Прошлое возвращается. Но, к сожалению, помимо многочисленных моментов радости и счастливой безмятежности, приходят и моменты, из-за которых ты вновь окунаешься с головой в пучину боли и раскаяния. Почему-то всегда в бочке мёда найдётся ложка дёгтя. Это угнетает.
В голове Маттео вновь всплыли образы Луны и Симона. А они не сильно изменились. Конечно, с первого взгляда если посмотреть, то разница очевидна, но для Маттео всё было по-другому: он слишком хорошо знал этих двоих, чтобы в нынешней Луне не увидеть маленькую девочку, которая не знала слов «печаль» и «сидеть на месте», а в Симоне — всё того же заботливого, храброго старшего брата, для которого семья превыше всего. Но ведь время меняет нас всех, и это стоит признавать.
Симон остался прежним, только, может, стал мужественнее и вдумчивее; он перестал быть похожим на человека, который кидается в омут с головой и соглашается на безбашенные поступки, руководствуясь лишь сердцем и минутным порывам адреналина. А Луна… Как бы она не изменилась внешне, как бы не выросли её волосы, а форма не приобрела притягивающие женские очертания, внутри она осталась той же Луной Валенте, что и была когда-то в детстве. Она осталась такой же бодрой, жизнерадостной и очаровательной, что очень редко встречалось в жизни (странно, но зачастую жизнь меняет людей в хучшую сторону, а может, в этом виноваты и другие люди).
Задаётесь вопросом: что такое с Маттео и с чего вдруг он знает семью Валенте? А вы разве не догадались, что когда-то они были близки? Десять лет назад они познакомились, тогда Маттео и Симону было всего по тринадцать лет, а Луне ещё не стукнуло восемь.
Семья Бальсано известна в своих краях, и как любая семья, имеющая успешный бизнес, о безопасности своей думает намного больше. За каждым углом может скрываться кто угодно: наёмный убийца-профессионал, бешенный завистник-психопат, сумасшедший сталкер-поклонник с ножом или обычный алкаш с плохим настроением и заряженным ружьём. Из-за определённой должности рос и риск, так что родители Маттео решили просто-напросто на время скрыть существование ребёнка, когда он таковым был.
Это оказалось не так-то просто, особенно для самого Маттео. С ранних лет ему втирали, что мир не такой, как кажется, что один неверный шаг — ему конец, что расслабляться нельзя, а привязанности ставят его жизнь под угрозу. Он был всего лишь сыном, можно сказать, дизайнеров, а жил как будто в боевике. Может, дело и в родителях, которые понимали: за сыном и они пойдут ко дну, — а может, мир и вправду так жесток.
Вечные переезды, иногда сменявшиеся командировками. Маттео настолько устал терять и заводить новых друзей, что стал направлять все силы на учёбу и саморазвитие, чтобы в будущем доказать — он справится со всем, что ему предоставит милейшая судьба, будь то сложная ситуация, из которой надо найти логический выход, или нападение наёмников. Парень не знал детства и мечтал о времени, когда сможет делать всё, что делают остальные: просто наслаждаться жизнью.
Когда Маттео было тринадцать лет, его родителям пришлось надолго задержаться в Италии, но им надо было куда-то деть сына, так что лучшее, по их мнению, решение — отправить его жить и учиться в другую страну. На другой континент. Так, чтобы тысячи километров отделяли их, а Атлантический океан служил непробиваемой стеной. Парня отправили в Мексику, в Канкун. В рай на земле для богатого туриста, в идиллию пляжа и моря.
Он учился в одном классе с Симоном. Как уже говорилось ранее, общение с другими не было его привилегией, он привык к всеобщему игнору и умел довольствоваться всем, что имеет на данный момент времени, давая себе обещание, что в будущем у него будет всё. Но кое-кто полностью разрушил образ одиночки-Бальсано.
На второй день пребывания в школе, к Маттео, пока тот в одиночестве читал книгу за партой на перемене, подошёл улыбчивый парень в одежде уличного стиля — джинсы и футболка были на размер больше нужного, на поясе красовалась завязанная толстовка, а образ дополняла чёрная шапка, кое-как устроившаяся на голове и цепочка с фиолетовым медиатором. Этого одноклассника не было в первый учебный день Маттео, что было причиной того, что незнакомец его любопытно осматривает, не переставая глупо улыбаться. Маттео немного равнодушно посмотрел на парня и приподнял бровь, показывая, что тот может говорить, что хотел, и уйти уже наконец.
