15 минут, 27 секунд.
Боль: она ощущается так, словно сердце пылает в «холодном» огне — горит для Него, нет, просто сгорает; это вектор однонаправленный временем, который, от безрассудства, проникает наружу, сломав с треском рёбра. В лёгкие врезаются осколки души, но странный мир не будет так просто разрушен. Сердце воспринимается мёртвым грузом… это тоже сокрыто за маской меланхолии. А боль вгрызается в ногу — ломаются, крошатся кости, теперь и там холодит металл. В ржавой клетке невыносимо холодно: прислонишься к прутьям спиной — резкая дрожь пробежится по телу; сдвинешь ладонь немного правее с нагретого места, прочное железо обожжёт изящные пальцы; совершишь мимолётное движение — шёлк грязного платья, будто тающая снежинка, неприятно скользнёт по коже, объяв морозным потоком. И бесполезно дальше кутаться в ткань, она ведь тонкая, почти невесомая. До дрожи в коленках вызывает стон… Кругом ничего нет: ни пылинки, ни крошки, ни капельки, ни звука. Есть лишь темнота. Подвал, объятый простирающимся повсюду мраком, словно существует в подсознании Саманты. Такая бездонная пустота, что в ней можно захлебнуться. Лишь непроглядно-чёрные стены и точно такой же потолок, а пустое пространство между ними будто наваливается своими невидимыми когтями на всех, кто заходит в этот прямоугольный параллелепипед. Через эту тьму, проходящую сквозь тело и разум, окутывающую, пронизывающую насквозь, не хочется пробираться к спасательной двери. В этой немой пустоте можно промокнуть, раствориться… Чернота угнетает, у девушки звенит в ушах от нескончаемой тишины, которая не уходит даже с тяжёлым шорохом. Она пытается петь себе: голос жалкий и дрожащий, поэтому слова звучат шёпотом. «Это всего лишь темнота», — в бесчисленное количество раз убеждает себя Саманта, — «Всего лишь темнота. Тебе не следует её опасаться. Там нечего бояться», — она берётся руками за голову и закрывает глаза, пытаясь избавиться от мерещившихся монстров. Закрыв глаза, девушка медленно погружается в беспамятство: «Что общего у птицы и человека?». Ничего. Но разница между ними, если образно говорить о сути самой жизни, состоит лишь в том, что человек уже сейчас сидит в клетке, а птица ещё только ищет свою клеть, даже не подозревая об этом.30 часов, 46 минут, 8 секунд?
Система: она не может уснуть, постоянно думая о том, что сделала не так или же плачет настолько сильно, что засыпает только под утро. — Куро, кажется, у меня проблемы, — Саманта сидит неподвижно со слегка опущенной головой и бросает взгляд из-под ресниц в лицо собеседника. — Расскажи поподробнее, — холодный голос. Этот голос звучит жестоко, даже как-то безэмоционально. Казалось, девушка была ему настолько неинтересна, что он даже не помнил о её существовании, пока та не заговорила. — У меня пропало желание жить. Не отрываясь от заполнения каких-то бумаг, парень продолжил: — Успокоительного на ночь и как рукой… — Ночами мне снится, что я строю замки в безлюдном королевстве, меня страшно беспокоит сохранность настенных фресок, где изображены всевозможные героические подвиги. Курт наклонился немного вперёд, складывая руки в замок. — Вот как, в следующий раз попробуй покрыть их лаком, — сказал он неопределённо и в то же время довольно уверенно. — Что-то постоянно идёт не так, — взволнованный голос скатился на шёпот, — Я больше не могу исказить лицо в радостной улыбке, а мой воображаемый друг не разговаривает со мной второй день, он неподвижно сидит в углу комнаты и смотрит на меня грозными глазами. — Какой, однако, у тебя забавный друг. Ты не пробовала застрелиться? Саманта открывает глаза, перебирая возможности оказаться в другом месте, но бросает опустошённый взгляд на ржавые прутья клетки, скрывающиеся в безголосой темноте.58 минут…
