Море

1537 год… Вечер медленно, но опускался на столицу Османской империи, окрашивая Топкапы в красный и золотой цвета — цвета богатства и роскоши. Лавочники закрывали свои лавки, а владельцы борделей открывали свои заведения для ещё большего числа посетителей, ведь именно после заката количество гостей в подобных заведениях сильно увеличивалось. Торговцы грузили на мулов корзины с товарами, дабы продать их на следующий день, а рыбаки возвращались с вечерним уловом домой. Везде зажигались факелы, что освещали уже полупустые улицы, по которым редко кто проходил. В этом умиротворении никто и не обращал внимания на мальчика, что безмятежно шёл по улице, с любопытством осматривая всё вокруг, словно видел это впервые. Хотя, почему же «словно»? Так и было! Мальчишка впервые видел Стамбул таким, какой он есть. Нет, он не приезжий из другой части страны или иностранец, нет… Просто он шехзаде, что, пусть и не с первого раза, но можно было сказать по его внешнему виду — довольно красивый, но в то же время неброский зелёный кафтан и довольно простая чалма. И простолюдином не назовёшь, но и члена правящей династии в нём не сразу признаешь. Тогда, что же один из наследников трона делает на рынке, да ещё и в такое время? Ну, это довольно печально — поссорился с матерью и старшим братом из-за несправедливости. Брат был виноват, но свалил вину на младшего и как бы последний не оправдывался, мать ему не поверила. И в результате мальчик, выпалив: «Тогда и оставайтесь, матушка, со своим ненаглядным Селимом», убежал в сад, а оттуда, сбежав от слуг, вылез в город. — Шехзаде?! Шехзаде Баязид?! — неожиданно услышал мальчик голоса янычар, что прочёсывали столицу в поисках сына султана. Пытаясь не попасться этим людям, что сразу же поведут его во дворец к разъярённым родителям, Баязид побежал за городскую стену, а оттуда на один из множества причалов, дабы спрятаться за стоящими там большими кораблями. Остановившись и оглядевшись, мальчик увидел нескольких рыбаков, что шли после вечерней рыбалки, а рядом шло несколько детей, примерно ровесников шехзаде, которые помогали родителям с уловом. Спустя несколько минут они скрылись за городскими воротами, после чего юноша смог вздохнуть более или менее спокойно. Неожиданно доски, оказавшиеся, на удивление, вусмерть прогнившими, переломились, а мальчишка, издав короткий, но громкий крик страха, оказался в воде. Это оказалось бы меньшей проблемой, умей шехзаде хорошо плавать, однако этого не было, а потому он, словно топорик, уходил в глубину, достаточную для того, чтобы корабли не вставали на мель. В глазах Баязида темнело, в голове мутнело и, как бы он ни пытался, его словно засасывало в глубину холодной воды. Постепенно сознание покидало паренька вместе с его силами. Тут кто-то схватил шехзаде под руки и потащил к поверхности, а через секунду он смог сделать блаженный вздох. Немного покашляв, сплёвывая солёную воду и стирая её с глаз, Баязид увидел перед собой только чёрную макушку того, кто его спас. Добравшись до более крепкой части причала, спаситель стал выбираться на него, а потом помог и мальчику выбраться из воды. Увидев этого человека, сын султана был немало удивлён — это оказалась девчонка, что была едва ли старше его самого. Её длинные тяжёлые чёрные косы из-за накопившейся в них воды были ещё тяжелее, а потому, едва вытащив шехзаде из воды, она стала активно выжимать их. — Живой? — она подняла с поверхности причала свою накидку и, накрыв ей мальчишку, стала при помощи неё избавлять спасённого от излишней воды — Ты как? — Хорошо… — начав снова кашлять, Баязид прикрыл лицо, а потом посмотрел на неизвестную — Ты меня спасла? — Не могла я поступить иначе. Взрослые были далеко, а потому я бы не успела никого позвать, — она пожала плечами и слабо улыбнулась, укутывая мальчишку в свою накидку — Кстати, как тебя зовут? — Баязид, — было непривычным ощущение, когда кто-то так активно вытирает твои и без того лохматые волосы — А ты? — Я Дениз, — помогая новому знакомому подняться, девочка повела его в сторону города — Пойдём. Переночуешь у нас, а утром отец поможет тебе добраться до дома. — Спасибо… — слабо и тихо проговорил шехзаде, чувствуя в себе огромную усталость. Дениз завела его в город, а потом, шествуя по небольшой улочке и несколько раз повернув то влево, то вправо, они оказались в районе ремесленников и лесорубов, находившийся на границе с лесом. Пока они шли, паренёк смог более детально рассмотреть свою спасительницу: кроме её двух роскошных кос, ничего, пожалуй, и не было… Ах, нет! Её глаза! Это были чёрные, словно морские глубины, омуты, сиявшие сейчас каким-то странным блеском, походившим на странную радость? Какая может быть радость, если она только что пожертвовала собой?! У этой Дениз была немного угловатая фигура, заключённая в простые одежды — мокрое платье из грубой ткани, открывающее босые ноги, да её накидка, которая сейчас была на шехзаде и совсем не грела, но, что радовало, защищала от ветра. — Заходи, — она открыла дверь небольшого дома, заходя первой, а потом уже пропуская Баязида. Войдя, он увидел довольно простую обстановку, что была в полумраке, разбавляемой лишь несколькими масляными лампами. У порога была циновка, о которую, как оказалось, нужно было вытирать ноги. Справа была большая комната, что, похоже, являлась и кухней и