ID работы: 7751960

Чума

Джен
NC-17
Завершён
70
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
107 страниц, 5 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
70 Нравится 20 Отзывы 27 В сборник Скачать

Вперед.

Настройки текста
Примечания:
      — Если бы Вам выпала возможность повернуть время вспять, вернуться в тот роковой момент, после которого Вы потеряли все, что было Вам дорого, любимо и ценно. Остановить цикличный поток ненависти, после которого судьбы сотни людей зависели от принятого Вами решения — вернулись бы в тот момент? Чужой, едкий голос режет слух, будто противный скрежет металла. Эти слова медленно срываются с чужих уст и направляются в сторону человека, который стоит напротив. Он болезненно морщится от ощущения, как слова плавно долетают до него, будто касаясь почти невесомо невидимыми кончиками пальцев по гладкой коже. Будто муравьи быстро расползаются после соприкосновения с пальцами и ползут в сторону уха по руке. Они щекочут своими маленькими ножками шею и плавно достигают мочки уха. Добрались до пункта назначения.       — Но есть один маленький нюанс, — собеседник усмехается и перекидывает ногу на ногу. Эти призрачные муравьи уже залазят в ушную раковину и, немного подождав, старательно пытаются достигнуть перепонки. Слова, будто черви, медленно открывают свой маленький ротик, вызывая неприятные ощущения, похожие на отвращение от противных запахов или же прогнившего завтрака, который ты, в силу своей невнимательности, съел на обед, и твой желудок будто от сильного отравления старательно пытается вывернуть его наружу. Организм борется из последних сил, медленно и одновременно ненормально быстро подскакивает температура тела, и ноги постепенно начинают становиться ватными. Кончики пальцев рук бьёт мелкая дрожь, которую попросту сложно контролировать из-за этого ужасного зрелища червей на твоей коже, и в следующий момент эти насекомые проникают тебе под кожу, прокусывая её, не щадя. Они кусают, они грызут твои руки, на которых появляются едва заметные отметины.       — Для таких отверженных как Вы, юноша, — он незначителен, но все же риски Вам стоит знать заранее. Ты смотришь на свои руки, которые поднимаешь в момент этой агонии, чтобы рассмотреть тщательнее, но, ссылаясь на свое больное воображение, отчетливо видишь у себя под кожей червей. Они ползают внутри и уже начали откладывать свои личинки в тебе. И ты трясешь этой рукой, пытаясь стряхнуть их, пытаясь избавиться от них, но слышишь лишь смех где-то рядом с ухом. Знакомый смех. Родной. Ты смотришь на свои ладони, переводишь взгляд на карман, в котором лежит острый предмет, и медленно достаешь его из темных брюк. В тот момент ты видишь ужас в лицах других людей, которые нависают над тобой и смотрят с укором, ужасом и печалью? Или там только один человек? Уходите. Возможно да, а возможно и нет. Ты не знаешь, ты не обращаешь на них никакого внимания. Ты медленно подносишь острие к своей руке и проводишь лезвием по своей коже, оставляя довольно-таки глубокие порезы, из которых начинают выступать капельки крови. Порезы становятся все изощренней и глубже, крови всё больше и больше. И вот наконец, когда надрезы сделаны довольно-таки глубоко и симметрично на каждой руке, ты можешь увидеть своё мясо. Руки предательски дрожат, ты моргаешь. В следующий момент ты понимаешь, что никаких червей и насекомых нет. Но эти слова, они создают именно такое ужасное ощущение. Мы тонем. Лицо человека поднимается в сторону этого противного голоса, но родного, и он улыбается сначала легко, будто ребенок, который рад, что ему приснился дурной сон, он проснулся в холодном поту после очередного кошмара, а вскоре прибежит его мать и успокоит его. Она осторожно, плавно зайдёт в твою комнату, подбежит к тебе и прижмёт к своей груди. Женщина будет успокаивать своего ребёнка. Она будет гладить его по голове, она будет шептать ему на ухо, что всё хорошо, что это просто дурной сон, и на него не стоит обращать внимание. Зацикливаться на нём. Но это не так важно, как-то, что. Твой брат скоро зайдёт в твою комнату тоже, потреплет тебя по волосам своей рукой, на запястье которой будет красоваться браслет из одуванчиков, ты улыбнешься ему спокойно и пожелаешь хорошего дня. Он уйдет гулять по вашему полю у дома, и вскоре, часа через четыре, ты выбежишь к нему и увидишь его силуэт вдалеке. Брат повернется тебе навстречу, и ты, срываясь с места, побежишь к нему и крепко обнимешь. Пока ты будешь бежать, цветы будут растворяться под твоими ногами, ломаясь на основании, и падать вниз, как отважно поверженный воин в честном бою, а, может, и не честном — но как бы то ни было, на тот момент это не будет иметь какого-либо значения. Вот ты уже настигаешь фигуру своего брата, который собирает очередной, сорванный своими пальцами цветок, и, поднимая свои ноги, прыгаешь ему на руки, он успевает тебя схватить и крепко сжать в своих объятиях. Он кружит тебя на лету и, наконец, прижимает к себе — и это абсолютное счастье. Семья, все хорошо, они рядом. Итачи рядом, он нормальный, он остался прежним, не поменялся, родной. Ты уткнешься своим милым личиком в его теплые от солнца волосы и вдохнешь запах. Вдалеке около вашего дома за вами обоими будут наблюдать ваши родители, которые вас любят и радуются за ваши крепкие братские узы. И не будет никаких событий, которые помешали своим эгоизмом и жестокостью, тьмой и жадностью только для того, чтобы этот момент никогда не наступил. Ты не проснешься ночью от страшных предсмертных криков, не увидишь, как насилуют прислугу, как убивают их, не будешь слышать мелодию криков боли и страха. Твоя мать не ворвется в твою комнату, не схватит тебя в охапку, отец не будет держать дверь своей рукой, и вы не станете никуда убегать. Тебе не будет так страшно, ты не будешь искать своими глазами брата, ты не будешь скулить на руках у матери, пока в твоих волосах танцует ветер. Вы не добежите до причала, и ты наконец не встретишь ЕГО. Ты не будешь кричать от всего этого ужаса, ты не упадешь на колени, глотая свои слезы и умоляя этого не делать. Ты не увидишь, как человек поднимает свою голову, и шок не парализует тебя. Ты не увидишь, как твой собственный старший брат забрал все, что было дорого тебе до этого самого момента. Ты не почувствуешь, как он будет улыбаться, пока хватает тебя грубо под мышки и усаживает в лодку, что-то бормоча тебе в бреду. Что-то, чего ты так и не понял, не услышал. Ты не посмотришь на него последний раз, не увидишь рядом с ним этого странного человека. Ты не будешь цепляться своими руками за брата, как за утопающий круг, не веря во все это, цепляясь своими пальцами за ткань его одежды. Ты не будешь глотать свои слезы и сопли, не почувствуешь, как он грубо толкнет лодку, лишь бы ты уплыл. Лишь бы не увидеть тебя, лишь бы не убить тебя морально. Окончательно. Ведь все было хорошо — вы были прекрасной, счастливой семьей высокого статуса. Ты не будешь умолять брата остаться с тобой в ту ночь и все тебе объяснить, найти причину и перебороть себя, чтобы оправдать содеянное. Ты не будешь каждый день умирать от боли внутри, от кошмаров каждую ночь, возвращаясь каждый день, несмотря на года, в то состояние беспомощного ребенка, который так ничего и не понял, ты не будешь стараться вернуть его, отомстить ему и убить за предательство своего же рода. Ты не будешь выгибаться от ударов плетью, которые он будет наносить тебе, смотря на тебя горящими глазами. Не будешь терпеть все пытки, не будешь сдерживать крик, раздражая его этим еще больше. Ты не будешь считать себя слишком гордым для того, чтобы тебя он окончательно сломал. Ты не будешь стараться ему помочь, понять его, ты не будешь скучать по нему, несмотря ни на что. Когда ты подрастешь, ты не встретишься с ним в который раз накануне — и не увидишь, как твой брат умирает на твоих же руках. Ты не узнаешь никогда правды о том, что тот человек приказал это сделать, приказал свергнуть власть семейства Учих, только исходя из своих интересов и жадности. Ты не узнаешь и не увидишь своего брата полностью, не испугаешься его. Ты примешь все это как должное. Этот человек будет отличным человеком и семьянином, который никогда не пойдет на это после смерти своего любимого младшего брата, который умер на его руках от страшной болезни — Чумы. Он не выберет путь, который выбрал. Он не будет мстить каждому за свою судьбу и тех, кто был ему когда-то дорог. Ты никогда не узнаешь, когда все это началось. Не узнаешь начала истории, никогда не встретишь первоначальный источник ненависти между людьми, который породил этот цикл ненависти, болезни и боли. Ты не будешь срываться каждый раз и убивать того, кто это начал, и судьба не будет насмехаться над тобой, создавая нового антагониста всей этой истории, обрубая на корню все твои действия, возвращая тебя назад в будущее. Ты поймешь, что самое главное в твоей жизни — это семья. Ты не поймешь, что самым главным в жизни твоего брата был именно ты. И ты не взвоешь от этого, когда наконец поймешь. Ты не будешь тщательно менять события, каждый раз терпя в своих бессмысленных действиях крах, так и не сумев сломать колесо фортуны. Ты поймешь одну самую важную вещь — месть ради мести — не выход, боль ради боли тоже. Ребёнок ощутит тепло, исходящее от матери, и протянет свою руку к её шее, чтобы почувствовать, что она действительно рядом, что всё хорошо, всё спокойно и что это действительно всего лишь дурной сон. Мать спокойно улыбнётся своему ребенку. Брат накроет тебя одеялом и ляжет рядом, обнимет тебя, и вы оба уснете. И, может быть, в силу мельчайшей вероятности ты, наконец, познаешь одну простую истину.       — Вы можете навсегда застрять между временами без какой-либо возможности вернуться в настоящее. Вы потеряете себя, бродя словно призрак между мирами, наблюдая лишь за событиями как зритель. Вы точно готовы к этому? Решая судьбы других людей, изменяя события прошлого — Вы потеряете самого себя. Снова и снова, и снова. Вы никогда уже не будете прежним. И даже если у Вас получится, есть одно маленькое, но важное правило — Вам никогда, ни при каких обстоятельствах недопустимо распространять то, что Вы сделали. Вы сможете с этим жить?       Мужчина выдыхает с шумом воздух, прикрывает свои глаза и отвечает:       — Я готов. Давай попробуем сначала. Еще раз, я смогу.       — Вы не боитесь, что так отчаянно борясь с неизбежным, сами станете этой страшной болезнью? Вы не боитесь, что и сами станете Чумой? — собеседник ухмыляется. — Из всего этого вам надо извлечь один простой урок, одну маленькую мораль. Чтобы спасти жизни других людей, Вам не нужно порождать цикл снова и снова, и снова. Вам всего лишь нужно       — Научиться прощать, — в голове слышится до боли знакомый голос, и Итачи устало прикрывает свои бездонные глаза. Перед смертью. Но каждый раз нетерпеливый юноша не слышит последние слова собеседника. Он прикрывает свои глаза и отправляется в тот роковой день. И он делает свою очередную ошибку, которая каждый раз расщепляет его душу на кусочки. И собеседник усмехается. Он каждый раз, сколько столетий бы уже ни прошло, делает неверный выбор снова и снова, и снова. Ему интересно наблюдать за тем, как каждый раз строптивый человек умирает снова и снова, и снова. Он не умеет прощать. Ведь только истинное прощение служит началом чего-то совершенно нового, чистого и непорочного. Ваш амулет на шее явный тому пример. Это Ваше сердце в оковах, из которых Вы до сих пор не можете выбраться. Оно принадлежит одному лишь человеку, и вы это прекрасно знаете.       — Кому?

