heard it's only 30 seconds 'til Mars then it take you even less just to get to my heart
— Можешь оставить меня здесь? — просит Чонгук, отстегивая ремень. Система безопасности тут же начинает пищать, и парень вздрагивает от неожиданности, морщится, торопливо защелкивая его обратно. Юнги прячет улыбку, снова ощущая эту обескураживающую нежность, к которой за эти месяцы так и не смог привыкнуть до конца. — Почему здесь? — спрашивает он, паркуя машину у какого-то мелкого продуктового. — До твоего университета еще два квартала. Чонгук мнется. — Не хочу, чтобы ты на работу опоздал, — не слишком уверенно выдает он. — Ты и так из-за меня задержался. — Чонгук, — предупреждающе тянет он, незаметным движением руки нажимая кнопку автоматической блокировки дверей, чтобы младший не смог сбежать. Чонгук врать не умеет совершенно и делает это, к счастью, нечасто. По крайней мере, от Юнги он почти ничего не скрывает, а то, что скрывает, Юнги узнает самостоятельно. Чонгук вздыхает, пряча взгляд и принимаясь теребить ниточку на рукаве толстовки. Он делает так, если ему неловко. Юнги на мгновение поражается мысли о том, что знает младшего чуть ли не наизусть, — все его привычки, особенности, каждый шрам и родинку. Ни разу в жизни он не пытался узнать кого-то с такой отчаянной жаждой первооткрывателя, ничьи привычки не хранил, будто драгоценности, ни в ком не восхищался ими настолько сильно. Каждая из них была частью Чонгука, ставшего самым родным, самым любимым человеком, который только был у Юнги. — Я не хочу, чтобы нас видели вместе, — едва слышно признается он, и лицо Юнги темнеет. В грудь будто опускают тяжелый камень. — Ты меня стыдишься? — безэмоционально интересуется он, стараясь не показывать своего напряжения, хотя догадываясь, что оно все равно чувствуется. Чонгук вскидывает голову, огромными круглыми глазами глядя на него. Он хватает его за руку и крепко сжимает, почти испуганно выпаливая: — Нет, боже, нет! Юнги недоверчиво прищуривает взгляд, игнорируя тепло, поползшее по коже от прикосновения Чонгука. Твою мать, как же он чертовски слаб перед ним. — В чем тогда дело? — требовательно спрашивает он. Чонгуку явно неловко говорить об этом, но Юнги не сдает позиции. — Просто… — Чонгук облизывает губы. — Появляются слухи. Парень замолкает, и Юнги раздраженно выдыхает. Он ненавидит, когда Чонгук замыкается в себе, и из него приходится вытягивать каждое слово. Младший, словно почувствовав недовольство мужчины, торопливо продолжает. — Они считают, что ты мой папочка! — в голосе сквозит возмущение. — Как я могу доказать, что это не так, если ты подвозишь меня до университета на такой машине? — Какое тебе дело, что о тебе думают другие? — вопросом на вопрос отвечает Юнги. Чонгук беспомощно ерошит волосы, отпуская руку старшего, и тот едва подавляет порыв потянуться за ней следом. — Я не хочу, чтобы меня считали дешевкой, — проговаривает Чонгук, его взгляд немного стекленеет. — Мои фотографии стали покупать чаще, и я не хочу, чтобы все думали, что это твоих рук дело… Тут его глаза распахиваются, и он резко поворачивается к Юнги. — Это ведь не твоих рук дело? — обеспокоенно спрашивает он. — Нет, — не моргнув глазом, лжет Юнги и, в отличие от Чонгука, делает это хорошо, потому что последний заметно расслабляется. Возможно, Юнги и скупает большую часть фотографий Чонгука, но ему это знать вовсе не обязательно. А то, как он начинает сиять, будто крошечная лампочка, когда рассказывает, что у него снова что-то заказали, стоит этой маленькой лжи. — Я хочу, чтобы меня ценили за мою работу, а не за то, с кем я встречаюсь, — бормочет Чонгук, то ли обращаясь к Юнги, то ли самому себе. Юнги подается вперед, кладя ладонь на щеку младшего и заставляя его взглянуть на себя. — А я хочу, чтобы ты перестал думать о всякой ерунде, позволил мне тебя поцеловать, а потом довезти до ворот университета, потому что начался дождь, — шепчет он ему, поглаживая нежную кожу. — Что, правда? — Чонгук дергается в сторону окна. — А я и не зам- Договорить он не успевает, потому что Юнги вновь тянет его на себя, целуя влажные мягкие губы. Чонгук едва слышно всхлипывает, когда старший настойчиво касается их языком, заставляя углубить поцелуй, и подается вперед, вцепляясь в плечи Юнги. Чонгук безумно любит целоваться, и этот факт не может Юнги не радовать. Он вообще очень отзывчив на любые ласки, такой трогательный, хочется трогать и трогать. Мужчина улыбается в поцелуй от мысли, притягивая Чонгука ближе к себе, оглаживая ладонями его спину. Он разрывает поцелуй первым, потому что сам Чонгук никогда не был способен сопротивляться им. Он чуть отстраняется, глядя на его лицо, на трогательно приоткрытый рот, на подрагивающие длинные ресницы, на румянец на щеках. Он проводит по ним кончиками пальцев, и они тоже дрожат, словно не способны вместить в прикосновение все чувства, которые затапливают его с головой. — Кто-то безумно хочет опоздать на первую пару, да? — усмехается Юнги, когда Чонгук вновь тянется за поцелуем. Младший страдальчески стонет, роняя голову на его плечо. Юнги мягко ерошит волосы на его затылке, оставляя на виске последний сухой поцелуй. — Ну же, детка, у нас будет куча времени вечером. — Ты говоришь так всегда, а потом просто забываешь про меня, — бурчит Чонгук, и Юнги, даже не видя его лица, может представить, как тот дует губы. — Обещаю, я заеду за тобой в восемь, и мы поедем на свидание, — Юнги перебирает пряди волос младшего, а потом бросает взгляд на часы на приборной панели. Вот дерьмо. Он реально опаздывает. Он отстраняет Чонгука от себя, открывая двери, чтобы он мог выйти. — Уже передумал везти меня до университета? — усмехается Чонгук, выпрямляясь. — Зонт на заднем сидении, — извиняющимся тоном произносит Юнги, и Чонгук перегибается через спинку кресла, хватая зонтик и тут же выпрыгивая из машины. — До вечера, детка! — кричит Юнги ему вслед, но Чонгук уже захлопнул дверцу. Стена дождя скрывает его от Юнги за считанные мгновения.***