Тебе нравится одиночество? — Да, — в её ответе не было ни тени сомнения, присутствовала лишь одна спокойная решимость. Что для тебя одиночество? — Всего лишь мыслительный процесс, познание души и стремление найти опору внешним представлениям. Ложь… что для тебя одиночество? Потребность в жалости со стороны окружающих. Отрицание своей никчёмности. Попытка показаться сильной и жестокой, скрывшись за маской обычного хамства и стервозности… Люди. Ты боишься людей, но они тебя не понимают. Считаешь себя совершенством, подражаешь несуществующему образу, смотришь на всех снизу-вверх, что-то хрипя о справедливости. Общество смеётся над тобой, а ты его не понимаешь… не хочешь понять, продолжая искать виноватых. Виноваты все, но только не ты. Разве целей достичь тебе помешали люди? Они твою жизнь омрачили? Нет, довольно прикрываться ложью, ведь ты постоянно недовольна собой, а не другими людьми. Вот что для тебя одиночество. — Это не так! Правда о себе приносит боль? С ложью жить намного проще? Ты постоянно врёшь себе, бежишь туда, где не бывает страха. Врёшь искусно, без изъяна, словно по отточенной схеме, так, что даже сама в это веришь. Просто не можешь существовать без обмана, ты одна на самом дне. Это так! Это твоё одиночество. — Но я люблю быть одна! Сейчас ты одна, скажи, тебе это нравится? Молчаливый подвал является твоим спасением? Кругом ни души — всё так, как ты любишь, почему же тогда так страдаешь? Может, в это холодное время, ты вспомнила тепло любимого взгляда? Долгие объятия, улыбку, жаркий поцелуй? В пустом пространстве рядом с собой ты искала человека, которого когда-то любила… Признай, среди холодной чёрной пыли ты ненавидишь быть одна. — Перестань! Что тебе нужно? Оставь меня в покое! — Саманта вновь схватилась за голову, и, не в состоянии справиться с охватившей её болью, начала истерически плакать. Тебе ещё нравится одиночество? Нравится быть одной? Что для тебя одиночество? Хочешь, я перефразирую? Тебе нравится осознавать себя никому ненужным, брошенным человеком? Нравится, когда звук собственного имени уходит в ничто, потому что его никто не произносит? На все эти вопросы я давно знаю ответы, точнее сказать, один единственный ответ, но я не смогу его озвучить, пока ты этого не захочешь. — Да, да, да… мне всё это нравится! Самоистязание. Получаешь удовольствие от страданий: раскручиваешь в голове болезненные мысли до невыносимого спектакля, цепляешься за любой повод погрустить или поплакать. Так ты чувствуешь себя «особенной»? — Я только ищу ответы. Это моменты твоей слабости, так ты наказываешь себя, чтобы уйти от ответственности. Признай, игра в драму — интересный способ развеять скуку. Ищешь ответы, нет… сочиняешь вопросы, вот только зачем? Это твоё одиночество? Тебе нравится такое одиночество? — Не знаю… ничего не понимаю. Ложь. Ты знаешь себя наизусть, но вновь бежишь от ответа. Скажи, наконец, нравится ли тебе одиночество? — Я… я сдаюсь. Я ненавижу одиночество!50 часов? 120 часов? Неделя? 1 час, 13 минут…
Она идёт по железной дороге, босые ноги сбивая в кровь. Непривычный мир: безумный туман шествует в воздухе, не заслоняя собой лишь чёрное Солнце, навсегда застывшее в зените, и, словно издеваясь над девушкой, топит её в белоснежной сонной массе. Кругом коряги, плывущие во мгле привидением — сухие, безжизненные, холодные. Ничего больше нет… — Пожалуйста, поговорите со мной! — Сэм бежит, пытаясь сойти с непреклонной дороги, но, стоит ей только повернуть в другую сторону, рельсы тут же следуют за ней, — Дорога, туман, Солнце, коряги… Солнце, коряги, дорога, туман, — полная тишина: ни единого звука, чистая тишина, хрусталь. Не слышно шагов и биения сердца, произносишь слова — уходят в туман. Есть только движение губ в определённой последовательности: «Солнце, коряги, дорога, туман». Шаг… ещё один шаг. — Поговорите со мной кто-нибудь! Кто-нибудь! Солнце, коряги, дорога, туман… Тебе нравится, когда тебя унижают? — Нет, — девушка остановилась, вглядываясь в темноту. Врёшь… Минута. Сэм упала на колени, схватившись руками за горло — нечем дышать, воздуха не хватает, сигаретный дым серым облаком пробирается в лёгкие, пытаясь убить изнутри. Из глаз катятся слёзы, оставляя дорожку кровавых полос, а по разбитым губам стекают остатки спермы. Нравится, ведь ты ненавидишь себя…10 минут? 10 недель? 10 лет?
