Поколение войны

Рабочий квартал, угрюмый оскал, столетия — кость да ложь, Рабочий квартал — споткнулся, упал, алкогольная злая дрожь. Юрий Шевчук

Северус глядел в окно маггловского поезда, уносящего его в Коукворт. Мерный стук колес сплетался в какое-то странное созвучие с говором немногочисленных пассажиров. В вагоне пахло гарью, табачным дымом и дешевым одеколоном. Солнце село, и из-за дальнего леса на холме за деревней, мимо которой они проезжали, показался багровый край почти полной, но уже пошедшей на убыль Луны — от этой картины стало тревожно на сердце. Вернувшись от Малфоев в Черри-Гарден, Снейп вскоре собрался ехать домой, хотя хозяева приглашали погостить еще. Но ему было не по себе от того, как он расстался с родителями — попрощался сухо и торопливо, да и вообще за два дня, прошедшие после приезда из Хогвартса, почти не разговаривал с ними, даже с матерью. Когда Бертрам пришел за ним, Северус испытал стыд, за который тут же возненавидел себя — ему было неловко из-за бедности их жилища, из-за не слишком респектабельного вида родителей — хотя тактичный Берти держался с ними вполне корректно, да и потом не сказал ни слова по этому поводу. А еще Снейпу нестерпимо, до отчаяния хотелось увидеть Лили и, может быть, попытаться снова поговорить с ней, объяснить, что тогда он просто был не в себе… И, если удастся, помириться. Ведь Бертраму с его девушкой разность взглядов не мешает. Или мешает? Северус видел, как они спорили — Бертрам говорил обстоятельно, настойчиво и убежденно, как человек, абсолютно уверенный в своей правоте, а Аврелия задумчиво слушала его, иногда задавала вопросы, но, похоже, отнюдь не со всеми его мыслями соглашалась. Порой упрямая морщинка проступала на ее лбу, а в лице появлялась отчужденность. Однако она не торопилась порвать с Бертрамом. «Так он же ее и не обзывал», — напоминал Северусу внутренний голос, в последнее время приобретший насмешливые интонации ненавистного Поттера. Но разве может одно слово, сказанное в запале, перечеркнуть годы дружбы? «Может, — злорадно подтверждал голос, — особенно такое слово. Ты же ее обозвал не просто дурой или шлюхой, а именно грязнокровкой — то есть, обозначил, что отныне вы с ней по разные стороны». Конечно, Северус не слышал этот враждебный голос внутри себя в прямом смысле — еще чего не хватало! — но ясно чувствовал, что находится в разладе с самим собой. Внутреннее равновесие, и без того довольно шаткое, было утеряно. И, похоже, безвозвратно. Когда Бертрам предложил Снейпу просто аппарировать вместе с ним в Коукворт, чтобы не тратить время на дорогу, он отказался — хотелось побыть одному и спокойно подумать. Однако ничего из этого не вышло, вместо ясных мыслей и разумных доводов в голове царила мешанина, и с каждой минутой пути Северус все отчетливее понимал, что прошлого ему не вернуть. Тем временем совсем стемнело, в поезде зажегся свет — желтый, тусклый, и лица пассажиров тоже казались тусклыми и безжизненными. Чернота за окнами, которую изредка разгонял колеблющийся свет фонарей, и размытые, как в мутной воде, отражения людей в стеклах нагнетали ощущение тоскливой бесприютности. В дальнем конце вагона заплакал ребенок, и тихий, какой-то надломленный женский голос повторял: «Успокойся, малышка, перестань, скоро будем дома. Ты устала, бедняжка…» Дом… Северус представил, как эта женщина с тихим голосом, оказавшись, наконец, у себя дома, укладывает девочку в кроватку — и та засыпает после утомительного путешествия крепким и мирным сном. Ему на миг захотелось снова стать ребенком — ведь тогда ему так мало было нужно, чтобы быть счастливым! И в будущем виделось только хорошее… Сейчас он тоже ехал домой — но его дом не был тем местом, где можно оставить за порогом все тревоги и печали, и наконец отдохнуть — телом и душой. Где можно просто быть самим собой… Если разобраться, таких мест у Северуса не имелось вовсе — нет, в Черри-Гардене было хорошо, но это был чужой дом, чужая семья… Раньше был Хогвартс, но сейчас, после ссоры с Лили, после того