***

Британия, 1912 год. Пибип, пибип, пибип.       Будильник как обычно зазвенел трелью ровно в заданное ему время — 6:30 утра. Он каждый день в одно и то же время начинал неприятно звенеть, отдавая стуком по перепонкам человека, который все еще не проснулся от своего очередного кошмара. Опять неудача, опять что-то он сделал не так, опять принял неправильное решение, и каждое утро этого дня через свой радиоприемник он слышит одно и то же на протяжении уже неизвестного количества времени. Один и тот же день, каждый раз одно и то же. Он знает, что сейчас включит гарнитуру и, как обычно, услышит спокойный голос по радиоволне, который будет говорить заученный текст с ровной интонацией. Будто говоря о прогнозе. Ему опять приснился тот самый кошмар, который каждую ночь полностью погружает его в свои потайные уголки боли и отчаяния. Вызывая лишь кривую усмешку на лице. Он видел те события сотни тысяч раз, прокручивая все варианты событий в своей голове, делая новые ходы, новые стратегии, но каждый раз, каждый чертовый раз. Одно и то же.       — Вчера ночью в районе 3-х часов ночи паром под названием «Титаник» потерпел кораблекрушение в точке столкновения с айсбергом в северной части Атлантического океана. Число погибших составляет от 1490 до 1635 человек. Ведутся расследования. Экстренные новости 15 апреля 1912 года. Саске смотрит, будто застывший, в сторону приемника и выключает его. Его ноги опускаются на холодный пол его комнатушки, которую парень снял неимоверное количество времени назад, хотя, по сути, прожив в этой самой комнате всего лишь один день. Каждый раз он открывает свои уставшие глаза, подходит в сторону зеркала, видит свои черные, цвета мазута, круги под глазами и отходит в сторону. Он так от всего этого устал. Он сжимает крепко край своей накидки, которая, как обычно, немного помятая в левом нижнем углу от постоянного сжатия, став уже своего рода нормой. Он изучает себя в этом стекле перед ним — но каждый раз не видит каких-либо изменений. Опять все без толку, опять. И он знает, что будет в следующий момент: он замахивается и разбивает своим крепким кулаком свое же отражение. Стекло трескается ровно на переносице, и его отражение будто разделено надвое. Как и его душа, как и его память. Часть зеркала плавно съезжает вниз, мужчина не отводит своего взгляда, наблюдая, как и часть его лица в отражении будто падает ниже и ниже, и ниже. Опять то же самое, опять он совершил ошибку. Цепочка замкнутых событий своей непрерывной цикличностью никогда не имеет изменений. Он каждый раз на протяжении уже стольких лет оказывается в этой самой комнате и видит, как его отражение в зеркале потухает. Как его отражение в зеркале меняется, как внутри меняется он сам. События вокруг него никогда не имеют другого финала в конечной точке, но его нутро. Покрывается гнилью и сладким чувством нарастающего отчаяния все сильнее. Он злится, он замахивается еще раз, и кулак летит прямо в искаженную переносицу. И тогда он слышит свои же мысли. А может, и не свои — попробуешь еще раз, Учиха Саске? Ты так и не смог никого спасти в очередной раз. Он медленно на корточки опускается на пол, не отрывая взгляда от своего отражения с нервной улыбкой и отвечает тихо: «Да. Начнем сначала». Он поворачивает свой амулет, который немного отсвечивает зеленым пламенем, медленно переходящим в краски густого, насыщенного фиолетового цвета. И земля медленно начинает распадаться под ногами, комната будто в вихре начинает вкручиваться в сильнейший поток воздуха. Стенки медленно начинают идти по швам, рассыпаясь на множество кусочков. Окна разлетаются наружу, будто от удара мощной взрывной волны, приемник уже даже не пытается произвести какой-либо звук. Занавески вихрем уносятся куда-то через окно, зеркало рассыпается. Каждый раз уже который день одно и то же. Это конечный пункт, из которого невозможно выйти победителем. Ты, конечно, можешь на заданный тебе вопрос в твоей голове ответить — нет, но тогда стоило ли это всего? Стоило столько столетий так безуспешно стараться вернуть то, что было тебе так дорого, чтобы в итоге сдаться? Принять все как должное и успокоиться? Может, лучше стоит, наконец, попытаться завести семью и перестать гнаться за прошлым? Может, стоит, наконец, найти кого-то близкого тебе по духу и за чашечкой вечернего чая с молоком рассказать весь тот ужас, который ты проживаешь каждый раз изо дня в день? Может, и стоило, ведь единственное, что у тебя осталось, так это вечность. Вечность проживать в абсолютном одиночестве, наблюдая за тем, как люди, которые стали тебе дороги, в конечном счете так же, как и все, умрут и канут в бездну под названием время? Такова была цена. Вечная жизнь страдания в обмен на боль и безутешные старания изменить исход? Нет, это того не стоит. Единственное, что Саске когда-либо в своей жизни по настоящему хотел, так это дожить свой восемнадцатый век, век эпидемии Бубонной чумы вместе со своей семьей в покое и радости. Вместе со своим старшим братом, матерью и отцом. И умереть как все обычные люди в положенное им время. Он хотел этого больше всего, но взамен получил лишь роль временного призрака, который со стороны наблюдал как других хоронили те, кто им был дорог, а после и самих себя.       — Я готов, — вихрь уносит все в бездну, которая, будто вакуум, засасывает в себя все, что до этого так крепко стояло на своей почве. — Я попробую снова.       — Тогда, — слышится опять этот насмешливый голос в его голове, такой глубокий и в то же время громкий, — останови катастрофу, Учиха Саске, — слова звучат заученно, будто пленка граммофона давно сломалась и заела в определенном промежутке симфонии пластины внутри. — Останови крушение корабля. Паром Титаник должен дойти до своего места назначения. Найди причину, по которой столько людей встретили свою смерть 15 апреля 1912 года. Найди этого человека. И тогда ты сможешь вернуть себе семью, Учиха Саске.       — Да. Мы начинаем сначала. Британия, 1912 год. 10 апреля. Время 6:30 утра. Графство Хэмпшир.       — Сегодня паром «Титаник» отправится из Саутгемптона в Нью-Йорк в свой первый рейс. По своему маршруту он сделает остановку во французском Шербуре и ирландском Квинстауне. Число купивших билет на этот долгожданный паром насчитывается около 1327 человек. Конечно, ведь это такой мировой прорыв в сфере судоходства. Даже число членов экипажа почти достигло тысячи… Как бы я хотела, Винсент, оказаться среди них.       — Конечно, Виктория, я бы и сам поехал в этот долгожданный круиз, но Вы знаете, нам остается только порадоваться за это число счастливчиков, которым удалось урвать свой счастливый билет в долгожданное путешествие по миру. Мужчина поворачивает свою голову в сторону приемника, по волнам которого оповещали об этом легендарном событии. Он медленно встает со своего кресла, обтянутого бархатом, и нажимает на кнопку отбоя. Он уже одет, его длинные волосы обвязаны белой лентой. Амулет нетронутым красуется на шее, свисая вниз на золотой цепочке. На деревянной столешнице у окна лежит его золотой билет в каюты первого класса со всеми удобствами. Корешок торчит из закрытой книги древней библии, книге, которая стала чтивом перед сном уже столько лет. Он прочитал эту книгу от начала и до конца, делая всевозможные пометки, обводя свой личный сакральный смысл чтива птичьим пером, который макал в тюбик с чернилами, которые томились под светом керосиновой лампы, стоящей у окна. Билет, как и обычно, лежал на отрывке «Ветхого Завета» о Всемирном Потопе. Саске смотрит на нее и единственное, что отмечает для себя после стольких бессонных ночей, что данное чтиво абсолютно бесполезное. Оно никак не помогает ему, не отвечает на его вопрос никаким образом. Тот же Джек Лондон со своим «Мартин Иден» приносил куда больше пищи для размышлений по ночам, или взять хотя бы «Зов предков», ему нравились эти книги и творчество данного писателя, с которым он знакомился по ночам под своей одинокой керосиновой лампой. Саске последний раз взглянул на «Ветхий Завет», он своими пальцами обхватывает билет, который, будто змей искуситель, выскальзывает из-под пожелтевших страниц, и сжимает его в своих пальцах. Он накидывает свою кожаную, потертую сумку по бокам кофейного цвета, и его силуэт скрывается за дверью его маленькой квартирки, ключ которой с щелчком закрывает дверь.       