— Ты новенький, да? Что читаешь? — Маттео удивился, что не было никаких подколок и издёвок, на которые он рассчитывал, так что парень в растерянности только ненадолго перевернул книгу обложкой вверх, чтобы его одноклассник мог прочесть. — «Гарри Поттер и Кубок огня»? Ты читал предыдущие книги? — Маттео заинтересованно кивнул. — Я не читал, но наслышан. У меня просто книг этих нет. И… — тринадцатилетний Симон не знал, как правильно сформулировать то, что пришло вдруг ему в голову, — сбегаешь от реальности в фантастику?
Маттео поразило то, как легко этот человек назвал то, что признавать (даже самому себе) Бальсано не мог. Он был слишком мал, чтобы это всё терпеть, так что постоянное погружение в книги его спасало. Спасало от тупой, пародоксальной реальности, в которой он живёт.
— Ну, — тихо подал голос Маттео, — типа того…
Парень напротив Маттео жил слишком хорошо (не в плане денег, а в плане хорошей, дружной семьи), чтобы смотреть на чьё-то одиночество. Он не знает, какой инстинкт двигал им в тот момент, но он чётко решил: этого человека он не оставит. Хотя бы сейчас. Бальсано для него был потерянной душой, которую он хотел спасти, поддаваясь непонятному порыву благородности и сочувствия.
— Симон Валенте, — гордо представился мексиканец, дружелюбно протянув руку вперёд, — а ты?
— Я М… — он запнутся, но потом неуверенно продолжил: — Алехандро Ферранте. — Маттео не только живёт в чужой для него стране, но и вынужден носить чужое имя, скрывая настоящую личность от всех без исключений. — Хочешь я тебе дам все части почитать?
Так и зародилась настоящая, крепкая дружба двух людей, которые практически ничем не схожи. Они не искали поддержку в ком-то другом, зная, что защиту и опору найдут друг в друге — они навсегда останутся вместе (спойлер: нет). Просиживая часы на занятиях у репетиторов, огромное время находясь на тренировках и бесконечно заучивая не только школьный, но и дополнительный материал, Маттео считал секунды до того момента, как освободится от всего этого и беззаботно будет гулять с новым другом. Каждый день томился в ожидании вечера и ночи, обещая просто офигенное времяпровождение с мексиканским другом.
Вскоре Маттео познакомился и с семьёй Симона, которая казалась мальчику самой идеальной, которой можно только представить. А самое главное: они все были настоящими. Собой, а не кем-то другим.
Знакомство началось с младшей сестры, про которую Симон часто рассказывал, сопровождая свои воспоминания безудержным смехом. На очередной утренней вылазке произошла историческая встреча, которая запомнилась Бальсано слишком отчётливо и хорошо. Недавно приснившийся сон тому доказательство. Ведь это и была их первая встреча.
— А я Алехандро Ферранте, приятно познакомиться.
— Алех… Алехандро? — робко переспросила Луна, сметённая таким странным и сложным для неё именем. Получив твёрдый кивок в ответ, Луна, скривив лицо, проговорила: — Если честно, это имя тебе не идёт.
Маттео невольно усмехнулся, поражаясь прямолинейности и проницательности маленькой девочки. Она, в общем, права.
— Я знаю, — улыбнулся он в ответ, — но что я могу с этим поделать? Это моё имя.
— Алехандро, Алекс, — продолжила бурчать Луна, дожидаясь, какой вариант выберет её душа. — В принципе, неплохо.
Маттео решил получше разглядеть милую собеседницу и присел на корточки, ведь она была значительно ниже его. Он лукаво заглянул в её зелёные, мерцающие глаза и заправил выпавшую на лицо Луны прядь шоколадных волос за ухо. Парень нежно спросил:
— Сколько тебе лет, красавица?
— В-восемь.
— Луна! — укоризненно воскликнул Симон, который стоял позди.
Девочка закатила глаза, а её щёки слегка порозовели.
— Ну, — заколебалась она, но потом решительно выдохнула, — ладно, почти восемь, — тихо ответила она, переминаясь с ноги на ногу и смотря себе под ноги. Быть младшей сестрой — не самое классное занятие. Всегда ты ма-а-аленькая. Но аккуратно подняв взгляд на доброжелательное лицо Маттео, Луна скромно, доверчиво улыбнулась, немного прищурив глаза.
