and let me crawl inside your veins, i'll build a wall, give you a ball and chain; it's not like me to be so mean, you're all i wanted
Когда ему звонят из галереи, Чонгук только просыпается. Он поздно лег, потому что в последний раз просматривал отобранные работы, корректировал их, оформлял отдельные приглашения для каждого, кто делал предзаказ билетов на их с Чимином и Сокджин-хеном выставку. Он был первым, кто предложил эту затею, и он же взял на себя всю организацию, потому что Сокджин и Чимин очень сомневались, а браться за это одному Чонгуку было немного страшно. Все-таки он всего лишь второкурсник, и даже если у него набралось приличное количество хороших работ, у него все еще не было имени и никакой гарантии, что хоть один человек придет на его выставку. Сокджин-хен был более известен в узких кругах, кроме того, его парень имел множество знакомств, и он мог попросить кого-то из своих друзей прийти на нее. Чонгук не хотел, чтобы приходили не из интереса, но слишком самоуверенно было бы полагать, что найдется много желающих посетить выставку троих безымянных фотографов, так что чьи-то друзья — это в любом случае лучше, чем ничего. Они довольно долго копили деньги, около полугода или что-то вроде того, потому что хотели провести выставку в зале крупной галереи в центре города. Всем занимался Чонгук, потому что это была его идея. Он договаривался насчет аренды (условием было пятьдесят предзаказов минимум на день открытия, иначе договор обнуляется, и Чонгук трясся до последнего, буквально безвылазно сидя на сайте галереи), он вносил предоплату, и он едва не поседел. Чонгук буквально плакал на плече Чимина, когда все прошло успешно. Предзаказы на первый день выставки превысили сотню, оформление зала началось, и Чонгук сам не мог поверить в то, что его главная мечта с тех пор, как он начал заниматься фотографией, воплощается в жизнь. Последнюю неделю до выставки он почти не спит, поэтому теряется в пространстве, не сразу понимая, кто ему звонит и по какой причине. Но когда до него доходит смысл сказанных слов, сон как рукой снимает. Он резко садится на постели, чувствуя, как все неприятно сжимается внутри живота. Он облизывает пересохшие губы, стараясь успокоиться. Может, это просто ошибка. Это определенно ошибка. — Простите, я, кажется, неправильно вас понял, — хрипловатым после сна голосом бормочет он. — Что это значит? На том конце как-то раздраженно вздыхают, и Чонгука мгновенно накрывает чувство вины, хотя он не совсем понимает, в чем виноват. — Вся наша галерея будет арендована на ближайшие два месяца для показа строительных проектов, — нетерпеливо повторяет девушка на том конце. — Мне очень жаль, но мы не сможем предоставить вам помещение для вашей выставки. — Но мы же оплатили аренду около трех месяцев назад! — в отчаянии выпаливает Чонгук, зарываясь пальцами в челку и нервно сжимая пряди волос. — Вы не можете просто так разорвать договор, столько людей купили билеты! — Я сомневаюсь, что посетителей вашей выставки наберется больше, чем посетителей показа, — язвительно произносит девушка, и это настолько грубо и непрофессионально, что Чонгук чувствует болезненный укол внутри. — Мы компенсируем вам все затраты. Всего хорошего, господин Чон. Слышатся короткие гудки, но Чонгук продолжает прижимать трубку к уху, надеясь, что это все просто дурацкий розыгрыш. Ему хочется расплакаться или спрятаться под одеяло, как в детстве, надеясь, что все разрешится само собой. Честно говоря, это ужасно подло, они сняли один небольшой зал на первом этаже, и он понимает, что все дело в том, что эта строительная компания просто заплатила огромные деньги, а они всего лишь студенты, не представляющие особой угрозы их репутации. Чонгук стискивает зубы, твердо решая не сдаваться без боя, и встает с кровати, чуть пошатываясь. Из-за того, что он мало спит и чувствует себя морально истощенным буквально все время, у него кружится голова, и он ощущает слабость во всем теле. Он быстро принимает душ, запивает таблетки успокоительного крепким кофе, одевается в первое, что попадается под руку, и вылетает из общежития, даже не высушив волосы. Он решает не говорить об этом пока Чимину и Сокджин-хену, лелея надежду, что все решится мирно, и они все-таки получат этот зал для выставки. Чонгук так торопится побыстрее добраться до галереи, что совершенно забывает о своем состоянии. Взмыленный и отчаявшийся, он врывается в главные двери и теряется, когда видит кучу людей, что-то обсуждающих и работающих. Их настолько много, что его начинает подташнивать. Пустой желудок неприятно сжимается. — Мне нужен организатор, — взволнованно обращается он к проходящей мимо женщине. Та даже не поворачивается в его сторону, спеша по своим делам, и Чонгук чувствует себя внезапно никчемным. Он обводит взглядом людей, пытаясь зацепиться хоть за кого-то, к кому можно подойти, но никого не находит. Все кажутся неприветливыми, занятыми и выглядят так, словно пошлют его, стоит ему сказать им хоть слово. Он потерянно