Чонгук влетает в аудиторию за минуту до начала, замирает на пороге, выискивая глазами Чимина. Тот сидит в самом центре и приветственно машет ему рукой. Место рядом с ним свободно, поэтому Чонгук торопливо направляется к нему, невольно прислушиваясь к шепоткам, доносящимся в спину. Ему кажется, он различает среди них имя Юнги, свое, ему кажется, он различает в тоне презрение и насмешку. Он невольно сжимается, проскальзывая за парту, и изо всех сил пытается выстроить вокруг себя невидимый панцирь, чтобы все это просто отскакивало от него, но у него не выходит. — Ты чего такой напряженный? — шепотом спрашивает Чимин, после того, как в аудиторию входит преподавательница. Чонгук ведет плечом, открывая тетрадь и готовясь слушать лекцию. — Потом, — одними губами произносит он, и Чимин послушно замолкает, утыкаясь в свой телефон, спрятанный за стопкой тетрадей. Чонгук всегда был прилежным студентом — он любил свое направление, и учеба приносила ему только радость. Он получал отличные отметки без особого труда, просто потому что находил удовлетворение в том, что делал, и никого это особо не интересовало, но после того, как он начал встречаться с Юнги, все вдруг начали говорить, что понимают, почему он отличник. Чонгук так и не может понять, как его оценки связаны с его отношениями, но никто не обращает внимание на то, что он учился так же хорошо и до того, как Юнги появился в его жизни. Никто не хочет верить в то, что причина его успеха в том, что он просто усердно трудится. Пара длится немыслимо долго, и под конец Чонгук чувствует себя таким уставшим, будто не спал всю ночь. Мысли в голове крутятся тяжелые, неприятные, дождь так и не закончился, отбивая нечеткий ритм по окнам аудитории. Чимин рядом бурчит что-то себе под нос, листая ленту инстаграма. Чонгук иногда хотел бы быть таким, как Чимин. Он редко над чем-то заморачивается, руководствуясь правилом, что выход есть из любой ситуации, поэтому не стоит зря тратить нервы. А если выхода нет, то нервы тратить не стоит тем более, стоит просто забить. Чонгук так не может. Он всегда думает слишком много. — Следующая пара тоже тут? — спрашивает вдруг Чимин, стоя возле парты. Чонгук переводит на него рассеянный взгляд. — Что? — Ну, ты не встаешь, хотя мы закончили, — поясняет Чимин. — Ты лучше меня знаешь расписание, так что, я подумал… — О, — Чонгук моргает недоуменно, а потом поднимается, собирая вещи в рюкзак. — Нет, я просто не услышал звонок. — Настолько погрузился в бормотание старой карги? — вскидывает брови Чимин, закидывая сумку на плечо и дожидаясь, пока Чонгук выйдет из-за парты. — Чимин! — возмущается Чонгук. — Профессор Ли интересно ведет! — Ну да, возможно, только для тебя, — закатывает глаза старший. Потом тянется к Чонгуку, ероша его волосы и ласково улыбаясь. — Самый милый ботаник на свете! — Ботаники изучают ботанику, — он перехватывает руку Чимина за запястье, отстраняя его от себя. — А я изучаю фотографию. Чимин снова закатывает глаза, а потом притирается ближе к нему, едва не вжимаясь в него всем телом. — Так почему такой напряженный? Чонгук бросает взгляд на кучку студенток, которые стоят у аудитории, из которой они выходят. Он замечает, как они тут же начинают перешептываться, даже не утруждаясь тем, чтобы перестать на него смотреть в этот момент, и понуро опускает голову. Чимин понимает все в мгновение ока. — Неужели тебя до сих пор это волнует? — раздраженно спрашивает он. — Почти год прошел, Чонгук. Чонгук думает, что у него нет никакого права раздражаться. Это не его считают гребанной сахарной деткой, и это не вина Чонгука, что он не может с этим смириться. — Я не понимаю, почему всем есть до этого дело! — отчаянно выпаливает он. — Есть те, кто действительно просто спит за деньги с богатыми людьми, и они даже не скрывают этого, но о них никто ничего плохого не говорит, а я… — Одно дело — спать с богатыми людьми, — обрывает его Чимин, — совсем другое — спать с Мин Юнги. Они останавливаются у ряда автоматов с едой и напитками на пятом этаже. Тут меньше народу, потому что сюда дольше идти, именно поэтому Чонгуку нравится сюда ходить. Чимину все равно, поэтому он дает младшему выбирать. — Я не сплю с ним! — возмущается Чонгук. Чимин кидает на него скептический взгляд, прежде чем вновь повернуться к автомату с шоколадными батончиками. Чонгук тушуется. — Ну, то есть, мы спим, конечно… Но, вообще-то, он мой парень. Парень, а не… папочка. На последнем слове его лицо кривится, и Чимин усмехается. Он, наконец, выбирает себе шоколадку, закидывая в автомат деньги. — Вообще не знаю, почему ты так к этому относишься, — говорит он, переходя к автомату с кофе. — Если бы я встречался с Мин Юнги, мне бы нассать было на все эти слухи. Ты знаешь правду, Юнги знает правду, и я знаю правду. Ты влюблен в него, он влюблен в тебя, вы счастливы. Что еще тебе нужно? Чонгук не знает, что на это ответить. Он покупает шоколадку с малиновой начинкой и какао, устраиваясь на низком диванчике, стоящем у стены. До следующей пары еще двадцать минут. Чимин садится рядом с ним, скидывая кроссовки и поджимая ноги под себя. Он с шумом делает глоток кофе и шипит, потому что тот слишком горячий. Чонгук не