***
Ещё никогда раньше Луна не просыпалась до будильника — да, слово «бессонница» ей было совсем не знакомо, как и случаи самостоятельного пробуждения до полудня. Внезапно приснившийся сон заставил открыть глаза уже к семи тридцать, что для Валенте было нереально ранним подъёмом. Но это вовсе не означало, что она не выспалась. Это отнюдь не было признаком плохого начала дня — наоборот, на удивление, Луна была выспавшейся, довольной и спокойно. И как никогда счастливой. — Ты на меня пялишься? — А ты не спишь?! — испуганный голос. То умиротворение, которое отображалось на лице парня, никак не выдавало того, что он давным давно не спал, поэтому до этого момента Луна беззазорно наблюдала за ним, расслабленно изучая каждый миллиметр его лица и тела. — Не волнуйся, можешь продолжать, — проговорил Маттео, всё ещё не открывая глаз. — Я знаю, что сейчас чертовски красив. «Впрочем, как всегда», — хотелось добавить им обоим. Это было абсолютной правдой. Тонкие черты лица казались под ненавязчивым утренним светом идеальными, а кудряшки, которые под руководством солнца отдавали золотистым цветом, — просто очаровательными. Губы были непринуждённо сомкнуты. Тело было прикрыто лишь по пояс, что давало возможность наслаждаться его прошедшими не зря попытками держать себя в форме. Луна была готова растечься лужицей оттого, насколько этот человек совершенен. — Ты чертовски скромен, — она закатила глаза. Он этого не видел, но знал, что она так сделала. — Ты мне так часто это говоришь, — голос был заспанный, тихий и чуть хриплый. Луне на секунду показалось, что Бальсано всё ещё спит, а этот странный диалог она придумала сама и просто прокручивала в голове. — Всё потому что ты ещё чаще это показываешь. Уголок губ Маттео дрогнул. Он лениво открыл глаза, увидев перед собой счастливую улыбки и два ярких зелёных глаза, в которых он мог видеть своё отражение. Отражение собственной радости от именно такого пробуждения, рядом друг с другом, после проведённой вместе ночи… Счастливая улыбка заразна. — Доброе утро, — прошептал он как-то по-домашнему уютно. Ироничный смешок: — Никому не нужно в школу? Луна тут же с ошарашенным видом подскочила, приняв сидячее положение и сильно тем самым задёрнув одеяло, а потом судорожно стала искать глазами часы в собственной комнате. Когда она всё же увидела время (оно близилось к десяти часам утра), то, воскликнув то ли «чёрт», то ли «твою мать», принялась совсем не аккуратно выискивать свои вещи и натягивать на себя одежду. Даже смущаться времени не было. Почти. — Луна! — Маттео, повалившись на кровать, засмеялся, с довольной рожей наблюдая за засуетившимся маленьким комочком очарования, который метался по комнате с не возможной для человека скоростью. — Луна! Но та не откликалась — кажется, даже не слышала. Слишком уж мысли запутались, как и руки: всё буквально валилось из рук и ничего нормально сделать не получалось — даже надеть с первого раза футболку. — Луна! И вновь проигнорировано. Маттео понял, что ситуация выходит из-под контроля, так что пришлось быстро искать, что на себя ради приличия напялить, и выпутываться из одеяла. Он в два счёта поймал летающую из стороны в сторону Валенте, заключив её в объятия, из которых она интуитивно пыталась выбраться — пыталась совсем слабо, ибо тело моментально подчинялось касаниям Бальсано. — Что, Клубничный мальчик? — полная растерянность и почти что отчаяние: она так не хотела опаздывать! Совесть в Маттео проснулась. — Не убивай меня, пожалуйста, но… — Что? — нетерпеливо. А он не мог побороть улыбку. — Сегодня, — неловко сведённые брови, а потом странного характера усмешка, — суббота. Если бы Луна умела убивать взглядом, Маттео был бы уже мёртв. Благо, тот её некрепко, но держал. — Маттео! Боже! Нельзя так шутить, я испугалась же! — она надула щёки, недовольно уставившись на парня. Тот её всё ещё не отпускал: инстинкт самосохранения у него присутствовал. — То же мне, юморист… Но Валенте абсолютно не была зла или обижена — заметив это, Бальсано расплылся в довольной улыбке, из-за чего был похож на кота. Один взгляд карих глаз, и вот уже и сама Луна забыла, по какой причине тревожилась буквально несколько секунд назад. — Ты невыносим. Сказала бы она это с меньшей любовью и лаской в глазах, он бы и сказал что-нибудь в ответ, а так — с этим высказыванием никто спорить не собирался. И не нужно было. Этим двои ничего, кроме друг друга, не нужно было. — В качестве извинений приготовишь мне завтрак, — самодовольно заявила она, плюхнувшись на кровать в таком виде, котором была. — Вот так просто? Симон же дома. — Не-а, — Луна уткнулась лицом в подушку и думала, не пойти ли спать дальше, раз выходной у неё, — он рано ушёл. Даже в комнату не пытался зайти, чтобы меня не будить, я уверена. Она больше жизни любила сон, а Симон любил её, так что он даже не пытается её проведать в моменты, когда есть вероятность того, что Луна спит. Даже если было что-то срочное и важное. Но Маттео всё равно немного трусил. — А всё-таки… — Хочешь, я проверю? Маттео даже кивнуть не успел, как Валенте спрыгнула с кровати и, то ли хихикая, то ли закатывая глаза, поправила на себе одежду, которая была надета кое-как, а позже спокойно вышла из комнаты, закрыв дверь для интриги. Когда уже она отсутствовала так долго, что нервы Бальсано натянулись до предела и вот-вот бы лопнули, Луна резко влетела в комнату и так же спешно закрыла дверь. Маттео понял это как знак необходимости немедленно смываться, так что, бедный, торопливо и испуганно телепортировался к окну, через которое вошёл прошлым вечером, всё ещё почти полностью голый — Луна его так же суетливо подталкивала. Но вскоре она не выдержала и засмеялась так громко, что Матео вздрогнул и остановился. Он ничего не понимал. Валенте бы давно свалилась и валялась на полу, если бы не вцепилась в застывшего парня. А он тем временем чувствовал себя самым неисправным тормозов на свете. Он не выдержал и спросил: — Ты почему смеёшься? Хотя правда уже шла прямо к его сознанию; через буквально секунду он понял, что… — Да нет никого дома! — засмеялась пуще прежнего Луна, бессовестно складываясь пополам. Маттео не видел в этой ситуации абсолютно ничего смешного — стоял и пыхтел от возмущения. — Один — один! — А, так у нас тут война? Ну держись! И они устроили игру в догонялки по всему дому, от которой и непроизвольно захохотал и сам Бальсано, так что, когда он поймал её где-то в гостиной и удачно повалил на диван, они смеялись уже оба, счастливые и непринуждённые. По классике жанра перешло всё в нежные поцелуи и тихий шёпот, но дальше не зашло, несмотря на то что Маттео подметил, как кстати он был всё ещё без основной одежды. — Иди оденься, — Луна мягко тыкнула пальцем ему в нос, несильно прикусив нижнюю губу, — я пока воду в чайнике поставлю, и… — Помню, с меня завтрак. — Именно. Пока Бальсано орудовал в кухне семьи Валенте, как у себя дома, Луна успела позвонить Симону шесть раз и, не дождавшись от того ответа, написать ему сообщение с вопросом о том, когда он приедет обратно. Не зная временных рамок, Валенте начала с энтузиазмом рассуждать о том, как они с Маттео могли бы провести выходные вдвоём, а Бальсано кивал головой и согласно мычал на каждое её слово, наслаждаясь ненавязчивым шипением раскалённого масла на сковородке и пленящим ароматом горячего кофе. Утро было восхитительным. Лишь только омлет, в который парень вложил не только специи, бекон и прочие добавки по вкусу, но и всю свою душу, совсем чуть-чуть подгорел