отступает к выходу и чувствует резкий толчок в спину. — Смотри, куда прешь, щенок! — его толкают снова, и он оборачивается, испуганно распахивая глаза. Ему становится хуже, пол начинает качаться под ногами. За ним стоит высокий неприятный верзила, похожий на медведя, а рядом — светловолосый мужчина, внимательно смотрящий на него. — Я не видел… — запнувшись, проговаривает Чонгук, но его перебивают. — Значит зрение проверь, иначе- — Прекрати, — холодно обрывает его мужчина, и верзила тут же замолкает, словно послушный пес. Мужчина поворачивается к Чонгуку, и он сжимается под острым взглядом. — Как тебя зовут? — Зачем вам мое имя? — с неуместным вызовом спрашивает Чонгук, пытаясь собрать в себе остатки храбрости. Ему просто невероятно плохо, если бы он съел утром хоть что-то, это бы уже оказалось на дорогих лакированных туфлях мужчины. Тот вскидывает брови, поражаясь дерзости парнишки. — Ты стажер? Почему стоишь без дела? — Я не стажер, — тише признается Чонгук, и ему уже не хочется бороться за выставку, хочется просто не свалиться прямо здесь. Он отступает, упираясь в стену и чуть расслабляясь, стараясь дышать глубже. Мужчина обеспокоенно хмурится, подходя ближе, и Чонгук, сам не зная, зачем, говорит: — Я тут зал для выставки заказывал, но мне сказали, что какая-то строительная компания арендовала всю галерею, и я… Я очень долго готовился, и теперь я разочарую стольких людей… Чонгук не планировал жаловаться, но слова сами выскальзывают, и он прикрывает глаза, чтобы избавиться от ряби. Его чуть потряхивает, как от озноба. — Эй, ребенок! — окликает его мужчина, но его голос звучит приглушенно, словно сквозь толстый слой ваты. — Твою мать, он сознание теряет! Держи его, какого хрена ты стоишь? Чонгук чувствует крепкую хватку на плечах, чувствует, как его поднимают в воздух, и он пытается возразить, но не может найти в себе сил даже раскрыть глаза и проваливается в липкую, оглушающе тихую темноту.***
Приходит в сознание он, по ощущениям, спустя всего несколько минут. Он лежит на мягком кожаном диване в каком-то просторном, хорошо освещенном кабинете. — Пришел в себя? — раздается голос слева, и Чонгук резко вскакивает, отчего голову простреливает болью, но сильная рука ложится на плечо, толкая его обратно. — Ты провалялся тут три часа. Врач сказал, что у тебя нервное истощение, тебе нужен отдых. — Вы принесли меня сюда? — хрипит Чонгук. — А должен был оставить в холле? — звучит вопрос. Чонгук щурится из-за яркого света, рассматривая красивого мужчину, того самого, с которым они столкнулись в галерее. В следующий момент возвращаются воспоминания о причине, по которой он здесь. Чонгук снова пытается подняться, но мужчина ему не дает. — Мне нужно поговорить с организаторами выставки… — вяло сопротивляется Чонгук, не особо желая вставать с удобного дивана. Он чувствует себя так, словно вместо тела у него разварившееся тесто. — Я уже обо всем поговорил, — говорит мужчина, удерживая его за плечо. — Твоя выставка состоится в то же время, ее будет спонсировать строительная компания. Деньги вернутся тебе на счет в течение суток. В качестве компенсации за то, как с тобой обошлись эти мудаки. Клянусь, я понятия не имел, что в галерее должны проводиться еще какие-то выставки. Мне сказали, она полностью свободна. Чонгук ошарашенно моргает, не успевая обрабатывать поступающую информацию. Может, он все еще без сознания, и это просто сон? Если он чему и научился за двадцать лет своей жизни, так это тому, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. — Что?.. — начинает он, вглядываясь в глаза сидящего напротив человека в поисках признаков насмешки или лжи. — Компания? Мужчина усмехается, отчего его лицо становится еще красивее. — Моя компания. Меня зовут Мин Юнги. Чонгук сконфуженно опускает взгляд, почему-то чувствуя неловкость из-за того, что слышит имя впервые, потому что у него такое ощущение, что тот привык, чтобы его узнавали сразу. Ему вообще неловко рядом с мужчиной, неловко из-за всей этой ситуации в целом, и он бы просто хотел побыстрее оказаться дома, не желая знать, какую плату с него потребуют за столь щедрый жест. Мужчина выглядит богатым или, скорее, статусным, но дело не только в его одежде, которая, безусловно, дорогая, несмотря на то, что нигде нет нашивок с лейблами. Дело в том, как он держит себя. Как разговаривает, как щурит глаза, ухмыляется. Как дышит. У него в жизни наверняка все под контролем. Он кажется действительно уверенным в себе, человеком, не привыкшим слышать отказы. В нем есть что-то пугающее. Чонгук ежится. Мин Юнги понимает, о чем он думает. Он подается вперед, упираясь подбородком в длинные переплетенные пальцы, и буравит Чонгука темным заинтересованным взглядом. — Ты не знаешь, кто я, не так ли? — спрашивает он, и по голосу нельзя сказать, оскорбило ли это его, или ему все равно. Чонгук принимается теребить ниточку на своем рукаве, облизывает пересохшие губы, к своему же счастью не замечая, как голодно прослеживает Юнги мимолетное