обращает внимания на его возню, буравя взглядом стену перед собой. Влюблен ли он в Юнги? Он точно знает ответ на этот вопрос. Возможно, поэтому все эти слухи так его напрягают. Потому что, на самом деле, он не любит Юнги, и это заставляет его думать, будто он действительно пользуется им. Не его деньгами, не его статусом, а им самим — теплом, которое старший ему дарит, любовью, нежностью и заботой. И это гораздо, гораздо хуже того, чтобы спать с кем-то за деньги. — Что, если, — неуверенно начинает он, грея руки о бумажный стаканчик, — что, если я не совсем в него влюблен? Он слышит, как скрипит кожаная обивка диванчика, когда Чимин поворачивается к нему всем телом, откусывая шоколадку. — Что ты имеешь в виду? — спрашивает он, это звучит скорее как «фто тфы имееф ф фиду», потому что рот старшего набит. Чонгук вздыхает, не зная, как выразить свои чувства. Ему не кажется, что Чимин воспримет его всерьез. — Чисто теоретически, — говорит он. — Если бы я не любил его, но позволял ему любить себя. Считалось бы это тем, что я его использую? — Определенно, — не раздумывая, отвечает Чимин, и в груди у Чонгука тяжелеет. Он отпивает немного какао, совершенно не чувствуя вкуса. — Но если, чисто теоретически, ты не любишь, что, чисто теоретически, мешает тебе уйти от него? — Не издевайся надо мной! — вскидывается Чонгук, и Чимин изгибает бровь, словно спрашивая, какого черта он так вольничает со своим хеном. — Я не… я не знаю. Чимин кивает, доедая свою шоколадку и допивая кофе. — Ты слишком много думаешь, Чонгук-а, — говорит он, выкидывая стаканчик в урну и поднимаясь. — Тебе стоит просто довольствоваться тем, что у тебя есть. Пошли, у нас пара на первом этаже. Чонгук встает следом за ним, оставляя почти нетронутое какао на подлокотнике дивана. До аудитории они идут молча. Чимин прав — Чонгук действительно думает слишком много. Он не обещал Юнги, что сможет когда-нибудь его полюбить, а Юнги никогда не требовал этого от него. Порой казалось, что его любви вполне хватает на двоих. На самом деле, рядом с Юнги Чонгук не слишком заморачивался о своих чувствах. Ему нравилось быть с ним, ему нравилось заниматься с ним сексом, он любил то, как Юнги смотрел на него и как его целовал. Чонгук знал, что ему не нужно стараться, чтобы быть с ним ласковым или отзывчивым, это получалось непроизвольно, — невозможно было не отвечать на то, что делал Юнги. Юнги сдержал свое обещание. За все эти месяцы Чонгук ни разу не пожалел о своем решении согласиться. Он не влюбился в него, но перестал чувствовать себя одиноким. Он только надеялся, что Юнги достаточно того, что он получает, потому что дать больше Чонгук был не в состоянии. Возможно, с ним просто что-то не так. Возможно, в нем есть какая-то ошибка, раз он не способен на глубокие чувства. Возможно, если вскрыть его грудную клетку, в ней действительно вместо сердца будет обычный камень. В любом случае, Юнги стал ему ближе, чем кто-либо другой. Он никогда ни в чем Чонгука не упрекал, никогда не кричал на него и не попрекал разницей в их статусе. Ему всегда удавалось найти время, чтобы встретиться с Чонгуком или хотя бы поговорить с ним по телефону, несмотря на свою занятость. Он выслушивал Чонгука внимательно и с интересом, даже если с трудом понимал, о чем он говорит, он всегда пытался поддержать его, никогда не вытаскивал насильно из его скорлупы. В Юнги было идеально все. Чонгук не мог устоять перед его прикосновениями и поцелуями, потому что Юнги удавалось одновременно быть мягким, но требовательным. Раньше Чонгуку было интересно, оставался ли старший таким же властным в постели, и спустя время он получил этому подтверждение. Чонгук и не подозревал, что он настолько любит секс, пока не начал им заниматься. Или, возможно, дело было в том, что это секс с Юнги, который всегда знал, как его удовлетворить. В общем-то, да, Чонгук никогда не жалел о своем решении. Просто иногда он действительно жалел о том, что не может Юнги полюбить.***
Юнги откидывается на спинку своего кресла, постукивая пальцами по столу и буравя тяжелым взглядом гостей. Он сжимает губы в тонкую линию, когда ему зачитывают условия контракта. Контракта, никак не связанного с его делами. По крайней мере, с законной их частью. Эти люди действительно не понимают, что, если он сказал «нет» один раз, оно никогда не превратится в «да». — Наше сотрудничество будет выгодно обеим сторонам, более того… — Давайте просто озвучим это, — прерывает их Юнги, подаваясь вперед и делая вид, что не замечает, как они недовольно поджимают губы. — Вам нужно, чтобы я обеспечил вам безопасный ввоз наркотиков в страну. Чтобы выдавал ваш товар за свой, чтобы помогал вам распространять. Так? Двое мужчин переглядываются и синхронно кивают. Юнги они не нравятся — слишком наглые, слишком беспардонные. Не признающие отказ как ответ. Они даже выглядят неприятно, маленькие глазки, жадный взгляд. Крысы, одним словом. Юнги почти видит жирные лысые хвосты, нервно бьющие по полу. — Взамен мне будет обеспечено сорок восемь процентов доходов. Это около полумиллиарда вон в месяц, если учитывать ваш предыдущий заработок, — на последнем слове ему не удается удержать контроль над своим лицом, и он невольно кривит губы в презрении. На этот раз крысы кивают, ни секунды не раздумывая. Его это все очень сильно раздражает. Он уже час назад должен был позвонить Чонгуку и договориться о встрече. Он обещал. В последнее время им удается проводить вместе чертовски мало времени, и Юнги чувствует себя так, словно у него ломка, и настойчивость этих мужчин ей только способствует. Еще немного, и