Say Say Say

Утро двенадцатого октября, за окном серое небо, пахнет по-осеннему — дождём. Осень остывает медленно в тёплом регионе города А. Кухонные часы, подвешенные на стене, моргают, и на циферблате высвечиваются три синие цифры: 6:00 — воскресенье. В такой день многие ещё нежатся в постели. На подоконнике дремлет старый радиоприемник. Его коричневая обшивка выцвела, корпус кое-где потрескался. Палец аккуратно нажимает на кнопку — приёмник отзывается недовольным шумом; затем пальцы нежно обхватывают колёсико и крутят в сторону, настраивая волну. Через мгновение раздаётся тихое: «Retro.FM», звучит песня: Элвис — «HoundDog» — она не подходит под настроение. Сначала пальцы пытаются сбросить громкость звука, но весёлый мотив Короля не затмить; тогда верхний палец, фаланга которого обмотана зелёным пластырем, вздрагивает, поднимаясь чуть вверх над остальными, словно командует: «Приготовиться!», и атакует — нажимает на кнопку повторно, оставляя за собой тишину. Сава не спит в это воскресенье в шесть утра. Сегодня ему исполнилось пятнадцать. Его утро началось не с той песни. Мальчик сидит на стуле, поставив одну ногу на сиденье, пальцы другой ноги скользят по линолеуму в цвет древесного паркета. Он смотрит в окно и ждёт, когда начнёт накрапывать дождь. В это время чайник немного потряхивает от кипения воды. Дождь так и не приходит. Сава закусывает отросшую чёлку губами, чуть сжимает их и расслабляет, мысленно корит себя за дурацкую привычку и отпускает прядь. Он знает всё о своих привычках и знает, что не стоит давать себе «волю». Но сейчас, как обычно, начинает покусывать губы, вспоминает о том, что это тоже «по-дурацки», и прекращает, бросая взгляд на чайник — тот отключился, затем снова карие глаза пристально смотрят в окно. Его всё ещё что-то тревожит — так бывает всегда после быстрого сна, когда кажется, что он не спал вовсе. Сава наслаждается видом за окном — он любит, когда пасмурно и веет дождём, но синоптики утверждают, что день будет ясный. Он поднимается с места, привычно насыпает кофе в мамину кружку, себе заваривает крепкий чай. Поднимая голову, вздрагивает при взгляде на микроволновку — в блестящем корпусе отражается его лицо. Сава свою внешность не любит. Это лицо кажется ему чужим — слишком привлекает взгляд. Особенно его раздражают веснушки на переносице и щеках, словно рыжие брызги, они выделяют его из толпы. Люди на него оглядываются, когда он проходит мимо — это Сава не любит тоже. Однажды он вычитал, что от веснушек помогает лимонный сок. Эксперимент прошёл неудачно: мама вовремя застала сцену перед зеркалом, она же спрятала подальше «инструменты наведения красоты» и привычным движением руки убрала чёлку сына на затылок, выставляя «душу» напоказ. Бороться со своими особенностями бессмысленно, поэтому Сава отрастил волосы практически до плеч и отказывается их стричь. Чёлка скрывает броские детали, да и впоследствии мама перестала возражать. Волосы у Емельянова хорошие: густые и тёмные, но она не понимает, откуда у мальчика столько комплексов? А их у Савы нет — он просто не любит, что все его замечают — это его раздражает. В одной полосатой рубашке он сидит на кухне, потягивая свежий чай. Делает пару глотков и кладёт ещё два кубика в чашку к двум предыдущим. Сава уверен — сегодня торт окажется вне запрета. За одно это можно обрадоваться своему дню рождения. «Если представить, что сахар — топливо, то мой бак на нуле», — он уныло смотрит на пачку рафинада. — «Заметит», — выносит вердикт. Четыре кубика — уже много для одной чашки. «Заметит, ну и пусть…» — меланхолично продолжает он в своих мыслях, потянувшись пальцами к коробочке. Аккуратный кубик умещается во рту, и с довольной улыбкой он его съедает. Сегодня его праздник — сегодня можно всё. Но улыбка быстро исчезает, когда Сава бросает взгляд на пластырь, затем начинает его отклеивать — медленно, наблюдая, как кожа