движение языка. — Я не интересуюсь такими вещами. — А зря, — небрежно пожимает плечами Юнги, откидываясь на спинку своего кресла. Чонгук, почувствовав, как расстояние между ними увеличилось, чуть расслабляется. — Это порой может помочь. Знаешь, если бы я пренебрегал знаниями о… — Чего вы от меня хотите? — резче, чем хотел, перебивает его Чонгук, решительно сверкнув глазами. Он не то чтобы горит желанием услышать свой приговор, но и тянуть резину не намерен. К тому же, он всегда может отказаться, если этот мужчина перейдет границы, плевать на выставку. Он ведь может?.. Юнги недоуменно моргает. Решительность Чонгука стремительно тает, когда взгляд Юнги становится темнее, словно он крайне раздражен тем, что Чонгук позволил себе его перебить. Но потом он берет себя в руки, улыбаясь уголками губ, и вот вместо него как будто другой человек. Чонгуку и до этого было не по себе, а теперь ему еще больше некомфортно. Он не очень хорош в общении с людьми, поэтому привык полагаться на эмоции, которые они проявляют, а те, кто контролирует свои эмоции настолько хорошо, пугают его. — В каком смысле? — спрашивает Юнги, и Чонгук хмурится. Он прекрасно понимает, что Юнги знает, о чем он. Чего он не понимает, так это к чему все эти игры. — Вы помогли мне с выставкой, хотя даже имени моего не знаете, — Чонгук начинает слишком громко, но потом понижает голос, не желая нарушать субординацию и наживать себе лишние проблемы. — Вы привели меня в свой кабинет, вызвали мне врача, а теперь ведете себя так, словно беспокоитесь за меня, хотя нам обоим известно, что я ничем не могу быть вам полезен. Юнги усмехается, но усмешка выходит какой-то невеселой. — Почему ты думаешь, что мне от тебя что-то нужно? Почему я не могу просто так тебе помочь? — Такой, как вы… — фыркнув, начинает Чонгук, но вовремя осекается, прикусывая язык. Уголки губ Юнги опускаются, во взгляде читается разочарование, и Чонгук чувствует себя виноватым, несмотря на то, что он просто пытается защитить себя. — Я не хотел… — Нет, почему же, — голос Юнги становится холоднее, и он отворачивается, и Чонгук рад, что он это сделал, потому что не хочет видеть выражение его лица. — Ты считаешь меня расчетливым мудаком и боишься, что я потребую секс или что-то вроде того взамен на помощь с выставкой, и ты почти прямо заявляешь мне об этом. Разве не так? Чонгук молчит, больно прикусывая губу. У него есть однокурсники, которые этим занимаются, — спят с богатыми людьми за что-то материальное. Это не так уж ново, на самом деле, и не так уж постыдно — по крайней мере, у Чонгука нет никакого права их судить. Порой, когда ему приходится выбирать между новой обувью вместо заношенной и обедами на неделю, он думает о том, что это было бы очень легким решением. Просто помимо этого у него есть принципы. И это значит, что Чонгук не хочет услышать такое предложение, и тем более — хотя бы на мгновение задумываться о согласии. — Отвечай! — рявкает Юнги, и Чонгук пугается, мгновенно выпаливая тихое «да». — А ты бы согласился? — Чонгук вскидывает непонимающий взгляд, и Юнги уточняет: — Если бы я предложил. — Переспать с вами за то, что вы договорились о выставке? — Чонгук не может скрыть отвращения в своем голосе. Отвращение не по отношению к Юнги — в конце концов, Юнги действительно красивый, и он выглядит властным, и Чонгуку при других обстоятельствах хотелось бы выяснить, остается ли он таким же властным в постели. Отвращение ко всей ситуации в целом. К тому, что ему могут это предложить, к тому, что ожидают его согласия, потому что он студент, у него нет денег, нет причин отказываться. Юнги пристально вглядывается в его лицо, считывая мелькающие на нем эмоции. Он даже не выглядит удивленным, когда Чонгук твердо качает головой. — Я бы не стал, — тихо, но уверенно говорит он, и Юнги фыркает, но его мимолетная улыбка кажется удовлетворенной. Чонгук чувствует себя оскорбленным насмешкой, с которой Юнги это делает, и мужчина замечает и это, подается вперед, глядя на Чонгука с какой-то неуместной теплотой. Словно на забавного домашнего питомца. — Я бы тоже не стал предлагать тебе секс, — с фальшивой снисходительностью поясняет Юнги причину своего смешка мягким голосом. — Поверь, мне есть с кем трахаться, и предложить эти люди мне могут гораздо больше, чем девственник-студент. Чонгук вспыхивает, возмущенно глотая воздух и заставляя Юнги рассмеяться. Смех у него теплый, живой, такой яркий контраст с невозмутимостью его образа в целом, что Чонгук теряется, словно его застали врасплох. — Ты можешь идти, — говорит вдруг Юнги, перестав смеяться. Чонгук ощущает себя как на волнах рядом с этим человеком — не успеет он глотнуть воздуха, как его окунают в воду. Он смотрит на Юнги непонимающе, и тот хмыкает, кивая головой в сторону двери. — Ты ходить разучился или слышать? Чонгук вылетает из кабинета, как ошпаренный, только на полпути к выходу вспоминая, что ему лучше не совершать всяких резких движений, потому что у него тут же начинает кружиться голова. Он тормозит, вытаскивает телефон и звонит Сокджин-хену, прося его забрать. Это все похоже на несмешной розыгрыш, и он не может отделаться от этой мысли. Сокджин приезжает через пятнадцать минут, потому что был в кофейне неподалеку, и Чонгук ему ничего не рассказывает.***