он взорвется к чертям. При мысли о том, как огорченный младший то и дело бросает взгляды на молчащий телефон, его начинает мутить, и ему приходится очень крепко сжать зубы, чтобы не послать гостей прямым текстом. Он знает, что с наркоторговцами связываться — себе дороже. Таких беспринципных и готовых на все мудаков еще поискать нужно. — Позвольте спросить, — цедит Юнги, — почему вы выбрали именно меня? — Вы знаете, о ваших связях в правительстве и прокуратуре ходят легенды, — заискивающе начинает один из них, Юнги даже не помнит имен. — Как и о вашей незаконной деятельности, — продолжает второй. — О деятельности, не связанной с наркотиками, — поправляет его Юнги, но они предпочитают пропустить это мимо ушей. — Безопаснее сотрудничества с вами способа не найти, — заканчивает первый, и Юнги едва сдерживается, чтобы не передернуть плечами. — Я благодарю вас за доверие, — ни разу не благодарно говорит он, — но я вынужден вам отказать. Я не имею дел с наркоторговлей. — Никогда не поздно начать, — слышится ответ. Они даже не звучат расстроенно, словно согласие Юнги — это просто вопрос времени. — Не в моем случае, — холодно улыбается он. — Ваше предложение соблазнительно, и я еще раз благодарю вас за оказанное доверие, но мой отказ тверд, и менять его я не собираюсь. Этим Юнги ставит точку в разговоре, не намеренный больше переливать из пустого в порожнее, но ни первый, ни второй мужчина даже не двигаются с места, продолжая расслабленно сидеть в удобных кожаных креслах. Они смотрят на Юнги, не моргая, один из них даже улыбается, лениво и уверенно. — Мы просим вас подумать, Мин Юнги-щи, — говорит он, и на этом терпение Юнги лопается. Вежливая бесцветная улыбка сползает с его лица, глаза начинают опасно блестеть. — Я вам уже сказал, что я не собираюсь менять свое решение, — ледяным тоном произносит он. — Прошу вас покинуть мой кабинет, пока я не вызвал охрану. Угроза действует на них должным образом. Они поднимаются, не утруждая себя тем, чтобы поклониться. — Как бы вам не пришлось пожалеть об этом, Юнги-щи, — говорит один из них на прощание, прежде чем они оба выходят из кабинета. Юнги на их слова не обращает внимания — угрожают ему с завидной регулярностью и с завидным разнообразием, и конкретно эти мужчины не отличились ни тем, ни тем. Конечно, сложно ждать от наркоторговцев честной игры, но и Юнги, в конце концов, не пальцем деланный. Если бы его было так легко запугать, — и если бы угрозы было так легко претворить в жизнь, — то едва ли бы ему удалось оказаться там, где он сейчас. У него нет слабостей, нет рычагов давления, нет слепых зон. Нет ничего, с помощью чего им можно было бы манипулировать. Экран лежащего на столе айфона загорается входящим звонком, и Юнги не может сдержать улыбки, когда видит имя звонящего. Чонгук сам забил свой номер под именем «Гукки», сам поставил в качестве фотографии какое-то милое селфи, Юнги всегда непроизвольно расслабляется, когда видит его. — Да, детка, — отвечает он, поставив вызов на громкую связь. Мягкий голос Чонгука тут же наполняет кабинет, словно невольно делая его уютнее. — Хен, я тебя не отвлекаю? Я ждал твоего звонка, но я очень устал и хочу спать, поэтому решил позвонить сам, — только сейчас Юнги замечает, что Чонгук действительно звучит уставшим, и его сердце сжимается, а еще снова накатывает злость на этих двух мудаков, которые отняли у него кучу времени, только чтобы убедиться в его отказе. — Прости, солнце, — виновато произносит он. — Хочешь, я приеду за тобой, или встретимся завтра? Чонгук молчит некоторое время, раздумывая, и его дыхание эхом отдается в динамиках. Юнги с замиранием сердца ждет ответа, отчаянно не желая слышать «нет». Ему порой становится смешно, сколько власти над ним имеет Чонгук, это просто сводит с ума. — Нет, — говорит Чонгук, и Юнги чувствует жгучее разочарование, но потом младший продолжает. — Нет, я хочу тебя увидеть. Только давай поедем сразу к тебе домой, я не хочу гулять. — Все, что угодно, Гук-а, — неконтролируемая нежность просачивается в его голос, и Юнги интересно, может ли Чонгук слышать ее так же хорошо, как он сам. — Я буду через двадцать минут. — Хорошо, жду. — Чонгук-а? — зовет он напоследок. Младший что-то мычит, давая понять, что слушает. — Я тебя люблю, — мягко говорит Юнги, не особо ожидая ответа. Он все равно никогда его не получает. Чонгук отключается первым, Юнги хватает со стола телефон и ключи и быстро покидает офис, стараясь особо не зацикливаться на этом. Когда-нибудь Чонгук скажет ему эти слова, и Юнги будет только сильнее их ценить. И только когда он садится в машину, его поражает мысль о том, что если бы кто-нибудь захотел манипулировать им с помощью Чонгука, то им бы это удалось. Он бы действительно сделал все, что угодно, ради него. Как хорошо, что Чонгук сам предпочитает особо не афишировать их отношения, и об этой слабости всесильного Мин Юнги никому не известно.***