скраю, что временному повару не понравилось. Подавал готовое блюдо он неохотно, вопреки тому что подача получилось безупречной. — Что-то случилось? — аккуратный вопрос со стороны девушки и едва заметная тревога. Выпендриваться на тему «С чего ты решила, что у меня что-то не так?» Бальсано не стал, хоть и до этого профессионально делал вид, что всё лучше некуда. Они оба пропустили тот момент, когда начали понимать эмоции друг друга с одного взгляда. — Он не идеальный, — Маттео покосился на омлет, на мгновенье открывая свою разочарованность не то в приготовленном завтраке, не то в себе. Луна улыбнулась, понимая, что редко удаётся увидеть Маттео хотя бы чуть-чуть неуверенным в себе — сейчас он и вовсе на все сто процентов сомневался; мало кому позволяется видеть Маттео таким. — Но он не должен быть идеальным! Тем более это всё равно очень вкусно, Маттео! Воодушевляющий тон Луны его никак не взбодрил, так что пришлось лишь пожать плечами и махнуть рукой — это же такая мелочь. Как только Луна получила ответ от Симона, что он, к сожалению, приедет очень поздно, практически к самой ночи, они с Маттео с уверенностью решили, что эту субботу проведут дома и только дома, лениво (или не очень) посветив себя отдыху, мелким приятностям и друг другу. Они договорились встретиться на следующий день уже вне домашнего уюта, дабы повеселиться, затерявшись среди толпы людей. Уйти Бальсано смог нормально, через дверь. Выйдя во двор, он оглянулся, в сотый раз убедился в своей безопасности, помахал рукой Луне, наблюдающей за ним через окно, и бодро потопал к себе, нетерпеливо ожидающий наступления воскресенья. Валенте-старший возвратился домой действительно очень поздно, полностью вымотанный и уставший. Не увидевшись даже с собственной сестрой, он поднялся к себе в спальню и, пройдя через ванную комнату, уложился спать — заснул мгновенно. А вот в соседней комнате всё ещё был включен свет: Луне не спалось, количество энергии в её внутренней батарейке был всё ещё высок, а при мысли о завтрашней встрече он и вовсе поднимался ещё выше. Очень хотелось написать Нине. А лучше позвонить и всё-всё рассказать! По иронии судьбы зазвонил телефон, но это не был звонок от лучшей подруги — на экране высветилось: «Неизвестный номер». Колебаться долго Луна не стала; рука сама потянулась нажать на кнопку принятия вызова, хоть и в душе затаилось плохое предчувствие, которые в первые же секунды разговора оправдалось. — Алло? — Луна Валенте? — Вы кто? — Как так-то, ты меня не узнаешь? Это Эмилия, Эмилия Менсфолд. Луна была слишком неожиданно выбита из колеи, чтобы догадаться сразу завершить разговор. Всё же было так хорошо… Голова шла кругом. Нельзя было даже предположить, что могла выкинуть этот человек, а главное — зачем? — Ч-что тебе от меня нужно? — Поговорить, — Эмилия была по обычаю неприятно весела и высокомерна. Луну выворачивало только от интонации, с которой говорила с ней Менсфолд. В Валенте вдруг загорелись несвойственные ей гнев и раздражение. Она почти что выплюнула: — Ты решила, что я вдруг ни с того ни с сего захочу с тобой говорить? — Говорить — вряд ли, — Эмилия была в своей манере спокойна и небрежна, — а вот послушать меня тебе будет интересно: уж больно ты любопытная. А мы ж с тобой похожи… И даже обе повелись на красивую мордашку Маттео. — То, что у тебя с ним ничего не вышло, не значит, что и у меня не выйдет. Просто отстань от нас! Менсфолд тяжело вздохнула и — Луна была уверена! — закатила глаза. Это ещё больше взбесило Валенте, но она совсем не умела злиться, так что ничего в голову, что можно было сказать, не пришло. Эмилия же сохраняла самообладание. Немного уставшим голосом она начала, будто объясняла маленькому ребёнку элементарные вещи; — Как же ты не понимаешь — я помочь тебе хочу и только. Он лишь врал тебе, девочка, и врёт до сих пор, а ты так наивно ведёшься. — Небольшая пауза. Эмилия заговорила тише, но так же чётко и твёрдо: — Впрочем, мне это знакомо. Лунита, одна сплошная ложь спасает ваши отношения. Валенте всё твердила и твердила сама себе, что верить этой особе категорически запрещено. Но на следующих словах собеседницы она вдруг рассыпалась. — Ты ведь даже не знаешь, что вы были знакомы и раньше. Разобрать смысл этого предложение оказалось труднее, чем кажется — Луна зависла на некоторое время, нахмурившись. — Что это значит? — Когда-то в Мексике одна девочка потеряла память и забыла часть своей жизни. Многие не помнят своего раннего детства, но в этом случае по-настоящему чёрная бездонная яма — и ты понятия не имеешь, что было до этого момента, кто был рядом с тобой тогда, кем была ты. Звучит знакомо, правда? Разумеется, знакомо. Настолько знакомо, что Луна пошатнулась, вновь падая в бесконечную темноту собственных воспоминаний — она никогда не придавала слишком много значения этому факту, но в этот момент её задело не по-детки. — Чего ты добиваешься? — внутри неприятно скребло чувство страха перед тем, что Эмилия действительно владела информацией. А значит, не все её слова выдуманы — получается, и Маттео может от неё что-то скрывать… — Я хочу справедливости. Для меня и для тебя. Тебе не обязательно мне верить, хотя на твоём месте я бы прислушалась. Отрицать то, что все вокруг тебя знают больше, чем ты — глупо. На душе было просто отвратительно при осознании, что она права. Попала в точку. Задела. Поймала. А Луна не может собрать все рассыпанные пазлы в голове воедино, из-за чего ловит панику. Сказать ей до сих пор было нечего. — Молчишь? Вот и правильно, тебе подумать полезно. Предлагаю встретиться, время и место встречи напишу тебе в сообщении. Советую записать меня в свои контакты — удобней будет, поверь. После встречи сразу удалишь, — Менсфолд говорила это так, будто ей по-настоящему было важно, чтобы Луна её послушалась, только вот сама Валенте боялась видеть в ней что-то хорошее. Она так сильно запуталась. — Только, пожалуйста, не опаздывай, у меня очень мало времени, а время — деньги. Более-менее собрав себя в руки, Луна, глубоко вздохнув и медленно выдохнув, ослабленным голосом спросила? — Ты не боишься, что я расскажу Маттео? — Бояться? — чистой издёвки смешок. — Чего? Что он мне сделает? Поверь, этот мальчик сам будет трястись, как осиновый лист, как только услышит весь твой пересказ моих слов. — Она тут же игриво добавила: — Если услышит. Но не думаю, что это хорошая идея — проверять. Если ты проболтаешься, то всё испортится слишком быстро, а мы же этого не хотим, так ведь? Будет намного правильней, если мы всё обсудим в спокойной обстановке, без ссор и напряжённых разговорах о доверии и ревности. Услышанное нуждалось в тщательной обработке и осмыслении, но мозг отказывался работать, пока сознание улетело куда-то в параллельную вселенную, где мир и люди намного понятней, чем в этой…. — Меня начинает бесить, что ты так немногословна. — Ты сама сказала, что разговаривать мне с тобой не захочется — ты оказалась права, — проявила Валенте. Даже не подумав, она выдала: — Я приду. — Так-то лучше. Тогда договорились. И возьми его с собой. Я про Маттео. Ты увидишь, что я, в отличие от всех остальных вокруг тебя, не вру и говорю правду.***
