Say Say Say

Георгий Цимерман застёгивает золотые запонки на рукавах рубашки, поправляет воротник и натягивает пиджак. Время близится к обеду. Сегодня ответственный день. Мужчина бросает беглый взгляд на стрелки часов и мысленно гневается на сына, затем бодро взбирается по дубовой лестнице на второй этаж, открывает первую дверь и, проникнув в комнату, моментально стягивает одеяло с кровати. — Подъём! — на ответное ворчание он хватает ногу парня рукой и с силой тянет на себя. — Да вы что делаете! Человека будите! Больные люди! — кричит платиновый блондин, выворачиваясь из цепкой хватки. — Подъём! — уже весело командует Георгий. — Я же говорил, сегодня встать раньше. — Ага. Ищи дурака! — парень отворачивается и натягивает подушку на голову, забывая, что его стопы всё ещё в поле зрения отца. Этим Цимерман и успевает воспользоваться, тут же шкрябая по пяткам пальцами. Эрик дёргается от приступа щекотки и окончательно падает с кровати. — Scheiße! — Без выражений! Одевайся! — для пущего красноречия Георгий пучит глаза. Парень в ответ кривит недовольную рожу — такую, какая возникает при взгляде на упомянутое scheiße. Утро не задалось для Эрика с самого начала. После семейной разборки он стягивает с кровати простынь и кутается в неё. В доме ещё гостит Любовь Александровна — тётя, а перед ней ходить голышом не принято, в простыне — годится. Тётку Эрик недолюбливает, как и всех родственников, что наведываются погостить. Отец строил этот дом для большой семьи, но живут в нём только они с сыном и домработница. Поэтому Эрику кажется, что всевозможные родственники просто стремятся оттянуть себе пару кусочков жилплощади и из упорства не выезжают неделями. Как назло, вдобавок к прочему, ванна на втором этаже закрыта под ремонт — кулер для воды сломан. Впервые во внезапных неполадках руки Эрика не принимали участия, и он злится, шагая вниз, чтобы умыться. Спускаясь по лестнице, ему приходится поднимать подол своей «мантии», и в этот момент он замечает в гостиной Любовь Александровну в верхней одежде и с сумками у дверей. Мгновенно Эрик задирает ткань неприлично выше, в надежде, что мегере не понравится это зрелище. — О Господи! — закатывает глаза Любовь Александровна при взгляде на, по её мнению, чучело. Она кривится, поправляя очки на переносице. Эрик, не скрывая злорадства, тянет весёлым тоном: — Уезжа-аете? — он широко улыбается, оголяя верхние клычки. Любовь Александровна хочет подойти и выдрать серебряное колечко из мочки блондина, но, поджав губы, любезно замечает: — А вы как всегда в своём репертуаре, юноша. — Ах-ха, — Эрик покачивается на пятках. Хочется съязвить. Он обдумывает мысли про рост, и вес, и дурацкие кудри тётки, но в проёме дверей появляется отец, который, прихватив сумки, отправляется обратно к машине. Желание пропадает — момент уходит вместе с ним. — Прощайте, — деловито выдаёт Эрик и кланяется, отводя руку в сторону, при этом продолжает ехидно скалиться. — Клоун, — фыркает Любовь Александровна и выходит за дверь. «Час свободы!» — восхищается Эрик. Он тут же разгоняется по паркету, сокращая расстояние до ванной: пока отец будет отвозить мегеру на вокзал, он успеет насладиться одиночеством. Георгий Цимерман открывает входную дверь и громким басом заявляет: — Если приеду, а ты не в одежде… — Да, в курсе! — тут же следует выкрик Эрика из ванной, затем появляется шум воды — этим Георгий удовлетворяется и прикрывает за собой дверь. Эрик обожает принимать душ, обожает горячие струи, стекающие по коже, как от этого становится приятно — до дрожи в груди. Он обожает мастурбировать в душе, не стесняясь коротких стонов, закусывая нижнюю губу, не представляя ничего, лишь наслаждаясь моментом. И, получив долгожданную разрядку, опираясь о тёплый кафель спиной, со счастливой улыбкой смывает с себя остатки кайфа напененной губкой. Эрика не тревожит ни одна моральная мысль. Чушь. Он отстаивает идею