— Господи, меня сейчас стошнит, — смеется Чжиху. — Как будто слащавую дораму смотрю. — Помолчи, — шикает на него Ильхен, продолжая вслушиваться в разговор Юнги. После того, как он заканчивается, Ильхен поворачивается к Чжиху. — Идея оставить в его кабинете жучки была гениальной. — Еще бы, — отзывается Чжиху, буквально сияя от самодовольства. — Это тот же парень, которого Юнги отвозит в университет? — спрашивает Ильхен, постукивая пальцами по рулю и что-то тщательно обдумывая. Ильхен был хорошим стратегом, в отличие от Чжиху, который чаще действовал на уровне импульсов. Но идея оставить прослушивающие устройства была действительно хорошей. Если до этого он был не уверен в том, что связывает Юнги с этим мальчишкой, то теперь сомнений не остается. То, сколько надежды было в голосе Юнги, когда он спрашивал, хочет ли тот увидеться, то, сколько нежности, услышал бы даже тот, кто в принципе никогда такого не ощущал. Чжиху понятия не имеет, как можно настолько дерьмово себя контролировать. Он всегда думал, что такие люди, как Мин Юнги, не позволяют себе быть легкомысленными до такой степени. — Да, это он, — отвечает Чжиху. — Я почти уверен. Его больше ни с кем не видели так часто наедине. — Так опрометчиво считать себя всесильным, но при этом привязываться к кому-то, — осуждающе качает головой Ильхен. Они замечают, как машина Юнги выезжает с парковки. — Отправимся за ним? — интересуется Чжиху. — Нет, — решает Ильхен. — Дадим голубкам побыть наедине. Не так много времени им осталось. — У тебя есть план? — Само собой, — усмехается Ильхен. — Позвони Ким Тэхену и назначь ему встречу во «Льде» через сорок минут. — Ты хочешь пристрелить мальчишку? — в голосе Чжиху сквозит сомнение, и Ильхен бросает на него убийственный взгляд. — Позвони Ким Тэхену, — чеканит он, заводя машину. — Я расскажу тебе все по дороге. Чжиху все еще одолевают сомнения, но он послушно достает телефон, набирая Тэхена и ставя вызов на громкую связь. — Вау, кто мне звонит, — раздается низкий, с помехами голос. — Сам в шоке, — хмыкает Чжиху. — Столько лет не перезванивались. — И еще столько же не перезванивался бы, — отвечает Тэхен. — А ты все такая же язва, да? — Пора бы уже привыкнуть, что люди не меняются. — Мог бы быть повежливее с нами, — немного раздражается Чжиху. Тэхен ему не нравится, и он бы предпочел вообще с ним дел не иметь, но Ильхен на него полагается, значит, выбора особого у Чжиху нет. — Поверь, я максимально вежлив сейчас, — Чжиху практически чувствует, как Тэхен лыбится. У него начинают чесаться кулаки. — Слушай, ты- — Переставай тянуть резину, — рявкает Ильхен. — О, Ильхен-щи! — восклицает Тэхен. — Как делишки? — Полюбезничаем друг с другом позже, — отстраненно бросает Ильхен, перестраиваясь в другой ряд, чтобы ехать быстрее. — Через сорок минут ждем тебя в вип-секции «Льда». Постарайся не опаздывать. — Есть, сэр! — бодро отчеканивает Тэхен, и Чжиху с видимым облегчением отключает звонок, поворачиваясь к своему напарнику. — Теперь ты мне расскажешь, что у тебя за план? — спрашивает он у Ильхена, и тот растягивает губы в самодовольной усмешке. — О да, — говорит он. — Теперь расскажу.***
Тэхен выключает фильм, стряхивает с футболки крошки от чипсов и встает, потягиваясь. Спина неприятно хрустит, и он морщится. До клуба, в котором назначили встречу, ему ехать минут пятнадцать, так что он даже голову помыть успеет. Он идет в душ, делая воду прохладной, чтобы сбросить сонливость и не выглядеть так, будто он выбрался из дома впервые за много дней, пусть на самом деле так и есть. Со дня его последнего заказа прошло полторы недели, и он, по идее, не должен выходить еще четыре дня, но если он понадобился Ильхену, то выбора нет. Он просто понадеется на то, что в этот раз ему будет прощено нарушение собственного постулата. На самом деле, Тэхен малодушно надеялся, что Ильхен забудет о нем, но, видимо, зря. Спустя три гребанных года он вдруг решил о Тэхене вспомнить. Тэхен стонет, неслабо прикладываясь лбом о кафельную стену. Вода заливает глаза, пена от шампуня щиплется, но ему все равно. Он дышит глубоко, через рот, пытаясь сконцентрироваться только на ощущении бьющих по спине струй. Он не боится и не волнуется о том, из-за чего его может звать Ильхен. Он справится с любым заданием в любом случае, потому что отказываться не имеет права, так что он не видит смысла переживать за то, что изменить все равно не в силах. Тэхен просто не хочет встречаться с Ильхеном и его шавкой, которая считает себя его напарником, но на деле является обычной шестеркой. Они мерзкие, и они Тэхену не нравятся. От них веет мертвечиной. Не так, как от Тэхена, который действительно убивает людей. От них воняет так, словно они мертвы сами. Не в прямом смысле, конечно. Тэхен уверен, что, как только они окажутся рядом, он услышит запах какой-нибудь дорогущей туалетной воды или чего-то вроде того. Просто… Тэхен так чувствует. Именно на это он полагается в своей работе. На то, что вызовет человек в его душе. Он никогда не убивает того, кто вызывает в нем хоть малейший отголосок чего-то светлого. Он никогда не ошибается тоже. Тэхен выбирается из душа, наскоро вытирается полотенцем и идет в комнату одеваться. Он выбирает неприметную черную футболку и плотные темно-синие джинсы, надевает поверх черную потертую кожанку и убирает влажные волосы со лба банданой. У него все еще семнадцать минут. Тэхен закрывает квартиру, неторопливо спускается вниз, садится на свой байк. Ему редко удается на нем ездить, потому что чаще всего он выбирается из дома на задания, а он не самоубийца, чтобы ехать убивать человека на том, что привлекает столько внимания. Он не надевает шлем, — с выводом о самоубийце он поторопился, — позволяя ветру высушить волосы. Он тормозит у клуба за три минуты до назначенного времени, минуту тратит на то, чтобы пройти мимо секьюрити без очереди, назвав имя Ильхена, еще минуту на то, чтобы найти лестницу к вип-сектору, и минуту на то, чтобы по ней подняться. У нужного столика он оказывается ровно в назначенное время, одаривая уже сидящих на месте Ильхена и Чжиху широкой улыбкой. Такую улыбку Ким Тэхена можно трактовать как угодно. Например, «приятно снова с вами встретиться». Или «я так рад видеть вас в добром здравии». Или «я буду так же рад свернуть вам обоим шеи прямо сейчас». — Присаживайся, — Ильхен указывает на место напротив себя. Ни он, ни Чжиху не утруждают себя тем, чтобы подняться для его приветствия. — Будешь что-нибудь? Тэхен качает головой, поправляя бандану. — Предпочту, чтобы вы перешли сразу к делу. Ильхен цокает, беря с низкого столика стопку текилы и опустошая ее одним глотком. Чжиху молчит, сверля Тэхена полным неприязни взглядом. В принципе, Тэхен полностью разделяет его чувства, просто у него хватает такта этого не показывать. — Когда ты успел стать таким деловым? — как бы между делом интересуется Ильхен, откусывая дольку лимона. — Раньше тебя было не заткнуть. — Мне просто не нравится находиться в вашей компании, — сладко улыбается Тэхен, откидываясь на спинку мягкого дивана и кладя ногу на ногу. — Вы оторвали меня от чудесного времяпрепровождения. — Разделял свое одиночество с девочкой? — поигрывает бровями Ильхен. — О да, — Тэхен проводит языком по губам. — С чудесной девочкой, просто восхитительной. Ее, кстати, Аманда Сейфрид зовут. Ильхен разочарованно вздыхает. — Ты удивительно скучный человек, Ким Тэхен, — с притворной обреченностью констатирует он. — Если это слово вообще применимо по отношению к наемнику, то, наверное, да, — пожимает плечами парень. — Так что насчет вашего вызова? Мне не терпится вернуться к своему телевизору. — Чжиху, начни, пожалуйста, — просит Ильхен, пока сам тянется к следующей стопке. Чжиху кривится, но послушно начинает. — Ты, должно быть, помнишь, что ты у нас в долгу, — ехидно начинает он. Тэхен стискивает зубы, настроение мгновенно падает ниже плинтуса. Он бы предпочел не озвучивать это, но Чжиху, прекрасно понимая его чувства, делает это специально. — Я тебе напомню в любом случае, — приторно сладким голосом говорит он, не скрывая довольства от кислого выражения лица собеседника, и Тэхен давит из себя улыбочку. — Три года назад тебя почти посадили за решетку на пожизненное, а твоего отца хватил удар. Помнишь, кто тогда помог тебе? Тэхен сглатывает ставшую внезапно горькой слюну и беспомощно стискивает ладони в кулаки, впиваясь ногтями в мягкую кожу. — Отвечай, — голос Чжиху леденеет. — Ты и Ильхен, — цедит Тэхен сквозь зубы. Он ненавидит это, ненавидит то, что был настолько неспособен себя защитить, ненавидит то, что пришлось умолять этих ублюдков о помощи, ненавидит даже то, что они эту помощь оказали, взяв с Тэхена обещание оказать им одну любую услугу бесплатно. Ненавидит то, что они исчезли после этого на три долгих года, ненавидит то, что он каждый день проживал, как напряженная пружина, в ожидании их звонка. Его сердце готово разорваться от ненависти прямо сейчас. — Да, ты прав, — самодовольная усмешка появляется на его губах. — Мы спасли тебя от тюрьмы, и мы обеспечили твоему отцу должное лечение, когда ты все свои дни проводил в судах. У Тэхена перед глазами темнеет, и ему приходится дышать глубоко и медленно, чтобы удержать себя в руках. — И мы, наконец, знаем, как ты можешь вернуть свой долг, — продолжает он. — Хотя, признаться честно, ты должен быть благодарен, что мы вообще даем тебе возможность его искупить. Знаешь, жизнь отца и собственная свобода — это очень, очень ценные вещи. — Прекрати, — обрывает его Ильхен, и Тэхен, кажется, не был ему так благодарен даже тогда, когда он сообщил ему, что он не попадет в тюрьму. Потом он поворачивается к Тэхену. — Нам нужно, чтобы ты похитил одного парня и держал его у себя до тех пор, пока он не понадобится нам. Ты можешь делать с ним все, что угодно, главное, чтобы он был жив. Тэхен вскидывает брови. Он ожидал много чего, но точно не этого. — Вы вообще в курсе, что я, вроде как, киллер? — недоуменно спрашивает он. — Вы что, сами не справитесь с похищением? — Этот парень связан с Мин Юнги, — поясняет Чжиху раздраженно, и Тэхен переводит на него невпечатленный взгляд, все еще не улавливая связи. — У Мин Юнги есть профессиональные ищейки, — спокойно объясняет Ильхен. — Все, что он хочет найти, он обязательно находит. А у нас есть ты. И я уверен, что нет никого, кто скрывается лучше тебя. — Сочту это за комплимент, — хмыкает Тэхен. — Ты умеешь заметать следы и не высовываться. Ты прячешься настолько хорошо, что даже Мин Юнги вряд ли сможет тебя найти, — продолжает Ильхен. — Спасибо, я осведомлен о своих способностях. — И поэтому нужно, чтобы именно ты занялся этим парнем, — пропуская его слова мимо ушей, заканчивает Ильхен. — Ребята, я польщен, — Тэхен театрально прикладывает руку к сердцу, с удовольствием замечая, как кривится лицо Чжиху. — Но, повторюсь, я киллер. Не похититель. — Да срать нам, кто ты! — взрывается Чжиху, подаваясь ближе к Тэхену и злясь еще сильнее, когда Тэхен даже не вздрагивает. — Ты нам должен, мы даем тебе возможность искупить долг. Все, блять, разговор окончен. — Сядь, — приказывает ему Ильхен. Чжиху что-то возмущенно бормочет, но Тэхен его не слушает. Ему больше нечем крыть. Они правы — он им должен, а они дают возможность стать по-настоящему свободным. — Мне нужна информация о нем, — сухим голосом говорит он, и Чжиху мгновенно смолкает, а Ильхен обращает на него заинтересованный взгляд. — Имя, возраст, место обучения, примерное расписание. Фотография, естественно. Близкие друзья, родители, все, кто станет о нем волноваться, если он вдруг пропадет. Их контакты мне нужны тоже. Он поднимает на Ильхена пустой взгляд, прекращая быть простым парнем, становясь профессиональным наемником. — И еще, — добавляет он и почти видит, как вздрагивает Чжиху от его тона. — Я не стану насиловать его, избивать, давить. Моя