позора… А в Коукворте его ждала больная, усталая мать и мрачный, вечно всем недовольный отец. Мать Северус обычно жалел, хотя иногда его раздражала граничащая с безразличием молчаливая покорность, с какой та принимала все крупные и мелкие удары судьбы. К отцу он испытывал странное, смешанное чувство, в котором было много обиды и в то же время неясной вины перед ним — что только усиливало отчуждение, возникшее с тех пор, когда стало ясно, что Северус — волшебник. Его взгляд упал на книгу, забытую на сиденье соседом — молодым длинноволосым парнем, сошедшим на предыдущей станции. «1984» — значилось на обложке. Снейп вспомнил, как Лили рассказывала ему, что в детстве, когда она еще не знала о магии, они с сестрой однажды решили погадать на Библии. «Петунии выпало что-то про Иакова (1), как у него стало много овец и всякого имущества… А я не успела — мама нас увидела, Библию отобрала и сказала, что нельзя со священной книгой шутить. Потом мы гадали по греческим трагедиям — Тунье опять вышло про богатство, а мне — про Ифигению (2), как ее в жертву принесли. Да глупости это все! Профессор Слагхорн, когда я его спросила, почему сейчас прорицаний в школьной программе нет, сказал, что учить этому нет смысла и что было множество пророчеств, которые так никогда и не сбылись». Прорицания в Хогвартсе действительно давно не преподавались, да и сам Северус относился к этой псевдонауке довольно скептически, однако сейчас ему захотелось попробовать. Что-то скажет ему эта книга со странным названием? Он раскрыл толстый том наугад. В глаза бросились стихотворные строки: Под раскидистым каштаном Продали средь бела дня Я — тебя, а ты меня. Северус с трудом подавил болезненное, истерическое желание расхохотаться. Маггловская книга неожиданно попала в самую точку! Правда, угадала она не будущее, а прошлое — да и дерево, под которым все случилось, было не каштаном — но это мелочи. И кто знает, может быть, и был смысл в том давнем гадании девочек по книгам? Но при чем тут юная греческая царевна, которую когда-то принесли в жертву ради победы в войне? Какое отношение вся эта давняя история имеет к Лили? Он снова отвернулся к окну и прислонился лбом к стеклу. В темноте мелькнули огни какой-то станции, поезд издал пронзительный гудок, показавшийся ему зловещим, словно вой оборотня в ночи — и от этого звука его с небывалой силой накрыло предчувствие беды. * * * Под лунным светом все преображается — даже Коукворт, на редкость невзрачный и скучный городишко, ночью выглядел таинственно и завораживающе. Северус выбрался из вагона и зашагал давно знакомой дорогой. Луна уже взошла высоко, и была она теперь не красная, а серебристая, как ей и положено. Темнота скрадывала все неприглядное — покосившиеся заборы, облезлые дома, лужи, разбитый тротуар, неубранный мусор, а лунные блики придавали мелководной и довольно грязной при дневном свете, пахнущей затхлостью реке какое-то грустное очарование. Вдали светилась огнями и дымила трубами фабрика, за счет которой и жили большинство горожан: там работали и Тобиас Снейп, и отец Лили и Петунии — только мистер Эванс был инженером, а отец Северуса простым рабочим. Домой Северус шел кружным путем, чтобы пройти мимо дома Эвансов. Это было новое, довольно симпатичное на вид двухэтажное здание с маленьким садиком перед окнами, которые сейчас были темны — должно быть, хозяева уже спали. Снейп некоторое время стоял в круге от света фонаря и не сводил глаз с дома, неосознанно надеясь, что Лили проснется и выглянет в окно. Но все было тихо, и он, наконец развернувшись и подхватив дорожную сумку, побрел к тупику Прядильщиков. Подойдя к одному из одинаковых маленьких кирпичных домиков, он увидел, что на кухне горит свет. Открыл дверь своим ключом и, миновав тесную — двоим не повернуться — прихожую, прошел в кухню. Мать — худая, с изможденным лицом, в выцветшем байковом халате поверх ночной рубашки, с небрежно свернутыми на затылке в узел волосами сидела за столом, подперев подбородок ладонью, и, казалось, дремала. На