Невинные надежды, страшные мечты

Чунмен проснулся от очередного особенно сильного удара молнии. Чен, сопящий под боком, заворочался и сильнее прижался к нему, чуть хмурясь. Старший вздохнул и притянул парня ближе к себе, успокаивая и успокаиваясь сам. Была среда. Уже полторы недели шли нескончаемые дожди и с каждым днем становилось все холоднее и холоднее. Чанель становился все мрачнее и казался с каждым разом все более уставшим и недовольным. Все знали, как тяжело Паку было вновь возвращаться на работу, оставляя Кенсу, несмотря на то, что в доме оставались ребята, практически одного. Даже Мен, все еще боявшийся заговорить с До на тему побега, понимал опасения старшего поскольку видел, как тускнел взгляд парня, а сам он становился все бледнее и уходил в себя. Теперь До совсем перестал выходить на улицу, встречал Чанеля возле входной двери, натыкаясь на осуждающий взгляд старшего. Все чаще по ночам Чунмен стал слышать ссоры парней и ощущать, как напряжённо к нему прижимается не менее обеспокоенный Чен, а на утро сталкиваться со злым Ёлем и почти неживым До, у которого с каждым таким разом сильнее проступали синяки под глазами. В первое время после того, как ушёл Чанель, Кенсу явно старался сопротивляться своему обычному состоянию: выбирался за пределы дома, гулял по лесу. Одновременно с этим Бэкхен стал более улыбчивым и проводил с ним больше времени, разговаривая и вспоминая старые времена. В такие моменты Чондэ уводил Мена подальше, старался увлечь чем-то посторонним и давал старым друзьям побыть вместе, как раньше. Последний не сопротивлялся. В какой-то из дней он окончательно осознал, что странное поведение До было вызвано не столько трудным характером, сколько проблемами ментального характера. — У хена депрессия, — сказал как-то Чен, неотрывно смотря на только что опустевшую чашку чая. Они сидели вдвоём за столом в гостиной, в то время как Бен с До снова ушли гулять в лес, куда последнего вытащил Бэкхен. Кенсу уже явно с меньшей охотой стремился попасть на улицу, возвращаясь к своему обычному угрюмому состоянию. Чунмен, видевший все изменения в старшем, но боявшийся то ли задать вопрос, то ли услышать ответ, поднял голову, впиваясь в Чена испытывающим взглядом. Тот посмотрел в ответ, — Я думал ты это уже понял. — Я… предполагал, — произнёс он тогда и поспешил сменить тему. Ему почему-то было ужасно неловко не только находиться рядом с Кенсу, но даже обсуждать его. Словно он лез в что-то настолько хрупкое и сокровенное, значение чего не понимал и опасался не понять. Он старался помогать Чанелю, но все чаще натыкался на угрюмый взгляд что старшего, что До. Последний вообще слишком часто стал следить за ним, как про себя заметил Чунмен. Внимательный взгляд больших глаза преследовал всюду и становился особенно пронзительным вечером, когда домой возвращался Пак. Он поделился своими мыслями с Ченом, но тот только хмыкнул и пожал плечами. Это могло значить либо то, что младший о чем-то догадывался, но говорить не собирался, либо спихивал все на сложный характер Кенсу. Почему-то в первое верилось больше. Да и сам Чондэ стал вызывать у Мена вопросы — тот периодически настолько глубоко о чем-то задумывался, что дозваться без того, чтобы коснуться, было невозможно, или резко вскидывал голову, осматриваясь по сторонам. О том, что Чен ревнует Чунмён узнал совершенно внезапно от давшего ему подзатыльник Бэкхёна, как раз тогда, когда Мен в очередной раз помогал Паку разгружать пакеты с продуктами. И в тот же вечер он узнал, что Чондэ умеет обижаться и даже злиться — почему-то в голове старшего засел образ вечно улыбающегося открытого парня. Поэтому, когда вместо обычно тёплых объятий его встретила пустая кровать, а на следующий день полный игнор, Чунмен внезапно испугался. Он понял, насколько привык засыпать в обнимку с Ченом, насколько важен стал младший для него, что испугался. Сразу в голове возникли все те моменты, что они пережили вместе с Кимом, все те чувства, что тот вызывал у него. На помощь, как всегда неожиданно, подоспел все тот же сердобольный Бён. Пообещав поговорить с Ченом, он сдержал слово и в тот же вечер парни, наконец, смогли объясниться друг другу. Чондэ долго молчал, сидя на краю их кровати, словно в любую секунду был готов подскочить и выйти из комнаты. Мен смотрел на него и видел в глазах напротив множество сомнений и страхов. — Знаю, что это глупо, — внезапно произнёс Чен и с каким-то