гедонизма: наслаждение — как пик вселенского умысла. Кто в семнадцать лет думает иначе? После водных процедур он предстаёт перед зеркалом во всей красе. Мужает, поэтому приходится брить проявившуюся щетину, ещё светлую, но всё же заметную. После хлопает по гладким щекам, как Кевин из фильма «Один дома», и, вспоминая эту сцену, начинает весело насвистывать мелодию, споласкивая щётку. Ему нравятся неровные клычки, что так выделяют его из толпы, когда он улыбается. Поэтому в детстве он воспротивился корректирующим скобам, к тому же мама из-за этих клычков ласково называла его волчонком… Воспоминание о маме неприятно колет в груди. От бурной улыбки остаются приподнятые краешки губ. Не стоит думать об этом. Эрик сушит волосы. Чтобы пряди легли в нужном положении, уходят добрые двадцать минут, затем он поправляет чёлку, смотрит в свои глаза и вновь криво улыбается. К чему стесняться? — ему нравится своя внешность! Белая кожа, серебристые волосы — их практически каждый день приходится мыть оттеняющим шампунем, но красота требует жертв; лицо симпатичное, но его смущает небольшая горбинка на носу, однако девушкам эта особенность в нём нравится — так говорила Алина, и Эрик в её словах не сомневается. Остаётся только подобрать одежду. Он скидывает простынь в бак с грязным бельём, возвращается в комнату обнажённый и выходит из неё в чёрном любимом свитере, на груди которого две большие белые цифры: «96». Картинку дополняют в цвет ливайсы и кеды — шнурки он завязывает ровными белыми полосами. Своим любимым способом Эрик скользит по паркету на кухню, уже не так резво, как босыми ногами, но остается выходкой доволен. Забравшись на стол и схватив из вазы яблоко, он смотрит в окно, наслаждаясь видом: ель занимает большую часть обзора и зимой, когда её наряжают гирляндами и игрушками, она особенно радует праздничный ужин. Сейчас небо кажется по-осеннему приветливым: серые тучки ещё бродят на горизонте, но оранжевые лучи играют на каждой веточке. Это Эрик обожает больше всего — когда ярко и броско. Входная дверь хлопает, он вздрагивает. «Рановато», — Эрик тут же слезает со стола, выбегая навстречу. — Всё — в машину. Мы и так задержались. — А как же завтрак? — Бегом в машину! — таращит глаза отец. — Голодом морите, — заявляет Эрик и, кусая яблоко, идёт следом.

***

— Так, прежде всего нужно прояснить пару моментов. — Говорит отец, жестикулируя рукой, машина несётся уже в черте города. Эрик давно доел яблоко и сейчас рассматривает темнеющий огрызок. Отец определённо спешит, нетерпеливо отстукивая пальцами на руле во время остановки на очередном светофоре. — Мальчик он не простой, — Георгий медлит, пытаясь лучше донести до сына образ «маленького принца», — с характером, — добавляет после, взметнув брови, затем думает и через паузу произносит: — Особенный. — Это как? — голос Эрика отчего-то всегда звучит с неизменной наглой ноткой, впрочем — в соответствии с его мыслями, — то есть «медленный»? Георгий этой фразы не понимает и оборачивается. — Чего? — Ну, «slow», — закатывает глаза Эрик. «Особенный» у него ассоциируется только с каким-то недостатком, из-за которого все вокруг парня носятся. — Нормальный он, — заявляет отец, — просто трудный возраст. Хотя Цимерман старший понимает — дело не в возрасте. Вспоминая строгий взгляд и ровный тон парня, он невольно удивляется — как этот пацан может быть таким… взрослым? Через навесное зеркало Георгий переводит взгляд на своего сына. Раздолбай — лучшего не скажешь. Эрик со скучающим видом смотрит в окно, чуть щуря карие глаза от солнца. — Твоя задача — с ним подружиться, — выносит вердикт отец. — Это приказ? — Считай, что так. Эрик закатывает глаза. — Слушай, нормально всё будет. Я помню себя в его возрасте — пара игровых автоматов, и мы друзья навеки, — заявляет вальяжно Цимерман младший, будто его «пятнадцать» прошли парой десятков лет назад. Он вновь смотрит на