Затянутая в свои мысли, Луна уже сбилась со счёта, который раз она проверила текст в присланном сообщении и адрес, где она в этот момент находилась, но всё не переставала это делать. Так она пыталась отвлечься. — Ты всё ещё можешь передумать. Маттео был на удивление мягок, его тон был понимающим и умиротворяющим, хотя внутри этого благородного принца под именем Маттео Клубника Бальсано рычал и бушевал монстр, который желал больше всего на свете, чтобы его Девочку-доставку оставили в покое. Валенте позвонила ему через минуту после того, как закончился разговор с Эмилией. Она рассказала всё в кратце. Только всё же опустила деталь, благодаря которой она засомневалась во лжи Менсофлд — засомневалась в Маттео, в себе. — По сути, легче же всё с ней разъяснить и разложить по полочкам сейчас, чтобы больше к этому не возвращаться, — верилось в собственные слова с трудом, но терять позитивный настрой Луна не желала, — так ведь? Слабый кивок и лёгкая улыбка. Бальсано был горд за свою малышку; он немного успокоился, дав крошечной частичке себя выдохнуть с облегчением и поверить в то, что это быстро и легко закончится. Хотелось гулять друг с другом по городу, прокатиться на роликов, провести время вдвоём с Луной, в конце концов, а не сидеть в машине, напряжённо считая секунды до назначенного времени встречи. — Мне не нравится, что ты это всё делаешь из-за меня. Разгребаешь мои ошибки… Мне так жаль. Луна повернулась к Маттео. Он же не решался на неё смотреть: вина скребла и выла в грудной клетке. Валенте, отстегнув ремень безопасности, потянулась к парню и, развернув его голову рукой, совсем невесомо поцеловала, едва касаясь, но так нежно напоминая о своей любви — о том, что она жива и сильна. — Всё будет хорошо, — сказала она после, — ведь ты будешь со мной — правда? Но уверенности в этом уже не было. У Луны где-то в груди зарождалось чувство, будто хорошо уже ничего не будет; она заметила, что очень часто её чуйка на всё плохое и ужасное срабатывает блестяще — лучше бы это было не так. Они вышли из машины. Прохладный ветер встретил их недружелюбно; солнце еле-еле пробивалось сквозь сероватые облака, из-за чего не было ни светло, ни тепло. Северная набережная реки Ла Плата, на берегу которой стоит Буэнос-Айрес, была местом, где Луне ещё не удалось побывать до этого, несмотря на свою близость к центру города. Шум волн не препятствовал пугающему спокойствию района. По коже быстро пробежались мурашки. Луна с Маттео двинулись к воде, не зная, что их ждёт. В Буэнос-Айресе пляжей как таковых нет, но именно они вспоминаются при взгляде на линию горизонта, размывающуюся водой, — вспоминается горячий песок Мексики, Канкуна; одновременно подумали об этом и Валенте, и Бальсано. Но, в отличие от Луны, Маттео посетили ранние воспоминания, которые из них двоих помнит только он. Ясное осознание плохого предчувствия теперь посетило и его, но он даже не дрогнул: бояться было запрещено. Это же просто река. Просто обычные разборки с навязчивой бывшей. Это же просто Эмилия… да что она сделает? — Маттео… Пиздец подкрался неожиданно. — Что? — Мне кажется, — Луна, чуть прищурившись, смотрела в сторону дороги, которую из места, где они были, рассмотреть было можно, — что та машина, которая остановилась, она же… — договорить девушка не смогла, испуганно сглотнув. Бальсано стал вглядываться туда, куда был направлен взор его девушки, но всё не могу понять, о чём она говорит — что заставило её встревожиться. К слову, Маттео ненавидел что-то не понимать или не знать. Как можно понять, жизнь у него была нервная. — Что с ней? Чья она? Луна! — всё никак не мог угомониться Маттео, а Луна всё никак не могла вымолвить и слова. У неё в голове было кричащее: «Уходите отсюда!», а ещё — ежесекундно появляющиеся вопросы, которые в голове этой мексиканки никогда не заканчиваются. Вопросы, ответы на которых не получить, если сбежать. В одном Эмилия была права точно: Луна любопытная до ужаса. Это и заставляет её стоять на месте, словно приросшую к асфальту. Она, словно завороженная, вытащила свою руку из руки Маттео. Он решил не спорить. Не драматизировать всю ситуацию в голове не получалось. Он понял, что к ним стремительно приближается Симон, только тогда, когда тот уже узнал и Луну, и самого Маттео, ускорив шаг и омрачив лицо. Бальсано сделал резкий шаг назад, инстинктивно потянув руку к Луне, но потом тут же её отдёрнув от греха подальше: уходить было поздно, а раскрывать отношения всё ещё нельзя. — Луна, почему.? Маттео хотел спросить её, почему она не сказала ему про своего брата, раз узнала машину, но не успел: рядом с ними уже стоял Симон, чья бетонная энергетика не сулила ничего хорошего. — Что здесь происходит? Что вы тут оба делаете? — Претензия, как и буравящий взгляд, были посвящены именно Маттео. Симон сделал очень явный акцент на следующую деталь, которая для него была ключевой и нетерпимой: — Вдвоём. Луна врать не умела, так что Маттео даже не дал ей заговорить, твёрдо начав плести банальное, но вполне себе реальное: — Просто шли каждый по своим делам и прямо здесь встретились. Даже толком сказать друг другу ничего не успели, как Луна увидела тебя, — Бальсано понимал, что в это с трудом кто-нибудь поверил, но другого выхода не было. В напряжённой ситуации мозг и фантазия работали очень плохо. — Это всё совершенно случайно. — Случайно? Если присмотреться, то можно было увидеть пар из ушей Симона, — настолько он кипел из-за того, что этот человек находится рядом с его сестрой. Он даже немного дерзил. Маттео это видел и чувствовал, что заставило его сохранять спокойствие до последнего: если пытаться мирно разрулить всю ситуацию, то Валенте-старший остынет очень скоро. — Абсолютно случайно. — Значит, ты мне встречу не назначал? Маттео и Луна переглянулась, оба синхронно застывшие в непонимании. — Объясни, — Бальсано на него покосился, с ужасом понимая, что что-то активно происходит прямо у них на глазах, но что они совершенно не замечают. — Только не надо этого театра. Я не понимаю, что происходит, но мне это, определённо, совсем не нравится, — тон с каждым словом всё повышался. Позже Симон уже спокойней сказал: — Ты мне написал, по почте. В голове каждого царил хаос. — Я не ничего писал! — воскликнул он неожиданно отчаянно, не свойственно для себя засуетившись и начав быстро рассуждать вслух. — Особенно по почте, удобнее же позвонить или написать, если захотелось бы встретиться. Я на почту не заходил с тех пор, как перестал работать в школе, а пароль от неё не знает никто — да кому это надо? Только если… Вдруг пазл сложился. — Если что?.. — тихо спросила Луна. — Эмилия. Это имя Симону совершенно ничего не сказало, а вот для Луны более-менее всё прояснилось, но от этого легче не стало. — Она могла? — Конечно! Эта тварь способна на всё. К тому же, именно она назначила встречу мне, — выразительным взглядом он донёс до левушке, что надо придерживаться байки о том, что они не планировали встречаться. Луна его поняла правильно, так что без затруднений добавила: — И… и мне тоже. Она вчера звонила. По сути, это чистая правда. — Очень странно, — себе под нос проговорил Маттео, нахмурившись. Он судорожно искал выходы из этой щепетильной ситуации, вновь вспоминая то, что знал: Эмилии верить нельзя, как и вестись у неё на поводу. — Зачем к этому всему Симон? Нас поссорить — ладно, но… — Симон действительно не причём, — согласилась Луна. — У Эмилии в голове какая-то каша. И зачем вообще мы все согласились? В конце коцов, полностью выбитый из колеи Симон останавливает разговор, в котором он уже не участвовал, а просто который наблюдал, жестом рук, обращая внимания на себя и задавая очевидный вопрос: — Да кто эта ваша Эмилия такая? Симон догадался, что никто из них троих ничего не понимает, но именно он не понимает больше всех. — Бывшая Маттео, — тон Луны оказался недовольным