вызовом посмотрел на него в ответ, словно ожидая нападения, но, видя, что Ким молчит, он выдохнул, — Знаю и поэтому не понимаю себя… — Я никогда…- начал было Чунмен, но его перебили. — Знаю. Да и Чанель бы никогда такого не допустил, — смущенный взгляд пробежал по стенам и остановился на лице изумленного старшего, — Но у меня все это впервые. У меня никогда не было отношений и я просто… Молчание длилось чуть больше минуты. Было слышно, как в соседней комнате о чем-то разговаривают Кенсу и Бэкхен. Мен смотрел на Чондэ и впервые в жизни захотел закурить. Потому что он внезапно понял, какие чувства играют в душе его парня. Что он сам упускал из виду. Ведь Чен был ребенком. Он был наивен и раним, верил в истинную любовь и справедливость. Живший не только за стенами детдома, но и за спиной Пака, младший был укрыт от сильных потрясений и переживаний, был окружён заботой и согрет. Но Чанель внезапно вывел его за стену и отдалился сам. Чондэ столкнулся с тем, к чему был пока не готов — к тому, что все бывает не так просто, что тепло, понимание и все остальное нужно добывать самому, что любовь бывает не такой захватывающей и необычной, как об этом написано в книгах, и сам он может быть не всегда весёлым и жизнерадостным. Чондэ любил жизнь, без сомнений любил. Он любил его, Чунмена, принимал новые законы и буквально учился жить заново. Мен не видел всего этого. Не замечал. — Я люблю тебя, — произнес он, делая робкий шаг в сторону притихшего Чондэ, и тот поднял на него взгляд, — Это не просто слова. Люблю твою улыбку, как и о чем ты говоришь, люблю, когда ты обнимаешь меня во сне, и когда будишь. И даже когда ревнуешь. Люблю. Младший вздрогнул и поднял голову, во все глаза смотря на говорившего. А Мен и не думал заканчивать. — Я люблю твои глаза. Твои пушистые ресницы. Я люблю, когда ты смеёшься и когда что-то объясняешь мне. Люблю твои порой детские мечты. Я люблю все, что связано с тобой. Потому что это ты. Я… правда… очень тебя люблю. Чен прикрыл глаза в которых были заметны подступившие слезы и расслабился. Привычная яркая улыбка осветила лицо, и на щеках появился румянец. — И я тебя люблю, Чунмен, — прошептал он, вставая с места и делая шаг к парню, нежно обнимая его, — Очень сильно. Они долго стояли, обнявшись. А потом, уже лежа в кровати, неловко целовали друг друга, дрожа от переполняющей нежности. И даже когда Чен благополучно уснул в его руках, Мен не выпустил его из объятий, продолжая покачивать, пока не задремал сам… — Кенсу! — раздалось со двора, заставляя Чунмена стремительно вынырнуть из плена приятных мыслей и подскочить на кровати. Кричал Бэкхен. Мен взглянул на часы, стоящие на бортике дивана. Было десять часов утра. Обычно До в такое время сидел либо на чердаке, либо в гостиной. Сегодня что-то было не так. Послышался топот шагов, и в комнату вместе с ледяным воздухом ворвался растрепанный, ужасно бледный Бен, — Живо подъем!!! Кенсу пропал! Чен, до этого мирно спящий в коконе из одеяла, резко поднял голову. Он как-то одновременно ошарашенно, но вместе с тем понимающе посмотрел в широко раскрытые глаза Бэкхена и тут же вскочил с кровати, принимаясь одеваться. Мен поспешил сделать то же самое, пока старший скрылся за дверью, видимо собирая необходимые вещи. Уже через пять минут, одетые в плащи и резиновые сапоги, они выбежали из дома. Бен выглядел действительно напуганным. Обычно пухлые, с небрежной ухмылкой, розовые губы были сжаты в тонкую полоску. Нижняя закушена до крови. Взгляд метался из стороны в сторону, крылья аккуратного, чуть вздернутого носа резко сужались и расширились. «В таком состоянии старший бесполезен» — понял Мен и, взяв себя в руки, предложил разделиться. Бен на это только растерянно кивнул, сразу же куда-то направившись. — Мы его обязательно найдём, — тихо, но уверенно произнес Ким, поспешно дотронувшись до плеча уходящего парня. Тот перевёл на него испуганные глаза и, помедлив, уже более осознанно кивнул, доставая из кармана рацию, давно купленную Чанелем, и протягивая ее младшим. Они пошли в противоположные стороны, как бы огибая территорию вокруг дома. Притихший Чондэ следовал за своим парнем, неустанно выкрикивая в туман имя Кенсу и крутясь в разные стороны, надеясь увидеть хоть что-нибудь. Однако чем дальше они продвигались, тем быстрее потухал задор в глазах младшего, тем реже стали слышны его выкрики, а вскоре это уже были лишь надсадные хрипы. Мен становился