Маттео тогда отметил, что это самые красивые глаза, которые он когда-либо видел. Для него они были уникальны. В них крылась какая-то магия, блеск и счастье. Шатен знал: он никогда их не забудет.
Шло время, дети росли, а связь между ними только крепчала. Спустя пол года опасных скитаний по безлюдным улицам города, Маттео с Симоном решили вместе хоть на вольную борьбу, чтобы точно суметь постоять за себя и за то сокровище, что оберегали и любили парни всей душой — маленькую девочку, которая жуть как любила совать нос не в своё дело, при этом задорно смеясь.
Семья Валенте стала пристанищем и для Маттео, который наконец понял, что такое уют семейного очага. Родители у Луны и Симона были просто потрясающие, а как готовила их мама, м-м-м. Няне Маттео было совершенно всё равно, где он шляется, а вот Мигель и Моника иногда не на шутку беспокоились о состоянии Бальсано, когда тот ходил в задумчивости или пропадал на некоторое время. Как ни странно, когда Маттео исполнилось шестнадцать лет, отмечал он свой день рождения именно за столом у семьи Валенте, и в тот день он уговорил родителей по телефону, что няня ему больше не нужна.
Шли дни, недели и месяцы, которые позже сменились и годами. Маттео часто ночевал в комнате Симона, они проводили уйму времени вместе, деля своё веселье и с младшей сестрёнкой. Даже когда у парней уже начинался переходный возраст, когда всего хочется в миллион раз больше, а детские игры с девочкой кажутся ничем, они не кидали её, всего лишь проводя чуть-чуть меньше времени с ней, а больше с девчонками постарше или стаканом дешевого, легкодоступного алкоголя. Тир, опасные гуляния по крышам и вечеринки периодически разбавлялись играми с Луной: подушечными боями, купанием в море и уличным футболом…
Но в семнадцать лет Маттео начал задумываться о том, что же будет дальше: жить в Мексике вечно ему не позволят родители, определённо; от мысли, что он покинет эту жизнь, этот город, этот пляж, эту семью, разрывалось сердце и хотелось рвать и метать всё к чёртовой матери. Он не был готов терять то, что приобрёл, так что все эти мысли засунул куда поглубже в своё сознание и решил наслаждаться тем, что имеет, потому что на тот момент он был по-настоящему счастлив.
Маттео полагался на случай, не сильно вдумываясь в последствия. Судьба всё решила за него, пока он беспечно бездействовал. Ну, не судьба, а его родители. Родители, которые оказались беспощадней по отношению к другим людям, чем кажется.
— Сразу после выпускного ты уезжаешь в Лондон, — бесстрастно сообщил его отец по телефону. Голос был ледяным, не терпящим возражений. Но Маттео эта новость вывела из себя, привела в бешенство. Никуда он не поедет!
Глубоки вдох. Выдох. Нельзя показывать своего раздражения. Маттео как можно равнодушней и как можно более скептично задал очевидный вопрос:
— И с чего ты взял, что я туда поеду?
Отец слегка опешил от такого неожиданного заявления, ему давно никто не перечил, особенно его собственный сын.
— Повтори-ка ещё раз, — угрюмо усмехнулся отец, подумавший, что ему показалось.
Маттео на секунду заколебался, голос отца в тот момент жутко пугал, но всё же серьёзно ответил:
— Я не собираюсь никуда уезжать. По крайней мере не сейчас и не по твоей указке. Я всё сказал.
Небольшая пауза. Кажется, Бальсано-младший слышал стук собственного сердца — он боялся, что отец тоже его услышит. Потом нервный смех, который ещё больше напугал Маттео.
— По правде говоря, — еле-еле утихомирив поток смеха, говорил несокрушимый родитель, — на пользу тебе Мексика не пошла. Хотя и есть некая прелесть в бунтарстве. — Дальше он серьёзно обратился к сыну: — Маттео, давай без глупостей. Ты поедешь, и это не обсуждается.
— Почему не обсуждается?! Никогда со мной ничего не обсуждается! Я не хочу этого! Не-хо-чу! Я тоже человек, у меня есть право решать свою судьбу. Пап, я взрослый, и понимаю больше, чем ты думаешь.