работа ограничивается похищением. Мучить его я не буду, даже если вы мне прикажете. — Вдруг тебе самому захочется, — мерзко улыбается Ильхен. Тэхена от них тошнит. — Не захочется, — рявкает он, и Ильхен примирительно поднимает руки. — Ладно-ладно, дело твое. Всю информацию мы пришлем тебе с нашим человеком, — подводит он итог. — Ты должен сделать это в течение следующего месяца. Тэхен поднимается. — Я могу быть свободен? — Проваливай, — фыркает Чжиху, и Тэхен только огромным усилием воли сдерживает порыв развернуться и сломать ему челюсть. Он добирается домой быстрее, чем добирался в клуб, и не успевает посмотреть и пятнадцати минут фильма, как в дверь звонят. — Оперативно, — хмыкает Тэхен, открывая какому-то безликому мальчику, протягивающему ему тоненькую папку. Тот смывается в тот момент, когда Тэхен забирает папку. Тэхен запирает дверь и возвращается в комнату, принимаясь изучать содержимое. Все оказывается до смешного просто. Чон Чонгук, двадцать лет, учится на третьем курсе, изучает фотографию. Особой популярностью не пользуется, с родителями почти не общается, всего двое близких друзей, один из которых старше его на пять лет, из-за чего видятся они довольно редко. С соседом по общежитию едва пересекается, потому что тот не приходит ночевать. Нелюдимый, одинокий, зажатый и без особых интересов — лучше объекта для похищения не придумать. С нескольких фотографий, разложенных по столу, на него смотрит чрезвычайно привлекательный молодой человек. Ни на одной из них он не улыбается, его выражение лица чаще всего серьезное, брови иногда нахмурены, но он выглядит мягким. Эта мягкость просачивается сквозь огромные глаза, маленькие губы, сквозь узкие плечи и тонкую талию. Тэхен смотрит на его фотографии, мысленно извиняясь перед ним сотню тысяч раз.***
Чонгуку часто снится один и тот же сон. Ему лет пять, мама привела его на детскую площадку. У него была хорошая дорогая игрушка в руках, и он очень ее любил. Дети там обычно разбивались на кучки, но он ни к кому не подходил, потому что ему нравилось играть одному, к тому же, так не приходилось ни с кем делить свою игрушку. Он играл до тех пор, пока не почувствовал на себе пристальный взгляд. Подняв голову, он увидел мальчика, что сидел под деревом, поджав под себя тонкие ножки, и смотрел прямо на него. Когда он заметил ответный взгляд, он резко отвернулся, но Чонгуку уже стало интересно, поэтому он, не забыв прихватить игрушку, пошел к нему. Они начали разговаривать. Мальчик назвал свое имя, и Чонгук каждый раз пропускал его мимо ушей, словно что-то настойчиво мешало ему его услышать. Мальчик был одет бедно, гораздо беднее самого Чонгука, и был весь чумазый, как будто его мама не мыла после того, как он приходил с улицы, но у него была очень красивая квадратная улыбка, Чонгук таких никогда не видел. Поэтому он решил, что с ним он хочет играть. И они играли до тех пор, пока злой мужчина не пришел, забирая мальчика от него. Мальчик плакал, тянулся к нему, а Чонгук был слишком напуган, чтобы закричать. В самый последний момент он побежал вслед за ним, вкладывая в чужую ладошку свою драгоценную игрушку. После этого Чонгук обычно просыпается и забывает все в течение нескольких часов, вспоминая только тогда, когда сон возвращается. Он не знает, действительно ли это просто сон, или это воспоминание из детства. Он мог бы позвонить маме и спросить ее об этом, но, во-первых, она вряд ли помнит, во-вторых, у них уже давно не те отношения, чтобы он беспокоил ее из-за такой ерунды. После этого сна Чонгук редко может снова уснуть, поэтому сегодня он даже не пытается. Вместо этого он долго принимает душ, прибирается в комнате, уточняет у Чимина время и место встречи. Сегодня выходной, и они договорились встретиться в кафе, позавтракать и оттуда пойти в библиотеку, чтобы немного поработать над докладом по истории искусств. У Юнги какое-то важное совещание, поэтому он освободится не раньше десяти вечера. С утра он даже не написал ему ничего, не уточнил, смогут ли они сегодня увидеться. Без его внимания Чонгук чувствует себя непривычно одиноко. Он старается не зацикливаться на этом. По привычке восстанавливает в памяти свой сон, но имя мальчика снова и снова ускользает от него, как и остальные детали. Чонгуку все-таки кажется, что это было на самом деле, потому что у него есть детская фотография, где он позирует с этой самой игрушкой. Впрочем, он ничего не имеет против такого сна. В любом случае лучше, чем кошмары. Хотя та часть, где мальчика от него уводят, заставляет что-то внутри болезненно ныть. Наверное, в детстве он был под впечатлением от того, что кто-то может быть настолько жестоким, чтобы совершенно не обращать внимания на слезы ребенка. Спустя годы Чонгук понимает, что такое настоящая жестокость. Например, когда ты в день рождения своего сына вместо поздравления пишешь ему «не забудь вернуть мне деньги, которые ты у меня одалживал». Чонгук иногда действительно забывает о том, что у него есть родители, потому что после того, как он уехал в Сеул, они словно вычеркнули его из жизни. Возможно, то, что он не способен на чувства, в какой-то мере спасает его, потому что ему совсем не больно, когда он думает об этом. Просто обидно. Самую малость. Он выходит из общежития, решая прогуляться до кафе пешком, несмотря на то, что идти минут тридцать. Но погода на удивление хорошая — солнечно и тепло, но не жарко, и Чонгуку не помешало бы немного походить. Он и так постоянно катается на машине с Юнги. Чонгук приходит в кафе, которое они с Чимином облюбовали еще на первом курсе. Тут свободна