все более хмурым. Ему было ужасно страшно, но он понимал, что от каждого мига зависело слишком многое — проявлять слабость просто не было времени. Поэтому парень старался не думать о том «что если» и старательно соображала, периодически хмурясь, словно от боли, слыша, как хлюпает носом идущий позади любимый, но упрямо продолжая шагать вперед. В скором времени ноги стали увязать в грязи, смешанной с глиной. Почва становилась все более неустойчивой. Под ногами мерзко хлюпала грязь. Идти становилось все тяжелее. Пейзаж не менялся, оставаясь таким же серым и невзрачным. Казалось, время остановилось, а сами они топчется на одном месте. Внезапно нечто впереди привлекло внимание старшего, когда он уже собирался разворачиваться и обходить гиблое место, словно пытавшееся утащить их под землю. Чунмен прищурился. Позади слышались редкие всхлипы Чена, и он всеми силами старался не отвлечься и не обернуться, чтобы утешить младшего. Вода стекала в глаза, стена из дождя делала видимость почти нулевой, но впереди все же можно было разглядеть что-то отдалённо напоминающее большой камень. Мен шагнул вперед, под ногами противно заскрипела подошва сапог. Парень подал знак, прося Чена оставаться на месте. Он сам сделал ещё один шаг и еще. Постепенно набирая темп, он почти бегом двинулся в сторону непонятного миража. Только через несколько метров стало понятно, что это был никакой не камень и не мираж. На земле, свернувшись клубком, лежал грязный и до нитки промокший Кенсу. — Кенсу! — Чунмен в один прыжок достиг парня, аккуратно дотрагиваясь до него и чуть переворачивая. Тот был без сознания, и казался фарфоровой куклой, потому что был настолько бледен и холоден, что в первую секунду Ким было подумал, что парень мертв. Но тот дышал. Прерывисто, ртом, едва заметно, но дышал. — Бэк! — раздалось позади. Запыхавшийся, замерзший, как и все они, Чондэ набрал номер на рации и спустя мгновение ему ответили, — Мы его нашли… То, что происходило потом, Чунмен не забудет никогда в жизни. То как они втроем несли кое-как укутанного в плащ Кенсу до дома. Как приводили его в чувства. Как дрожащими пальцами пытались и, наконец развели огонь, на котором кипятили воду, а после отпаивали совершенно безучастного, находящегося в совершенной прострации До. Тот почти сразу провалился в глубокий нездоровый сон, а очнулся только спустя полтора часа. И первое, что он сделал, это громко разрыдался на плече взволнованного Бэкхена. Уже после его взгляд стал странно беспокойным, и он оттолкнул друга, забиваясь в угол кровати, маша руками и выкрикивая проклятья и зовя на помощь. Кенсу бредил. Ему пытались помочь, но глаза, подернутые слезами, не узнавали ребят. Чондэ смотрел на старшего и на глазах у него наворачивались слезы. Чунмен стоял позади и боялся вздохнуть, совершенно не понимая, как может помочь. Еще спустя какое-то время Кенсу все же уснул, привалившись боком к стене рядом с кроватью и вздрагивая всем телом, а Бэкхен, выгнав младших из гостиной, остался один. И Чондэ, и Мен знали, зачем. Бёну нужно было было позвонить Чанелю. Стоило Кимам, наконец, покинуть комнату, как старший прижался боком к стене и, переведя взгляд с обессиленного больного на потолок, протяжно выдохнул. Сердце больно стучало в грудной клетке, руки холодели. Бэкхен, словно в замедленной съёмке двинулся в сторону небольшого шкафа, на котором лежал совершенно «древний» телефон — единственное, что они могли себе позволить. Парень вдавливал кнопки в устройство, ощущая, как к горлу подкатывает тяжёлый ком. Казалось, на тело навалился огромный валун, а изнутри что-то душит. Бен попытался взять себя в руки и, пока противно звучали гудки, мысленно считал про себя, стараясь привести в относительный порядок хотя бы голову. Спустя еще несколько мгновений трубку сняли и на том конце провода послышался хриплый бас Пака. — Чан, у нас проблемы, — неосознанно постарался зайти издалека парень, но одернул себя и продолжил, — Кенсу плохо. Ты нужен здесь. Секунду была слышна лишь звенящая тишина, а после старший протяжно втянул воздух, явно беря под контроль эмоции. — Что случилось? — Он… выбежал на улицу, — запинаясь выдавил из себя Бён, — у него жар… — Понял, уже бегу, — ответили мрачно, и последнее, что услышал Бэкхён, был какой-то непонятный шум - видимо Пак уже несся по улице. Парень положил телефон на полку, а сам вернулся к До и тихо сел на край кровати, беря бледную руку друга в