Уже ночью, когда он высыпается и чувствует себя немного отдохнувшим и скорбящим по своему нормальному режиму, он решается загуглить имя Мин Юнги, ничего особенного, в общем-то, не ожидая. Он предполагает увидеть название какой-нибудь небольшой компании, одной из многих в Сеуле, занимающейся строительством. Кого он не предполагает увидеть, так это миллиардера, входящего в список богатейших людей мира. Он невольно давится лапшой быстрого приготовления, когда читает перечисление того, чем владеет Юнги. Ему всего двадцать девять лет, а на свои деньги он бы вполне мог купить Мадагаскар. Как права на мультфильм, так и остров. Чонгук просто не верит в то, что именно его встретил сегодня, что именно с ним разговаривал, но фотографии говорят обратное. Но, черт возьми, он действительно почти в открытую послал самого завидного холостяка Кореи. Не то чтобы этот факт заставлял его испытывать самодовольство или сожаление, скорее он в недоумении. Неужели этот Юнги, который по щелчку пальцев может получить все, что только захочет, действительно настолько добрый, что бросился помогать какому-то мальчишке, чье имя даже не знает? Это совершенно не укладывается в его голове. Он думает об этом так долго, что ему становится нехорошо. Он немного боится, что этим история не закончится, но, в конце концов, Юнги ведь отпустил его, да? Да и что может такой, как Чонгук, предложить ему? Все материальное отметается сразу — Юнги купил бы все, что есть у Чонгука сейчас, трижды, и не потратил бы и процента своего состояния. Любовник из него неважный, потому что Юнги был прав, он девственник, и единственное, чем он может похвастаться — это неумелым петтингом, которым занимался в последнем классе старшей школы с кем-то из очень далеких знакомых. Чонгук, конечно, довольно симпатичный, но Юнги наверняка искушен в красивых людях. Кто бы что ни говорил, а благодаря своим деньгам он может замутить хоть с ангелом Виктории Сикрет, какой смысл ему размениваться на Чонгука? Чонгук медленно выдыхает, проводя дрожащей ладонью по лицу. Ему стоит просто принять это. Возможно, вселенная решила, что он намучался с выставкой достаточно, и решила помочь. Вот и все. В конце концов, кто такой Чонгук, чтобы отказывать вселенной? Он поспешно закрывает все вкладки, чистит историю браузера и выключает ноутбук, решая попытаться уснуть. Послезавтра начнется выставка, и завтра нужно будет целый день провести в галерее. Почему-то теперь это не приносит Чонгуку такую радость.***
День подготовки к выставке и день самой выставки проходят для Чонгука как в тумане. Он едва ли осознает реальность, действуя чисто автоматически, и ему безумно помогает присутствие Чимина и Сокджина рядом, которые берут на себя все, что связано с общением с людьми, потому что Чонгук чувствует себя неспособным и двух слов связать. Людей невероятно много, и он подозревает, что дело не столько в его выставке, сколько в выставке Мин Юнги, но это его уже не особо волнует. Когда он видит, что кто-то восхищенно обсуждает его работы, на душе становится легче. Ради этого Чонгук старался. Ради того, чтобы люди, глядя на его фотографии, чувствовали то, что он пытался ими передать. Но в костюме, который Чонгук надевал еще на свой школьный выпускной, жарко, ноги гудят от постоянной беготни, а присутствие кучи людей рядом лишает уверенности, поэтому к вечеру он отходит в дальний уголок, садясь на низкий диван из белой кожи и прикрывая глаза. Помимо переживаний о выставке, Чонгук переживает еще и о Мин Юнги, и это беспокойство свербит глубоко внутри, не давая расслабиться ни на мгновение. Он был уверен, что Юнги придет, но мужчины тут не оказалось, и Чонгук почему-то не знает, чувствует он облегчение или разочарование. Наверное, после той встречи их пути и вправду разошлись навсегда. Чонгук чувствует, как диван прогибается под весом другого человека, и лениво приоткрывает глаза, готовясь увидеть рядом Сокджин-хена или Чимина, но тут же давится воздухом, потому что рядом с ним сидит Мин Юнги. — Что вам нужно? — ощетинившись, спрашивает Чонгук, хотя он не хочет быть грубым, это просто срабатывает, как защитная реакция, потому что он теряется под острым взглядом кошачьих глаз. Но Юнги будто видит его насквозь, считывает испуг в распахнутом, почти детском взгляде. Он расслаблен и уверен в себе, как и всегда, и его ленивая усмешка вызывает у Чонгука дрожь вдоль позвоночника. — И тебе привет, — хмыкает Юнги, растягивая гласные. — Хотел поздравить с открытием выставки. Твои работы впечатляют. Ты очень талантлив, Чонгук. Чонгук вздрагивает, беззащитен перед похвалой, и чувствует, как начинают гореть уши. Юнги это замечает тоже — что-нибудь вообще ускользает от его цепкого взгляда? — и улыбается, как очаровательная