плите в небольшом чугунном котле слабо кипело лекарственное зелье — Северус это понял по резкому, горьковатому травяному запаху, — а рядом на медленном огне готовилось что-то съестное. Увидев сына, Эйлин Снейп поднялась на ноги. — Приехал? — она подошла к Северусу и дотронулась исхудавшей кистью до его плеча, слегка погладила, но тут же уронила руку и закашлялась. — Ты опять болеешь? Тебе стало хуже? — встревожился он. — Нет, все то же самое, — отдышавшись, проговорила она. — Не лучше и не хуже. — А где отец? Как он… вообще? — с подозрением спросил Северус. — Отец сегодня в ночную смену, — ответила Эйлин. — Да не пьет он сейчас, не думай… Уже месяца три как совсем не пьет. — Мама, почему ты не хочешь пойти в Мунго? Мать махнула рукой. — Я варю себе ровно те же зелья, какими меня стали бы поить там. Я все это знаю. А в больницу не хочу. Болезнь у меня такая, которая не лечится. Магглы от нее мрут. — Но ты же не маггла! — От этой болезни, Северус, лекарства нет. Ни у магглов, ни у нас. Зелья снимают боль, продлевают жизнь, но с самой болезнью они ничего не сделают. Она внутри… и никак это не уберешь… Миссис Гаррисон, — вспомнила мать соседку, жившую через два дома, — в прошлом году умерла. Сначала лежала в больнице, ее там резали… и чего только с ней не делали… А через полгода оно опять вернулось, — с этими словами Эйлин подошла к плите и погасила огонь под котлом, потом налила себе полстакана варева и принялась пить мелкими глотками. — Мама… а может быть, какого-нибудь целителя за границей поискать? — несмело предложил Северус и в ответ на изумленный взгляд матери торопливо добавил: — Я знаю, что денег у нас нет, но… может быть, помогут… — Ты о своих знакомых? Нет, Северус. Никогда в жизни милостыню не просила и не буду, — мать выпрямилась и поправила выбившиеся угольно-черные — до сих пор ни одного седого волоска — пряди. — Ни родственникам богатым не кланялась, когда одна осталась, ни, тем более, чужим людям. — Это не милостыня, я все до кната отдам, когда начну зарабатывать, — Северус тоже вскинул голову, к бледным щекам прилила кровь. — Да все это бесполезно, — Эйлин махнула рукой и, затянув туже пояс халата, направилась к кухонному столу. — Я ведь журналы тоже почитываю, если бы было что новое, об этом бы писали… На зельях я еще сколько-то протяну, увижу, как ты Хогвартс закончишь… на ноги встанешь… А там можно и помирать. Ладно. Ты лучше расскажи про свадьбу. Но сначала поешь. Сейчас я тебе рагу положу, оно уже готово. А потом оставлю его под чарами, чтоб до утра не остыло — когда отец придет. Поставив перед сыном полную тарелку овощного рагу, Эйлин уселась напротив него. Проголодавшемуся Северусу домашняя еда показалась вкусной — хотя вообще-то мать готовила не слишком хорошо, то пересолит, то пережарит — из-за этого они с отцом часто ругались. Но сегодня соли оказалось в меру, к тому же в тарелке было даже несколько кусочков мяса. Потом Эйлин налила Северусу чай и принялась расспрашивать о свадьбе. Многих из старшего поколения она помнила по школьным годам, и теперь живо интересовалась, кто как выглядит, сильно ли они постарели, какие у них жены, мужья и дети, кто как был одет… У нее даже глаза заблестели и улыбка тронула уголки сухих губ. — Вальбургу я хорошо помню, мы с ее братом Альфардом на одном курсе учились, — вспоминала она. — И с Орионом, ее кузеном, за которого она потом и вышла… Друэлла и Сигнус-то помладше были… А Вальбурга… такая была важная, гордая, неприступная. Любого на место могла поставить одним взглядом. И красивая. Парни за нею бегали, а она ни на кого не смотрела… Был, правда, один — тоже полукровка, как и ты… Красавец и умница, отличник, староста школы. Том… как же его фамилия? Надо же — забыла! Маггловская какая-то (3)… Вот к нему Вальбурга, мне казалось, была неравнодушна. Но после школы — все ожидали, что этот Том в Министерство пойдет работать, карьеру сделает хорошую, а там, глядишь, и в министры выйдет — да только он поступил в лавку Борджина и Берка простым продавцом, а