свою и стискивая, пытаясь согреть. Каким-то шестым чувством он понимал, что не способен помочь. Будто боль младшего была слишком велика и обволакивала все вокруг. Кенсу лежал, завернутый в одеяла, словно в огромное облако и прерывисто дышал, периодически мотая головой. Им оставалось ждать старшего. Казалось, сам дом погрузился в летаргический сон, прячась от окружающего мира в темной чаще леса. Мокрый, перепачканный в грязи Чанель ворвался в полумрак здания, неся за собой холод и ветер. Старший влетел в гостиную и почти сразу столкнулся с вышедшим на звуки Бэкхеном. Последний, быстро сориентировавшись, кивнул ему на кровать, на которой, спрятавшись в одеяло, спал Кенсу. — Что с ним? — на выдохе спросил Пак, внимательно следя за реакцией Бена, который тут же взглянул ему в глаза и едва заметно вздрогнул. — Ему было нехорошо последние несколько дней. А сегодня я спустился вниз, чтобы попить воды. Ты же знаешь, он обычно поднимается сразу ко мне, поэтому я и удивился — его не было. Подумал, что он все же смог уснуть, но в итоге… — младший перевёл взгляд с прожигающих тёмных глаз на кровать, — он сидел здесь и плакал. Я думаю… — Договаривай, — кивнул Чанель, пересекая образовавшиеся молчание, заранее догадываюсь о том, что произошло. — У него была истерика. Он кинулся ко мне. Я сначала подумал, что у него был просто кошмар. Но он никак не останавливался, постоянно смотрел в окна, а потом толкнул меня и выбежал из комнаты, — видя, как сжимаются руки в кулаки и друга, а сам он бледнеет, Бэк решил на тянуть, — Мы нашли его через полчаса примерно. Точнее Мен нашёл. — Думаешь, стресс? — тихо спросил Пак мгновенье позднее. — Нет, -покачал головой Бэкхен, — Ну, не только. Он постоянно говорил про «них».- На этих словах Чанель резко поднял голову, и его глаза угрожающе сузились.- Он был уверен, что они пришли за ним, Ель. Это было ужасно. — Но почему… — Ты же знаешь, в каком он состоянии. К тому же, даже я до сих пор боюсь этого, ведь нас должны искать… — Ты прав, — вяло кивнул старший, тяжело опускаясь в кресло. — Я услышал, как он звал тебя, — тихо произнёс Бэкхён, садясь прямо на пол, напротив поморщившегося от его слов Пака, — Он просил не трогать нас и просто уйти. Ты нужен ему, Чан. Последний нахмурил брови и протяжно вздохнул. Наконец, он медленно кивнул, получив в ответ слабую улыбку Бэхкена. Чанелю было тяжело находиться дома. И это видели и знали все. Кенсу следующие два дня спал, изредка приходя в себя каждый раз от кошмаров. Неизменно рядом оказывался Пак, который обтирал его, давал воды и гладил по волосам, успокаивая. Сам Чанель, казалось, с каждой минутой становился все более бледным. Он разговаривал только с Бэкхеном, и то, только наедине, видимо боясь дать слабину. Чунмен, видевший состояние старшего боялся лишний раз даже взглянуть на него. Да и у него самого появились свои проблемы в виде совершенно поникшего Чондэ, которого Пак не подпускал к себе. Для Чена это оказалось сложным испытанием — привыкший ко всегда доброму и неравнодушным старшему, он тяжело переживал всю ситуацию и не находил себе места. Спустя неделю, когда Кенсу стало лучше, все более менее пришло в норму. К До все еще не пускали, Бэкхен изредка рассказывал о его самочувствии и сам выглядел крайне измотанным, поскольку именно он сменял Чанеля, когда тот все же засыпал и нужно было следить за состоянием Кенсу. Последний все еще спал большую часть времени, пусть и урывками, но его сон стал менее тревожным. В один из дней Пак решил, что ему нужно срочно вернуться на работу. Это было действительно необходимо. Почти все деньги ушли на лекарства, а продуктов осталось совсем немного. Однако, все получилось совсем не так, как на это рассчитывали ребята. Стоило Чанелю уйти в город, как Кенсу, словно почувствовав его отсутствие, впал в нечто похожее на истерику. Бэкхен, надеявшийся на то, что это был единичный случай, промолчал. Однако это произошло и на следующий день, и через. Кенсу становилось все хуже. Он не отпускал от себя старшего, плакал и дрожал, не в силах воспринимать реальность. А Пак прижимал парня к себе, укачивая в сильных руках и подолгу смотрел в потолок, боясь опустить голову вниз. Кенсу не становилось лучше, и старшему пришлось отказаться от работы. Чанель закрывался в себе, двадцать четыре часа в сутки уделяя любимому. Чунмен и Чен жались друг к другу, ища поддержки и утешения. И между всем этим находился Бэкхен.