и обиженным, как бы она того не хотела. Бальсано удивлённо вскинул брови и добавил: — И подруга бывшего Луны. — Что? — искренне удивление. Об этом Луна слышала в первый раз. — Они дружили? — Судя по тому, как он у неё записан, да, даже очень неплохо. Луна задумчиво проговорила: — Это всё объясняет. Они в чём-то… похожи. Симон почувствовал себя третьим лишним. Приходилось разбираться во всем сразу, но туман в голове появлялся при виде Маттео рядом с кем-то из семейства Валенте. — Как тесен мир, — лишь сказал он отречённо. Можно сказать, к счастью Луны и Маттео, Симон успокоился и пока рвать и метать никого не желал. Говорить ничего не хотелось, но было неловко — все чувствовали необходимость в том, чтобы кто-то хоть что-то произнёс и разрушил эту неприятную атмосферу. — Ты с репетиции? — просто поинтересовалась Луна. Словив два удивленных взгляда, она указала на Симона, на котором сзади был рюкзаком повешан чехол: — У тебя гитара. — А, д-да, я… я прямо из Роллера. Ложь почуяли и Луна, и Маттео, ибо оба знали Симона достаточно. Но допрашивать они не стали. Луна почувствовала вибрацию телефона. Новое сообщение от Эмилии. — Она не придёт, — сообщила, прочитав присланное. — Эмилия написала, что её присутствие не обязательно ведь… те, кто нужен, уже стоят здесь. — И что это значит? — Что это какой-то фарс, и нам пора расходится, — мрачно ответил Симон. Не успел он сделать и полушага назад, который бы означал призыв к действию сделать другим то же самое, как сестра его остановила: — Стой, подожди! Ещё она написала про гитару, вот эту! Что очень важно, чтобы ты её показал мне… в присутствии Маттео. Парни застыли, кажется, перестав дышать. В голове что-то щёлкнуло — Симон с ужасом сложил всё в одну картину, когда Маттео только догадывался о том, в какую жопу они все попали. Ему не хватало буквально сложить два и два. — Слушайте, я понятия не имею, что она хочет и как это всё связано, но не легче просто быстро выполнить всё, что она скажет, разъяснить всё и наконец разойтись со спокойной душой? Ну давайте! Никому это не нравится — ну и что? Ничего такого же в этом нет! — Я ухожу, — отрезал Симон, незаметно сжав руки в кулаки. — Точнее мы с тобой, Луна, уходим отсюда. — Стой, ты не понимаешь, мне нужна гитара! Ну пожалуйста! Но тот был непоколебим, хоть и испуган до ужаса: — Нет. — Это же просто гитара! Симон! И тогда Маттео получил четыре. — Гитара?.. Весь план Эмилии был основан на истории, о которой ей Маттео даже не думал рассказывать, которую она никогда не должна была узнать — как и Луна. А теперь одна знает и пытается подтолкнуть к разгадке другую. Бальсано был в панике. Симон — просто в ужасе. Свалилось просто неоткуда в такой неподходящий момент. — Вот именно, что это просто гитара, Луна, — он пытался убедить сестру в том, что отнюдь не было правдой. — Я не знаю человека, который всё это устроил, но это совершенно бессмысленно и глупо. Простая трата времени человека, который уже ни одного из нас не касается — меня и не касался до этого вовсе. Причин верить Менсфолд больше, чем верить своему собственному брату, не было. Луна поняла, какая абсурдная ситуация это, наверное, со стороны. Ей пришлось подчиниться. Она, виновато потупив взгляд, пожала плечами: — Может, ты прав… — Мы уходим домой, Луна. — Он потянул руку к карсану своих джинсов. — Я закажу такси. — Вы разве не на машине? — Маттео чуть отошёл в сторону, чтобы показать на автомобиль, который они с Луной видели ранее, но того там уже не было. — А где?.. Я же видел, что… Луна, догадавшись, что её брат отвечать её парню не захочет, перебила и всё объяснила: — У двух лучших друзей Симона есть машина, одна на двоих, так как они вместе снимают квартиру и работают в одном месте. Кто-то из них, видимо, подвёз. Бальсано рискнул предложить: — Может, я вас подброшу? Мне несложно. Оторвавшись от тыканья в телефон, Симон поднял голову, долго не сводя глаз с Маттео, а потом, уже открыв рот, чтобы отказаться, передумал. — Раз несложно. Сначала была мысль посадить Луну назад, но Симон не хотел оставлять её рядом с гитарой, поэтому на пассажирское сидень, е за водительским, сел он, а Луна — впереди. Адрес назван не был, но ехали они уверенно. То ли Валенте-старший забыл об этом, то ли знал, что его бывший лучший друг точно знает, куда ехать. Молчание убивало, но, по классике, нарушать его решиться было невозможно. Прежде чем выйти у дома, к которому эта несчастная тройка уже подъехала, Симон попросил остаться свою сестру в машине, пока они с Маттео перекинуться парочкой слов: решение было абсолютно спонтанным. Поговорить им было о чём. — Сразу говорю: я не знаю, откуда Эмилия обо всём знает, — было первое, что сказал Бальсано, как только они немного отошли от машины, в которой Луна их точно не слышала. — Рассказать ей было бы слишком рискованно — рисковать я не мог. — Это я и сам понял. Ты мне лучше расскажи, какого чёрта я опять тебя вижу с Луной?! Поговорить было о чём, но Симон решил просто устроить допрос с пристрастиями — Маттео не сопротивлялся. Но оставить Луну одну в машине было ошибкой. Всё это было одной сплошной ошибкой. Неугомонная, она всё перечитывала сообщения Эмилии. В голове держался сон. Если это просто совпадение, то почему так верилось в связь между всем вокруг? Через зеркало у передних сидений она увидела чёрный чехол. Эмилия хотела, чтобы эта вещь оказалась у Луны; голос из сна просил того же — почему? Она, чуть несколько раз не свалившись головой вниз и не отбив себе обе ноги, перелезла назад. Не должно было быть ничего необычного в обычном музыкальном инструменте. — Я только взгляну… Дрожащими от волнения руками она медленно потянула за собачку от молнии, не понимая, зачем вообще это делает. Глянцевая поверхность обечайки гитары тонкой линией раскрывалась из-под чёрного одеяния. Инструмент был из тёмной древесины — таких в мире пруд пруди, только светлый узор на грифе отличало конкретно эту гитару от всех других. Один друг семьи Валенте — уникальный гитарный мастер, перебравшийся в глубь Канкуна откуда-то из провинции, который легко согласился помочь одной маленькой девочке с подарком для человека, который сумел стать для неё всем. Всё тело бросило в дрожь. Полностью вытащив гитару и положив её себе на колени, Луна, словно загипнотизированная, провела по жёстким струнам мягкими подушечками пальцев, ощущая, как эти шесть ножей разрезают маленькое тело на мелкие части. Как узор витиевато разливался по грифу, так и крохотные моменты жизни медленно проявлялись в памяти, начиная от того момента, где орнамент впервые появился перед глазами ещё маленькой Валенте. Она испугалась. Не понимала, что происходит. Не понимала, почему это происходит. Луна с криком попыталась отбросить от себя гитару, выбежав из машины и даже не закрыв за собою дверь. Она тут же упала, но физической боли не почувствовала. Перед глазами всё расплывалось. Было слышно, как на неё обратил внимание Симон и… кто? Встала она до того, как кто-то из парней сумел сделать и шаг. Когда ноги вновь ощутили землю, Луна смогла коснуться реальности: воспоминания каплями достигли кружки, в которой Луна сумела увидеть саму себя — то, что она потеряла. Маленькая девочка — это она. Это не сон. Это жизнь. Ей надо проснуться. Она просыпается. Теперь это правда: прошлое — это правда, а не фантазия или воображение. Но почему так больно? — Луна, ты в порядке? — Этот голос… Понимание реальности смазалось. Она слышала именно этот голос — именно его!.. В своём сне. И сейчас. Всё