потом и вовсе куда-то пропал. У них в школе компания была — Малфой, Лестрейндж, Мальсибер, Эйвери… а верховодил у них Том. Ну да ладно, тебе, наверное, это не очень интересно… Ты пей чай. Ох, совсем забыла! У меня же печенье есть! Эйлин открыла шкафчик и достала пачку печенья. — Вот, ешь… Так, говоришь, старший сын у Вальбурги из дома сбежал? Я тебе вот что скажу — все Блэки немного не в себе… Северус усмехнулся. — Не знаю, как насчет остальных, но этот — точно придурок! Мама, — припомнил он, — а я за столом сидел с миссис Фоули. Она говорит, что училась с моим дедом. И что я на него похож. — Фоули… — отозвалась Эйлин. — Я знала Гектора Фоули, он на Рэйвенкло учился, а сейчас в Визенгамоте сидит. В школе из библиотеки не вылезал… Может быть, это его мать? — А правда, что я похож на деда? Эйлин задумалась, пристально глядя на сына. — Пожалуй… Хотя я его молодым и не помню. — А я думал — на отца. — И на отца тоже, конечно. Северус налил себе еще чашку и расслабленно откинулся на спинку стула. Он с раннего детства любил такие посиделки с матерью за кухонным столом, когда она рассказывала ему про волшебный мир, про Хогвартс, про Основателей, про благородный дом Слизерина, где она в свое время училась… Или приносила с чердака книги, взятые с собой из родительского дома, и показывала сыну портреты знаменитых волшебников, рисунки диковинных растений и магических существ. Им было так хорошо вместе — пока не возвращался с работы или из паба отец. Иногда, впрочем, все обходилось мирно — отец, поужинав, ложился вздремнуть или устраивался в кресле с газетой, а Северус с мамой могли продолжать свою беседу, только говорили тише — чтобы он не слышал. Тобиас Снейп не любил колдовства. Но чаще с приходом отца начиналась ссора — он всегда находил, к чему придраться. — Мама… — начал Северус и умолк. Мать вопросительно взглянула на него. — А ты Эвансов не видела? — Старших видела, — кивнула Эйлин. — У них та дочь, которая маггла, в Лондон уехала, говорят, в какую-то фирму на работу устроилась. — А… младшую? — Лили? Нет, не видела, — мать покачала головой и вздохнула. Потом добавила: — Иди ложись. У тебя глаза закрываются. Завтра сам к ним сходишь. * * * Проснулся Северус довольно поздно — в половине десятого. Наскоро умывшись холодной водой, он оделся в новые, купленные специально для свадьбы Люциуса брюки и рубашку и вошел в кухню. Мать не сдержала удивленного возгласа при виде него: — Откуда это? — Я у Дэвиса немного занял, — смутился Северус. — Не мог же я на свадьбу к Малфою идти в старом… Эйлин поджала губы, бледное лицо пошло красными пятнами. — Конечно… — глухо отозвалась она. — Конечно, тебе тяжко приходится из-за нашей бедности, что уж тут говорить… — Мама, я заработаю и отдам, — торопливо заговорил он. — Я тоже не собираюсь просить милости ни у кого. В конце концов, я скоро школу закончу… А может быть, даже сейчас, на лето, работу какую-нибудь найду… — на последних словах он слегка повысил голос. — Тс-с! — Эйлин прижала палец к губам. — Отец спит, с работы недавно пришел… Сейчас тебе много не заплатят, даже если устроишься. Садись завтракать, я тебе хлеб поджарю с сыром. — Мама, я сам поджарю. Иди тоже отдохни. — А потом, небось, к Эвансам пойдешь? — мать покачала головой, пристально глядя на сына, и ему показалось, что она о чем-то догадывается. — Да, — он отвел глаза и, чтобы прекратить дальнейшие расспросы, принялся резать хлеб. После завтрака Северус направился к Эвансам. Он шел торопливыми шагами, руки, спрятанные в карманах брюк и сжатые в кулаки, дрожали, а сердце так колотилось, что его стук отдавался звоном в ушах. «Лили, пожалуйста, только выслушай…» — лихорадочно билась в голове одна мысль. — Эй, Упырь! Куда это ты несешься? А вырядился-то как! — услышал он из подворотни и повернул голову в ту сторону. Там стояли трое парней — Жирный Рокки, Глиста Боб и Майк Косой — представители местной шпаны. Они хохотали, глядя на него. Но он, не сбавляя шага, прошел мимо, лишь бросил на них злобный взгляд. Он не сталкивался