падла. — Вы мне льстите, — без тени заигрывания произносит он, отводя взгляд, пытаясь переключить внимание с Юнги на что-то другое, но закуток, в котором он спрятался, пуст — напротив только кремового цвета стена. — Для чего мне это? — вскидывает брови Юнги. — Зачем мне льстить тебе? Я всегда говорю только то, что думаю. Чонгук вспыхивает еще сильнее, впиваясь пальцами в коленку. Он практически чувствует взгляд, которым его буравит Юнги, — заинтересованный, но не легкий, а тяжелый, изучающий. Ничто не ускользнет от его внимания, Чонгук едва ли сможет сглотнуть так, чтобы Юнги этого не заметил. — В таком случае спасибо, — тихо говорит он. — Но там не только мои работы. Не знаю, заметили ли вы… — Я заметил, — спокойно перебивает его Юнги, Чонгук давит в себе ехидное «неужели», а потом едва успевает удержаться от улыбки от промелькнувшей в голове мысли. — И я говорю конкретно о тебе. Чонгук поджимает губы, не зная, чувствует ли самодовольство, что его выделили, или чувствует обиду за друзей. Он не верит ни единому слову Юнги, но он не понимает, зачем Юнги лгать ему. Ему не нравится находиться рядом с ним, потому что он вызывает в Чонгуке слишком много эмоций, и ни одна не вяжется у него с безопасностью. Чонгук должен встать и уйти. Прекратить этот разговор, пока не стало поздно, но он не может. Будто взгляд Юнги прибивает его к месту, лишает способности двигаться. Наверное, поздно уже сейчас. — Они тоже старались, — слабо возражает Чонгук, и ему хочется посмотреть на Юнги, но он боится, что уже не сможет отвести взгляд. Юнги завораживает, он невероятно красив, но дело не только в этом, дело в мягкой, но ощутимой силе, которая исходит от него волнами, — Чонгук всегда был слаб перед таким, ему всегда хотелось узнать, каково это — быть под покровительством такой силы, подчиняться ей. И от Юнги хорошо пахнет. Чонгук старается не дышать слишком громко, и неловкость накрывает его с головой. Он чувствует, как по напряженной спине скатываются капельки пота, как рубашка прилипает к коже, но он не может даже двинуть плечами, чтобы не разрушить этот момент. — Я видел только, как старался ты, — вкрадчиво говорит Юнги, и его голос звучит ближе, поэтому Чонгук не выдерживает, вскидывает взгляд, тут же попадая в плен заволакивающей черноты глаз Юнги. — Я не понимаю, — невольно хнычет Чонгук, и ему даже не стыдно за это, потому что он ощущает себя абсолютно беззащитным, и это пугает его, — что вам нужно от меня. Юнги протягивает руку, чтобы коснуться его лица, и Чонгук отшатывается от прикосновения. Мужчина тут же отстраняется, огорченно поджимая губы. — Я бы посоветовал тебе перестать искать во всем подтекст, — советует Юнги, откидываясь на спинку дивана и отводя, наконец, взгляд от Чонгука. — Я бы перестал, если бы не знал, что он всегда есть, — возражает Чонгук, едва заметно выдыхая. Кожа на щеке, к которой Юнги хотел прикоснуться, горит под фантомным касанием. — В этот раз, впрочем, ты прав, — словно не слыша его, продолжает Юнги. — Я хочу пригласить тебя на свидание. — Нет, — даже не раздумывая, отбривает Чонгук, и Юнги переводит на него удивленный взгляд. — Тебе не кажется, что у тебя нет выбора? — выгибает бровь Юнги. — Ты у меня в долгу. — Вы заставите меня? — вскидывая подбородок, с вызовом спрашивает Чонгук. — За то, что чуть не лишили меня выставки, к которой я готовился несколько месяцев? — Я не знал о твоей выставке, — хмурится Юнги. — В любом случае, мне жаль. И я все еще прошу о свидании. Чонгук вздыхает, прикусывая губу. — Зачем вам это? — с каким-то отчаянием в голосе выпаливает Чонгук. — Я ничего не смогу вам дать. Взгляд Юнги смягчается. — Мне от тебя ничего не нужно. — Тогда… — начинает Чонгук, но замолкает, когда Юнги подается ближе к его лицу, понижает голос. — Перестань так много думать. Чонгук вглядывается в его глаза, и в голове мелькают все причины, по которым он должен сказать «нет». Разница в возрасте, разница в статусе, разница во взглядах на жизнь. Между ними нет ничего общего. Чонгук не чувствует себя с ним в безопасности. То, что он никогда не будет способен в него по-настоящему влюбиться. Он не может не думать об этом. Он осторожно выскальзывает из узкого пространства между телом Юнги и подлокотником дивана и встает, пряча взгляд. — Я не могу. Я верну вам деньги за выставку. До свидания, — он легко кланяется и торопится уйти от его общества, но все равно успевает услышать, как Юнги бросает ему в спину: — Зря ты думаешь, что я так легко отступлюсь. Он старается скрыть дрожь, пробившую его тело.***