так запуталось в голове. Кружка вылилась в озеро. Озеро — зеркало. Луна открыла глаза, чтобы в него заглянуть; она увидела Симона, Маттео и… себя. Только не таких, какими они были сейчас, а других: в другом городе, в другой стране, на другом континенте, в другом времени. В этом же мире, в этом уже сомневаться не пришлось. С организмом творилось что-то неладное: силы стремительно покинули Луну, заставив её ноги покоситься и ослабеть до состояние размокшей ваты. Если бы Маттео её не подхватил, она бы упала. Уже было наплевать на Симона и на это дурацкую договорённость держаться на расстоянии друг от друга, будто в настоящем они друг для друга почти ничего не значат — Бальсано, крепко схватив свою Девочку-доставку одной рукой и прижав к себе, свободной рукой держал её голову за лицо, постоянно что-то шепча и пытаясь успокоить, поддержать. Луна его не слышала. Она не слышала и Симона. Лишь, когда набралась сил и ещё кусочков своей истории, не совсем разборчиво и понятно даже для себя, сказала: — Ты не Маттео. Она не могла понять, что это значит, но чувствовала, что именно это и должна была произнести — что это так. — О чём ты? — голос предательски дрогнул. Паника охватила всё тело от носочков стопы до макушки головы. Моментальное поражение. — Ч-что ты увидела? Тебе что-то Эмилия написала? Луна! — Луна, ответь! — Симон был тоже в отчаянии. Они всё поняли, но отказывались принимать. Но озеро доросло до моря, в котором лицо маленького одинокого мальчика, когда-то прибывшего в Мексику, прояснилось и больше незнакомым не было. — Т-ты… ты же… Связать слов не получалось, как и мысли в голове. Память собирается по кусочкам слишком кропотливо — медленно, но точно. Жизнь, о которой до этого Луна не имела ни малейшего понятия, переполняла её, выливаясь через края; от переизбытка информации голова трещала, а мозг кипел. — Луна, успокойся! Луна! Всё хорошо, всё будет хорошо! Все попытки хоть как-то её успокоить были тщетны, как и попытки привести её в себя. Она неожиданно засмеялась, чем привела брата и парня в полнейший ужас. Засмеялась сначала тихо, а потом всё громче и громче — и не могла остановиться. Без причины. Без следствия. Это оказалось больно. На глазах Маттео выступали слёзы, которые он всячески пытался сдержать. Ему хотелось кричать. Наверное, даже так же сильно, как и Луне. Он её не отпускал. Лишь ждал. Ждал и боялся. Боялся и жалел. Жалел и чувствовал, как её теряет. — Ты же… — она неожиданно затихла, после того как слёзы, вызванные чересчур активным смехом, медленно стали собираться под глазами, которые упорно смотрели в никуда, — умер. В этот момент море стало океаном, мощь которого была способна снести всё. Абсолютно всё и всех. — Луна, прости меня, пожалуйста!.. Но она его не слушала. Не слышала. Шум неизвестного происхождения заполнил уши, сводя с ума. От слёз всё перед глазами расплылось настолько, что разобрать хоть что-то было невозможно. Луна всхлипнула, даже не сообразив, что плачет. — Ты умер! — она крикнула что есть мочи, пытаясь вырваться из хватки этого человека. Его руки стали её обжигать. Ей было больно. Нестерпимо. — Ты умер! — она не могла перестать повторять, будто умела общаться только одной фразой. — Ты умер! Умер! Тебя нет! Ты не можешь быть.! Она уже рыдала навзрыд, дойдя до истерики. Никто из них троих не был без слёз на глазах, но только одна не контролировала себя — другие позволить себе такого не могли. Симон еле-еле оттащил Маттео, который сопротивлялся до последнего, от Луны. Бальсано сдался. Он сломал своего единственного человека, любовь которого его действительно могла спасти. Он всё разрушил. Опять. Луна, как только почувствовала, что её больше никто и ничто не держит, сломя голову убежала в дом, закрыв дверь и, наверное, надеясь, что открыта она больше не будет. Мечтая, чтобы её просто не трогали. Чтобы не вредили. Чтобы не было так больно от лжи и правды, отчего хотелось содрать с себя кожу, чтобы хоть как-то перекрыть эти отвратительные ощущения. Симон, уже не сдерживая себя, прогнал Маттео, который знал, что заслужил и крики, и ругань, и ненависть. А Луну Валенте он не заслужил, как и семья Валенте никогда не должна была страдать из-за него. Больше вернуться к этому дому он не смел.***
Никогда в жизни Луна не думала, что сможет с ней произойти что-то настолько катастрофически разрушающее, что она будет думать: всё… это конец. И если раньше её мог спасти собственный организм, обычная психика, то в этот раз единственное, что её вытащит, — это собственные усилия. Она сама. Но не было больше сил, не хотелось говорить, шевелиться, стремиться — не хотелось ни-че-го. Это действительно означало «конец» для Луны Валенте, которая приехала в Аргентину ради хорошего образования, а потом о школе забыла вовсе. Цель изменилась, обстоятельства теперь иные — другая и Луна. Хорошо это или губительно, предугадать невозможно. Потеряв счёт времени, она сидела в своей комнате, не замечая ни брата, ни лучшую подругу, ни пейзаж, меняющийся за окном. Она отказывалась впускать кого-либо. Ей все врали. С ней все играли. Никто не смог просто дать ей то, что по праву принадлежало только ей — воспоминания и память. Забыв о еде, воде и сне, Луна всё лежала, свернувшись, и смотрела на пустую стену, словно на ней пытаясь пересмотреть отрывок своей жизни, которого когда-то лишилась. Она смотрела и пересматривала, всё ещё не осознавая настоящей связи с настоящим — до последнего казалось, что это не она, что всё происходило не с ней и она просто смотрела на чужую жизнь, на жизнь одной девочке, которой просто не повезло. Попытки с ней связаться были проигнорированы. Нину особенно Луна не хотела видеть: ей было жаль, но та слишком сильно напоминала человека, имя которого она окровавленными ногтями пыталась выскрести из сердца, из-за чего только один взгляд на лучшую подругу переходил в неконтролируемую истерику. Он ей врал. Он всё знал. Он ей врал. Он молчал. Он умер. Теперь, как казалось, уж точно навсегда. Луна долго держала в руках плюшевого единорога, которого на какой-то ярмарке ей выиграл он. Сразу слышен смех, слышно счастье, слышна ложь — всё это убивало изнутри, не давая и передохнуть от этой пытки. Луна, часто задышав, будто в приступе, со всей силой бросила игрушку в дверь, отвернувшись от неё на своей кровати. Слёзы щипали глаза, но звуками больше не сопровождались. Вскоре и вода закончилась. Было страшно от самой же себя. Всё изменилось, когда в комнату тихо зашла мама Луны, оказывается, одна прилетевшая из Канкуна. Луна тут же бросилась на неё с объятиями и слёзами, которые не могла сдержать и Моника. Они ещё долго простояли по середине комнаты, не отпуская друг друга и плача; Моника гладила дочь по спине и плечами, пока та тихонько всхлипывала, и непрерывно шептала, словно мантру, что Луна со всем справится и всё будет хорошо, что любящие её люди разделят с ней её боль и не оставят одну в сложной ситуации. Только Луна должна их подпустить к себе, хотя бы чуть-чуть. Они разговаривали, кажется, больше шести часов, а прервались лишь из-за того, что Луна впервые за долгое время почувствовала, как её клонит в сон. — Завтра ты меня обязательно всё останое расскажешь, — Моника улыбнулась самой тёплой улыбкой на свете, — а сейчас тебе стоит отдохнуть. Когда ты в последний раз спала? Маму Луна попросила остаться с ней — та не смела отказать: Моника сама боялась оставлять дочь, ведь только при виде её состояния всё в груди болезненно сжималось и ныло, мучая бедную женщину, которая