с ними уже года два. Эти отпетые хулиганы все детство задирали Снейпа, они придумали ему прозвище — Упырь, видимо, из-за его бледности и черных волос, а может быть, из-за того, что Эйлин многие соседи считали странной и, хотя не верили в ведьм, все же побаивались ее. Северус дрался яростно, с каким-то даже ненормальным ожесточением и, хотя обычно бывал бит — все-таки один против троих — не сдавался. А пару раз у него во время драк случились магические выбросы: он так оттолкнул Рокки, что тот крепко приложился затылком о стену, после чего несколько дней лежал с сотрясением мозга, а у Майка сломалась рука, когда он ударил Снейпа. После этого хулиганы его не то чтобы оставили в покое, однако стали остерегаться. «Этот Упырь какой-то бешеный», — говорили они. Именно тогда Северус и научился драться — а также перенял от своих врагов богатый запас непечатных ругательств. Когда он уже сам лазил на чердак, чтобы посмотреть мамины книги по колдовству, то нарочно искал проклятия позаковыристее, предвкушая, как обзаведется волшебной палочкой и отомстит обидчикам. Он был разочарован, когда мать объяснила, что против магглов магию применять нельзя — и вообще колдовать в их присутствии. За это сажают в Азкабан — тюрьму для волшебников, которую сторожат невообразимо ужасные существа — дементоры. «Неужели эти уроды опять начнут цепляться? Вот только их и не хватало… А у меня стихийных выбросов теперь и не получится, наверное… И с палочкой на них нельзя. Чертов Статут, — со злостью думал Снейп. — Чертовы магглолюбцы… Эти трое могут убить меня, но Министерство магии им ничего не сделает — как же, они ведь магглы! Безобидные и слабые существа! Нет, может статься, что маггловская полиция их схватит — и что? Маггловские тюрьмы не сравнить с Азкабаном. А смертную казнь за убийство они отменили…» Занятый своими мыслями, он не заметил, как вышел к дому Эвансов. И сразу увидел Лили. Ее рыжие волосы блестели на солнце, ярко-зеленый сарафан оставлял открытыми руки и плечи. — Лили! — позвал Северус. Она обернулась — ее глаза были холодны. — Что тебе еще от меня нужно? — отчеканила Лили, вскинув голову. — Я хотел… поговорить… Я правда не хотел тогда… обзывать тебя… И не имел в виду… Больше я никогда в жизни никого так не назову. — Поздно, Северус, — она отвернулась. — Я теперь не смогу думать, что ты ко мне хорошо относишься. Ты считаешь, что таким, как я, не место в магическом мире. Ну, или мы не должны иметь таких же прав, как чистокровные… Но для меня ты готов был сделать исключение. А мне это не нужно. Я не хочу никаких одолжений. — Нет, ты не понимаешь… Это слово… оно… так всегда называли… и не желая никого обидеть… — Так это еще хуже, что ты даже не понимаешь, насколько оно обидное! Ты и магглов не любишь — даже своего отца! — Отец — это другое… И не то что не люблю… Они с матерью ругаются часто… Я же тебе рассказывал! Он ведь вовсе не в восторге от того, что мама и я — волшебники, он сам… — Ах, он сам виноват? Конечно, если вы с матерью его презираете, потому что он маггл… Северус, вопреки тому, что намеревался помириться и не хотел ни о чем спорить с Лили, начал злиться. — А зачем бы моя мать вышла за него, если бы презирала? — Ну… может, просто никого другого не смогла найти, — Лили пожала плечами. Северус задохнулся. — Ты… — начал он и умолк. Он не знал, что ответить. И не узнавал прежней Лили в этой девушке, разговаривающей с ним свысока и пренебрежительно отзывающейся о его матери. Он вынул из кармана руку, все еще сжатую в кулак, так что костяшки побелели. Лили это заметила. — Может, ты еще и ударишь меня? От тебя всего можно ожидать, — с вызовом сказала она. — Я? — ошеломленно переспросил он. — Ударю тебя?.. Мерлин… Нет, Лили, конечно же, нет! Я прошу тебя… Прости меня, пожалуйста… если можешь… — Не могу, — ответила Лили сдавленным голосом. — Такое не прощают, Северус. Это надо себя не уважать. Она повернулась, чтобы идти домой. И уже у самой двери бросила: — И не ходи сюда больше. Кстати, завтра мы с мамой уезжаем до