— Как же, — усмехнулся отец, — это наоборот доказывает то, что ты ничего сейчас не понимаешь. Ты не понимаешь, какое будущее тебя ждёт, если ты всего лишь будешь делать то, что я тебе говорю.
— Какое? Какое будущее? Скажи мне, какое?! Я даже собой не являюсь, ношу какую-то странную фамилию и твоё имя вместе с поддельным паспортом! Хоть здесь я нашёл себе место, а ты хочешь просто увезти меня ради «будущего», которого я не хочу! Папа, пойми, у меня есть настоящее, от которого я ни в коем случае не откажусь. Заруби себе это на носу. Или, может, осмелься сказать мне что-нибудь лично, впервые за эти пять лет, а не прятаться за экраном телефона.
Маттео быстро отключил звонок, дабы не наговорить чего-нибудь ещё. А сказать-то хотелось, ой как хотелось! Бальсано с силой сжал телефон, зажмуривая глаза и не понимая, куда деть весь тот гнев, которой разгорается внутри него. Он с силой кинул телефон в стену, не заботясь о том, что вещь уже можно не спасти. Мобильный с треском столкнулся со стеной, а звонкий хлопок разнёсся по всей пустой квартире Маттео. В этих стенах он чувствовал себя подавленным, но только здесь ему разрешалось говорить с родителями.
— Дерьмо, — выругался он, съезжая на пол и уткнувшись головой в сдвинутые колени. — Пошёл он куда подальше со своим Лондоном. Проведя в таком состоянии чуть меньше часа, Маттео отправился туда, где его всегда поддерживали. Он отправился к Симону.
И… нет, он ничего не рассказывал про ситуацию с отцом или, может, про то что ему в принципе надо будет когда-нибудь уехать. Он не хотел навязывать проблемы другу, ведь он так много раз вытаскивал его задницу из разных ситуаций, что уже и не счесть. Маттео просто продолжил плыть по течению реки, подумав, что проблему «отец» он решил.
Кхм, ничего подобного. В скором времени итальянец это поймёт. Да, поймёт, когда неожиданно в своей квартире видит широкую спину в синем деловом костюме, которая оказалась ни кем иным, как отцом парня.
Не было никаких разговоров. Только взгляд, не терпящий возражений, в котором можно было заметить раздражающую тень сочувствия, и попятившийся в страхе назад Маттео, которого тут же уволокли несколько здоровых мужчин в чёрных костюмах. Тут все часы, которые подросток проводил в тренировочном зале, оказались ничем, ведь шанса у него не было никакого — сколько бы он не сопротивлялся, его юное тело было цветочками по сравнению с охраной его отца. Маттео вновь почувствовал себя жалким и беспомощным.
Его просто увезли. Без вещей, без слов, без всего остального. Только разбитый телефон болезненно впивался в ладонь сжатой руки. Больше ничего. Сил чувствовать боль разлуки тоже не было.
Есть несколько моментов, которые Маттео Бальсано запомнил на всю жизнь: как с ним познакомился Симон, как он впервые увидел Луну, как он потрясающе отметил лучшее Рождество в его жизни вместе семьёй Валенте, как ему Луна подарила первую в его жизни гитару, которую долго выбирала она сама, и как отец положил перед лицом Маттео газету с заголовком «Катер сбил плавающего в море подростка; от причиненных травм парень потерял сознание и утонул. Кто виноват и стоит ли запретить проезд водного транспорта в пятидесяти метрах от пляжа?». Маттео, судорожно пробежав глазами по статье, наткнулся на своё дурацкое, вымышленное имя.
— З-зачем… зачем ты это сделал?!
— Ты слишком много о себе думаешь, Маттео. Пора уже выйти из зоны комфорта, которую ты себе надумал, и начать беспокоиться о своём будущем. Забудь, что было до этого. Алехандро Ферранте официально мёртв, а Маттео Бальсано начал своё существование. Хватит сопли разводить, ты мужчина. Ты должен вычеркнуть всё из своей жизни там, а жизнь — вычеркнуть тебя.
Маттео понимал, что отец говорит о людях, которые занимают огромную засть в жизни Маттео, которые притягивают его и держат при себе. Но он этого не хотел. Нет… не таким способом. Он не с кем не попрощался. Ни с кем. Он оставил их на произвол судьбы читать из местной газеты то, какая нелепая смерть ему досталась. А Луна, Боже, она же ещё слишком мала, чтобы принимать чью-то смерть. Она не готова. Она не должна…
— Ты хоть понимаешь,
что ты натворил? — отчаянно спросил Маттео.
