Глупо.

То лето пахло травой, пыльцой одуванчиков, горячим знойным ветром и свежеиспеченным хлебом в пекарне через дорогу. Оно отдавало удушающе высокой температурой даже в тени большого старого дуба в парке, под которым Кагеяма любил отдыхать и читать свои глупые книжки о чем-то слишком умном и скучном. Вроде как, это была физика. Хината не запомнил. Ему не особо нравились эти книжки и то, что в них было написано, но он до волнующего где-то под ребрами трепета обожал блеск в глазах Тобио, появлявшийся там каждый раз, когда тот с таким увлечением рассказывал про теорию относительности и мультивселенной. А еще Хинате нравилось, как он пах. А пах Кагеяма яблоками с корицей, немного пóтом вперемешку с каким-то мятным одеколоном и еще совсем чуть-чуть чем-то острым, смутно похожим на специи, которые мама каждый раз добавляла в кари. Хинате нравились мягкие и прямые иссиня-черные волосы (в отличие от его, рыжих и нелепо топорщащихся), в которые он под возмущенное «Хината, придурок, не трогай мои волосы!» со звонким смехом вплетал те самые одуванчики. Он каждый раз как ребенок веселился с того, как глупо выглядел хмурый парень с этими цыплячьего оттенка цветами среди черноты его прядей, делал зачем-то фото на телефон и улыбался ярче самого солнца. Хинате нравились руки Кагеямы, особенно длинные пальцы, что изящно переворачивали страницы книг. Однажды он схватил Шое за запястье, и тот как-то счастливо удивился тому, как прекрасно эти пальцы обхватывают его тонкие и хрупкие ручки. Хинате нравилась редкая, но такая по-искреннему красивая улыбка Кагеямы. Кажется, он был самым счастливым человеком на свете и, возможно, даже немного умел летать, когда этот помешаный на сложной науке тип дарил ему эту самую улыбку. А еще, кажется, он был влюблен в Кагеяму. Совсем немного. А может и сильнее. Хината не мог сказать этого точно, как и то, когда именно это началось. Он просто каждый день чувствовал, как все его органы переворачивались, делая тройное сальто, а сердце билось как бешеное от одного только взгляда. И это казалось таким правильным. Мимолетные касания ледяных от волнения рук, смущенные улыбки и разговоры ни о чем. Все это было для Хинаты его счастьем. Ему ничего больше не нужно было, лишь бы целыми днями чувствовать молчаливое присутствие Тобио. Что до самого Кагеямы, он никогда не был против компании, если она ему не мешала читать. А Хината не только не мешал, он даже внимательно слушал, хотя было видно, что ни слова из сказанного не понимал. Кагеяма помнил, как этот крошечный солнечный мальчик появился в его жизни, заполняя собой и своим светом каждое ее мгновение. Однажды, когда он как обычно сидел под дубом, Хината оказался почти нос к носу с ним и выдал что-то до безумия, как и его прическа, глупое, вроде «мне нравятся твои глаза. Что ты читаешь?». Тогда Кагеяма колючим ежом воспринял Шое, но сейчас не мог представить и дня без его бессмысленной болтовни, запаха домашнего печенья, исходившего от Хинаты, его широкой улыбки и теплых объятий, которые он дарил каждый раз при встрече утром и прощании вечером. Влюблен ли был Кагеяма в Хинату? Кажется, еще нет. Тот безумно, до скрежета зубов, нравился Тобио, но пока еще не был тем, про кого говорят «люблю». Им нравилось проводить время вдвоем. За глупыми разговорами обо всем на свете. За детскими перепалками и спорами. За совершенно по-домашнему уютной тишиной. Им нравилось чувствовать друг друга рядом с собой. Словно так и должно быть.