так сильно любила Луну. Валенте-младшая проспала почти сутки, проснувшись к вечеру следующего дня. Она впервые за долгое время вышла из комнаты, её умыли, переодели и покормили — для первого дня на пути к возвращению к действительности. Ещё через день она спустилась на первый этаж, а позже и заговорила с Симоном. — Прости меня, пожалуйста, — было первым, что сказал её брат. — Ты не виноват. — Нет, я так перед тобой виноват!.. Они, лениво расположившись на диване, пересмотрели кучу фильмов, потому что на большее не было энергии, которой обычно было в избытке. Так где-то между обедом и ужином, где-то между боевиком и мелодрамой Симон, долго не решаясь, осторожно спросил у сестры: — Хочешь, мы уедем? — Куда? — слабость в голосе мешала говорить. — В Мексику, в Канкун. Где-то на недельку: нам нужен перерыв от Аргентины. Я уже говорил об этом с самой, она тоже считает, что тебе нужно восстановиться. Не уверен, что недели хватит, но мы можем хотя бы попытаться, ведь… Родители считают, что тебе важно полностью не выбиваться из ритма жизни, чтобы окончательно не потерять себя — я с ними согласен. Слово «дом» казался спасением — единственным местом, в котором Луна могла увидеть свет. А может, пора просто вернуться туда, откуда всё началось, чтобы разобраться в себе и уже начать жить дальше. Моника выглянула из-за двери, поймав на себе два давно уже пустых взгляда своих сына и дочери, в которых наконец появились проблески пробуждающейся тяги к жизни. Луна измученно и устало попыталась улыбнуться. Она, не находя в себе сил ни о чём думать, просто проговорила, переводя взгляд между мамой и братом то туда, то обратно: — Заберите меня домой.***
Семья Валенте уже долгие месяцы не собиралась вместе, и вот наконец они воссоединились за шумным ужином и активными беседами, по которым все так скучали. Домашний уют окутывал и согревал. Появилось желание улыбаться. Луна там сразу же сменила стиль, впервые покрасив волосы — сделав минирование. Теперь она была частично блондинкой и почти всегда укладывала волосы, завивая их. За пару дней Симон и Луна обсудили всё, что не могли обсудить раньше, взглянув на привычные уголки города по-новому. Симон рассказал всё, что касалось не только дальнего прошлого, но и его жизни в Аргентине: например, что работает он в основном композитором и автором песен, а раньше с Нико и Педро они даже ворвались в шоу-бизнес, но на одном из первых интервью всё запороли, в итоге решив, что им ещё не время начинать что-то масштабное. — Вы обязательно должны попробовать снова. Такие таланты не должны пропадать! Симон улыбнулся, поблагодарив за приятные слова и пообещав, что они отступать от мечты не будут — тем более уже были мысли о возвращении на большую сцену. Луна думала спросить, был ли тогда он знаком с Амбар, но быстро передумала. Наверное, он наконец перестал думать о неё дни и ночи напролёт, мучая себя, — напоминать лишний раз было бы плохой идеей. Но он никогда не забывал. Да и как тут забыть, когда кольцо, которое должно было быть обручальным, до сих пор лежит у него в бархатной коробочке, спрятанный от глаз людских. Он не мог его ни выкинуть, ни продать, так как что-то внутри говорило: не всё кончено. Но верить в это было так глупо и наивно, думал Симон. Но когда в последний из дней, проведённых в Мексике, получил звонок от ещё одного человека из прошлого, но уже не такого далёкого, Симон стал верить своему шестому чувству. Кристон Пьерто был бывшим парнем Амбар, который учился с ней на одном факультете в медицинском университете. Та самая звезда потока, которую хотели все и которой подражали — неудивительно, что в своё время Амбар забрала такой экземпляр себе. Но Кристон уже не так стереотипен, как раньше, да и Амбар изменилась. Они расстались после того, как Смит поняла, что влюбилась в одного мексиканца с гитарой, но расстались хорошими друзьями. — Слушаю, — совсем не дружелюбно поприветствовал знакомого Симон. — Что тебе надо? Вежливым он быть и не собирался. Даже несмотря на хорошее расположение духа. — Привет, Симон! — голос на другом конце провода так и светился надеждой и позитивом, которые больше были свойственны Симону, чем этому человеку. — Я знаю, ты… не очень рад меня слышать, но у меня очень важное к тебе дело. — После небольшой паузы он коротко добавил: — Оно касается Амбар. И мир снова схлопнулся. Симон, кажется, забыв, как дышать, вытащил из себя равнодушное: — Мы с ней расстались. — Да, я знаю, из-за той фотографии… — На той фотографии есть и ты, — отрезал он, моментально потеряв интерес, которого и так почти не было, к беседе. — Из-за чего я чувствую ещё больше вины и из-за чего больше причин тебе рассказать правду, — непринуждённо продолжил Кристон. Было слышно, что эта лёгкость наигранна: ему тоже было сложно говорить, но самообладание терять он был не намерен — это было бы контрпродуктивно. — Уже, может, поздно, но Амбар почему-то не хочет всё разъяснять — хотя это такая глупая ситуация! — поэтому я сейчас трачу немыслимые деньги и звоню тебе, в другую страну. Симон закатил глаза, уже думая, как бы поскорей нажать на кнопку завершения вызова. — Ты не захочешь мне верить, но… хотя бы выслушай. Пожалуйста, это не займёт так много времени, которые вы, чёрт возьми, так бездарно потратили. Последнее смутило Валенте. Не сказать, что до этого всё было ожидаемое и понятное… — Я правда хочу помочь, — искреннее и молящее. Симон знал Пьерто достаточно, чтобы распознавать чувства и эмоции — правду и ложь. И в разговоре с ним он говорил правду. Это выбивало из колеи: Симон не надеялся возвращаться к теме, которая в последнее время одна из запретных, к теме под лаконичным, режущим сердце названием «Амбар Смит». — Хорошо, говори. Но собеседник замялся: — Это разговор не для телефона. Нам бы встретиться лично, где-то в… — Я не могу, — стальным тоном перебил Симон, — я сейчас не в Аргентине. — А когда приедешь? Это было уже немного смешно. Так ему нужно что-то сказать или нет? — Ты предлагаешь нам обоим ждать? Нет уж, раз начал — говори всё сейчас, больше слушать я тебя не буду. Тяжёлый вздох из динамика. Симон частично пожалел, что так груб с аргентинцем, так как прямого повода для этого не было. Почти. Кристон, несмотря ни на что, всё ещё хорошо относился к нему — почему нельзя просто по-человечески ответить взаимностью? — Ты сидишь? — Какая разница?! — он уже не выдерживал интриги. — Я тебя спрашиваю ещё раз: ты сидишь? Не было бы разницы, я бы не просил! Можно было услышать фырк, похожий на крохотный чих маленького котёнка. — Ну сижу я, — надулся он, понимая, что ведёт себя, как обиженный ребёнок. — И что? — Амбар ждёт ребёнка. Симон подумал, что это шутка или какая-то уловка, но тон парня был очень серьёзным и озадаченным. — Амбар… ч-что? — он сглотнул, пока его глаза еле-еле держались, чтобы не вывалиться из орбит. Было не понятно, ему радоваться, плакать или смеяться. Так вот, для чего нужно было сесть… — Она беременна, Симон, от тебя, — слова едва ли могли быть распознаны совершенно не работающей головой будущего отца: он находился в состоянии шока. — На том фото мы были у больницы, где я работаю — в тот день она узнала наверняка о беременности, а я ей просто помог с назначением осмотра. У нас есть бумаги, все бумаги на тот и последующие приёмы. Амбар хотела, чтобы ты узнал именно от неё, но… Она боялась тебе об этом говорить, потому что знала, что ты не хочешь детей. Ну или не хотел раньше. В общем, не важно. Она просто запаниковала, не знала, что выбрать и просто ушла. Симон, она очень сильно страдает и боится возвращаться, потому что знает, что в итоге сделала себе больно. Это всё так запутанно, но, послушай, когда вернёшься в Буэнос-Айрес, найди её и поговори с ней: вам точно есть, что обсудить. Не верилось в то, насколько Симон был эгоистичным идиотом… Он схватился свободной рукой за голову, понимая, какой ужас он натворил. Мог же просто сразу всё разъяснить или хотя бы не прогонять самого любимого человека из дома! Господи! Симон, запутавшись в собственных опасениях, просто хватал воздух ртом, будучи не способным ничего ответить. Он был рад. Он был раздосадован. Он себя винил и корил за эмоциональность, ранимость и глупость. Всё смешалось. Всё разъяснилось. Легче не стало. — Ты знаешь, где она сейчас живёт?***