— Это ты не понимаешь, что ты натворил.
***
Маттео открыл морозилку, достал оттуда льда, нашёл пустой стеклянный стакан и бутылку крепкого коньяка. Налив себе пол стакана и добавив льда, Маттео плюхнулся на диван, вальяжно раскинувшись по мягкой поверхности любимого предмета мебели. Он придавался ужасным и одновременно прекрасным воспоминаниям, угнетая себя ностальгией. Много пить он не собирался, только чуть-чуть, дабы успокоиться и прийти в себя после вдруг нахлынувшего в виде сна воспоминания.
Всё, если подумать, обошлось. Шрамы затянулись, но удручающие следы остались. В Оксфорде на своём физико-математическом факультете Маттео не сильно пёкся насчёт учёбы — знал к тому времени он больше нужного, так что первое время посветил «успокоению души». Забвению. Выпивке и безудержному сексу, да. Всё, что он минимизировал в своей жизни раньше, он использовал как отвлечение от боли, что постоянно щемила в груди. Также характер поменялся, без заботы и поддержки вокруг Маттео превратился более негативную версию себя, защищая при этом свою душу и сердце от предательств и разочарований.
Позже появился такой замечательный человек, как Гастон Перида. Человек с невидимым нимбом на голове. Маттео тронуло то, что Гастон постоянно пытался привести Маттео в чувство и адекватное состояние, хоть и сам иногда тусил со своим «подопечным». Маттео увидел в нём часть Симона, нечто благородное, честное и доброе их связывало, а в остальном они были не похожи. Гастон был похож на безумную версию Маттео на первом курсе, только менее раненную и неадекватную; наверное, благодаря этому Маттео и впустил его в свой «мир»: он не бесил своим добродетелям до усрачки, но и безнравственностью не страдал. Тонкое сочетание, которое не отпугнуло Бальсано.
Жизнь, скажем, пошла на поправку. Позже Маттео даже встретил сестру, о которой не знал. Их родители развелись, но всё равно работали вместе, не могли бы они сказать Маттео о его родной сестре?! Это был ещё один пункт к пожизненной миссии «ненавидеть родителей». Сестра оказалась ещё одним спасением, которое показало Маттео, что у него всё ещё есть жизнь, его настоящее всё ещё с ним. Что у него есть сестра, которая его любит и понимает, которую любит сам итальянец, но…
У него была сестра, которую он любил. Может, любил даже больше, чем как сестру. Любил. А ещё был брат, ради которого и умереть не страшно. Но для них Маттео мёртв. Для них его и не существовало. К тому же, удар для Луны был настолько силён, что у неё слегка помутнел рассудок: её организм решил, что Маттео лучше забыть вовсе, оставив безнадёжную дырку в памяти и небольшое количество мутных снов, которые являлись последними крошками воспоминаний.
Маттео сделал ещё один глоток холодного напитка, который жжёг горло. Последнее время его уверял Гастон: прошлое остаётся в прошлом. Мы не можем изменить то, что было. Мы не можем вернуть людей, которых потеряли.
Но почему? Чёрт возьми, почему он тогда видит Луну Валенте и Симона своими глазами спустя столько времени?
***
Этим утром Луна была сонна, как никогда раньше. Всю ночь она ворочалась, не видя сна ни в одном глазу. Причина не была известна. Некий переизбыток эмоций днём отражался бессонницей ночью, что было немного парадоксально. Зато неудивительно, что Луна вновь начала опаздывать в школу, а это всего второй день.
Луна мчалась по коридорам школы, пытаясь не шуметь (звонок только-только прозвенел) и одновременно обращать внимание на номер класса, мимо которого она пробегает. Вдруг она в кого-то сильно врезалась и чуть было не упала назад, но кое-каксмогла сдержать равновесие; а вот девушка, которую столкнула Луна, упала, при этом уронив учебники и блестящие тетради на пол.
— Ой, — Луна прижала руку ко рту, — прости-прости-прости меня, я не заметила. — Она помогла девушке встать, хотя та брезгливо отдёрнулась от Валенте. — Я, правда, не специально.