Чонгук выходит из университета настолько заебанный, что даже скамейки вдоль аллеи, ведущей к выходу, кажутся ему достаточно уютными, чтобы на них уснуть. До общежития идти минут десять, и Чимин, виснущий на его руке, не добавляет сил, но Чонгук даже не может его стряхнуть. Со дня выставки прошло десять дней, она все еще открыта для посещения, и на нее все еще ходят. Это хорошо, думает Чонгук, но почему-то эйфории у него это не вызывает. Все мысли о выставке возвращают его к Мин Юнги. Чонгук каждый день просыпается и засыпает в напряжении, ожидая появления Юнги, но того нет, словно тот разговор Чонгуку приснился, и в конце концов он просто начинает злиться на самого себя, потому что придает так много значения тому, что для самого Юнги, наверное, было мелочью, игрой с бедным смущенным мальчиком. И ведь он даже не влюблен в него. Он не чувствует бабочек в животе, мысли о нем не окутаны розовой дымкой, он не представляет Юнги рядом с собой. Это такое странное ощущение, что Чонгук путается, боится, — как будто стоять в шаге от пылающего огня и гадать, достанет или нет. Чонгуку хочется надеяться, что нет, но он подсознательно чувствует, что вот-вот обожжется. Чонгук выдыхает через рот, не прислушиваясь к веселой болтовне Чимина, стараясь сосредоточиться на своих шагах, чтобы дорога к общежитию казалась более короткой, и поэтому едва не падает, когда Чимин вдруг тормозит, резко дергая его за руку. — Зачем… — начинает Чонгук, но Чимин шикает на него, его глаза взволнованно блестят, взгляд направлен в сторону ворот. Чонгук смотрит туда же и восхищенно приоткрывает рот, когда видит припаркованную там машину. — Она выглядит дороже всего нашего университета, — Чимин понижает голос, крепче вцепляясь в руку Чонгука. Тот в марках машин не разбирается вовсе, но согласно кивает, потому что машина кажется действительно дорогой. Это, конечно, впечатляюще, но пялиться на чужую тачку сейчас все равно не так соблазнительно, как отдаться крепкому десятичасовому сну, поэтому Чонгук тащит завороженного Чимина за собой к воротам и уже на подходе спотыкается снова, потому что дверь машины открывается, и из нее выходит Юнги. Чонгук обмирает, словно наткнулся на невидимую стену. Чимин рядом переводит непонимающий взгляд с него на Юнги, который обошел машину и прислонился спиной к капоту; который выглядит дороже этой тачки и великолепнее всего, что Чонгуку когда-либо доводилось снимать. Пальцы зудят от желания сделать фото, и он искренне жалеет сейчас, что забыл свою камеру дома. И он даже не замечает, как глухо и быстро бьется сердце в грудной клетке, словно предупреждая об опасности, словно стремясь к ней. — Уходим отсюда, — шипит он Чимину, как будто есть хоть малейший шанс, что Юнги не заметит двух парней, стоящих напротив него, что не остановит того, за кем приехал. Чонгук даже не удивляется, когда мужчина его окликает. Чимин все так же непонимающе смотрит на него, но встревать не решается, только крепче хватается за руку Чонгука, предупреждая без слов, что не отпустит, если Чонгук не захочет. Но Чонгук мягко улыбается ему уголками губ, игнорируя то, как они чуть подрагивают. — Все в порядке, Чимин, — убедительно врет он и, когда Чимин его отпускает, подходит ближе к машине. Юнги окидывает его пронзительным взглядом и отрывается от капота, подходя ближе. — Привет, — он улыбается, и Чонгука бросает в пот. — Здравствуйте, — вежливо отвечает Чонгук, вцепляясь пальцами в лямки рюкзака, но не отводя взгляда. — Зачем вы здесь? — Я же говорил, что не отступлюсь так просто, — напоминает Юнги. — Ты готов поехать со мной на свидание? — Кажется, я говорил, что… — начинает Чонгук, но его прерывает гомон студентов, выходящих из университета после очередной пары. Становится шумно, и Юнги привлекает так много внимания, что все оборачиваются и тычут пальцами, самые бессовестные даже останавливаются, чтобы поглазеть. Чонгук чувствует, как краснеет. Все смотрят и на него тоже, и это неприятно, потому что ситуация слишком двусмысленная, а слухи в их университете множатся и приукрашаются очень быстро. — Говорил, что?.. — мягко напоминает Юнги, хитрым взглядом наблюдая за растерянным парнем из-под ресниц. Его это, кажется, не напрягает вовсе. И он определенно замечает, как это напрягает Чонгука. — Вы привлекаете слишком много внимания! — с отчаянием выпаливает Чонгук, когда слышит от кого-то из проходящих мимо студентов свое имя. Юнги ухмыляется, открывая дверь автомобиля. — Так садись в машину, и мы уедем, — предлагает он, и Чонгук ныряет в салон быстрее, чем успевает подумать, только чтобы спрятаться от назойливых, прожигающих насквозь взглядов. Юнги очень медленно обходит машину, и Чонгук нервно кусает губу, доставая телефон и набирая сообщение растерянному Чимину, продолжающему стоять на обочине, уже сейчас чувствуя вину из-за того, что оставил его. Чимин читает сообщение, а потом поднимает голову, находя его взгляд и ободряюще улыбаясь. Чонгук уверен, что он запомнит номера машины. Не уверен, что это поможет, если что-то случится. Юнги садится в салон, заводя машину и мягко трогаясь с места. Салон тут же заполняется его запахом, и Чонгук чувствует себя ужасно — кроликом в клетке хищника. Самое плохое во всем этом то, что он тут добровольно. — Расслабься, я тебя не съем, — бросает ему Юнги, словно это действительно может помочь ему расслабиться. Чонгук не может сдержать фырканья. — Куда вы меня везете? — спрашивает он, не в силах сосредоточиться