***

— Эй, Кагеяма. Хината лежит головой на коленях Тобио, заплетая травинки в косички и жмурясь от слепящего солнца. Он был подозрительно тихим с самого утра, поэтому его голос, разрезающий, словно раскаленный нож подтаявшее масло, тишину летнего зноя, заставляет Кагеяму слегка вздрогнуть от неожиданности и отвлечься от книги. Он откладывает ее в сторону и запускает пальцы одной руки в чужие слегка грубые волосы, медленно перебирая их. — Что? — Ты красивый. Вот так просто. Хинате не нужно много слов, чтобы ввести Тобио в замешательство и заставить кончики его ушей алеть. Кажется, Шое совсем не волнует происходящее. Он просто говорит то, что думает, и это странно, необычно, немного пугающе, но при этом так захватывает. — А ты идиот, — отводит взгляд и улыбается. Хината смеется. И правда, такой идиот. Они лежат еще несколько минут, пока один из них не прерывает затянувшееся совсем не неуютное молчание: — Кагеяма, я хочу фруктовый лед. — У меня есть немного дома. — Приглашаешь меня к себе? Кагеяма, ты такой милый. — Заткнись и вставай, тупица. Пользуйся, пока я добрый. Хината снова заливается звонким смехом и встает с коленей Тобио. Он протягивает руку, помогая ему подняться, и после не отпускает. И это тоже кажется таким правильным. Они сидят в пустой кухне и уплетают уже по второму мороженому. Сладкое лакомство подтаивает от жары, заливая пальцы липким сиропом, холодный воздух из кондиционера дует им в спины. — Где твои родители? — спрашивает Хината, впиваясь взглядом в задумчивый профиль Кагеямы. — Уехали на все лето к родственникам, — пожимает плечами Тобио. Он встает из-за стола и выкидывает палочки от мороженого в мусорное ведро. Включает кран и ополаскивает руки. Хината встает рядом с ним и повторяет его движения. Объятия Хинаты такие уютные. Кагеяма в который раз убеждается в этом, когда Шое обвивает его своими руками. Сжимает в пальцах футболку на спине и слушает чужое сердцебиение. Оно действительно быстрое, кажется, Тобио взволнован. Такое же, как у самого Хинаты. — Бьются в унисон. Кагеяма утыкается носом в чужие волосы и крепко прижимает Хинату к себе. Они стоят так, кажется, вечность, потому что когда Кагеяма поднимает глаза, он видит закат за окном. Он отпускает Шое и, предчувствуя грустный вздох, берет его за руку и выводит на крыльцо дома. Садится на ступеньки и смотрит на закатывающийся за горизонт огромный огненный шар. — Похоже на тебя. — Что? — Каждый раз, когда ты уходишь, ты похож на закат. Красивый, но навевающий тоску. А утром ты снова появляешься, словно рассвет. — Что ты хочешь сказать? — «Хи» же означает солнце. Ты светишься. — Если я солнце, тогда ты ночь. — Не луна? — удивляется Кагеяма и переводит взгляд на Шое. — Нет. Луна, она просто светится. А ты, — он кладет руку на чужую грудь, ощущая ладонью гулкие удары чужого сердца, — ты намного глубже. Ты словно космос. Необъятный, загадочный, красивый. Я вижу звезды в твоих глазах. Ты мне нравишься Кагеяма краснеет и отворачивается. Молчит. Хината понимающе улыбается и встает со ступеней. — Спасибо за мороженое, Тобио. У тебя милый дом, — машет Хината и жмурится. — Пока. И уходит. У Кагеямы странно болит в груди. Хината впервые назвал его по имени. И никаких прощальных объятий. На следующий день Хината не приходит к их дубу. И после тоже. Кагеяма говорит себе, что ему плевать, но через пару дней он ощущает, как меркнет его мир. Шое действительно был его солнцем. Кагеяма злится. На придурка Хинату, да и на себя самого. — Кто из нас еще придурок, — хмыкает Тобио, срывая ненавистные одуванчики и обрывая с них лепестки, пачкая пальцы в пыльце и соке. Он снова один. Даже книги больше не радуют. Яркое небо в его душе, которое ему показал мальчишка, покрывается тучами. На улице впервые за все лето идет дождь.

***

Кагеяма натыкается на Хинату спустя две недели. Тот сидит, обняв руками колени, на песке у небольшого озера в том самом парке и смотрит будто сквозь воду. Выглядит таким разбитым. Тобио медленно садится рядом, замечая, как дергается Хината от его появления. Долго смотрит вдаль, словно пытаясь разглядеть что-то в кроне деревьев на другом берегу. Подбирает слова. — Почему ты перестал приходить? Так глупо. — Прости. Кагеяма сжимает руки в кулаки, ногти впиваются в ладони. Синяки-полумесяцы точно останутся. — Я скучал. Хината рвано выдыхает. Рассматривает свои потертые кеды. — Я тоже. — Не уходи больше. Ты мне тоже нравишься. Кажется, Шое плачет. Желанные объятия спасают от одиночества. Кагеяма целует его в макушку и крепко сжимает в своих руках. Больше точно не отпустит.

***

В первый раз, когда они ночуют под небом, Хината с восторгом рассматривает звезды. Он просит Кагеяму показать ему разные созвездия, о которых сам Тобио и не слышал-то никогда, потому несет какую-то непонятную чепуху. — Красиво, — восхищенно выдыхает Шое и улыбается. Кагеяма с ним абсолютно согласен. Ночные светила отражаются в карих глазах напротив, и, кажется, великолепней этого не существует ничего. Тобио протягивает руку, убирая чужие непослушные пряди с лица, вплетает в них свои пальцы и дышит прямо в губы. Так маняще. Он видит, как Хината закрывает глаза и, принимая это действие за согласие, аккуратно, словно пробуя, касается своими губами чужих. Нежно и невинно. Так по-детски. Кажется, они нашли свой дом в объятиях друг друга, в легких поцелуях, в теплом молчании. В общих воспоминаниях. Большего им и не надо.

— Пока я здесь, ты непобедим.