Весь полёт из Мексики в столицу Аргентины Луна всё спрашивала и спрашивала про Амбар, такая активная, радостная и счастливая, что весь самолёт на неё подозрительно косился, иногда прося быть чуточку тише. — Я буду тётей! — ликовала она, заливаясь резвым смехом. Симон не препятствовал, так как сам был взволнован до жути и радовался ни чуть не меньше. Они даже не заехали домой, сразу направляясь к дому семьи Смит, куда вернулась Амбар. Там они узнали, что девушка на смене, так что пришлось развернуться и мчаться туда, выслушав жалобы матери Амбар на то, как Симон бросил её дочь. Тот спешно извинился и всё объяснил, но задерживаться не было времени! Её поймала Луна на перерыве, вытащив на улицу, чтобы в больнице не устраивать никаких сцен, которые бы привлекли внимание. Амбар ни чуть не изменилась, лишь выглядела более уставшей и на ней макияжа было меньше, чем обычно; свободный белый медицинский халат закрывал её почти полностью, но даже сквозь него Симон заметил выступающий живот, из-за чего неожиданно появились слёзы на глазах, тут же смахнутые рукой. Множество криков, множество извинений, слёз, а потом и таких желанных объятий, успокаивающих поцелуев, клятвенных обещаний. Вернулись домой они вечером вместе. Симон боялся, что Амбар его не простит — та думала так же про Симона. Какие же влюблённые люди дураки… В дом сеньоры Смит они заехали, лишь чтобы забрать самые необходимые вещи, а потом и в продуктовый заскочили, решив втроём приготовить праздничный ужин в честь возвращения… возвращения всех. В честь восстановления. Воссоединения. В честь семьи. Ароматный запах и неугомонный говор царили на кухне дома Валенте. Амбар учила готовить Симона и Луну, периодически шутя о том, как у профессиональной поварки могут быть настолько неуклюжие дети, которые совсем не расположены к готовке. В еде измазались все и всё, зато веселье не угасало ни на минуту. Вдруг послышался звонок в дверь. Луна в непонимании уставилась на Симона, который, как и Амбар, не спешили идти ко входу в дом. — Мы пригласили на ужин гостя, — загадочная улыбка. — Иди, открой, там ждут, — мягко попросил Симон. Пожав плечами, Луна ринулась вытирать руки о фартук, попутно скользя по коридору в одних носках. Перед самой дверью она почему-то занервничала, но всё равно без промедлений отворила. — Нина! — радостно воскликнула она, увидев улыбающуюся лучшую подругу, по которой успела сильно соскучиться. И о чём она только думала, когда не пускала её к себе? Объятия Нины не заменить ничьими другими! Симонетти с удовольствием осталась на ночёвку, во время которой они с Луной уснули только к утру, проболтав всю ночь. Они поговорили о Луне, о её прошлом, о Маттео и его роли в этой истории (а ведь Нине он после случившегося выложил абсолютно всё и с живыми красками); речь зашла и о школе, о сложности экзаменов и нечестности учителей; даже дошли они до конкретного учителя биологии, который наконец решился пригласить Нину на свидание, о котором старший брат пока ничего не знает! Устраивая знаменитые подушечные бои и снимая самые смешные фото и видео с лучшей подругой, Луна наконец достигла апогея своего счастья (а может, теперь ей просто было с чем сравнивать) и, кажется, поняла, что дом, который её ждёт, находится не только в Мексике, но и в Аргентине, с которой Валенте знакома не так долго, но теперь дружит так крепко. Вопреки этому Луна решила, что изменения в жизни ей необходимы. Найти себя где-нибудь ещё. Где-нибудь, где вероятность встретиться с прошлым меньше, чем вероятность обрести настоящее и будущее.***
Учёба, работа, домашняя рутина — жизнь вернулась к своему привычному ритму, терпеливо ожидая своего момента невозврата, после которого вновь всё поделится на «до» и «после». Луна чувствовала себя свободней, больше не являясь заложницей странных снов и незнакомых голосов. Она стала на сто процентов собой. Той, какой являлась. Что касается Симона и Маттео, то позже, во время конца учебного года, они всё-таки встретились: Симон словил его на одной из центральных площадей. Он чуть не окликнул его, как Алекса. — Маттео! — остановил он его, когда тот выходил из офиса, в котором работал уже месяц. На самом деле они договорились встретиться: Валенте нужно было сказать ему всего одну вещь, к которой он не знал, как подойти. А Бальсано покорно соглашался, стоял, ждал и слушал. Он был ему обязан, кажется, жизнью, как и всей семье Валенте. — Я не знаю всего, так как есть вещи, которые она доверить мне не может, но мне достаточно информации, чтобы, — он говорил необычайно неуверенно, — предполагать, как сильно дошли ваши отношения что в детстве, что в этом учебном году. Маттео, почувствовав себя неловко, открыл рот, чтобы оправдаться (хотя казалось бы, зачем?), но ему Валенте не дал и слова вымолвить. Бальсано понимал, что у Симона заготовлена огромная речь, которую он наверняка репетировал и у зеркала, и у себя в голове миллионы раз, просто нужно дать ему не спешить и не волноваться. — Подробности меня не интересует и… — быстро проговорил Симон, — что было, то прошло. — Прости меня, пожалуйста. За всё. По коже Симона пробежались мурашки от неожиданно жалобного тона парня — от честности сказанных слов, настоящего раскаяния. Пришлось взять себя в руки, чтобы сказать уже то, что надо было сообщить. — Она улетает. Одно предложение смогло одновременно воскресить надежду в человеке, который её давным-давно потерял, и затоптать его с особй жестокостью. — Когда? — лишь оставалось спросить, чтобы понять, как скоро он лишится даже случайной возможности увидеть родные зелёные глаза. — В начале лета. Я не дам тебе видеться с ней до этого момента, так как она к этому не готова, но… Это было самое трудное решение в жизни Симона, которое далось ему совсем не легко и совсем не быстро. Рвано вздохнув и ненадолго отвернув голову, наконец он продолжил: — Я тебе дам последний шанс — последний! — исправить всё. — Он протянул Маттео сложенный лист бумаги. На немой вопрос Симон сразу же ответил: — Это её билет. Я надеюсь, что ты знаешь, что делать. Маттео его понял. Он, едва сдерживая улыбку от уха до уха, кивнул, прикусив нижнюю губу. Одними губами прошептав «сапасибо», Бальсано благодарно смотрел на Симона, вдруг поверив, что и у этой дружбы есть шанс. — Не хочешь чашечку кофе? — дружелюбно предложил он, заметив неподалёку небольшую уютную кофейню, в которую иногда заходит. Симон не отрывал от него заинтересованного взгляда. В глазах была борьба, а сердце… а сердце уже устало отпускать близких людей, лишаться который на самом деле не хочется. А нужно ли? — Не отказался бы. А им было, что обсудить, и в этот раз они обсудят.***
И вот мы вернулись к тому времени, с которого всё начиналось.