— Конечно-конечно, — пробурчала чёрноволосая незнакомка в ответ, небрежно поправляя и обтряхивая свою юбку. Она тихо возмущалась себе под нос, собирая с пола вещи и иногда кидая злобные взгляды на мексиканку. — Надо хоть по сторонам смотреть. А как мчалась, это школа, а не спортзал! И глаза нужны для того, чтобы смотреть, что вокруг тебя происходит.
— Ещё раз извини, — виновато прошептала Луна, протягивая брюнетке разноцветную, красиво оформленную тетрадь, что она подняла только что с пола, — я не хотела.
Девушка, брезгливо, рывком забрала свою вещь, наградив Луну презрительным взглядом и гордо вздернутым подбородком, развернулась и ушла. Стук её каблуком эхом раздавался в коридоре, а Валенте удивлялась, что ж с ней так грубо-то, хотя… Может, надо перестать врезаться в кого попало, нарушая личное пространство незнакомых людей.
Ту шатенка вспомнила, что, вообще-то, жутко опаздывает, и вновь понеслась вдоль школьных стен в поисках пристанища. Ну, нужного кабинета. Как на зло, первым уроком была химия, которую Луна ненавидела всем сердцем и ну вообще не понимала, хоть убейте. Но этого особо не стыдилась, ведь все люди могут чего-то не понимать в той или иной сфере.
«Ну ладно, » — исправила себя Луна, — «Нина точно всё-всё знает».
Получив первый нагоняй от химички, Луна юркнула за свою парту, где её улыбкой поприветствовала Нина. На вопросительный взгляд подруги, Луна шёпотом ответила:
— Проспала.
— Оу, понятно.
Уже после урока в коридоре Валенте смогла спокойно пожаловаться подругу, кхм, на саму себя:
— Нина, я сегодня что-то слишком неуклюжая, — воскликнула она, доставая из рюкзака бутылку воды, но та, как будто специально, упала. — Вот видишь! Сегодня точно не мой день. — (Луна подняла бутылку с пола). — Я сегодня сбила какую-то красотулю перед уроками, да ещё из-за этого здорово опоздала.
— Луна, — нахмурилась Нина, — что за красотулю?
— Ну, какую-то незнакомую для меня девушку, может, она учится в нашей параллели. Такая брюнетка с прямыми волосами, ещё такая из себя гордая королевна.
— К сожалению, я не знаю всех девчонок в школе в виду своей необщительности, но я могу предположить, кто это мог быть. Она тебе что-то сказала?
— Она мне жутко нагрубила, но, — вздохнула Луна, — Нина, это не важно. Суть в том, что сегодня всё против меня!
— Есть теория, что чем больше человек убеждает себя в том, что он неуклюжей, тем больше это становится правдой.
Луна слегка наклонила голову на бок, потупив взгляд. Она не совсем понимала, что именно этим хочет сообщить ей подруга.
— Ты хочешь сказать, что я сама себе напророчила ужасную фортуну? От части это так, я часто говорю то, что потом на самом деле оказывается правдой, но…
— Нет-нет, — тихо засмеялась Нина, — я говорю о том, что если ты поверишь в свою удачу, то всё пройдёт отлично.
— Но, Нина, это бессмыслица, — озадаченно сказала мексиканка. — Я каждую секунду молюсь, чтобы со мной ничего не случилось, но всё это напрасно.
— Верить и просить в воздух — разные вещи. Это должно исходить из глубины души, ты должна поверить в себя и свои действия, а не надеяться на что-то.
— Ладно, — улыбнулась Луна, — я поняла. Удача меня не подведёт, я не девочка-катастрофа, а просто Луна Валенте?
— Да. Прекрасно.
Луна облегчённо выдохнула, взяв себя в руки, и начал тихонько под нос себе повторять эти слова, пока они с Ниной шли к кабинету биологии.
— Удача меня не подведёт, я не девочка-катастрофа, а просто Луна Валенте. Удача меня не подведёт, я не девочка-катастрофа, а, — она запнулась, увидев знакомую шевелюру кучерявых волос. От шока у бедной мексиканки глаза расширились до невозможного, она резко развернулась к «опасности» спиной, перегородив дальнейший путь своей подруге. — А к чёрту это всё, сегодня не мой день. Может, пойдём отсюда?
— Луна, что с тобой? Тут же кабинет биологии, — Нина непонимающе уставилась на подругу, рукой указывая на дверь за спиной Луны. — Я ничего не понимаю, только что же…
— Нет-нет, Нина, — обеспокоенно перебила Луна Нину, переходя на шёпот, — не в этом дело.
