Чума

Маленький мальчик открывает свои глаза, ресницы немного слиплись от сна, совсем немного, совсем малость. Если своими маленькими пальчиками дотронуться до них, то можно освободиться от этой субстанции и пару раз моргнуть. Моргнуть И медленно провести своим взглядом ребенка по своей красивой комнате, уставленной сшитыми родной матерью игрушками из ткани, забитых до упора сеном когда-то скошенной травы. Даже у обычной травы есть свои сроки, сроки, когда тебя скосят одним грубым движением косы, от чего утренняя роса упадет на землю, и почва жадно впитает ее в себя. Саске всегда спал с любимой игрушкой кролика в обнимку, пока его брат спокойно дремал рядом, совсем близко, рядом с ним. Вплотную. Итачи всегда просыпался раньше младшего брата, аккуратно пододвигая игрушку к ребенку, и осторожно поднимал его маленькую ручку, которой накрывал добычу, чтобы ребенок чувствовал себя в безопасности, когда тому наступало время уходить от него. Саске чувствовал себя в безопасности рядом с братом, и как только тот отлучался, оставлял его ненадолго — ощущал странную тревогу внутри. Иногда ему казалось, что Итачи может в один день попросту уйти. Уйти и больше не вернуться. К примеру, чтобы помочь маме или папе заняться своей учебой или попросту выпить утреннего чая с молоком и поблагодарить за завтрак, который каждое утро ждал их на столе. Микото готовила им завтрак без помощи прислуги, полностью настояв на том, что ее дети должны принимать в пищу еду, которая приготовлена с материнской любовью. Завтрак уже постепенно начинает остывать, и маленький Саске, еще в полудреме проведя рукой по постели рядом, не находит своего брата рядом с ним. Итачи опять проснулся раньше и куда-то ушел от него. Опять. Он, наконец, садится на перину, его ноги почти касаются пола, не достают совсем чуть-чуть. За окном ярко светит утреннее солнце, лучи которого проскальзывают в комнату через открытое окно. Прозрачный тюль медленно колышется от легкого ветра. Так странно, ему казалось, что в этот день всегда лил проливной дождь. Он точно помнит, будто это было вчера, как он смотрел на стену из дождя за окном, хотя вчера также светило солнце, обжигая легонько своими лучами лицо. Мальчик делает вдох и выдох, соскакивает с перины и, вдыхая глубже, выкрикивает:       — ИТААААЧИ! Я ПРОСНУЛСЯ! Он прислушивается, чтобы услышать голос близких ему людей с первого этажа их большого дома. Но ответа не последовало. Итачи слышно не было, маму и папу тоже. Мальчик дуется, надувая так по-детски свои пухлые щечки, и высовывает непонятно для кого свой язык наружу.       — Ну и ладно, сам спущусь. Не так уж и надо было. Подумаешь. И один без Вас справлюсь. Он, наконец, подходит к маленькой табуретке около открытого окна, надевает белые шорты из хлопка с синей вышивкой васильков, рубаху из льна и поворачивает голову к зеркалу. Его густые, черные, но в тоже время мягкие волосы торчат во все стороны, доходя почти до плеч. Надо попросить брата, чтобы он его подстриг. Итачи любит копаться в его волосах, перебирая черные пряди с особой внимательностью. Рука обхватывает гребень старшего брата, и он проводит им по своим волосам, иногда встречаясь на своем отважном пути с колтунами, которые обычно вычесывал с утра опять же Итачи, когда мальчик был чуть младше. Да чего там греха таить — по сей день. Приведя свои непослушные волосы в порядок, завязав их ленточкой брата в маленький хвостик, он обувает домашнюю обувь и идет в сторону купальни, чтобы смыть остатки сна со своего заспанного и немного припухшего личика. Вода ждет его в глиняном графине около умывальника, и он отливает немного в кружку, чтобы было проще задержать руками воду, которая скользит сквозь пальцы, стараясь выбраться оттуда и стечь вниз. Готово. Он останавливается около лестницы, почему-то не решаясь спуститься сразу, но, хмурясь от странного волнения глубоко внутри, делает свой первый шаг. На кухне пахнет только испеченным хлебом и сладкой пудрой.       — Мам, — его голос становится тихим, — скажи, а какое сегодня число? — мальчик говорит совсем тихо, будто боясь услышать ответ на заданный свой же вопрос. Микото удивленно хлопает глазами и, будто задумываясь, прикладывает свой палец к губам, после чего, поставив наконец кружку красивого сервиза на стол, отвечает:       — Сегодня 13 июля, Саске. Скоро твой девятый день рождения, — ее улыбка становится мягче, и она наклоняется к ребенку, облокачиваясь о крепкий стол из дерева своими локтями, которые спрятаны за свободного покрова платьем. Кружева платья у кистей немного прижаты от соприкосновения с поверхностью стола, но женщина не обращает на это никакого внимания. Прислуга подносит горячего кофе и медленно разливает его по кружкам.       — Тебя что-то тревожит? — она обхватывает пальцами кружку, и губы, соприкасаясь с керамикой, немного дрогнули от горячей жидкости.       — Я просто, — мальчик ерзает на стуле и, наконец, поднимает на нее свои заплаканные глаза. Когда успел? — Мам, — губы мальчика дрожат, — мне приснился такой плохой сон. И я так хочу, чтобы это было всё неправдой. Очень хочу. Женщина становится немного взволнованной, на лице появляются мелкие морщинки, которые скользят вдоль переносицы. Она нежно касается своей рукой его маленькой ручки и поглаживает своим большим пальцем кожу мальчика. Успокаивает.       — Что тебе приснилось, милый? — мать смотрит, как ребенок всхлипывает еще раз, и, наконец, встает, от чего стул со звуком отодвигается, а ножки немного царапают деревянный пол. Она обходит стол и, дойдя до младшего сына, присаживается на корточки, аккуратно, с нежностью заправляя прядь черных волос за ухо, которые опять выпали из короткого хвостика мальчика. — Что случилось? Саске всхлипывает в очередной раз. Как же он устал. Он поднимает свои глаза к матери и старается улыбнуться, но не выходит. Его слезы катятся по щекам, которые немного порозовели.       — Мне приснился кошмар, — он говорит почти шепотом, вызывая улыбку умиления у своей матери. — Он длился так долго, мама, будто я прожил всю свою жизнь раз сто без вас. Это было ужасно. Самое худшее, что может быть. Вы умерли, мам, вчера в моем сне. Вас убил Итачи и я, — он опять заливается горькими слезами, и становится трудно дышать, — не знал, что мне делать, мама. Мне было так одиноко и страшно, мама, — он дрожащими руками перехватывает ладонь матери и целует ее. Скажи мне, наконец, что это был всего лишь плохой сон. Пожалуйста, умоляю, скажи мне, что я вернулся к вам, что вы живы и все хорошо. Я умоляю тебя, потому что я не знаю, что еще мне сделать, чтобы быть по-настоящему здесь. И это не был мой очередной кошмар. Микото обнимает его в ответ и гладит мальчика по макушке, стараясь успокоить, целует его в лоб и, легонько отодвигая его, говорит:        — Это всего лишь сон, малыш. Итачи бы никогда так не сделал. Он… Итачи.       — А где он, мама? — ребенок будто заранее знает, что его мама скажет, и опережает ее. — Где Итачи? Микото поворачивает голову в сторону двери и, смотря в окно, видит макушку мужа, который сидит на крыльце и читает газету.       — Он должен быть на крыльце с твои отцом, милый. Но… Саске вскакивает со стола, Микото удивленно хлопает своими глазами и видит, как мальчик бежит в сторону входной двери. Больше он ее не слушает. Ему надо убедиться. Увидеть собственными глазами. Мальчик резко отворяет ее и щурится от пекущего солнца, лучи которого на одно мгновение делают его слепым. Он моргает и видит, как отец поворачивает к нему свою голову и улыбается.       — Доброе утро, сын. — Фугаку смотрит на мальчика и поворачивается в сторону утренней газеты. — Если ты ищешь брата, то он в поле, собирает свои цветы. Как обычно собирает твои любимые одуванчики, Саске. Желтые. Саске пару раз моргает, будто боясь, что все это сейчас пропадет, и медленно поворачивает свою голову в сторону зеленой травы. И он встречает взглядом макушку длинных черных волос брата. Сердце пропускает удар, и температура тела поднимается. Скачок давления. Это все по-настоящему? Вот он как раз наклонился, чтобы сорвать очередной цветок и положить аккуратно их в плетеную корзинку. Итачи стоит в своей светлой одежде посреди поля, и Саске срывается с места. Он бежит к нему, он тянет к нему свою руку, боясь, что Итачи сейчас опять исчезнет, и этот мир окрасится в черную пелену из его кошмаров, который, казалось, длился вечность. Он боится, что сейчас проснётся в той самой комнате, в которой прожил вечность. Он боится, что проснется в кандалах у того камина. Он боится, что проснется в полнейшем одиночестве своего замка, повернет свою голову и увидит, как рядом спит нелюбимая женщина. Он боится одиночества, боится, что этот мираж лишь очередная его фантазия, боится, что сейчас, повернув голову назад, опять увидит, как его родителей убивают. Боится добежать и увидеть, как на его руках умирает его брат. Но ничего из этого не происходит. Ничего. Наконец.       — Итачи! — ребенок кричит, воздух выходит из легких, и он задыхается от наплыва чувств. Не уходи, не бросай меня, будь реальным, я умоляю. Я умоляю тебя, пожалуйста.        — Итачи!!! Повернись ко мне. Ну же. Посмотри на меня! И Итачи, наконец, поворачивается в сторону бегущего младшего брата и удивленно хлопает своими пышными ресницами.       — Саске? Доброе утро! Саске бежит, спотыкается, падает, бьется больно коленками о черную землю, но встает и продолжает бежать. Слезы льются по щекам, и он даже не вытирает их. Шмыгает носом. Он тянет к нему свою руку, вызывая улыбку умиления на губах старшего брата. Пожалуйста, не исчезай, ну пожалуйста. И Итачи стоит прямо перед ним, он бросает корзинку на землю и раздвигает руки шире, чтобы поймать бегущего к нему ребенка. И Саске, наконец, добегает и обхватывает его своими маленькими ручками за шею. Крепко. В захват. Он сжимает так крепко его шею, от чего Итачи немного кривится от натиска. Но Саске не ослабляет свою хватку. Его слезы льются по щекам от радости. Живой Итачи, живой и настоящий. Рядом. Саске впутывает свои пальцы в волосы брата и прижимает его голову к себе ближе. Боится отпустить. Итачи кружит его в воздухе, смотря прямо в глаза маленького мальчика, его длинные волосы колышутся на ветру, и он целует его в лоб, приближая рукой к себе, он утыкается своим лбом в его, прикрывая глаза, и думает о том, как же сильно он любит своего младшего брата. Саске, будто до конца не веря, сжимает белую рубаху на его теле, взгляд хаотично бегает по чертам лица, стараясь запомнить каждую деталь. Он сжимает так крепко, до боли, все еще боясь, что это плод его воображения.       — Саске, отпусти, мне больно, — Итачи нежно улыбается, накрывая его руку своей. — Ты сжимаешь слишком крепко. Что случилось? Я просто очень счастлив На пристани люди бегут в спешке, толкая друг друга, задевая плечами, пытаясь побыстрее забраться на борт знаменитого круизного судна «Титаник». Через граммофоны на столбах людей просят быть более спокойными и встать в очередь. Карета останавливается около причала, и дверь отворяется. Мужчина делает свой первый шаг на твердую землю, которая никогда не пошатнется. После разворачивается и протягивает свою руку девушке в красном, и Сакура, прикрывая свои глаза от палящего солнца, выходит тоже, спускаясь медленно по трем ступеням вниз. Хината вместе со своим братом выходят после, последним карету покидает Киба.       — Прости, — мальчик виновато улыбается и, наконец, размыкает свои пальцы, отпуская приятный материал рубашки брата, — Итачи. Старший брат опускает его на землю, и Саске, хлопая ресницами, смотрит с такой глупой улыбкой в глаза брата и протягивает ему свою руку. Итачи перехватывает ее своими пальцами и сжимает. Микото и Фугаку стоят и смотрят на своих детей с крыльца их дома, пока прислуга убирает посуду, оставленную на столе после завтрака.       — У нас такие красивые дети, — Микото кладет свою изящную руку на плечо мужа, Фугаку откладывает газету в сторону и рукой прижимает ладонь жены к своим губам.       — Спасибо тебе за них, милая. Микото немного краснеет, смотря в глаза мужа, и опять переводит взгляд в сторону идущих в поле мальчиков.       — Они так любят друг друга, заботятся друг о друге, у них такая крепкая связь, что иногда мне кажется, если бы один из них канул в бездну, другой обязательно бы нашел его, — ее глаза становятся влажными от слез. — Я так люблю наших сыновей.       — Я тоже, — Фугаку отпускает руку жены и отпивает остывший чай. — Они сотворят великие дела ради семьи, ради друг друга. Наруто спорит с Сакурой насчет того, куда им лучше пойти, какой вход лучше выбрать, и почему-то поворачивает свою голову в сторону, но не видит никого. Он пару раз моргает, будто потерявшись, и переводит взгляд на свой билет, который скомкал в своей руке. Хината улыбается своему брату, и они, наконец, идут в сторону входа на паром. Один лишь Наруто делает пару шагов вперед, но видит лишь бегущих на корабль людей. Паром гудит, пар из трубы идет густым дымом. Пора садиться на борт. Маленький Саске идет по полю с одуванчиками и рассказывает свои истории старшему брату, который внимательно слушает его. Он срывает желтые цветочки и аккуратно кладет в корзинку брата, еще чуть-чуть и корзина будет полной. Итачи своими пальцами откидывает волосы мальчика назад и аккуратно кладет за ухо бутон желтого одуванчика. Они поворачиваются в сторону родителей и видят, как те смотрят на них вдалеке. Итачи сжимает руку брата и говорит:       — Пойдем домой, Саске? Мальчик вздрагивает, и его губы начинают дрожать:       — Да, пошли. Наконец-то я дома, — на губах Итачи скользит улыбка, и он наклоняется вперед, поворачивая свою голову к младшему брату.       — Запрыгивай на спину. Я донесу тебя. Саске бьет дрожь, его губы дрожат. Это не сон. Он подходит к своему брату медленно, будто боясь спугнуть этот мираж, и обхватывает своими маленькими ручками шею брата сзади. Стебель одуванчика проскальзывает сквозь черные волосы старшего брата и там и остается. Теперь они одинаковые. Саске радуется как маленький, хотя он и есть маленький. Итачи придерживает руками ноги мальчика, встает и идет в сторону их дома, неся свою ношу на спине. Саске всегда любит кататься на спине старшего брата. Итачи идет в сторону их дома, и Саске утыкается лбом в его мягкие волосы, и по щекам текут слезы счастья. Он сжимает свои зубы до боли, лишь бы окончательно не разрыдаться о радости. Получилось. Его пухлые щеки красные, от дорожек слез покалывает кожу, но ему сейчас так все равно. От беззвучно шмыгает носом и закрывает свои глаза. Он наконец-то перестанет этой ночью видеть кошмары. Наруто стоит, смотрит сквозь толпу и хлопает глазами, будто чего-то ждет. Но ничего не происходит.       — Прошу всех пассажиров, — голос звучит из динамика, — пройти на борт, — Наруто пытается найти кого-то в толпе глазами, но люди лишь спокойно проходят мимо него, не обращая на него никакого внимания.       — Наруто! — девушка окликает его сзади, скрестив руки на груди. — Ты идешь или останешься здесь? Намикадзе разворачивается в сторону своей подруги и хлопает глазами. На него смотрят 4 пары глаз.       — Пошли, друг, у нас посадка, — Киба говорит с долей веселья. — Акамару уже невтерпеж. Наруто разворачивается обратно и последний раз пытается отыскать кого-то в толпе, но там никого больше нет. Практически все зашли на борт.       — Странно, мне показалось на мгновение, что кто-то должен был быть здесь.       — Мы уходим без тебя! — кричит ему Сакура и идет в сторону «Титаника». Наруто медленно разворачивается к ним и делает свой первый шаг в их сторону.       — Подождите меня! Ей! Итачи с Саске доходят до их дома, где их ждут родители. Скоро они поедут кататься на лошадях, как и раньше. Итачи берет за руку мальчика и, улыбаясь ему, тихо спрашивает:        — Ты готов? Скоро твой день рождения. Пора тебе учиться кататься на жеребце и ходить на охоту с местными дворянами. Саске кивает и держит руку брата крепко.       — Да, я готов! — он не может сдержать эту радость, что переполняет его всего с головы до пяток. Они с Итачи пойдут на кабана, они будут кататься на лошади. Наконец-то история обрела свое новое начало и пошла дальше своим чередом. Без червей. В далеком прошлом Орочимару обнимает свою жену, которая, зачитавшись свитками, уснула на его плече. Он целует ее и медленно встает, стараясь не разбудить. Отходит в сторону и накрывает ее вязанным пледом. Цунаде равномерно дышит, ее сердце бьется, и мужчина, не сдерживаясь, целует ее в губы. Он тихонечко задувает свечу на столе и тихо прикрывает за собой дверь. Пора детей укладывать спать. Мицуки так вырос. Мадара вместе со своим братом стоит и смотрит на завоеванную местность. Изуна поворачивает голову в сторону своего брата и медленно поворачивается обратно, проводя взглядом по союзником, по их армии и кричит громкое:       — Выступаем!!! — его голос разносится по всей местности. Бойцы прижимают к себе свои копья и щиты. Сжимая губы, наклоняя голову в дань великим полководцам Мадаре Учихе и его младшему брату Изуне Учиха. Мадара кладет свою руку на крепкое плечо брата и, сжимая его крепче, кричит басом:       — Я СКАЗАЛ, МЫ ВЫСТУПАЕМ! Я не слышу вас! Я не слышу ваш боевой клич, собратья! Мы — клан Учиха и клан Сенджу сделаем этого! Его лучший друг Хаширама со своим младшим братом Тобирамой стоят рядом с ними. Он кивает ему, с улыбкой проводя взглядом по их общей армии. Их семьи, их чести и отваги.       — Я не слышу вас, братья мои! — кричит Тобирама и прижимает копье в своей груди. — За честь! За семью! За славу и жизнь! Мы выступаем! Армия делает своими копьями первый удар по земле, и вся местность разносится гулом стучащихся оружий по сырой земле.       — ЕСТЬ! — разносится хор из голосов по воздуху.       — Я рад, братья мои, что Вы рядом со мной! Завоюем же Хэмпшир! И в следующий момент слышно, как армия ритмично затихает и кланяется. Они опускаются перед своими великими полководцами на колени. И в тот момент Тобирама ловит на себе взгляд Изуны, который не может сдержать свою улыбку. Наруто добегает до дверей, его бьет сладкая истома от ожидания, от нетерпения, и последний раз он будто в надежде или же по какому-то странному зову поворачивает свою голову назад, и его глаза расширяются. Это что-то. Его друзья уже давно ушли в свои каюты. Он видит шестерых мужчин. И один такой знакомый силуэт среди них. Черноволосый юноша стоит рядом с человеком, который очень похож на него. Мужчина кладет свою руку на плечо стоящего рядом и кивает Намикадзе. — Удачной дороги, Наруто. Трое мужчин, одетых так странно, в доспехи, снимают свои шлемы. Их взгляд переполнен какой-то гордостью, и только сейчас Наруто поворачивает свою голову в сторону флагов на этом судне и видит до боли знакомый рисунок на одном из них. Где-то он его уже видел. Шар, линия которого проведена по середине, разделяя красный и белый цвет, линия стремится ниже, создавая собой рисунок веера.       — Наша гордость, — Наруто не знает, звучит ли этот голос в его голове, или действительно это сказал один из стоящих. — Не думал, что наши с вами потомки сотворят нечто подобное, — Хаширама присвистывает и поворачивается к своему давнему другу детства. — Тебе нравится, Мадара? Мужчина усмехается.       — Вполне. Я бы, конечно, соорудил лучше, но и так сойдет.       — Ты невыносим, — Сенджу старший легонько бьет своего друга по плечу и смеется.       — Ну, я думаю, мы можем идти. Малыш Обито справится с этой машиной. Я уверен. Он же Учиха!       — Ну что, Изуна, на перегонки? — Тобирама усмехается и подмигивает брату Мадары. — Или тебе слабо?       — Сенджу! Не беси меня! — выкрикивает Изуна и, срываясь с места, несется за Тобирамой куда-то в пустоту своего времени. И на его губах улыбка, прямо как в детстве. Двое мужчин, старших братьев идут за ними следом и также растворяются в пустоте. Всё возвращается на свои круги. Итачи стоит и молчит, и вскоре поворачивает свою голову к младшему брату, краем глаза следит за тем, как Саске не отрывает своего взгляда от светловолосого мужчины, который все так же смотрит на него. Хмурится, но улыбается. Он даже научился привыкать к таким вещам. Это нормально, что у Саске были друзья. Его рука легонько касается щеки брата, щекотя кончиками пальцев его бледную кожу.       — Пошли? Я думаю, с ними все будет в порядке. Саске поворачивает голову в его сторону и усмехается.       — На кабана? Прямо как в детстве? — его бровь иронично выгибается, и он подавляет улыбку. Он идет вперед, оставляя брата позади. Догоняй.       — Да, я между прочим и не против не только на кабана, но еще и… — Итачи прикрывает глаза, усмехаясь своим мыслям, и последний раз кидает взгляд на машину, после чего поворачивается назад и срывается на бег. — Ей, подожди! Между прочим, когда мы с тобой пошли тогда на кабана, Саске… Их силуэты начинают терять краски, линии и окончательно растворяются, а остатки поток воздуха уносит далеко вверх. Паром гудит и двери закрываются. Отходит в свое длительное путешествие. «Титаник», наконец, пришел в свой пункт назначения.