самого конца каникул. — Куда? — А вот это тебя уже не касается. Дверь захлопнулась. Северус чувствовал себя уничтоженным, раздавленным — совсем как в тот день, когда Мародеры выставили его на посмешище. Или даже хуже — потому что теперь не осталось и надежды на примирение с подругой. Он побрел на реку — туда, где они с Лили когда-то играли, долго сидел под тем деревом, где впервые встретил ее… Но качелей, с которых она тогда взлетала, уже не было. * * * Северус забыл обо всем и вынырнул из воспоминаний, как из омута, только увидев, что солнце уже садится, окрашивая облака на западе в золотисто-алые цвета. Он медленно пошел по направлению к дому. И тут из-за угла показались давешние хулиганы. — Опять ты, Упырь? — Опять я, — усмехнулся Северус, становясь спиной к забору и нащупывая в кармане палочку. Он был почти рад этой встрече. Если он нарушит Статут, и его исключат из Хогвартса — ну и плевать! Возвращаться в школу ему не хотелось — хотя он и соглашался с Мальсибером, когда тот после истории с Мародерами убеждал его не делать глупостей. В конце концов, СОВ он сдал и имеет право пойти работать. — Приоделся, видно, денежки завелись? А со старыми друзьями не поделишься? — ухмыльнулся Майк Косой и нанес первый удар. Снейп успел разглядеть ненормально расширенные зрачки Майка. Он едва не свалился с ног, но устоял и даже оттолкнул Косого. Тут же в драку вступил Жирный Рокки — итальянец, родители которого держали забегаловку неподалеку от фабрики. Глиста Боб в гущу не лез, больше подначивал. «Совсем как Петтигрю», — брезгливо подумал Снейп, впечатывая кулак в толстую щеку Жирного. Ему ненадолго показалось, что даже палочку доставать не придется, однако в руке итальянца сверкнул нож. Все произошло очень быстро. Два Ступефая один за другим — и вот уже Майк и Рокки валялись на земле, а Боб медленно, выставив вперед ладонь, отступал. Его Снейп просто пнул ногой. Оставив поверженных врагов, Северус направился дальше. Ему вдруг захотелось выпить — но в маггловском пабе несовершеннолетнему алкоголь не продадут. «А, к чертям драккловым все! Семь бед — один ответ». Он решительно распахнул дверь паба и прошел к стойке. — Конфундус! — тихо сказал он, направив палочку на тетушку Мэйбл, хозяйку заведения. И уже в полный голос добавил: — Полпинты (4) виски! — Пожалуйста, — улыбнулась женщина. Северус торопливо расплатился и отошел в самый темный угол, где сразу отхлебнул из большого стакана глоток. Горло обожгло, на глазах выступили слезы, и голова слегка закружилась. «Интересно, когда сова из Министерства прилетит? Прямо сейчас или утром?» — подумал он. Против ожидания, пьяным Северус себя не чувствовал и, успокоившись, уже сожалел, что поддался соблазну. Не стоила эта шпана того. Он с трудом допил виски и, поднявшись из-за стола — при этом его слегка повело, — направился к дверям. Дома мать встретила его встревоженным взглядом. — Северус, где ты был весь день? Что?.. Ты пьян?! — она заплакала. — Где ты взял выпивку? Ох, да у тебя лицо в крови… — Мама, не надо… — заплетающимся языком ответил он. — Что — не надо, горе мое? — вздохнула она. — Есть хочешь? — Не знаю… — он стоял в прихожей, держась за вешалку. — О, Господи… Мерлин великий, да что же это такое? Иди поешь, только умойся сначала… На кухне мать усадила его за стол, налила большую кружку крепкого кофе и сделала сэндвич с ветчиной и сыром. Северус, только сейчас ощутив голод, поел — и почувствовал, что трезвеет. И тут же подумал с ужасом: «Мама ведь узнает, что меня из Хогвартса выгнали…» А Эйлин испытующим взглядом долго смотрела на сына, потом спросила: — Так ты был у Эвансов? Или с кем ты был? — У Эвансов… — сквозь зубы проворчал он. — Но ведь не они же тебя напоили! Вы с ней что, поссорились? — Да, — он отвернулся. — Вот оно что… — Эйлин покачала головой, потом уверенно сказала: — Не пара она тебе. — Это почему? — Северус уставился на мать. Раньше она никогда такого не говорила. — Бойкая очень. И слишком много о себе мнит. Как и все грязнокровки. — Не говори так! — он