Симонетти тоже перешла на шёпот, хотя и не знала причины внезапного порыва Луны не идти на биологию. Она тихо спросила:
— А в чём же тогда дело?
Луна начала маяться, перебираться с ноги на ногу, нервно теребить тонкими пальчиками браслеты у себя на руке и вертеть головой, резко фокусируются на совершенно разные, ненужные вещи. А люстра, оказывается, тут очень красивая…
— Луна, ты в порядке? — жутко волнуясь из-за очень странного состояния подруги, спросила Нина. Валенте и вправду была намного рассеянней и очень нервной, не так как обычно, но говорить, что случилось, она не говорила. По правде говоря, Луна и сама-то не знала. С ней такое впервые.
— Да, я в… в порядке. Не знаю, что со мной весь день творится. Я сама не своя.
Нина недоверчиво покосилась на Луну, раздумывая, что могло случиться с её чудной одноклассницей, а самое главное: чем ей кабинет биологии не угодил? Но, своим проницательным взглядом осмотрев территорию у несчастного кабинета, Нина в миг сложила два и два, ехидно (ну, насколько это было возможно для скромной, тихой Нины) улыбнувшись.
— Кажется, я знаю, почему ты такая рассеянная, — хихикая, сообщила Симонетти.
Луна резко повернулась на сто восемьдесят градусов, и посмотрела на кудрявого шатена с карими глазами, что стоял, облокотившись на дверь, и что-то листал у себя в телефоне, периодически бросая взгляды на школьный коридор — видимо, ждал учителя биологии. Заметив, что она как-то странно пялится без причины, Луна судорожно повернулась обратно, опустив глаза на пол; мексиканка необдуманно корила себя, за то что так и тянется к этой нахальной усмешке. Когда Валенте приподняла взгляд на впереди стоящую Нину, то заметила, что её и его усмешки даже чем-то схожи, но это было сейчас не важно. Сам факт наличия усмешки означал одно: Нина всё поняла, кажется, раньше, чем сама Луна.
О чёрт.
— К-как это знаешь? — сжавшись, растерянно задала вопрос Валенте. — Нина, даже не думай! У тебя всего лишь какие-то домыслы. Я рассеянная просто, — она не могла подобрать нужных слов, — просто потому что такая родилась! Ничего необычного.
Из-за такой реакции Луны у Нины улыбка стала ещё шире: её подруга сама сдала себя с потрохами.
— Но ты так смотришь на Маттео, — тонко намекнула Луне Нина, странно улыбаясь.
— Я? На клубничного мальчика? Д-да никак не смотрю, — возмущённо ответила мексиканка. — Глазами. Это… это ты всё у себя придумала, но он меня вообще не интересует. Ни капельки.
Улыбка Нины спала, она нахмурилась, слыша для себя непонятную фразу. Да, эта девушка знала много, для неё учиться было не только удовольствием, но и легчайшим занятием, ведь она всё схватывала на лету, но Луна частенько выражалась так, что Симонетти выбивало из колеи. И прозвища «клубничный мальчик» она не поняла вовсе.
— Луна, а почему клубника? — серьёзно спросила она.
— Ну, он очень самодовольный и нахальный, думает о себе не весть что.
— Хорошо, поняла, — кивнула Нина, вновь улыбнувшись. — Буду иметь в виду. И всё-таки: что у тебя с ним?
— Да ничего, я тебе это уже сказала!
— Не видно, что «ничего». Ты знаешь, что если человек рассеян и витает в облаках, то в ста процентах случаях это означает, что он влюбился.
— Твоя статистика ошибается. Это не мой случай. И вообще, как ты можешь говорить о том, что мне понравился наш учитель? — последнее слово Луна жирно выделила, не понимая: неужели таких границ у её обычно самой правильной и прилежной подруги не существует?
— Этот случай — исключение. Он у нас временно, тем более разница в возрасте не так велика.
— Ага-ага, любви все возраста покорны.
— Точно! — засмеялась Нина. И таким шипперским-шипперским голосом заметила: — Ты и сама всё знаешь.
Луна возмутилась:
— Я же пошутила.
И тут как тут к девочкам подкрался Маттео, который только что заметил их, перешёптывающихся.
