьмы стоила того, удалось поставить Лилис на место, впервые за всю мою жизнь. Она схватила первый попавшийся под руку камень и ударила по голове, прямо у левого виска. -Лжешь! Лжешь!! Лжешь!!! –Кричала она, продолжая бить. После первого же удара я почти потерял сознание, удержал только приказ. Сестры вовремя появились и оттащили ее от меня. Я добился своего, вывел их из себя достаточно, чтобы убить меня, а не продолжать мучить. -Так хочешь сдохнуть? – Прошипела Белодонна. – Так сдохни, Валтор! Умри медленной, мучительной смертью, цедя каждую каплю жизни! Пусть в этой смерти воплотится твой худший кошмар! Слова словно последний удар, тот, которого я ждал все это время. Сознание стремительно покинуло меня, оставляя в плену последних капель жизни.