тянется следом за липкой лентой. Он смотрит и на розовый пластырь, обхвативший ободком большой палец ноги. Бородавки — их он не любит больше веснушек. Новое средство помогает — выжили только эти двое. Сава стягивает пластырь, чтобы убедиться — некрасивый шарик всё ещё на месте. Затем производит обычную гигиеническую процедуру: смазывает по новой кремом и наклеивает пластырь, к сожалению, розовый — один из последних в коробке. После глубокого выдоха с долей неодобрения мальчик тянется к стопе. Это была её идея купить разноцветные пластыри. Мама Савелия — Оксана Петровна — женщина эксцентричная и, как выражается он сам, — «королева оптимизма». Называет он её так лишь про себя и после очередной фразы: «Всё будет хорошо». Но Сава реалист: от бородавок быстро не избавиться — на следующий день они не исчезают, и дождь не идёт, когда захочется, а приходит только по своему расписанию, как трамвай. В воображении Савы вместо капель дождя на землю падают трамваи — они падают и взрываются как в фильмах. Сава улыбается и с удовольствием грызёт новый кубик сахара. — Ты уже просну-улся, — тянет нежный голос мамы. Она нападает сзади: кладёт пальцы ему на плечи и целует в макушку, затем в щёку. Сава морщится, подтягивая вверх плечо. — И кофе приготовил? — удивлённо произносит Оксана, хотя горячий кофе ждёт её каждое утро. Она подхватывает чашку и маникюрными ноготками пальцев прорезает длинные пряди волос, каштановых и тёплых — до самой поясницы. Сава любит эти волосы и болезненно переносит каждое мамино возвращение из парикмахерской. — Сегодня будет торт? — его голос звучит ровно, немного хрипло, но практически всегда в одном тоне, поэтому вопрос кажется утверждением. Эта особенность голоса, немного опущенные веки и спокойное выражение лица часто сбивает людей с толку. Мальчик кажется слишком взрослым и сосредоточенным для своих лет. На самом деле — так и есть, просто в это никто не может поверить. — Ну, зайка, нельзя столько сладкого, — Оксана разворачивается к кухонному гарнитуру, опирается спиной о край столешницы и делает глоток. Сава замечает, как блестит золотое колечко с камушком на безымянном пальце, когда мама подносит чашку к губам. Внутри мгновенно появляется напряжение, но это не отражается ни на неизменном выражении лица, ни в неизменной хрипотце голоса: — Ты боишься, что я поправлюсь, но это не так. Мой мозг расходует слишком много энергии. Оксана Петровна снисходительно улыбается. — И на что же он её тратит, вундеркинд? — она ставит чашку на стол и садится на стул, подминая под себя тонкую ногу. — На мысли, — Сава оборачивается и чуть приподнимает брови — в этот момент его лицо выдаёт все эмоции, которых недостаёт голосу. Оксана Петровна не скрывает восхищения сыном: её глаза сияют и на щеках появляются ямочки. Ведь он и вправду удивительный, спокойный и взрослый — её мальчик. Она часто спрашивает себя, как у неё получился такой ребёнок? И не находит ответа. Сава остаётся «своим», не похожим ни на кого. Они продолжают любимую игру: — О чём же твои мысли, раз они столько кушают? — О том, как трамваи падают с неба, — признается Савелий. Его мама смеётся. Спокойный тон и абсурдные слова часто вызывают у неё улыбку, и на такое способен только Сава. Но сегодня ей предстоит важная задача потеснить эту «особенность» сына, чтобы всё прошло успешно. Она аккуратно начинает: — Торт будет, но сначала ты должен выполнить некоторые условия, — Оксана выставляет указательный палец. Сава чуть хмурит брови. Он не любит быть «должным». — Гоша отвезёт нас в парк аттракционов. Ты должен от души повеселиться, — она загибает один палец, Сава натянуто улыбается в ответ — он чувствует, что сейчас пойдёт речь о помолвке, но она продолжает: — Ещё тебе предстоит важная задача поухаживать за своей мамой, иначе она будет грустить, — Оксана Петровна надувает губки и подставляет кулачки к щекам, играя в маленькую