— Девчонки, обо мне разговариваем? — лукаво поинтересовался он, награждая довольным, заинтересованным взглядом и одну, и вторую. Луна и Нина переглянулись.
— Нет, — поспешно ответили они в унисон.
— Клубника, — усмехнулась Валенте, сложив руки у себя на груди, — не весь мир вертится вокруг тебя.
— Да? Не знал. Хотя предпочитаю думать, что это так, — нисколько не смутился Бальсано, обольстительно улыбаясь.
— Маттео, ждёшь Гастона? Иди жди, где ждал до этого, не приставай с нам, — равнодушно бросила Нина, закатывая глаза. Она ничуть не стеснялась и уж тем более не нервничала перед малознакомыми личностями, что, как подумала Луна, очень необычно. Валенте ничего не говорила, тихо удивляясь и даже приоткрыв рот. — И, если ты забыл, он сегодня дежурит, нормально поговорить с ним только после уроков сможешь, — объяснила Симонетти с лицом а-ля «ты что, совсем тупой».
— Ой, блин, — стукнул себя по лбу итальянец, — точно! А я тут стою и дожидаюсь его, как дурак.
«Потому что и есть дурак, » — одновременно подумали Нина с Луной, опять же переглянувшись.
— Теперь ты можешь идти, — тонкий намёк от Нины, сопровождающийся выжидающим взглядом.
— Ладно-ладно, понял: я не вовремя, — засмеялся Маттео, поднимая руки вверх. Он ухмыльнулся и бросил под конец, уходя: — До встречи!
Луна проворчала себе под нос:
— Надеюсь, не встретимся. Нина, — вдруг резко громко окликнула она подругу, — что это только что было?
— Ч-что было?
— Ты с клубникой так стойко держалась, прям вся такая серьёзная и уверенная, а к нам в школу он пришёл только вчера! Как?
— Ну, Луна, эм, понимаешь, — замялась Нина, сжавшись и даже отойдя на полшага назад, — как тебе сказать… просто… Помнишь, я хотела о кое-чём поговорить вчера в Роллере?
— Да, конечно. Но, к сожалению, этого не случилось из-за каких-то проблем в семье. Кстати, всё разрешилось?
— Да-да, всё сейчас в порядке, — отмахнулась русоволосая. — То, что я тебе хотела сказать, как раз касается моей семьи…
— Стоп. Ты же вроде говорила, что это касается нашего классного руководителя, нет? Или я как всегда всё перепутала? Не отвечай, конечно я всё перепутала, у меня, наверное, как обычно всё смешалось в голове, — всё тараторила Луна. — Но я рада, что дело не касается этого воображалы, он меня за последние несколько дней достал. Помнишь, я тебе говорила про того парня, которому я отвозила заказ в Мексике? Который ещё жутко грубый и мне потом мерещился — настолько он мне не понравился, помнишь? Так вот, это он и есть. А ещё я его встретила вчера перед уроками в коридоре и опять в него врезалась, представляешь! Но я подумала что он ученик, а оказалось совсем не так!
— Вау, Луна, да тебя просто сводит и сводит с Маттео, — искренне поразилась Нина. — Но сочувствую, принять учителя за ученика — не подарок.
— Да знаю-знаю… Блин, я тебя перебила! Прости-прости, сейчас я вся в внимании, я слушаю. — Луна сделала вид, что застёгивает невидимую молнию у себя на рту и закрывает на замок, а воображаемый ключ с размахом выкинула куда-то далеко. Глаза загорелись, а Луна всё переминалась с ноги на ногу, потому что не могла стоять на месте в тягостном ожидании.
— Это всё же касается и Маттео. — (Замученный стон от Луны в ответ). — Это касается и семьи, и Маттео, честно говоря, потому что… Потому что, э, он это… мой брат.
Луна не поверила своим ушам. Так вот, почему Нина была раздражена тем фактом, что Бальсано — новый классный руководитель. Так вот, почему она скромно, но защитила Маттео как личность перед Рамиро. Так вот, почему рядом с ним ей спокойно и она не чувствует зажатости. Они ведь похожи, в конце-то концов!
Луну захватили мысли о том, что это было вполне себе очевидно, могла бы и догадаться, она ведь, как никак, лучшая подруга Нины. Но ничего не получилось, кроме того, чтобы отрешённо стоять с открытым ртом и, повернув голову на бок, воскликнуть:
— Ч-что?!