— Тогда желаю тебе удачи на родине. Обычно очень приятно возвращаться домой, особенно надолго. — Если что, Педро, не думаю, что и там задержусь: я активно перебираю варианты, куда поступать. Всё же стоит позаботиться о будущем — с этой целью меня сюда родители и отправили, — едва заметная усмешка и ностальгический тон. — Вы уже возвращаете группу в строй? — Луна решительно перевела тему. Её нужно было ждать брата, а Ариас, кажется, хочет напоследок провести как можно больше времени в тёплом общении — у него всегда была широкая душа и чистое сердце. Он понимал: не только он (как и все, впрочем, остальные друзья) не хотел отпускать такого светлого человека, такую ценную подругу, но и сама Валенте не хотела прощаться с этим местом, с людьми, которые здесь стали ей семьёй. Она не хотела отпускать Роллер — Роллер не хотел отпускать её. Круг замкнут. Это ли не повод сменить обстановку? — Да, мы собираемся вновь ворваться в медиаиндустрию и поразить всех! — он сказал это так воодушевлённо, что сомнений не оставалось: они добьются всего. ППо-другому и быть не могло. — Только, кхм, не как в прошлый раз, разумеется. Луна ободряюще улыбнулась. — Всё будет просто потрясающе, поверь мне. Вы круче всех музыкантов, которых я знаю — да что уж там, вы лучшие во всём мире! Во вселенной! — Она высоко подняла руки, пытаясь показать, насколько необъятна эта самая вселенная, параллельно смеясь. Педро захихикал в ответ, чуть покраснев и кое-как согласившись (все прекрасно знали: спорить в таких вещах с Луной Поддержу-всех-и-всегда Валенте — гиблое дело, хоть и безумно смешное). — Завтра первые переговоры с лейблом. У нас есть шанс не упасть лицом в грязь, как в прошлый раз. — Этих шансов у вас будет миллион и больше, никогда не переживайте по этому поводу. Но, — она хитро улыбнулась, — если что-то пойдёт не так, как вы того заслуживаете, то звоните сразу же мне — разберусь в два счёта! — её голос стал заговорческим, а взгляд по-детски азартен. Она вновь засмеялась — она не планировала так много смеяться, честно, ведь момент был грустным, а проблемы как были, так и остались, запертые в раскрашенной всеми цветами радуги душе. Друг смеялся вместе с ней. Посетители вокруг улыбались, Симон и Нико бренчали на сцене, что-то себе напевая под нос. И всё вроде бы до неприличия правильно, и вроде бы лучший вариант: остаться здесь, со здешней семьёй, здешним домом и друзьями. Но это лишь обманчивое «вроде». Луне с дырой в сердце делать здесь было нечего. Дыру нужно было зашить, а здесь лишь края её будут растягиваться и растягиваться, заставляя её переживать боль, которую в конце концов будет не вынести. — Мы все жутко волнуемся, — признался Педро. А потом тихо, наклонившись к Луне, сказал: — Симон больше всех. Прямо с цепи сорвался — всё ему не так, мы должны собраться, бла-бла-бла. А говорит, что это я зануда и паникёр — это он просто в зеркало нечасто смотрится! Неожиданно сзади подходит и сам Симон. Он положил руку на плечо товарища, спросив: — Кого обсуждаете? А Ариас ведь знатно испугался, так что чуть не выронил пустой поднос из рук. Грозный взгляд в сторону гитариста — извиняющийся взгляд в сторону официанта. — Ты бы неплохо подрабатывал приведением, у тебя хорошо получается быть незаметным и пугать людей, — издав нервный смешок, прокомментировал ситуацию Педро. Для Симона это замечание осталось неуслышанным: он непрерывно смотрел на свою младшую сестру, которая вмиг поникла. Валенте-старший уже освободился, а это значило лишь одно: — Нам пора в аэропорт.***
— Точно ничего не забыла? — Точно. Если что, мы же ещё встретимся — когда-нибудь да передашь. — Позвони, как только что-либо решишь. И просто так тоже звони, только… не забывай об этом, пожалуйста. Сейчас я очень сильно за тебя переживаю. — Это ненадолго. Скоро у тебя будет другая забота, забота намного важней: ребёнок. А сейчас: Амбар. Тебе нельзя оставлять её ни на минуту. — Знаю. Луна, помни, что в Буэнос-Айресе тебе всегда рады. — Спасибо, Симон, это я никогда не забуду. Паспортный контроль был пройден, пройдена была и череда прощальных речей: Луна обошла весь «Jam&Roller», чтобы попрощаться со всеми дорогими ей людьми. Напоследок Луна всё же приехала пару кругов на катке. Амбар пришла в Роллер, чтобы вместе с Симоном проводить Валенте-младшую, и пообещал, что притащит своего парня на его родину, как только положение будет это позволять. Нина приехала прямо к аэропорту. Если быть точным, её привёз Гастон, чему была рада Луна — она с ним давно не виделась, смогла нормально по-человечески попрощаться с ним. В воздухе витала мысль, что она и вправду не собиралась когда-либо возвращаться. Никто не говорил этого вслух. Сам Симон е долго не мог отпустить сестру: за время, которое они провели вместе, он слишком сильно привык к её присутствию. И, наверное, они сроднились ещё больше. Не зная, что ждёт дальше, Луна сидела в пункте ожидания и смотрела через панорамное окно на взлётную полосу, наблюдая за то взлетающими, то садящимися самолётами. Было время отдохнуть. Было время побыть наедине с собой. Было время насладиться умиротворённым промежутком между принятыми решениями, которые уже изменить нельзя, и решениями, которые принять только предстояло в будущем. Объявили посадку на рейс. Луна прижала плюшевого единорога, который находился у неё в руках, к груди и тяжело вздохнула. Было время попрощаться с Аргентиной. В самом салоне самолёта суетливо рассаживались пассажиры. Впрочем, когда это люди не торопились жить? Валенте кое-как пробралась к своему закопанному месте у окна, решив не тратить силы и время на укладывание ручной клади в специальные отделения наверху: с собой у неё был только небольшой милый рюкзак и не менее милый единорожек — всё это могло понадобиться во время полёта. За время, пока Луна отзвонилась родителям и брату, что благополучно приземлилась своей пятой точкой на место, купленное ранее, все уже разбрелись по своим местам и начали увлечённо болтать меж собой или сообщать всем через социальные сети, что они в самолёте; лишь пару свободных мест осталось для тех, кто опаздывал. Сиденье рядом с Луной было пусто в том числе. На него временно девушка посадила своего единорога: нужно было освободить руки, чтобы выудить из рюкзака плеер и наушники. Как только музыка коснулась ушей, послышалось шевеление в сторону. Валенте спешно сняла наушники. Они упали. Пришлось их дрожащими от смятения руками поднимать — было до жути неловко их уронить вот так вот на пустом месте. Вот чёрт. Даже несмотря на то что наушники соединены проводом, Луне было сложно их достать — неуклюжесть постоянно втаскивала в такие ситуации, к таком уже за восемнадцать лет жизни можно было привыкнуть. Послышался смешок откуда-то сверху — от уже занявшего своё законное место соседа. И к такой реакции от окружающих можно было уже привыкнуть. — Вообще-то, — закатив глаза и возвращаясь в прежнее сидячее положение, бездумно начала она, — смеяться на незнакомыми людьми не… — Но она запнулась, как только увидела человека, сидящего рядом. Договорить не смогла: ком в горле застрял. Сердце вмиг спустилось к пяткам, а пульс решил вспомнить уроки чечётки, которых у девушки в жизни никогда даже не было. Земля исчезла из-под ног. А самолёт ещё даже не взлетел. Мир сжался. Луна тоже. В груди что-то затрепетало — что-то похожее на… надежду. — Неприлично? Мне смешно — разве я в этом виноват? — всё ещё добродушный смех. Но стук его сердца был слышен даже самой Луне, которая, казалось, не могла разобрать ничего, что происходит вокруг неё. В тот момент не могла. Та молчала. Смотрела с непониманием происходящего, со страхом собственных чувств, с детским слепым любопытством, плохо скрываемой радостью и не понятно откуда взявшимся облегчением. Тайфун совершенно разных эмоций неожиданно навалился на девушку, которая думала, что давно уже всё решено, что всё расставлено по местам — она и этот человек были расположены на разных сторонах планеты. Должны были держать дистанцию, чтобы не погубить друг друга, не погибнут самим. Они должны были жить без друг друга. Забавно: ворвался в жизнь раз, ворвётся и другой — только на этот раз не ошибётся. Шатен улыбнулся, вертя в руках плюшевую игрушку, и опустил глаза. Ему было сложно вообще что-либо говорить — страшно ошибиться. Но за любовь нужно бороться. Он протянул игрушку Луне. Та удивлённо покосилась. Она не была уверена в том, что это реальность. — Я прошу разрешения начать всё с чистого листа, — неожиданно серьёзное и робкое. Он знал, что не заслуживал прощения. Но она его простила. Сразу. Без раздумий, без головы на плечах, без принципов и каких-либо моральных установок. Для обоих вдруг стало очевидным, что жить без друг друга они не могут. — Надо подумать, — она с ним играла, он был не против — он заслужил. — Слава Богу, у нас есть достаточно времени в полёте, чтобы это обсудить, Клубничный мальчик. И будто камень с души упал, и будто он освободился от оков — и будто эти слова спасли его. Он улыбнулся. — У нас впереди целая жизнь.Конец.