— Да… меня бросили! Невыносимая комната… подвал! Ах, нет, пытка. Пытка! Эта клетка. Она железная. Железная? Она не железная. Слышу шаги… люди? Вы пришли! Я знала, знала… знала! Кто я? Я никто, да? Нет! Это они никто. Они меня мучают. Они хотят свести меня с ума… они злые. Они ненормальные. А я? Я ничего не смогу сделать. Смешно. Жалко. Что? Опять стены? Они чёрные… что-то их пачкает, а… это люди… их много. Я знала, что все люди — это стена. Я знала. Они мешают. Я ведь не могу дышать! Они хотят меня задавить. Толпа… я не люблю толпы… я боюсь. Нет, я не боюсь! Пусть задавят. Я не боюсь! Я не они. Я лучше. Я ведь знаю мир. Они мир не знают! — Саманта стояла посреди чёрной комнаты и часто дышала, царапая себе лицо, — Меня бросили… все меня бросили… — Сэм! Услышав своё имя, девушка сильно вздрогнула, чуть не потеряв сознание. Эта короткая фраза стала для неё душевным покоем, спасением, опорой в мире хаоса и раздора. Это был звук, который сказал: «надежда ещё есть!». — Я здесь! — она закричала в ответ что было силы, пытаясь сдержать дрожь в теле. — Сэм! — послышалось за спиной, — Я рад, что ты в порядке! Слёзы градом потекли из серых глаз, и Саманта резко обернулась, уткнувшись носом в тёплую грудь. — Джеремайя! Это правда ты? Я не знаю, что сказать… не знаю. Я так тебя люблю… — она была так счастлива, что еле выговаривала слова, — Как без тебя мне было мучительно плохо… ты пришёл за мной? Прошу, не отпускай меня никогда… я не хочу потерять тебя снова! Ты для меня всё, о чём можно мечтать… всё, за что можно жизнь отдать. Я не хочу жить дальше без тебя! — девушка на секунду отвернулась, вытирая слёзы с лица, но они текли всё сильнее. — Я никогда тебя не оставлю, — парень провёл большим пальцем по её щеке, положил ей ладонь на затылок и приник губами к её рту, — Сэмми! — Что? — знакомое «Сэмми» заставило брюнетку вернуться в реальность, — Джеремайя… это же ты, да? Не называй меня так, пожалуйста. Не разбивай мне сердце! — она хотела вновь прижаться к парню, но получила звонкую пощёчину. — Шлюшка, не разочаровывай меня, я думал, ты давно всё поняла! — громко рассмеявшись, он прижал Саманту спиной к стене. Одна его рука медленно сдавливала горло, не давая девушке шевелится, а вторая задрала платье до пояса, оголяя надпись: «Jerome». — Что я должна была понять? — тихо произнесла Сэм, пытаясь убрать его руки. — Ты такая глупая, кукла… это даже веселит, что ж… — хищная улыбка озарила лицо рыжего, — нет никакого Джеремайи, есть только я и звать меня Джером, — отпустив девушку, он снял с себя очки и откинул в сторону, — Прекрасная актёрская игра, не находишь? А как забавно было притворяться хорошим… обычным, я бы сказал! — Ты врёшь! Врёшь! Это невозможно! Я знаю, что это не так… не может этого быть, не может… Весь её мир рухнул вместе со всеми иллюзиями и, казалось, даже её сердце перестало биться. — А эти вечера, что мы провели вместе, ты была такой счастливой. — Заткнись, нет… нет, невозможно, я ведь… так любила… хочу умереть, убей меня, пожалуйста, не хочу больше жить! Парень лишь ухмыльнулся, протянув девушке пистолет. Она взяла его дрожащей рукой и, не раздумывая ни секунды, поднесла к виску, нажав на спусковой курок. Теперь чёрный цвет в этой комнате не будет казаться таким одиноким…27 минут, 18 секунд…
Резко подскочив с кровати, Саманта огляделась, вокруг ни души, ни звука. Она не понимала, где она и что происходит. — Кажется, я умерла. Помню, как застрелилась… — девушка усердно разглядывала свои исцарапанные руки. Ты всё ещё хочешь умереть? — Но разве я уже не мертва? Твоё сердце бьётся, у тебя есть пульс и дыхание… ты определённо жива. Ты всё ещё хочешь умереть? — Моя душа мертва… Мертва душа? Я не понимаю… не понимаю, объяснись. Ты всё ещё жива. Ты всё ещё хочешь умереть? Ты хочешь умереть? Хочешь… почему ты просто не умрешь? Дверь в комнату со скрипом открывается и на пороге показывается Джером: — Кукла, уже очнулась? Она же, словно холодный мертвец, переводит пустой взгляд прямо на парня, а затем еле заметно улыбается и усталым голосом произносит: — Я ждала тебя, Джеремайя…