на городских пейзажах за стеклом, не в силах даже насладиться поездкой на такой красавице. — Я забронировал столик в ресторане, — отвечает Юнги. Помолчав, он добавляет: — Прошу, перестань обращаться ко мне на «вы». Такое чувство, как будто я везу на свидание школьника. — Я не намного старше, — хмыкает Чонгук. — Ты чувствуешь себя неловко рядом со мной? — вдруг интересуется Юнги, не поворачивая головы. Чонгук скользит взглядом по рукам, сжимающим кожу руля, по синеватым венам, по ровному профилю лица. Густые волосы красиво падают на высокий светлый лоб, ткань дорогого костюма обтягивает широкие плечи. — Нравлюсь? — ухмыляется Юнги, и Чонгук вздрагивает, застигнутый врасплох, тут же отворачивается и не замечает, как улыбка Юнги теплеет. — Я не понимаю, зачем тебе все это, — говорит Чонгук в сотый, наверное, раз — еще больше он задавал этот вопрос самому себе, глядя в окно и чувствуя, как горят уши от смущения. Юнги тем временем паркуется у ресторана, и Чонгук даже не успевает запаниковать, что не соответствует обстановке, как Юнги открывает перед ним дверь и подает руку, за которую младший хватается больше от растерянности, чем из-за того, что ему реально хочется. Ему никогда никто раньше не подавал руку при выходе из машины. Если быть честным, его никогда не звали на свидание, никогда не выказывали признаков заинтересованности, никогда не смотрели на него так, словно он действительно стоит внимания, и он не верит, что в этом нет никакого подвоха. Чонгук просто не может позволить себе расслабиться. Перед ними распахивают тяжелые двери, и Юнги уверенно проходит внутрь, не выпуская чонгуковой руки. Он даже не останавливается, сразу идя к нужному столику. Он находится в отдалении от остальных, рядом с окном, и Чонгук слегка выдыхает, когда понимает, что его не будет видно из-за перегородки. В своих джинсах и толстовке он чувствует себя идиотом и злится, что Юнги подвергает его такому унижению, но он благодарен этой злости, потому что она помогает ему слегка раскрепоститься. — Выбирай, что хочешь, — обращается к нему Юнги, не глядя на официантку, принесшую им меню. Чонгук тихо ее благодарит, открывая тяжелое меню в кожаном переплете, и давится воздухом, когда видит цены напротив блюд. — Я хочу воды, — выдавливает он из себя. Серьезно, стоимость одного такого блюда окупила бы ему месяц питания раменом. И он ведь даже не знает, что это вообще за еда! — Я закажу на свой вкус, — смеется Юнги, и Чонгук вдруг ловит себя на том, что не может отвести взгляда от его лица, от искренней улыбки и искорок в глазах. Юнги словно становится моложе, ближе, снимает с себя доспехи неприступной, отталкивающей уверенности, граничащей с самолюбием. — Я правда настолько тебе понравился? — вдруг спрашивает он. Смех Юнги обрывается, он становится серьезнее, и Чонгук мгновенно начинает чувствовать себя неловко и жалеть о том, что спросил это. Черт возьми, что за глупый вопрос, что за глупый Чонгук, как он мог ему понравиться? Конечно, дело не в этом, Чонгук знает, зачем он привел его в этот ресторан, знает, куда ему предложат поехать дальше, и в этом если и есть симпатия, то точно не та, о которой он задал вопрос. Он мучительно краснеет, отводя взгляд, и распахивает глаза, когда Юнги накрывает его ладонь своей. — Да, — просто отвечает он. — Ты мне понравился настолько сильно, что со дня нашей встречи я не могу думать ни о ком, кроме тебя. Чонгук словно падает в пропасть после этих слов. Он смотрит на Юнги изумленным взглядом, на Юнги, у которого под ногами весь мир, и который почему-то захотел его, Чонгука, и он все еще не может поверить в то, что ему говорят правду. — Я ничего не смогу тебе- — Я уже говорил, что мне ничего от тебя не нужно, — обрывает его Юнги, становясь злее, но потом смягчается мгновенно, когда видит мелькнувший в глазах Чонгука испуг. Он сжимает его ладонь в своей чуть крепче. — В первый раз я думал, что просто хочу переспать с тобой. Чонгук немного хмурится, и Юнги замечает это. — Естественно, я не стал бы тебя заставлять или что-то в этом роде, — закатывает он глаза. — Поэтому я был уверен, что это пройдет, стоит тебе уйти. Но ты ушел, а я не стал хотеть меньше. Мне потребовалось столько дней, чтобы понять, что хочу я другого. Не твое тело. Он внимательно смотрит Чонгуку в глаза, надеясь, что он поймет. И Чонгук понимает. Его сердце сжимается, потому что он знает, что ответит Юнги, если Чонгук спросит, но он спрашивает все равно: — А что? Юнги выдыхает слегка разочарованно, отводя взгляд. Чонгуку кажется, что он немного смущается того, что ему нужно произносить это вслух. — Когда ты рядом со мной, я чувствую себя лучше, — говорит он, огни зала отражаются в его темных глазах, и Чонгук все еще ощущает тепло его руки на своей. Она удивительно мягкая — в противовес тому, как выглядит. Он видит в этом определенный символизм. — Словно нет всей грязи мира, в котором я привык жить. Рядом с тобой мне тепло, а я давно не ощущал тепла от других людей. Чонгук сглатывает, облизывает