столовой одновременно, а слева была лишь закрытая на засов дверь. Дальше был небольшой коридор, ведущий, скорее всего, во двор и кладовую, что были в каждом доме. На кухне были несколько разновозрастных хатун, которые, едва увидев явившихся, испугались. — Дениз, Аллах Всемогущий, кто это? — самая старшая, что, кажется, была матерью вышеупомянутой, подскочила к ним — Что произошло? Ты же сказала, что поможешь отцу! — Матушка, я вытащила его из воды, когда шла навстречу отцу. Мы с ним, кажется, разминулись, но, похоже, это к счастью, — достаточно понятно объяснила девочка, а потом скрылась за той самой закрытой дверью. — Как тебя зовут? — перед шехзаде появилась уже другая хатун, казавшаяся немного старше Дениз. — Б…Баязид… — немного дрожа от неприятного холода, что пронизывал его тело, мальчик плотнее укутался в грубую накидку. — Айлин, посмотри, есть ли у нас какая-нибудь сухая одежда, а то этот бедолага насквозь мокрый, — приказала своей дочери мать, а через минуту появилась и сама Дениз, только уже в сухой одежде — Дениз, а ты сама как? — Хорошо, только голова немного болит. Дальше разговора Баязид не слышал, так как та самая Айлин принесла какую-то стопку тряпья, казавшееся таковым только самому шехзаде. Он зашёл в эту самую закрытую комнату — это оказалась спальня для пяти человек, освещаемая лишь светом немногих факелов из окон, но этого было достаточно, чтобы разглядеть довольно простую обстановку этого помещения. Спешно переодевшись в сухую и, как оказалось, чистую и приятную одежду, сын султана вышел из комнатки и, держа сырую одежду в дрожащих руках, с вопросом посмотрел на всех. — Ах, да… Сейчас! — Дениз взяла этот невнятный комок, что раньше был дорогой одеждой, и куда-то унесла, а потом вскоре вернулась. — Куда ты унесла её? — чувствуя себя неуютно в этой одежде, что больше походила на одежду для сна, мальчик обратился к девчонке, что села за стол в ожидании ужина. — Сушиться, — тут она неожиданно прикоснулась к его лбу, заставляя Баязида отпрянуть — Да не бойся ты! Я хотела понять, не простыл ли ты. Похоже, что нет. В этой довольно простой обстановке шехзаде чувствовал себя довольно странно, но нельзя было сказать, что это ему не нравилось — на этой кухоньке приятно пахло нехитрым ужином, а везде был порядок, что было неудивительным при наличии в семье четырёх хатун. Баязид осмотрел всех жительниц и убедился в своей теории — это мать и дочери. Старшую, как понял мальчик из их споров, зовут Эдже, среднюю — Айлин. Это довольно незамысловатые имена, которые часто встречались у простых людей. Сами хатун были довольно милыми женщинами, а величавая, пусть и одетая просто, мать семейства, была с большой, но простой прической на голове, скрываемой платком. Похоже, что именно от неё перешли Дениз её толстые косы, которые не достались её старшим сёстрам. — А где мне можно будет лечь спать, ведь там только пять спальных мест? — спросил шехзаде, не без удовольствия наблюдая за активностью старших хозяек. — Отец ушёл во дворец — он продаёт рыбу поварам. Вернётся утром, а потому переночуешь на его месте — матушка разрешила, — кратко и ёмко объяснила девочка, что сидела рядом с ним и искренне улыбалась ему. Баязид немного неловко улыбнулся Дениз, а потом посмотрел на свои руки, пытаясь скрыть своё смущение. Он, разумеется, чувствовал к этой девочке, как и к её семье, благодарность, но, помимо этого, было и непонимание… Его привели в этот тёплый и достаточно уютный дом, переодели, да ещё и скоро накормят. Другие бы на их месте ограничились одним спасением, оставив мальчишку на причале или же, что гораздо хуже, не обратили бы внимания на крик — мало ли, ведь каждый день кто-то умирает. После нехитрого ужина старшие женщины стали убирать со стола, а шехзаде отвёл Дениз в сторону, желая с ней немного поговорить. Они вышли во двор, граничащий с лесом и огороженный небольшим забором. На простой сушилке, состоящей из нескольких палок и верёвок, висела как одежда шехзаде, так и мокрое платье девочки. — Почему ты продолжаешь помогать мне? — искренне не понимая природу поступков этой маленькой хатун, Баязид сел рядом с ней на порог — Другой и не подумал бы лезть в воду из-за меня, не говоря о том, чтобы разделить еду. — Неужели ты думаешь, что люди такие чёрствые? — до сих пор не догадываясь о том, кто перед ней, Дениз продолжала говорить с мальчишкой запросто — Большинство, к сожалению, таковы, но среди них, слава Аллаху, есть и добрые, сердечные и искренние, которые помогут тому, кто попал в беду. Именно так завещали жить людям как Всевышний, так и пророк Мухаммед. — Спасибо ещё раз. Я не забуду этого поступка, — снова смущённо улыбнулся шехзаде, а потом посмотрел на небо, что уже было покрыто россыпью маленьких бриллиантиков-звёзд. Когда все легли спать, Баязид долго не мог заснуть, постоянно прислушиваясь и принюхиваясь к незнакомым звукам и запахам. Где-то под крышей скреблись мышки, которые опять-таки мешали заснуть. Шехзаде постоянно думал об отце, матери, которые, скорее всего, уже не злятся, а волнуются — их было мальчику искренне жаль, как и Мехмеда с Михримах и маленького Джихангира, но не Селима. На него Баязид был невероятно зол, ведь, как он думал, третьему сыну Сулеймана было сложно говорить правду. Именно из-за этого он и не любил Селима и вряд ли это когда-нибудь изменится.