половина столиков, поэтому Чонгук неторопливо делает заказ и выбирает себе один с видом на оживленную улицу. Пока он пьет свой молочный коктейль, листая ленту твиттера, кафе полностью заполняется. Он поднимает взгляд, оглядывая ставшее шумным помещение, а потом проверяет время. Чимин опаздывает. Чонгук вздыхает и взмахом руки подзывает официанта. У Чимина есть две грани — он либо приходит минута в минуту, либо опаздывает как минимум на час, поэтому у Чонгука, очевидно, вагон времени. — Можно, пожалуйста, еще один коктейль и клубничный чизкейк, — просит он, и официант кивает, прежде чем забрать пустой стакан из-под предыдущего милкшейка и удалиться. Чонгук снова утыкается в свой телефон, поэтому не сразу замечает, что к нему обращаются. — Могу я присесть? Просто все места уже заняты, — парень улыбается теплой квадратной улыбкой, и Чонгук на секунду забывает, как дышать. Он завороженно смотрит в его лицо до тех пор, пока тот не склоняет голову на бок. — Эй, ты меня слышишь? Чонгук вздрагивает, мгновенно сбрасывая с себя наваждение и чувствуя ужасную неловкость. Он оглядывает помещение, будто желая убедиться, что мест действительно нет, и почему-то чувствует разочарование, когда понимает, что слова парня были правдой, а не предлогом познакомиться. И почти сразу чувствует вину, потому что Юнги. — Д-да, конечно, — выпаливает он, а потом вспоминает про Чимина. — Только ко мне друг должен прийти… — Не волнуйся, я ненадолго, — не перестает улыбаться парень, и его улыбка притягивает чонгуков взгляд, кого-то очень сильно напоминая. — Съем свой салат и отчалю. Чонгук сглатывает, просто не в силах отвернуться. Господи, он такой чертовски красивый, это невозможно. Чонгук впервые видит кого-то настолько прекрасного. — Меня Тэхен зовут, а тебя? — ненавязчиво спрашивает парень. Чонгук встречается с ним взглядом и чувствует, как краснеют уши. Имя тоже кажется призрачно знакомым, но Чонгук уверен, что никогда не был знаком с человеком по имени Тэхен. — Чонгук, — представляется он. — Приятно познакомиться, Чонгук, — еще шире улыбается парень, протягивая руку. Чонгук пожимает его ладонь, пытаясь перестать чувствовать себя так неловко. Ведь нет ничего страшного в том, что он сидит с парнем в кафе, так? Он случайно к нему подсел, по воле обстоятельств, а познакомился, чтобы не было неудобной тишины. И то, что Чонгук чувствует себя завороженным его лицом, голосом и даже его чертовой широкой теплой ладонью, тоже ничего не значит. В конце концов, он фотограф, и он ценит эстетику. Он не должен чувствовать себя таким виноватым перед Юнги. Сейчас парень доест салат и уйдет. Вот и все. Только почему-то сердце Чонгука колотится так быстро, а ладони начинают потеть, и ему хочется сбежать. Останавливает его только мысль о заказанном чизкейке.***
Тэхен внимательно рассматривает сидящего напротив него парня, и что-то так сильно сжимается в груди. Ему плохо от мысли, что он должен причинить ему боль. Чонгук выглядит чудесно, но дело не только в этом. Точнее, вообще не в этом. Просто рядом с Чонгуком светло. Тэхен чувствует его насквозь — мальчишка и мухи никогда не обидит, концентрированная доброта и невинность, принявшая форму очаровательного парня. Он волнуется так сильно, что у него краснеют уши, и Тэхен еще никогда не видел таких огромных потрясающих глаз. Чонгук словно персонаж аниме, честное слово. У него в радужке блестят созвездия. Он смотрит на Тэхена с таким искренним восторгом, что Тэхену хочется смеяться и плакать. Каким же будет твой взгляд, думается Тэхену, когда ты поймешь, кто я такой? И ему еще никогда не было настолько тяжело. У него уже есть план, продуманный до мелочей. Он знает, когда похитит Чонгука и как сделает это, куда повезет его и как скроет все следы. Просто до этого он решил встретиться со своей жертвой лично. И теперь он безумно об этом жалеет. Меньше всего на свете ему хочется, чтобы звезды в этих глазах погасли. — П-почему вы так смотрите на меня? — запнувшись, спрашивает Чонгук. Тэхен выныривает из своих мыслей и улыбается. — Ты красивый, а я люблю смотреть на красивые вещи. То, как Чонгук краснеет после этих слов, похоже на искусство. Как вообще этот мальчишка умудрился связаться с таким дерьмом, как Мин Юнги? Как у самого Юнги хватило совести замахнуться на нечто настолько чистое? Чонгуку приносят его чизкейк, и он едва успевает его доесть, как у него начинает звонить телефон. Он бросает на Тэхена беглый взгляд, прежде чем ответить, а потом, договорившись о чем-то, встает, чуть кланяясь Тэхену на прощание. — До свидания, — говорит он и уже почти уходит к стойке, чтобы расплатиться, как Тэхен хватает его за запястье. Чонгук недоуменно смотрит сначала на его пальцы, окольцевавшие его руку, а потом ему в глаза. Лучше бы он не делал этого, черт возьми, Тэхену действительно кажется, что он тонет в их непроглядной темноте. — Чонгук, — серьезно произносит он тихим, низким голосом, и все у него в груди болит. Тэхен — убийца, но никогда он не причинял вреда невинным созданиям. И сейчас, когда у него нет выбора, Тэхену кажется, что он идет против своей природы. Он клянется самому себе, что пальцем Чонгука не тронет, независимо от ситуации. — Прости меня. — За что? — удивленно спрашивает он, и Тэхен криво усмехается. — Когда-нибудь ты поймешь. Чонгук испуганно распахивает глаза и вырывает руку из его пальцев, торопливо покидая кафе, словно уже понимая, за что Тэхен извиняется. Тэхен почему-то уверен, что в этот раз заказ будет вовсе не таким простым, как ему казалось. И не только потому, что похищением он занимается впервые.