пересохшие губы. Краем сознания отмечает, что они так и не сделали заказ, как будто это имеет значение. — Ты меня совсем не знаешь, — почти шепчет Чонгук. — Я очень наблюдательный и хорошо разбираюсь в людях, — тут же находится Юнги, но Чонгук качает головой, разглядывая скатерть на столе, кожей чувствуя пристальный взгляд мужчины на себе. — Дело не в этом, — еще тише произносит он. — Дело в том, что я… Я не влюбляюсь. Я не могу дать тебе даже тепло, о котором ты просишь. — Не влюбляешься? — непонимающе переспрашивает Юнги, и Чонгук чувствует себя таким жалким, что готов разреветься. — Я не могу… — он снова облизывает губы, пытаясь подобрать правильные слова, чтобы это объяснить. — Я не чувствую ничего к другим людям. Только какие-то поверхностные эмоции. Юнги долго молчит, и Чонгук поднимает на него опасливый взгляд, уверенный, что встретит в лице напротив разочарование. Готовый встать и уйти по одному признаку недовольства мужчины. Вокруг негромко переговариваются остальные гости, откуда-то льется приятная музыка, стучат столовые приборы о тарелки, но все это отходит на задний план. Гораздо громче для Чонгука сейчас спокойное, размеренное дыхание Юнги. Ни один мускул не дрогнул на его лице. — Что ты ощущаешь по отношению ко мне? — интересуется Юнги ровным голосом. Чонгук снова чувствует смущение, но не может проигнорировать вопрос. Он вообще почти не может сопротивляться тому, что просит от него Юнги, хотя никогда не позволял себе подчиняться чужим желаниям. — Интерес, — признается Чонгук. — Волнение. Чувствую страх и восхищение. Красивые губы Юнги изгибаются в довольной усмешке. — Думаю, мы сможем работать с этим, — вкрадчиво произносит он. — Это не изменится! — почти выкрикивает Чонгук, отчаянно сверкая глазами. Боже, как бы он сам хотел, чтобы это было не так, потому что Юнги похож на того, в кого можно влюбиться с первого взгляда, Юнги похож на человека, с которым Чонгук, наверное, хотел бы быть, которому хотел бы отдать свое сердце, но его сердце похоже на чертов камень, который невозможно вынуть из грудной клетки. У него нет глубоких чувств, никогда не было, даже по отношению к родителям, по отношению к Чимину, Сокджин-хену, по отношению ко всем. Возможно, поэтому ему удается быть идеальным сыном, другом, студентом — потому что ему все равно. Глубоко внутри ему всегда все равно. И никогда ничего ему не хотелось сильнее, чем броситься в человека напротив, как в омут, но он не может. Его немного пугает то, что он так легко открыл Юнги тайну, которую тщательно скрывал от всех всю свою жизнь, но он понимает, что лгать ему тоже не может. — Я не люблю даже своих родителей, Юнги, максимум, на что я способен, — это чувствовать к тебе привязанность. — Мне этого достаточно, — не раздумывая, говорит Юнги. Чонгук готов завыть от отчаяния. — Я никогда не смогу- — Дай мне шанс, — перебивает его Юнги, подаваясь вперед, глядя в его глаза, будто гипнотизируя. — Я хочу быть рядом с тобой сейчас, а я всегда добиваюсь того, чего хочу. Тебе же интересно. Тебе наверняка тоже хочется. — Это не так работает, — бурчит Чонгук, и Юнги крепче сжимает его руку. Конечно, черт возьми, ему хочется встречаться с таким, как Мин Юнги, но можно ли встречаться, ничего не чувствуя? Могут ли отношения быть построены на интересе? Могут ли вообще у такого, как Чонгук, быть отношения с таким, как Юнги? Это сводит его с ума. Чонгуку страшно, и он все еще не знает о Юнги ничего. Он все еще ощущает страх рядом с ним, несмотря на то, что его улыбка кажется теплее солнца. Он все еще понятия не имеет, как себя вести. — Даже если ты не полюбишь меня, я не дам тебе пожалеть о твоем согласии, — убеждает его Юнги, будто читая все его мысли. — Всего один шанс. Позволь мне стать твоим парнем. Чонгук никогда даже представить не мог, что получит такое предложение от мужчины, который владеет половиной Кореи. Он вообще не думал, что получит такое предложение. Конечно, ему хотелось раньше быть любимым, он же довольно романтичный, но со временем, когда он осознал, что не способен на глубокие чувства, это отошло на задний план, напоминая о себе тянущей, почти неощутимой болью где-то глубоко. Он не думал и о том, что будет раздумывать над согласием, но вот он здесь. Он физически не способен сказать Юнги «нет». В страхе ли перед ним дело, в интересе ли — Чонгук и сам не знает. Возможно, дело в том, что прямо сейчас ему действительно хочется сказать «да». — Мы можем попробовать, — неуверенно произносит он, но Юнги этого достаточно, чтобы расслабиться. — Но у меня будет всего одна просьба, — тут же добавляет Чонгук, и мужчина едва подавляет нетерпеливый вздох. — Все, что угодно, — выпаливает он так, словно действительно готов на все, что угодно. И ради кого? Ради него, Чон Чонгука? Чонгук встряхивает головой. — Давай больше не будем ходить в такие рестораны. Юнги смеется, и Чонгук неловко улыбается в ответ. Он не чувствует ничего, но все равно переворачивает ладонь, позволяя Юнги переплести с ним пальцы.