огрызок, соображая, куда его лучше «применить». В итоге приходится выбросить тот в окно. — Кстати, — вспоминает внезапно отец, — ты подарок купил? Эрик на секунду раскрывает глаза шире, на его лице появляется кривая ухмылочка с общим выражением: «Я тут ни при чём». Следует глубокий вздох за рулем. — Я куплю подарок потом! Так даже лучше будет, — настаивает Эрик. Оставшуюся дорогу он думает, что может быть нужно подростку? В его голове крутятся картинки из видеоигр и сериалов — то, что нравится всем. Но только в одном Эрик уверен твёрдо — его музыка определённо должна понравиться новоиспечённому брату. Машина останавливается возле пятиэтажной хрущёвки, по каменным ступеням спускаются каблучки, отстукивая приятный ритм. Эрик успевает разглядеть промелькнувшие стройные ножки будущей мачехи и улыбается. Он не был доволен помолвкой отца с его учителем математики, однако отмечает, что женщина она красивая. Отец галантно открывает дверь машины, и Оксана Петровна садится, взметнув волнистые пряди. Эрик мгновенно подаётся вперёд, обхватывая спинку сиденья. — Здра-асте, — тянет он, скаля зубы. — Эрик, — Оксана весело смотрит в ответ, — ты решил девятую задачу из самостоятельной работы? — Да ну вас, — тут же отстраняется он со смущённой улыбкой. Отец тем временем открывает заднюю дверь, и Сава садится в салон. Эрик в боевой готовности — с самой приветливой миной поворачивается для знакомства. Он вздрагивает, когда видит Саву. В салоне висит короткая пауза между приветствием. В этой паузе Эрик запечатлеет его образ. Отец говорил, что мальчик с особенностями, но почему он и словом не обмолвился, насколько тот красив? Его отросшая челка свисает по сторонам прядями, открывая лицо. Эрика встречают глаза цвета тёмного шоколада, цвет волос словно попадает тон в тон, а потрясающие рыжие веснушки пестреют, сливаясь яркими брызгами на переносице и щеках. В этом лице ещё остаются округлые детские черты, но уже меняются под натиском взросления. Губы смущают — они естественно алые, привлекают внимание не хуже веснушек, аккуратный острый нос завершает всю композицию. В этом лице Эрик узнает все искомые в подругах черты. Он вспоминает образ Алины — её крашеные рыжие волосы и мелкие точки-веснушки, но красота одноклассницы меркнет здесь — на соседнем сиденье. Сава очень красив. — Привет… — срывается с губ Эрика, когда он вспоминает, что нужно артикулировать. Сава мгновенно осматривает его, отводит взгляд в сторону, затем нерешительно смотрит вновь и произносит тихое «привет» в ответ. Эрик бросает взгляд на его одежду: джинсовая куртка, белая футболка с бордовым воротником, наушники на шее — всё-таки парень. Он тянет руку, но улыбка застывает на губах, напряжение висит в воздухе. Сава бросает взгляд на ладонь Эрика, затем на лицо, словно проверяет — можно ли ему доверять? И всё же жмёт руку в ответ. Рукопожатие слабое, но и Эрик не стремится сжать его ладонь крепко. Ему кажется, что он позволяет себе лишнее. Внимательные глаза мальчика смотрят пристально и вызывают волнение. Эрик спешно отводит взгляд и замечает розовый пластырь на пальце Савы. Про себя облегчённо радуется — парень всё же реальный, и цвет выбрал интересный — яркий. — Прикольный пластырь, — тут же выдаёт он, взметнув брови. Пальцы Савы вздрагивают, Эрик замечает, как он поджимает немного губы, убирая руку, а его щёки словно наливаются краской. Но он отворачивается, и чёлка тут же прикрывает лицо. Эрику кажется, что он смутился, но было ли это так на самом деле, понять не может. Сава встречается взглядом с мамиными глазами и слабо улыбается в ответ. Эрик, приложив пальцы к губам, смотрит в окно. Затем любопытство берёт верх — он бросает короткий взгляд в сторону, тут же натыкается на ответный любопытный взгляд Савы — они оба отводят глаза каждый к своему окну. Георгий, наблюдая в зеркало за ребятами, про себя ликует — начало дружбы положено! Эрик нервничает.