девочку. Саве хочется закатить глаза, но он решает не обращать внимание на сюсюканье. — Принято, — выдаёт он. Но разговор ещё не окончен. — И сегодня ты должен кое с кем подружиться. А вот и ложка дёгтя в бочку с мёдом. За этой фразой следует глубокий вдох мальчика. Дружить с кем-то, потому что «должен», — ужасно — в этом он не сомневается. — Только ради торта, — высказывает он мысли вслух. — Сав… Это сын Гоши. Я буду счастлива, если вы подружитесь, — искренне признается Оксана, — пообещай, что вы поладите. Сава не отвечает. Он прекрасно помнит Георгия Цимермана. Поначалу ему было любопытно взглянуть на новоиспеченного жениха, ведь этот был наполовину немцем. В день их встречи он представлял себе высокого блондина с пронзительными голубыми глазами, как у мамы. О внешности немцев он знал отдалённо, опираясь скорее на образ арийцев. Но на чёрном порше приехал немного полноватый крепыш, с сединой в щетине и в тёмных под ежик волосах. На арийца Георгий не тянул; старался шутить и в маме — это было видно сразу — души не чаял. Волновался при взгляде на Саву — это паренька забавляло, и он продолжал гнуть свою безэмоциональную линию, даже если шутка получалась удачной. Затем состоялся важный диалог, который Сава уже давно ждал. Он говорил откровенно с каждым мужчиной, которых приводила знакомить с ним мама. Для неё это был шаг ответственный — она впускала человека в свою жизнь и надеялась, что он окажется удачным отцом для сына с особенностями, но Сава реалист. Они идут вдоль аллеи, оставив машину позади. Кругом слякоть, и солнце греет уже по-весеннему. Георгий собирается начать важный взрослый разговор, но Сава внезапно останавливается, шаркает ногой, всколыхнув талый лёд, и смотрит в глаза Цимермана. Несмотря на разницу в росте кажется, что мальчик сейчас стоит выше, и от серьёзного выражения на лице, и этого пронзительного взгляда тёмных глаз Георгию жутко хочется отвернуться. — Вы не первый человек, с которым меня знакомят, — произносит Сава своим фирменным тоном, внутри себя радуется испугу на лице мужчины и продолжает: — Если хотите стать последним, то обещайте мне. Дайте обещание, что никогда не причините боль моей маме. От последней фразы Георгию становится легче — это в самом деле было ожидаемо, и он уже собирается убедительным, чуть весёлым тоном продолжить диалог, но взгляд Савы холоден, напряжение никуда не уходит. — И, давая это обещание, помните, что обещание, данное детям, — самое ответственное и нерушимое, а я пока что ребёнок. Виснет напряжённая пауза. Георгий надувает щёки и выпускает из лёгких воздух струйкой. — С этим я бы поспорил, — отвечает он. Почему-то хочется перед этим мальчиком встать на одно колено. «Маленький принц», — думает Цимерман, отводя взгляд от колких глаз. Собрав всю ответственность, какую имеет при своих сорока с небольшим, он заявляет: — Уважаемый Савелий, честно даю вам нерушимое обещание… — Принято, — констатирует Сава и направляется к машине. В глубине души он надеялся, что и этот уйдёт в утиль, но Цимерман отстоял свои чувства, и свадьба была совсем скоро. Мама просто не говорила дату, но факт остаётся фактом — заявление подано, кольцо на пальце, теперь акт объединения семей. И удачный же подвернулся повод… «Худший день рождения», — думает Сава, но от меланхолии его отвлекает мама. — К тому же Эрик тоже любит музыку. Гоша говорил, что он может слушать её сутками. Это мальчика не радует. От каждой песни можно устать — если слушать подряд альбом или два, он наскучит. Музыке должна быть мера. Он хмурит брови и думает над тем, какую музыку мог бы слушать этот Эрик, и пытается представить его образ, но в одном Сава уверен точно — с пластинками Duran Duran Цимерман младший не знаком. — У вас небольшая разница в возрасте. Вы обязательно подружитесь. «Обязательно подружитесь», — проносится в голове Савы. — «Ни-за-что», — упрямо отвечает внутренний голос.