вздрогнул, лицо исказилось, как от боли. — Не говори это слово… Мать недоуменно взглянула и пожала плечами. — Не буду. Только они хуже магглов, вот что. — Как это? Чем хуже? — Понимаешь… маггл — он и есть маггл. Простой человек, без волшебства. А эти, как только узнают, какой дар им достался — сразу нос задирать начинают. И у нас ведут себя нахально, лезут везде, куда их не просят — и с магглами своими уже водиться не хотят. — Но не все же такие? — Большинство. И твоя Лили такая же. Ладно. Ну что, получше тебе? Иди спать. Утром, если будет плохо, скажи. У меня немного антипохмельного есть. — Ты что, его отцу варила? — удивленно спросил Северус, вставая из-за стола. Мать кивнула. Она тоже поднялась и пошла за ним в его комнату. — Варила, конечно, а как же? — говорила она, снимая с кровати покрывало. — Некоторые зелья на магглов не действуют, а это — безотказное. Правда, он его пить сначала не хотел, говорил, колдовские штучки, грех… Но ведь помогает, — Эйлин усмехнулась. — Мама… А зачем ты за него вышла? — выпалил он, вспомнив, что говорила Лили о его родителях. — Ну как — зачем? По-твоему, зачем замуж выходят? — Ты его любила? Мать задумалась. — Любила?.. — повторила она с полувопросительной интонацией. — А сейчас, ты думаешь — нет? Ладно, спи. Она вышла, закрыв за собой дверь. Сова из Министерства не прилетела ни ночью, ни на следующий день. Утром Северус проснулся с головной болью, и мать дала ему глоток зелья. Отец только что пришел с работы и сидел на кухне за столом, доедая жареную картошку с ветчиной. — Здорово! — сказал он, повернувшись к сыну. — Ты когда приехал-то? Вчера? — Привет, — ответил Северус, с каким-то новым любопытством глядя на отца. — Да, вчера ночью. — Вот, а увиделись только сегодня, — усмехнулся Тобиас. Когда Эйлин зачем-то вышла во двор, он, понизив голос, спросил: — Что, сынок, голова-то болит? Сын покраснел и отвернулся. — Чего ты? Мать мне сказала, что ты выпивши пришел. Ну что ж такого, бывает… — он помолчал. — Так вот оно как… Выходит, волшебникам тоже не всегда сладко приходится, верно? Северус резко повернул голову к отцу, намереваясь ответить остро и язвительно — только слов пока не находилось. И осекся, увидев в его глазах не насмешку, а тревогу и сочувствие. — Ничего, сын… Ничего. Все пройдет, — Тобиас неловко потрепал сына по плечу. Затем поднялся из-за стола. — Ну, пойду я посплю… Устал, и спина болит — видать, к дождю… Отец ушел в спальню, а Северус, проводив его растерянным и виноватым взглядом, молча доел свой завтрак. «Почему же из Министерства ничего нет? — он то и дело поглядывал в окно, теряясь в догадках. — Может ли быть, что заклинание Надзора дало сбой?» Все разъяснилось к вечеру, когда прилетела сова от Дэвиса. Оказалось, судья Визенгамота Лестрейндж не дал ход делу о нарушении Статута несовершеннолетним магом Северусом Снейпом. «В нынешней обстановке подобные дела далеко не всегда решаются в пользу магов, даже в случаях самообороны, — писал Берти. — Поэтому не забудь при встрече поблагодарить мистера Лестрейнджа — он по просьбе моего отца как-то это устроил. Да, и письмо мое сожги, на всякий случай». Северус понял, что одно лишь намерение стать на сторону Темного Лорда уже приносит свои плоды — Дэвис-старший определенно видит в нем будущего соратника и поэтому обратился к судье Лестрейнджу, чтобы тот помог ему избежать крупных неприятностей. Стало стыдно за вчерашнее — глупая выходка, недостойная взрослого человека, готовящегося к вступлению в такую серьезную организацию. Назавтра Эйлин, которая покупала на Диагон-аллее ингредиенты для своего зелья, сообщила сыну, что в аптеку Малпеппера требуется помощник — и Северус до конца лета нанялся на работу. Там, в маленькой каморке рядом с кладовой, он и ночевал — кроме субботы и воскресенья: ездить каждый день в Лондон и обратно домой было бы накладно, а аппарировать он еще не мог. Лили он увидел только на вокзале первого сентября — сердце защемило, но он стиснул зубы и прошел мимо, даже не повернувшись в ее сторону.