Карета с лошадьми, которые молчаливо топчутся на месте, уже ожидает его около порога дома. Кучер кивает ему в знак уважения, оповещая о готовности отправления к парому, и Саске поднимает свою голову к небу. Пасмурно, как и обычно. Тучи в своем собственном ритме лениво скользят в правую сторону по небу. Даже поток ветра и регуляция облаков — циклична. Все в этом мире полностью сосредоточено на одной лишь цикличности. И он, наконец, опускает свою голову, поправляет свою сумку и, подойдя к своей заказанной карете, быстрым движением руки опускает вниз ручку и садится внутрь. Ехать до места назначения около часа. Кучер бьет плетью по лошадям, и они отправляются в путь. В никуда. На середине езды Саске открывает свой пожелтевший от времени блокнот, который исписан всеми возможными датами его жизни, его рутины, и он в очередной раз ставит пометку сегодняшним числом. В который раз одна и та же дата, которая обрывается ровно на пятнадцатом числе этого месяца. Он уже и не помнит, когда у него появился этот блокнот, обтянутый кожей и лентой, которую он использовал вместо обычной закладки. Сначала это были обычные листы крепкой бумаги, которыми он скрашивал свое полноценное одиночество сквозь года ровно до какого-то определенного момента. После, вроде в одной из местных лавок у какого-то купца, он решил придать своему личному дневнику более презентабельный вид. Саске поворачивает голову к окну, смотря на лица людей, которые куда-то идут в столь раннее время по своим делам. В Великобритании люди все время куда-то спешат, думая, что тем самым смогут скоротать свое время. Время, которое каждому предоставлено в индивидуальном количестве. Но как бы ты ни спешил, свое жизненное время никак не обогнать, никак не обмануть, никак не уменьшить и не продлить. Это пустая трата времени, он в этом сполна убедился за почти три века. У времени на каждого человека свои планы — и одному Богу известно, что же лучше — прожить его, покорно склоняя свою голову перед своей судьбой, или же бороться с ним, каждый раз возвращаясь в определенную точку. Время дает нам полную власть, дает нам возможность наблюдать и быть тем, за кем наблюдают со стороны, но в тот же момент «время» настолько капризная дама, которая из-за своей эгоистичности, а, возможно, из-за здравого смысла, забирает у тебя все. И единственное, что тебе остается так это. Сжав свои кулаки крепче, наблюдать за очередным человеческим прахом, который взмахом чужой руки разносится над полями из одуванчиков. Саске похоронил своего брата, который умер от чумы ровно два века назад. И тогда он понял — он ненавидел это поле, которое было усеяно его любимыми желтыми цветами, которые вскоре, как и человеческая жизнь, становятся пышными, почти невесомыми, и каждая его песчинка от дуновения ветра уносится в небо. Отрываясь от своего ядра полностью обычной пушинкой. Карета остановилась около причала, на котором уже толпились сотни людей, в спешке прощаясь с родственниками или же друзьями, старались как можно быстрее войти в открытые двери этого ужасного парома. Будто сама бездна открывала перед ними свои двери, сладко улыбаясь, поглаживая по их макушке своей невидимой рукой, приглашая вовнутрь. Чтобы сожрать их полностью, чтобы умереть. Начался дождь. Сначала капли почти незаметно касались земли, практически сразу же разбиваясь о землю, но вскоре стучание капель о крыши домов в округе стало отчетливо слышно. Саске расплатился с кучером, который лишь поклонился ему, и очередной удар плетью по спинам крепких жеребцов унес его в рутину собственной жизни. Саске всегда хотелось узнать, как же сложится жизнь этого человека, который в сотый раз его подвозит к конечному пункту и скрывается в тени дневного света. Завязав бант свободной рукой потуже, он, наконец, проходит через мостик, ведущий к этой бесчувственной и бездушной машине. Люди толпятся, толкая его своими плечами — слишком много живых существ из плоти и крови на квадратный метр. Он, наконец, пробирается через толпу, заранее зная, что произойдет в следующий момент. Он уже почти у входа к лестнице на корабль, как вдруг. Он видит Итачи. Мужчина ровно как и в тот самый роковой день своей смерти стоит и смотрит прямо в его глаза сквозь толпу. Он смотрит на него своими тусклыми и пустыми глазами и улыбается? Он опять улыбается. Итачи улыбался все время. Этой странной-странной улыбкой. Саске опешил — он впервые видит его здесь, а, может, попросту не замечал его? Это ведь наигранный сценарий, декорации людей, которые умрут ровно через пять дней. Но Итачи медленно поднимает свой тонкий палец дрожащей руки и указывает ему в одну сторону. И все так же спокойно улыбается. Наклоняет голову немного в бок и моргает, медленно. Он никогда не отводил от Саске своего взгляда. Саске не понимает, он же точно знает каждую деталь, каждого человека и точно помнит, что не было этого момента ранее. И он медленно разворачивается в ту сторону, в которую указывает его покойный брат, и видит компанию людей, которых также не видел ранее. Светловолосый мужчина что-то яростно с долей смеха доказывает девушке напротив, которая стоит в красном пальто, скрестив свои руки на груди. Рядом с ними стоит еще одна сударыня с очень похожим на нее мужчиной, волосы обоих длинные до пояса и завязаны в косу. Посреди конфликтующих людей резко встает коротко остриженный парень со своей собакой на привязи и машет руками, стараясь унять конфликт.       — Да я говорю тебе, Сакура! Нам точно туда надо! — парень кричит еще что-то, но Саске уже их не слышит. Он разворачивается к своему покойному брату, силуэт которого уже растворился в толпе. Что это только что было. Это какой-то знак?       Он разворачивается и делает два шага от входа, хочет нагнать Итачи. Неужели все это время он был жив? Но тогда почему? Почему ты оставил меня?       — Ей, ей простите! — его окликают. — Подождите! — кричат ему вслед, Саске разворачивается и смотрит в эти глаза небесного цвета. Пару раз хлопает в удивлении, думая, что это не ему, но он ошибается. Разворачивается и делает свой следующий шаг. Если Итачи только что был тут — он не мог уйти далеко. Но Итачи исчез. Надо найти и.       — Господин с потертой сумкой, подождите, пожалуйста! — кричат ему вслед, и Саске, наконец, полностью останавливается и удивленно смотрит на юношу, который уже нагоняет его.       — Это Вы, — мужчина запинается. Такого не было раньше, не по сценарию. Он всегда, будто призрак, оставался никем незамеченным. И таким же одиноким. — Мне?       — Да! — мужчина подходит вплотную, и Саске делает рефлекторно шаг назад, от чего мужчина перед ним заметно хмурится. — Успокойтесь! Я не хочу Вам ничего продать, — он сдержанно улыбается и по привычке чешет макушку. — Мне нужна Ваша помощь. Вы ведь тоже купили билет на этот паром? — лазурные глаза смотрят на него внимательно.       — Д…да, — Саске не знает, как себя вести с этим человеком. События приняли совершенно другой оборот. С ним разговаривает человек. Надо успокоиться и ответить на его вопросы, он скоро отстанет от тебя, и ты займешься своим делом. Безнадежными попытками спасти и его. Он подходит ближе и показывает свой билет, проводя пальцем по номеру каюты. — Мы тут с Сакурой спорим, в какой вход нам лучше зайти. Вы не знаете? Вот моя каюта под номером 155, у них последовательные числа. Вы не знаете, какой это выход?       — Сакура? — только и мог выдавить из себя Учиха, когда неугомонный человек схватил его за руку, от чего пробежала дрожь по всему телу. Живой человек, настоящий, он чувствует его пульс и видит эту улыбку.       — Да! — он усмехается и поворачивается в сторону, показывая пальцем на девушку в красном. — Вот эта вот дама, хотя, — он поворачивается обратно, — скажу Вам по секрету, — он приближается ближе и прикрывает своей ладонью рот, будто стараясь быть тише, — та еще заноза в заднице. Так вы не знаете, куда нам лучше пойти? Мы даже поспорили.       На то, чтобы вернуть свое самообладание и пересилить дрожь по всему телу ушло ровно две минуты, пока человек перед ним смеялся и в шутку показывал девушке язык. Такие живые, настоящие прямо перед ним.       — Вам к этому выходу. Моя каюта 160, — он показывает пальцем туда, куда он шел сам. — Мне туда же.       — О! — мужчина хлопает в ладоши так звонко, что Учиха морщится. — Я был прав! — он кричит этой девушке, разворачиваясь. — Видишь, Сакура, теперь ты должна мне выпивку! — он глупо улыбается, когда девушка фыркает и отворачивается от них. Но на пару мгновений она задерживает свой оценивающий взгляд на Учихе, от которого становится не по себе. — Спасибо Вам большое! — он жмет руку быстро и уже отпускает ее, направляется в сторону друзей, оставляя Саске абсолютно одного. Ну вот и все. Все вернулось в свой сценарий и. Но мужчина, отойдя на пару шагов, медленно разворачивается в его сторону и смотрит в его глаза с особой внимательностью.       — Меня Наруто, кстати, зовут, Наруто Намикадзе, — он виновато улыбается. — Простите за мою некомпетентность. А вас? Саске опять застыл. Он молчит и после паузы отвечает:       — Саске, Учиха Саске. Что происходит?       — Приятно познакомиться, Саске, — его губы искажает улыбка. Он протягивает свою ладонь в его сторону в знак приглашения. — Не хотите пойти с нами? Я Вас познакомлю со своими друзьями. Они хорошие, не такие, конечно, как я, но, думаю, нам будет весело всем вместе. Вы один путешествуете? Саске смотрит на протянутую руку, и его бьет дрожь опять. Этого не было ранее, никогда не было. Он мог поклясться, что никогда в жизни не видел этих людей до этого момента. Сколько раз он входил на эту палубу, доходил до своей каюты со сжатыми костяшками и билетом в руках в полном одиночестве. А теперь на него смотрят 5 пар глаз с особой внимательностью, приглашая сгладить его одиночество хотя бы на эти конечные пять дней. И Саске протягивает, сам того не понимая, свою руку, говоря тихое: «Да, почему бы и нет».

***

Они шли по широкой, ажурной лестнице, полностью выполненной из дерева. Перила явно из дуба и имеют кружевные узоры, концы которых образуют какой-то странный круг, над которым вырезаны из светлого дерева, опыленные пылью из золота, покоятся будто в ободке лепестки. Доходя до первого этажа, на котором ты сразу же встречаешься взглядом с часами, не совсем большими, которые спокойно висят себе на стене. Саске оборачивается назад и видит приличных масштабов статую из меди — скульптура ангела. Ангел своими руками держит в руках лампу со свечей. На часах стрелка медленно скользит от минуты к минуте, отсчитывая жизненное время каждого человека, находящегося на этом громадном корабле. Весь корабль был выполнен внутри исключительно в песочно-красном цвете. Дойдя до своих кают, Наруто, наконец, кивнул молодому, ну, может, и не такому молодому Учихе, каким он кажется на первый взгляд, и обещал тому заглянуть, как только они разложат свои вещи, и можно будет пройтись, изучить это огромное судно. Саске отворяет ключом, на котором нет еще ни одной потертости, свою каюту и застывает. Не та, что прежде. Его комната вся выполнена из светлого дерева. Одноместная кровать стоит прямо около стены и соседней двери, за которой находится ванна на чугунных ножках. Даже кровать вся в светлых и бордовых тонах. Аккуратно лежит на перине покрывало из велюра. Красная. Красный — любимый цвет Саске. Он подходит медленно к своей кровати, проводя по шершавым, но мягким простыням рукой, и садится. Удобно и мягко. Что-то точно поменялось. Постановка мебели в каюте. Прямо около спинки кровати, которая также наполовину обтянута древесиной и красным велюром, стоит стол, рядом с которым два табурета и опять керосиновая лампа в одиночестве покоится на середине стола. Даже пол, выполненный из какого-то мягкого материала, приятен для босых ног. Саске, наконец, приземляется на спину с распростертыми руками и, прикрывая глаза, выдыхает. Он на месте. Сумка так и осталась у двери. Сейчас надо понять, что ему в очередной, в сотый раз сделать, чтобы предотвратить эту страшную катастрофу, которая, — Саске смотрит на свои наручные часы, — наступит… Ровно через пять дней. Его настолько клонит в сон. Сколько уже дней он не сомкнул своих век? Он не помнит, потерял счет времени, как бы смешно это ни звучало. Ведь Учиха Саске и сам своего рода стал этим самым временем. И только сейчас, оказавшись в месте, где, по идее, ему нельзя заснуть ни разу, он не может больше держать открытыми свои глаза и проваливается в дремоту. Ему снятся сны, точнее сон, каждый раз один и тот же. Он открывает свои глаза и оказывается в своем старом поместье, где когда-то жил он сам со своими родителями, любимым старшим братом и всей прислугой. В совокупности их было около тридцати человек, скот и все хозяйство. Его семья никогда не была бедной испокон веков. Взять хотя бы его знаменитого родственника Мадару Учиха, который ради своего брата развязал войну. Он был легендарным полководцем. Полководцем, которого сожрала пелена ненависти, напрочь перекрыв его здравый смысл. Родной брат лучшего друга убил самого близкого ему человека, тем самым порождая вечный цикл ненависти. Никто до сих пор не знает истинных причин такого гнусного поступка, ножа в спину от когда-то близкого ему человека, но то, что произошло вскоре, уничтожило практически всех, кто когда-либо был причастен к этим людям. Началась ужасная болезнь, которая накрыла волной города, государства, сжирая все на своем пути, заставляя всех кричать и мучаться от боли, как мучился Мадара, держа руку своего умирающего брата. И имя этой страшной болезни — чума. Она унесла и Мадару за собой, будто став с ним единым целым. Чума, как и Мадара, мстила за то, что было ему близко, любимо и дорого — она убивала беспощадно, без какого-либо предупреждения. До сих пор в летописях, которые чудом сохранились, говорится о том, что в каждый дом приходил черноволосый человек, с длинными волосами и черными глазами, одетый в черный балахон, и каждый из этих домов пал от страшной болезни. Чума напоминала людям самого Мадару. Был это семнадцатый век, 1654 год, именно в тот год и умер единственный брат Мадары Учихи. То, что осталось от рода Учих, а именно династия семьи Учиха Саске жила спокойно в 1720 году. Пока не развязалась война со стороны родственника Саске за власть. Молодой Кагами Учиха тогда правил их селением, родной дядя, далекий родственник Изуны Учихи, хоть и все полномочия принадлежали отцу братьев. Спустя столетия восстановления после страшной болезни, которая так же бесследно канула в бездну, ровным счетом как и началась, безумие и борьба за власть овладела людьми снова. Он помнит, как 12 июля 1720 года какие-то люди, поздно вечером ворвались в их дом, схватили прислугу, убивали их, порезали им глотки, мать отчаянно пыталась вынести его из большого дома. Людей насиловали изощренно. Женщин за волосы грубо, пока они брыкались и упирались в попытках ногтями ухватиться за что-либо, сдирая свои ногти до мяса об твердый пол. Он не видел Итачи, он искал его своими глазами, но старший брат будто канул в бездну времени, его не было. Отец забежал тогда в его комнату, схватил его своими крепкими руками, и они бежали в сторону пристани, чтобы посадить младшего сына на лодку, чтобы он успел спастись. Их дом уже горел, одни сплошные крики о помощи, мольбы и стоны. Он до сих пор помнит этот звук трескающихся костей всего селения, на которые наступали его родители, которые так безнадежно пытались спастись. Они добежали до причала, Фугаку передает сына в руки Микото, и перед ними оказывается человек в маске. Его глаза пылают красным, и Саске рефлекторно сжимается, он не может смотреть на это. Его мать, держа его на своих дрожащих руках, смотрит последний раз на него, и копье, летящее в нее, протыкает ей живот. Она падает на дрожащие колени и захлёбывается в собственной крови. Единственное, что маленький мальчик услышал в последние секунды жизни матери, так это — «давай». Ее руки слабеют, и она отпускает маленького ребенка из своих рук, и в следующий момент глаза мальчика расширяются, он видит своего старшего брата, по щекам которого текут слезы. Он грубо толкает ее, и ее мертвое тело падает в воду, оставляя там кровавый след за собой. Микото медленно погружается вниз. Саске плачет. Он не понимает, почему брат так сделал, и в следующий момент, когда Итачи без слов хватает мальчика и усаживает его в шлюпку, грубо закрывая ладонью его рот от криков, он видит самого Мадару, с которым отважно борется его отец. Он пытается защитить свою честь, свой дом, свою семью от самого дьявола, от дьявола, который продал свою душу взамен на то, чтобы стать Чумой. Он помнит только последние слова брата о том, чтобы тот был сильным, чтобы ненавидел его и, когда наберется своих сил, обязательно его убил. Ведь Итачи убийца, его обязательно надо наказать. Не правда ли, малыш? Саске упирается, и Мадара смотрит на него своими черными глазами без белка. Его отец лежит, проткнутый насквозь мечом в живот, его голова укатилась уже куда-то — Мадара срубил ее. И он медленно подходит к нему, пока Итачи пытается отвязать тугой узел на лодке, маленький ребенок, укутанный только в какой-то старый плед прислуги, застыл. Еще раз и угол наконец-то отвязывается, Итачи, сжимая свои зубы, моргая так, чтобы убрать пелену слез на своих глазах, толкает лодку яростно, и она отплывает. Мальчик все еще тянет маленькую руку навстречу своему старшему брату, но видит, как Мадара кладет руку на плечо и что-то шепчет ему.       — Ты все правильно сделал. Но не думаю, что малец выживет. Это достойный поступок. Убить всех, кто был тебе дорог, только для того, чтобы спасти самого любимого. Я не спас. У тебя — получилось. Молодец. Саске утыкается своим личиком в плед и видит, как на него с иронией смотрит олицетворение самого дьявола. И он читает по губам — Когда подрастешь, малец, приди и убей своего брата, убей меня. Я буду ждать тебя, ведь этот мир прогнил. В нем нет сострадания, нет прощения, нет ничего кроме бесконечной боли и смерти. Только возвращайся скорее, пока я не убил всех до последнего. Пока я сам не убил Итачи. Поторопись. Мадара встает наконец, и Итачи идет за ним, больше ни разу не оглядываясь. Он видит две удаляющиеся от него спины, спины, которые обрекли его на полнейшее одиночество. Тогда Саске и не знал, что сам когда-то… Эти кошмары ему снятся уже вечность, и лицо Мадары Учихи до сих пор преследует его в его сознании. Он так и не нашел ответа — зачем все это было, но, когда его брат умер, он узнал то, что даже тогда, единственное, что тот хотел — спасти своего младшего брата. Для себя. Для них обоих. Итачи настолько любил Саске, что и сам стал Чумой. Чума как паразит, как дух после смерти одного владельца переходит в другого носителя. Она как душа некогда канувшего в бездну человека. Человека, который заключил с ней контракт взамен на что-то, на человеческую жизнь. На жизнь человека, который был самым важным и любимым для тебя. Чума — это своего рода эгоизм. Как бы то ни было, на пару с Кагами эти люди были самыми безжалостными правителями за всю историю. Они убивали непокорных людей беспощадно. Казнили, пытали, насиловали. Армия его брата Итачи становилась все больше и владения все шире в то время. Саске, которого приютила падшая женщина в маленьком городке своего борделя, рос сам. Женщин было около пяти. И они стали его новой семьей. Человеку всегда нужен тот, кого бы он хотел защитить. Он прошел через все трудности взросления, начиная от уборки скота, человеческого дерьма, уличных драк за власть, после которого падшая женщина обрабатывала его раны, он много учился. Женщина бреет его налысо, состригая длинные черные пряди волос. Во время пьянок он разносит выпивку, от чего милому мальчику дают золотую копеечку. Местная детвора таскала его по грязи, по пыли, окунула мальчика с головой в ведро с грязной водой. Глядишь, и назойливый мальчишка наконец захлебнётся. Сын местной шлюхи, что он вообще из себя представляет?! Надо наказать выскочку! Но Саске, сжав челюсти, не сдается. Он знает ради чего живет, он помнит и уже осознает что случилось, он живет лишь одной мыслью — отомстить своего старшему брату. Убить его. Стать лучше его. Какой асбурд. Он пихает ногами мальчишку, второй бьет его в солнечное сплетение, и его голова опять стремительно летит под напором человеческих рук обратно в воду.       — СДОХНИ, УРОД! Саске смотрит на взрослых парней на улице, которых обучают дракам, издалека, тщательно наблюдая за каждым их движением. Он учится смотреть так же, как всегда смотрел на него его брат. С особой внимательностью. Он выходит вечером, когда уже пусто во дворе, и кричит, махая сжатыми кулаками, пытаясь набитую сеном грушу ударить еще сильнее, попасть. Ему одиннадцать. После того, как он посадил голосовые связки от очередного крика, возвращается в свой дом и видит, как очередной потный и жирный мужчина насилует одну из его матерей. Он бьет ее по лицу, грубо сжимая ее горло, и толкает на кровать. Она упирается, кричит, шлюхи не должны кричать, они должны слушаться. Саске смотрит на это все и получает очередную пощечину, потной ладонью по своему лицу. — ЭТОТ ВЫРОДОК НЕ ДОЛЖЕН СМОТРЕТЬ, МЭГГИ! Саске сдерживает слезы и обещает себе, смотря в глаза его матери, она смотрит на него с мольбой, мольбой, чтобы он ушел и его не избили. Он обещает себе, что когда станет старше, он вспорет этому жирному уроду брюхо и скормит свиньям на ужин. И губы немного дрогнули, немного, совсем чуть-чуть в легкой улыбке. Как когда-то у брата.       Он. Кричит. Он отжимается по ночам, пот стекает по его лбу, зубы сжаты так, что челюсти ноют, но он в одних лишь брюках, которые состряпала ему мать, отжимается. Он думает о том, как стать сильнее. Этого недостаточно. Он уже начинает помогать главному учителю по единоборствам, поднося ему то тряпки, то палки, за что получает очередную копеечку. Итачи, или же Мадара, смотрит, как горит очередной город, и запах человеческого мяса разносится вонючей гнилью по воздуху. Кагами лишь фыркает, он поскорее хочет вернуться в их замок и плотно поужинать. Кагами, или же Изуна, смотрит на своего брата Мадару и усмехается. Молодец. Солдаты шагают по их городку, наводя мнимый порядок, и толкают выбежавшего на дорогу мальчишку. Вот-вот и затопчут своими сильными ногами. Саске тринадцать, и он дерется с местной детворой на улице. Блок, удар, блок. Удар прямо в челюсть. До хруста и боли, так тебе и надо, подонок.       — Ну, давай! — он отходит и усмехается, широко разводя руками, пока огромный ублюдок по имени Джуго сплевывает кровь на землю. Он запомнил его, он помнит, как он и хиленький паренек по имени Суйгецу пытались утопить его в воде с коровьим дерьмом. В воде на удобрение. Джуго встает и стремительно бежит на него, размахивая своими кулаками и крича что-то абсолютно невнятное. И Саске поворачивается назад, выхватывает какую-то попавшуюся под руку палку, и конец летит прямо огромному парню в живот. Удар, мальчишка сгибается пополам, переплетение пальцев, жест рукой, и палкой бьет со всей силы по ногам, от чего он летит лицом вниз. Разбил себе нос. Толпа зевак, собравшихся вокруг, присвистывает — сын местной шлюхи побил самого большого мальчика из детворы. Девочка Карин хмурится и отворачивается, вот выскочка. Саске, упиваясь своей победой, подходит к Джуго и грубо берет его за жиденькие волосы, поднимает его рожу в крови и тихо говорит: «Здесь я главный, сын местной шлюхи, усек, приятель?» Учитель по единоборствам манит его рукой и обещает научить его драться как положено. У Саске начинается новый период в жизни. На голову Итачи надевают корону, и на церемонии посвящения все хлопают. От чумы вот уже не умирал никто два года. Мадара встает и усмехается.       — Видишь, Хаширама, я добился своего. Будь сейчас твой дохлых братец, этот убийца, здесь и ты впридачу, я посадил бы вас на кол. Лишь бы, — Итачи поворачивает голову в сторону Кагами, который опустился на одно колено, чтобы выразить дань уважения своему брату, или новому правителю Итачи Учиха. — с младшим братом было все в порядке. Саске пятнадцать. Солдаты опять задевают его своими копьями чисто из-за веселья, резко ударяя его в живот. Утро началось с очередных кошмаров. После четырех часов изучения свитков о болезни он стучится в дверь в комнату Мэгги и опять видит этого заносчивого ублюдка. Мужчина замахивается в его сторону своей рукой, и кулак прилетает прямо в ладонь Саске. Захват, сжать пальцы и вывернуть руку наизнанку до хруста, не отрывая своего взгляда от кривляющегося и орущего от боли мужчины. Второй рукой нож уже представлен к горлу и: «Тебе перерезать горло или ты сам отсюда по-хорошему свалишь, и мы тебя здесь больше никогда не увидим?» Мужчина скулит и кивает. Бровь юноши изгибается:       — Так первое или второе? Мужчина мычит что-то невнятное, и Саске выворачивает руку сильнее. Он ловит взгляд Мэгги, которая умоляет этого не делать, прикрыв стыдливо свои голые груди покрывалом. И назойливый мужчина вылетает пинком под зад с крыльца их дома. Саске смеётся вслед убегающему, поправляющему на ходу одной рукой штаны, которые свисают с его оголенного зада.       — Я доберусь до тебя, щенок! — орет мужчина, и в его затылок прилетает деревяшка, которую только что вслед бросил ему парень.       — Буду ждать, урод! — он захлопывает двери своего дома, держа в крепко сжатых пальцах мешочек с золотыми монетами, которые успел высунуть, пока выворачивал его руку. Опять ночь, опять крик, орудие в руках, и он наносит новый удар по мишени прямо перед носом. Устает, выматывается и падает на землю, засыпает, и его опять заглатывают кошмары, от которых он просыпается в холодном поту с первым криком петуха. Открыть глаза, встать, не ныть, как ломит шею, и идти к своему учителю. Грязным, измазанным в пыли. Но идти. Саске шестнадцать. Драки, вечное соперничество у детворы привели к устоявшемуся коллективу людей, которые даже стали его друзьями. Тот самый Джуго стал ему близким другом, как Суйгетцу и Карин. Иногда людям надо дать понять, что главный здесь ты, иначе будешь пить воду с коровьим дерьмом из очередного ведра. Все в этой жизни просто — или ты хищник, который сжирает свою добычу живьем, или сжирают тебя. Они создали целую систему: детвора грабит и приносит свою собственную монетку для начального капитала. Спустя года они уже участвуют в местной торговле по судоходству, помогая купцам передать запрещенный товар в нужное место назначения. У него уже целый сундук с золотыми монетами, которые он за года скопил в своем укромном местечке. Копил на будущее. В их город приходит старец, и Саске знает, он научит его. Он подходит к нему и говорит: — Научи меня. Старец усмехается и кивает ему. И начинается новое приключение. Вот так вот просто. Ахринеть, да? Саске изучил множество свитков, когда его брат полностью занял трон, когда безжалостно правил. Хотя он так и не узнал, был ли это Итачи на самом деле, или же Мадара в теле Итачи. Признаться честно, он уже не помнил ни брата, ни то, что случилось, лишь каждый день просыпался после очередного кошмара. И вспоминал снова. Сжимал подушку уже пожелтевшими зубами и обещал отомстить во что бы то ни стало. После двух лет изучения свитков он, наконец, нашел. Он даже уже и не помнил, почему его так стала интересовать Чума, забыл мотивацию, но нашел. Изначально, в далеком четырнадцатом веке констатировался первый случай проявления данной болезни. В 1348 году, как говорится в свитках, от данной болезни умерло 15 миллионов человек. Эпидемия, которой присвоили громкое название «Черная смерть». В то время Чуму описывали как человека с длинными черными волосами и ярко-желтыми змеиными глазами, который заходил в дом людей, которые в порыве страха и отчаяния успели сделать хоть какие-то пометки, которые и принес этот Старец в его руки. Но что более интересное, за пару лет до этого один из правителей того времени лишился любимой жены, светловолосой женщины, которая скончалась по странным обстоятельствам. И что Вы думаете? Именно император Флоренции Орочимару имел желтоватый цвет глаз, со змеиным зрачком, который так пугал при жизни его подданных. Его называли ведьмаком, сатаной, магом, но один факт оставался неизменным. И первую глобальную Чуму и его описывали до боли схоже. А во вторую Чумой стали описывать его брата. И Саске просыпается в холодном поту. Он просыпается от стука в дверь. Такого нараставшего, настойчивого, будто кто-то пытается выбить его дверь кулаком. Мужчина морщится, проводит взглядом по своей взмокшей от болезненных воспоминаний рубашке и после осматривает каюту. Из грязи в князи — не иначе. Стук усиливается, и мужчина встает, на ходу стягивает с себя промокшую рубашку и, наконец, открывает дверь, оказавшись наполовину обнаженным перед удивленными, лазурного цвета глазами. Наруто немного сконфузил такой вид нового друга, и он отводит свой взгляд. Ну да, в высшем обществе же не принято представать перед другими в таком виде.       — Вы бы накинули на себя что-нибудь, — он смотрит в сторону, не решаясь поднять свои глаза на Саске. — Я могу зайти чуть позже. Вы, видимо, спали, мы уже начали волноваться, не случилось ли что с Вами. Всякое бывает, знаете ли. Саске усмехается такой реакции и пропускает собеседника в свою каюту.       — Проходите. Я сейчас оденусь, и мы можем спуститься к ужину, — он сразу разворачивается и, перехватывая пальцами ручку сумки, несет ее в сторону кровати. После чего непрезентабельно выворачивает ее наизнанку, пытаясь там найти сухую одежду. На Наруто он даже не смотрит.       — Красиво у Вас тут, — Наруто проводит взглядом по каюте нового друга и присвистывает. — У меня попроще каюта будет. Хотя моя вся в зеленом цвете выполнена. Хотите посмотреть? — после запинается, когда Саске разворачивается к нему и смотрит молча. — Нет, господи, что я несу! — он бьет себя по лбу ладонью. — Вы не подумайте, я не имел в виду ничего такого, я просто.       — Хорошо, — Саске, наконец, одевается и старается улыбнуться собеседнику. — Я с удовольствием зайду к Вам после ужина, — он говорит спокойно, такое смущение ему чуждо. Только прагматизм, так даже проще. Ему надо изучить местность. Раз выпал такой шанс — грех не воспользоваться им. На губах Намикадзе появляется легкая улыбка, и взгляд становится таким… Лукавым что ли? Он буквально пару мгновений всматривается в лицо собеседника, будто старается найти в нем что-то понятное исключительно только для него самого. Что-то важное, за что можно будет уцепиться, что-то, что видят люди в глазах друг друга, то самое, что служит причиной появления крепкой связи между людьми. И он моргает пару раз, будто от какого-то озарения, или дискомфорта от того, что в глаз попала едва заметная пылинка, и улыбается? Он немного опускает голову вниз, почти незаметно, не отрывая взгляда, после вверх и поворачивается в сторону двери.       — Тогда пойдемте, господин Учиха. Я познакомлю Вас со своими друзьями. Думаю, они уже заждались нас к ужину, — Саске молча следует за ним, прикрывая за собой дверь. И Наруто не оборачивается, идет в сторону лестницы, будто заранее зная, что Саске последует за ним. И Намикадзе был прав — его друзья, как и многие другие члены экипажа, спустились к ужину. К их первому ужину. Именно в честь начала этого долгожданного круиза только сегодня званый ужин проходил прямо в первом парадном зале огромных масштабов. На сцене играла живая музыка каких-то приглашенных музыкантов. Виолончель звучала по-особенному хорошо. Накрытые самыми различными яствами столы стояли вдоль стен, обеденные же столики на шесть, а то и на восемь персон стояли посреди зала. Из-за большого количества людей воздуха становилось все меньше и меньше, поэтому первым делом Учиха, оставив Наруто на пару мгновений одного, пока тот искал взглядом своих друзей, направился открыть хоть какое-то окно. Пробираясь сквозь толпу, эту массу людей, которых на квадратный метр было слишком много, он внезапно охает. Мимо него проходит мужчина с подносом и, по своей неосторожности, задевает его своим плечом, от чего поднос в его руке, уставленный хрустальными бокалами, резко качнулся и чуть не упал вниз.       — Прошу прощения, — он извиняется, не поднимая свои глаза, смотрит в пол. — Вы не ушиблись? Саске морщится от странной боли в плече и, наконец, поднимает свой взгляд прямо на того, с кем столкнулся. Ничего необычного, но раньше этого фрагмента в цикличности событий он не помнил тоже.       — Ничего, все в порядке, — плечо слишком ноет, но Учиха сжимает его крепче, чтобы унять странную, резкую боль. — Это я был невнимателен, не заметил Вас, будто появились из ниоткуда.       — Все в порядке, — мужчина, наконец, поднимает на него свой взгляд и сдержанно улыбается. — Вы что-то искали?       — Да, — Саске отвечает сразу, не подумав. — Вы не знаете, где здесь окно поблизости, которое можно было бы открыть? Тут слишком душно. Мужчина на секунду замолкает, будто думает, его грудь плавно поднимается под выглаженной рубашкой, и кадык подрагивает, вместе с ним и бабочка, которая туго стягивает его бледную шею.       — Передавали, что шторм скоро будет, я думаю, открыть окно будет не совсем хорошей идеей, — он вежливо улыбается и на секунду прикрывает свои глаза. После чего резко распахивает и смотрит на Саске с каким-то особым энтузиазмом и даже весельем. — Но если Вы никому не скажете о нашем с Вами секрете, то я думаю, вон то окно, — он показывает в сторону выхода из зала, — вы спокойно можете открыть на пару минут, — он опять улыбается и… — Не хотите, кстати, выпить, прошу прощения за мои манеры, — поднос уже протянут в сторону лица Учихи.       — Спасибо, я не откажусь, — Саске сдержанно улыбается и перехватывает бокал с шампанским тонкими пальцами. — Окно открою тоже, но это только, если между нами. Спасибо за помощь! Хорошего Вам вечера! — он кивает и, наконец, разворачивается в сторону окна.       — И вам того же. Окно получилось открыть не сразу, но хотя бы, обвязав ручку двери занавеской, он обеспечил хоть немного свежего воздуха в этом помещении. Глубокий вдох, выдох, приятный бриз немного щекочет ноздри и обжигает от непривычки легкие. Наконец он разворачивается и идет в сторону столика, за которым видит знакомую макушку светлых волос. Рядом с ним сидит эта девушка в красном и аккуратно откусывает кусочек какой-то закуски, двое похожих друг на друга друзей Наруто, видимо, брат и сестра, о чем-то разговаривают между собой. Этот громкий паренек с собакой внимательно слушает их и параллельно смотрит куда-то в сторону входной двери. Саске подходит к ним и Наруто, будто ожидая этого самого момента в заученном сценарии наперед, будто зная заранее каждое свое действие, как актер на сцене, поворачивается к нему и улыбается. Широко улыбается и его губы раскрываются:       — Наконец-то Вы присоединились к нам, присаживайтесь, я как раз занял Вам место рядом со мной, — он наклоняет свою голову немного в сторону и подпирает ладонью свою щеку, его глаза светятся таким весельем. Морщинки около глаз сменяются одна за другой, и ресницы немного подрагивают. Он широко открывает рот, оголяя свои ровные и белые зубы, прикрывает глаза и легко улыбается ему. Такой живой, от чего по спине Саске пробегают мурашки. Слишком живые эмоции, слишком реалистично и так странно. Он забыл уже, когда последний раз такое видел. Девушка рядом с Наруто смотрит тоже на него и поправляет прядь волос, которые выпали из аккуратного каре, она смотрит пристально и не отводит своего взгляда, будто по прежнему изучает его. Киба, наконец, поворачивает голову и дружелюбно ухмыляется новому другу, после чего перенимает пальцами бокал и отпивает глоток, причмокивая своими губами. Брат и сестра тоже изучающе смотрят на Учиху, девушка смущенно притупляет свой взгляд, а парень, наоборот, смотрит вызывающе, аккуратно накрывая своей рукой ее.       — Прошу прощения, — Саске запинается от такого внимания к своей персоне сразу от такого количества людей и продолжает, — здесь очень душно, мне хотелось открыть окно, — после чего переводит взгляд на улыбающегося Наруто и медленно присаживается рядом. — Мое имя Саске Учиха, и я рад познакомиться с Вами, господа. Наруто, кажется, волнуется больше, чем он сам, и, не сдерживая своего волнения и этикета между малознакомыми людьми, резко обхватывает его своей рукой и прижимает к себе.       — РЕБЯТ, ЗНАКОМЬТЕСЬ, ЭТО САСКЕ. Саске — наш новый друг, и он будет с нами все эти две недели, хорош делать такие лица и хватит пугать молодого человека, а то от ваших взглядов мне самому дурно стало. Будто призрака увидели ей Богу. Ха-ха, — его пальцы сжимают рубашку Саске крепче в районе локтя, и Учиха от слишком тесного соприкосновения с ним почти падает со стула на колени Наруто. Он слишком резкий и громкий. — Ой, извини. Я могу на ты? Мы просто не особо соблюдаем формальности в своем кругу, ты не будешь против, если мы не будем прикидываться засранцами из высшего общества, Выкая и извиняясь в сотый раз, как требует этикет после каждого слова, и просто сразу перейдем к, так сказать, адекватному общению между собой? Не против, Саске Учиха? — он отодвигается от него и смотрит прямо в его темные глаза своими яркими. Свет керосиновых ламп в округе отображается в его зрачках. Красиво. Но Саске замолкает и не может ответить даже на это, не потому, что его обидели эти слова или как-то насторожили, ему кажется диким все, что здесь происходит. Диким, потому что даже друзья этого юноши, которые все еще кажутся ему обычными декорациями с какими-то признаками души, испытывают эмоции, которые можно читать с их лиц. Но этот человек, он приводит в такой ужас от того, что живой. От того, что заметил его и по какому-то странному стечению обстоятельств обратил на него свое внимание. Он настолько живой, странный и настоящий, что тебе становится неловко от того, что ты вообще сидишь рядом. Он настолько открытый к тебе, будто вы знакомы уже с детства, и ваша встреча сейчас — всего лишь инцидент после разлуки — не более, не менее. Будто вы знаете друг друга всю жизнь и просто не общались пару дней, и сейчас, наконец, вы нашли для этого свободное время, чтобы обсудить все то, что случилось между вами за эти часы разлуки. Будто ты знаешь его настолько долго, и он тебя, что вы не удивляетесь странностям друг друга, принимаете это как должное, и от этого становится так противно. Тяжело. Неимоверный груз внутри начинает тебя тянуть назад в глубину океана. И ты ощущаешь, как падаешь вниз. Твои легкие заполняются водой. Их разрывает от этого странного чувства. Чувства боли, потому что ты, смотря на этого человека, которого встретил буквально случайно, понимаешь, что у вас есть каких-то чертовых пять дней, и ты увидишь, как он умрет. Ты ничего не сможешь сделать. Опять. Это странное чувство, будто ты нашел что-то родное и знакомое в ком-то, то самое, чего тебе так не хватало после того, как ты потерял всех, кого любил и не смог спасти — и теперь, держа его за руку, ты понимаешь, что ты не можешь отпустить его. Ты не хочешь. Просто вот не хочешь и все. Ты впервые нашел человека в этой огромной паутине времени, от которого чувствуешь что-то живое, что-то родное, но… Но надо. И почему-то именно в этот момент ты решаешь для себя, что…       — Прошу извинить моего брата Наруто, он иногда ведет себя очень бестактно, — девушка с укором смотрит в лазурные глаза Намикадзе и пихает того локтем в бок, от чего юноша шипит, и его рука отпускает Саске. Девушка моргает и протягивает свою руку в сторону Учихи. — Меня зовут Сакура, приятно познакомиться. А это Киба, Хината и Неджи, — она медленно указывает длинным пальцем на каждого, плавно передвигая его на застывшие лица, и улыбается сдержанно, пока Наруто потирает ушибленный бок и виновато смотрит в пол. Что ты его до последнего будешь держать за руку, и даже когда ты ее, наконец, отпустишь, этот человек будет жить. Чего бы тебе это ни стоило. Саске дружелюбно улыбается, наклоняясь, обхватывает руку девушки своей и прикасается к коже своими губами, от чего вызывает опять наплыв смущения на лице девушки по имени Хината.       — Приятно познакомиться, миледи, — он, наконец, отпускает руку девушки и выдерживает ее зрительный, долгий контакт. Она интересная, не смущается, не отводит взгляда, хоть и периодически старается принизить светлого юношу, видно, что в первую очередь защищать будет именно его. Интересная модель отношений. Старшая сестра? Знакомо. Где-то, совсем далеко-далеко в глубине-глубине неприятно заныло в груди, от чего на неосознанном уровне его пальцы сразу же оказались на том самом месте, стягивая рубашку, будто это как-то поможет унять фантомную боль. Итачи. Саске резко тряхнул головой — сейчас было не самое подходящее время, чтобы с головой падать в омут самобичевания, воспоминаний и круговорота различных эмоций негативного спектра, от одного лишь сравнения этой девушки с его старшим братом. Они совершенно не похожи, это очевидно, но… Не болеть не может, когда ты своими собственными глазами видишь, как она смотрит на своего брата, и непроизвольно вспоминаешь, как так же смотрели на тебя и… Ты ставишь для себя еще одну цель, ты должен спасти и ее, чтобы сохранить эти отношения между братьями и сестрами хотя бы у кого-то. Да, хотя бы у этих двоих. Ведь свои сохранить ты так и не смог.       — Саске? Ты в порядке? — Наруто смотрит на него немного обеспокоенно, отпивая немного вина из позолоченного бокала. Саске хлопает своими пышными ресницами и виновато улыбается.       — Простите, я спал плохо сегодня, поэтому…       — Ничего, все в порядке, — Наруто отмахивается и одобрительно хлопает его по плечу, после чего наклоняется к нему опять вплотную и шепчет ему на ухо: — Просто Хьюги уже минут десять ждут, пока ты им ответишь на их вопрос, а ты немного завис. Саске не то, чтобы завис, он даже не помнит, как он познакомился с остальными, как зашла тема разговора насчет жизни, как он уже пьет третий бокал, и они уже поужинали. С Итачи всегда так — стоит блеклой его тени проскользнуть где-то в его сознании, Саске уносит в такие дебри памяти, из которых выбраться не так уж и просто. Во-первых, не особо хочется, во-вторых, тяжело.       — Вы чем занимаетесь? — юноша по имени Неджи аккуратно придерживает бокал своими пальцами и кладет в широко открытый рот очередную закусочку из большого сервиза, который стоит на их столе. Его кузина Хината о чем-то шепчется с Сакурой, пока та хмурится и сжимает свою красную перчатку тонкими пальцами, Киба же беседует с Наруто о предстоящем покере.       — Я писатель, — на лице Саске не дрогнул ни один мускул, и его щеки немного розовеют от вина.       — И что же Вы пишите? — Хьюга аккуратно обтирает салфеткой свои губы, дотрагиваясь до них осторожно, и изучающе смотрит на собеседника. У Саске губы немного дрогнули в этот момент в подобии странной улыбки, и он скрещивает пальцы, ставя локти на стол, хмурится и утыкается лбом в них, прикрывая свои глаза, будто пытаясь вспомнить, или же, наоборот, забыть, но вскоре широко распахивает свои глаза, и его взгляд меняется.       — Я пишу о жизни.       — О жизни? Своей или.? — в серых, будто тучи в непогоду, глазах появляется заметный интерес. Сакура громко смеется от чего-то на пару с Наруто, Хината стыдливо прикрывает рот и смеется сама, пока Киба приобнимает ее за плечи.       — О людской, — он кривится от такого резкого шума за их же столом и будто хочет уйти от этого шума, отмахиваясь от него рукой, но резко застывает. Он встречается взглядом с этим странным официантом, который пристально смотрит на них и растворяется в толпе. Показалось? Саске переводит взгляд в сторону окна, которое он открыл до этого, уже совершенно не слушая, что именно говорит ему Неджи, и прикусывает свою нижнюю губу. Окно закрыто. Странно.       — Ты согласен? — голос опять звучит прямо перед его ухом, пробираясь сквозь толпу своими частицами колебания и доходя до нужного адресата. Саске опять хлопает своими глазами, и во взгляде опять вина, ведь он опять пропустил все мимо ушей.       — Прости? Наруто закатывает свои глаза и выдыхает так громко и со стоном, будто сейчас пережил самое весомое разочарование всей его жизни. Девушки уже успели куда-то удалиться, видимо, в уборную, и четверо мужчин остались одни. Неджи с Кибой отошли к другим гостям и курили папиросу, тем самым оставляя их двоих наедине.       — Ты пойдешь играть с нами в покер? Ты вообще слышал, о чем мы говорили? Саске пару секунд молчит, смотрит на часы, стрелка которых показывает уже далеко за двенадцать, вино хорошо дало в голову, и он чувствует сильную усталость. Голоса людей вокруг образуют одну сплошную мелодию, настолько неприятную и давящую, от которой хочется закрыть уши и сбежать.       — Нет, — он поднимается из-за стола и его немного ведет в сторону, — я, пожалуй, удалюсь в свои покои, составлю компанию вам завтра.       — Тогда я тоже пойду, — Наруто резко встает и смотрит уверенно вдаль, пока все остальные возвращаются к столу. — Сакура, милая, сегодня я составлю компанию на вечер нашему новому другу, если Вы не против, завтра мы оба присоединимся к вам за вечерней игрой. Да, про концерт после обеда я также помню, мы обязательно будем. Время уже позднее, я обещал Саске показать нашу каюту, — он перенимает пальцами ладонь сестры и целует. — Постарайся не будить меня как вернешься, — после чего поворачивается к Хинате, целует ее руку, от чего девушка вздрагивает и кивает ему, после кивает и друзьям. — Киба, присмотри за моей сестрой пока меня не будет, а то она у меня буйная, ты знаешь, — он подмигивает ухмыляющемуся другу, который кивает ему без слов, и, наконец, поворачивается обратно к Саске. — Пошли. До каюты они дошли не сразу. Проходя мимо открытой двери, которая вела на ночную палубу, с которой гостям данного корабля предоставлялась возможность ознакомиться с ночным океаном собственными глазами, — Наруто сразу же туда свернул и, ухватив Саске за рукав двумя пальцами, потащил за собой. На улице было прохладно, из-за довольно-таки приличной скорости движения корабля потоки ветра сразу были ощутимы на лице и в волосах. Будто ветер не хотел, чтобы полуночники нарушали его времяпровождения наедине с океаном. Наруто лишь выдохнул с неким восторгом и подошел ближе к бортикам, после чего повернул голову вверх и восхищенно вскрикнул. И в воде, и в его глазах отражался свет из множества окон, создавая иллюзию зажжённых китайских фонариков, которые парят в ночи. Саске повернул голову в сторону воды, немного наклоняясь вперед, опираясь на металлические прутья своими руками, от чего его волосы упали на лицо. Он держал равновесие изучая воду, которую сильным потоком разрезал идущий стремительно вперед корабль. Сверху океан казался совершенно черным, будто мазут, и тягучим, будто в нем нет никакого дна. Лишь яркие огненные квадратики окон будто протыкали его структуру собой, отображая внутри себя хоть какое-то расстояние от воды. Наруто встал рядом через пару минут, и так они стояли и молча смотрели на воду. Вокруг ходило множество господ с их спутницами, которые укрывались от сильного ветра аккуратными шляпками, которые так и норовили сорваться с макушки головы и улететь. Время было около двух ночи.       — Красиво, не правда ли? — Намикадзе задал этот вопрос, не отрывая своего взгляда от воды, спокойно смотря на перекатывающиеся темные волны. Он почти не моргал, лишь изредка облизывал пересохшие от ветра губы, которые уже начали немного трескаться от соленого ветра.       — Да. На воду можно смотреть бесконечно, — Учиха разжимает свои пальцы на перилах и понимает, что они почти уже занемели. Странно, он даже не почувствовал.       — И на огонь.       — И на людей, — Саске вздрагивает и поворачивается к Наруто от услышанных слов, и тот продолжает тихо. — А еще — на время, — и он резко замолкает, пока глаза Учихи расширяются, и он не может ответить на слова. Как он? Он понял? Нет. Такого не бывает.       — Знаешь, — Наруто продолжает. — Я в детстве часто убегал к воде и мог часами смотреть на нее, смотря на свое отражение, будто надеясь, что увижу кого-то другого там, хах, — он глупо улыбается, и рука перемещается на затылок, он судорожно и немного нервно треплет свои волосы рукой. — Но, — рука останавливается, улыбка медленно начинает спадать с его губ, — я так никого и не нашел. Я так ждал, что в один из разов я открою свои глаза, сидя на том чертовом берегу реки, в воде которой отображался небольшой склон, что давало мне возможность увидеть проходящих мимо людей, а, точнее, их отражения, — он замолкает и опять переводит взгляд на воду, и его лицо становится спокойным. Знакомая эмоция. Похожая на… — Но я так и не дождался, чтобы кто-то ко мне подошел. Хотя, знаешь, я почему-то был уверен, что обязательно должен кто-то прийти. Обязательно, — он запнулся, наблюдая боковым зрением за Саске, чтобы убедиться, что его слушают. И Саске действительно слушал. Он смотрел на его профиль с непроницаемым выражением лица.       — Я ждал, пока он молча сядет рядом со мной, и мы будем сидеть так вместе, мы могли бы и не разговаривать, просто молчать, но мы бы понимали друг друга. Мы бы выросли вместе и прошли бы трудности и моменты радости вместе, — Наруто усмехается. — Знаешь, это может звучать глупо, но я видел во снах этого своего друга, я видел, как он приходил ко мне, и мы становимся с ним близкими друзьями. Нет, не сразу, со временем, — опять молчание и вздох. Голос становится совсем тихим. — Я видел во снах мальчика, который очень похож на тебя. Это звучит странно, да, но я правда тебя видел. И сейчас, спустя столько лет, когда я давно потерял эту надежду, я встречаю тебя, и, ты знаешь, это действительно странное чувство… Такое, ну. Хах. Я прожил в полном одиночестве, ожидая того самого человека из снов, который почему-то не пришел, но который снился мне так часто, что создавалось впечатление, будто мы с тобой проживаем другую жизнь в моих снах, которая почему-то не случилась, и тут я встречаю тебя. Случайно и не знаю даже, что мне делать ха-ха. Я даже сразу и не понял, что это ты, не понял, как себя вести, растерялся и даже, помнишь, сначала отошел от тебя. Потому что я будто выпал из этого пространства и времени напрочь, — он замолкает. Хмурится и даже не смотрит на Саске.       — Но у тебя же есть сестра, — Саске лишь тихо отвечает, пытаясь понять, была ли вероятность их встречи ранее с другим исходом событий до этого.       — Меня усыновили, — он отвечает спокойно. — Когда мне было 13 лет. Мои родители умерли, когда мне было 4, я не помню их, — он, наконец, переводит взгляд на Саске, и тот видит эту улыбку, он знает эту улыбку. Натянутую от горечи. — Я был сиротой и, наверное, очень сильно хотел брата или друга, который стал бы мне братом. Но, как видишь, ни того ни другого не случилось. Такова жизнь, — и опять молчание. — А у тебя есть брат, Саске? Саске отвечает не сразу, разглядывая огоньки в воде, и ловит себя на мысли, что они очень похожи на желтые одуванчики, которые цвели когда-то в поле около их дома. Итачи часто поутру собирал их в плетеную корзину и приносил домой, ставя их в вазочку прямо около кровати, потому что это были любимые цветы Саске. Следовательно — это были любимые цветы и Итачи. Любимые, наверное, потому, что лицо мальчика расплывалось с такой детской улыбкой, глаза светились, и он набрасывался на старшего брата и крепко обнимал его, чувствовал, как руки старшего брата накрывали его спину и притягивали к себе ближе утром после сна. После чего он своими пальчиками брал аккуратно один цветок из вазы, пачкая водой, стекающей со стебля, покрывало, и всаживал стебель в длинные черные волосы брата, заправляя его за ухо. Саске выдыхает слишком громко и отвечает слишком тихо:       — Был, — он не добавляет больше ничего, лишь в пару раз моргая, чтобы назойливая картина из прошлого растворилась перед его взором. Наруто, наконец, отпускает перила и идет к выходу. Поворачивает голову в сторону застывшего в своих мыслях Учихи:        — Ты идешь? Мы замерзнем тут, — и Саске молча следует за ним. Каюта Наруто действительно просторная и отличается от каюты Саске. В ней присутствуют насыщенно-зеленый цвет, который гармонирует с цветом слоновой кости. Каюты находятся друг напротив друга, но настолько разные, так странно. Они входят во внутрь, Наруто что-то рассказывает ему в привычной, веселой манере, Саске его слушает вполуха, стараясь уловить взглядом каждую деталь. После чего с разрешения Намикадзе отворяет дверь в соседнюю комнату, которая принадлежит Сакуре, и осматривает и ее. Нужно найти любые входы и выходы, убрать все опасные предметы подальше, и желательно быть рядом как можно дольше, чтобы в случае чего спасти этих людей. Хотя бы их. Когда осмотр уже окончен и Наруто уже предлагает ему план на завтрашний день, Саске резко его перебивает, будто вернувшись в свое тело целиком, начиная оживать после мыслительного процесса.       — Ты можешь спать в моей каюте, если хочешь. Наруто резко запинается и хлопает ресницами. Он поджимает губы, и Саске видит, как его брови сдвигаются ближе к переносице. Он растерялся.       — Я не…       — Если ты хочешь, — слова произносятся вроде легко, так непринужденно, но с ощутимым нажимом на слове «хочешь». И все. Просто все. Дверь отворяется, и в каюту заходит Сакура, за ней Хината, которая от приступа жара немного расстегнула верхние пуговицы своего платья и машет веером, в надежде хоть немного охладить свой пыл. Саске стоит и смотрит на Наруто, не отрывая своего взгляда, будто ждет, что же ему тот ответит. Неджи входит на пару с Кибой вслед за ними и наливает себе воды, чтобы выпить. Время уже позднее и пора укладываться спать. Сейчас все разойдутся по своим каютам, точнее Хьюги удаляться в свою, Киба в свою, и Сакура что-то говорит на фоне Наруто, но тот резко:       — Я хочу, — он делает шаг навстречу и почему-то так резко хватает Саске за руку, будто если не успеет, то эта рука навсегда исчезнет из его поля зрения. И не важно, как это выглядит сейчас, не важно, что вы едва знакомы, ты просто почему-то хочешь уснуть с этим человеком в одной комнате и не можешь дать никакого логичного объяснения почему.       — Милая моя, — он поворачивается к своей сестре и улыбается ей. — Я оставлю тебя на эту ночь одну, нам с Саске хочется поговорить наедине. Ты не будешь против? — он смущенно улыбается, в то время как взгляд остается таким же сосредоточенным и решительным.       — Бросаешь меня Наруто? Ах ты изменник! — девушка театрально закатывает глаза и делает вид, будто сердится, но ее взгляд говорит другое. Она кивает, после чего поворачивается к Саске, и тот видит одну знакомую эмоцию во взгляде — просьбу, просьбу не причинить вреда, и от этого так тепло на сердце, от того, что, несмотря на не родственные узы между этими двумя, эти узы у них все равно есть, и забота друг о друге тоже. И он обещает ей, что не навредит. Они удаляются в его палату, оставив всех за закрытой дверью, открывая другую. На часах уже 3:05, и они точно проснутся к обеду. Наруто стоит и чувствует себя немного неловко, но Саске лишь усмехается и кидает ему подушку, чтобы подержал, пока он расправляет для них кровать. За окном чернота, и почему-то все огни корабля или потухли, или перестали отображаться в воде, тьма поглотила их. Огонь керосиновой лампы подрагивает, будто невидимая рука проводит по огню своей ладонью, и потухает. И Наруто, аккуратно раздевшись, забирается под одеяло. Саске лежит, скрестив руки за своей головой, и смотрит в окно, отвернувшись от своего нового друга, о чем-то думает. Он накинул на себя лишь длинную белую рубаху, своими пальцами он перебирает в руке какой-то амулет. Намикадзе в полном мраке разглядывает черты лица этого человека, почему-то стараясь запомнить каждую деталь, и не понимает, зачем он это делает. Такое странное чувство внутри, будто скоро этот силуэт растворится, и Наруто больше никогда не сможет дотронуться до него, до человека, которого видел в детстве во сне. И, сам того не понимая, он прикасается к черным волосам, перебирая пряди своими пальцами. Мягкие, но немного жестковатые, такие длинные и лежат на подушке. Красиво. Саске резко поворачивается, и Наруто видит, будто амулет начинает светиться, отражая свой свет в зрачках мужчины. Он моргает, и странное видение сразу же исчезает, но от неожиданности руку резко убирает и чувствует себя виноватым за то, что нарушил личное пространство без спроса. И он хочет извиниться перед ним, но его опережают.       — Извини меня, — Наруто сквозь темноту не видит его глаз, но почему-то знает, что тот смотрит сейчас прямо на него. В горле почему-то пересыхает, и он сглатывает, пытается смочить свое горло и проглотить этот странный комок, который резко появился и осел где-то в районе голосовых связок. Трудно дышать и почему-то резко хочется плакать, ведь в глубине души он понимает, почему Саске извиняется. Понимает, и от этого становится еще хуже где-то глубоко-глубоко, и ты отчаянно пытаешься отмахнуться от этого осознания, ведь если не отмахнешься, оно ненароком может накрыть тебя своей волной и раздавить твое нутро до такой степени, что ты точно скажешь много чего лишнего или попросту разрыдаешься. А Наруто не помнил, когда он в последний раз плакал, когда вырос. И он улыбается, пытаясь поверить в то, что Саске извиняется сейчас за что-то во время ужина, на что Наруто попросту не обратил внимания. Пытается обмануть себя.       — Ты извиняешься, что отошел к окну? Да все в порядке, если ты сейчас про то, что…       — За то, что не пришел. У Наруто выбивает воздух из легких, и странная дрожь накрывает руки, порождая тянущее чувство в груди, которое отдает в горло, после в нос и, наконец, накрывает глаза. Щиплет. Неприятно. Некстати.       — За то, что оставил тебя одного на том причале. Извини. Наруто закусывает губу, и обманывать себя нет смысла больше, сдерживаться тоже, но он сжимает край покрывала своими пальцами и шумно выдыхает, лишь бы не сорваться.       — Я понимаю твое желание иметь брата, ведь я и сам очень любил своего. Я скажу тебе честно — мой брат умер, очень давно, — он замолкает, Наруто совершенно не видит его лица, и на секунду ему даже кажется, что он уже спит и все это сон в его голове. — Но, знаешь, я до сих пор ощущаю, как он остался где-то внутри меня, — его рука дергается, и Наруто чувствует, как Саске нажимает на его ребра. — Вот здесь. И слезы начинают идти непроизвольно, сами по себе, и ты не можешь их сдерживать, как бы ты ни старался. Да и зачем, ведь их все равно никто не увидит.       — Я бы очень этого хотел, правда. Прийти к тебе на твое место у реки и поговорить с тобой. Но, к сожалению, я не смог. Прости меня, что оставил тебя одного. Мне жаль. Я потерялся во времени. Наруто не помнит, как уснул. Его сознание просто в какой-то момент погрузилось в свою собственную темноту, которую вскоре сменили яркие образы снов, отображая различные эмоции и действия в течении дня в своей новой интерпретации. Наруто снился Саске. Взрослый Саске, который стоит напротив него около причала на посадку в «Титаник». Саске, который так и не зашел на этот паром. Корабль гудит, пар из трубы идет, и своим носом он все также рассекает воду, пока Саске морщится от лунного света, все еще держа пальцами свой амулет, будто даже во сне остерегаясь того, что потеряет его. Но Саске не снится его детство, этот кошмар. Он улыбается во сне, ведь видит счастливую семью, которая ужинает за их столом, и Итачи читает ему книгу после. Саске спит спокойно. Пока на часах не отображается 4:41, и его настигает, нет, не кошмар детства, хуже. Саске снится как умер его брат. И как появилось это, ему снится кем Итачи стал. Саске дергается во сне, не замечая, как невидимая рука обнимает его сбоку, и длинные волосы касаются его тела через ночную рубашку. Легкими движениями руки тонкие, чужие пальцы касаются его губ, проверяя дыхание. Дышит. После чего ладонь перемещается на грудную клетку, что-то проверяет, силуэт улыбается и начинает вырисовывать непонятное имя на его теле одними своими пальцами. Так они и лежат втроем. И время в тот момент останавливается ровно на цифре 4:44.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.