Пепел к Пеплу

Вонь.       Раздирающая глотку и лёгкие, заставляющая выворачиваться наизнанку от любого, даже малейшего вдоха. Вонь.       Всепоглощающая и уничтожающая вонь стояла в помещении (А можно ли было это место вообще как-то иначе назвать?), полностью погруженном во мраке. Такого невыносимого смрада она не чувствовала уже очень давно. Этот сон всегда был очень осязаемым, порой слишком, чтобы в принципе являться таковым, но всё же. Это казалось наваждением или даже галлюцинацией. Эта фата-моргана была невероятно искажена, она видела за пеленой абсолютного мрака нечто, что казалось совершенно неестественным во всей красе этого понятия.       Это был человекоподобный силуэт, но от его человечности осталось столь мало, что страшно было даже предположить, чем конкретно оно являлось. Хотя с чего бы это? Никакие предположения в этот момент не занимали её и так крайне воспаленное сознание. Безусловно, она уже видела его многие и многие разы. Видела даже слишком часто, чтобы это можно было хоть отдалённо назвать нормальным.       Смрад, исходящий прямиком от неизвестного ей создания, был настолько невыносим, что глаза слезились, а к горлу подступал всё яснее едкий вкус желудочного сока, оповещающий о предстоящей рвоте. — Это ощущение мне уже до ужаса знакомо. Отвратительно, просто мерзко. Она не знала, куда себя деть, лишь бы перестать ощущать этот запах. Но он словно бы распространялся везде, куда не сунься, и это ещё больше раздражало и вызывало желание поскорее сбежать, перестать ощущать запахи или просто в конце концов проснуться. Почему же она не могла проснуться? Почему этот сон словно бы и не желал заканчиваться? Она всегда пыталась найти ответ на этот вопрос, виня во всём своё пострадавшее подсознание. Какие глупости, верно? — Абсолютно. Грубый бас окатил её внезапно и очень резко. Как будто бы ведро ледяной воды вылили. Он расслаивался; на каких-то моментах этот голос доходил до крайней степени писклявости, а где-то был чересчур грубым и низким. Говорил не один человек, говорил целый хор одновременно. — Я могу попросить вас перестать со мной разговаривать хотя бы во сне? Я не могу жить в реальности, постоянно слышу голоса в голове, которые то и дело оскорбляют меня ежеминутно за каждое действие или слово. Мне не комфортно даже думать, не говоря уже о словах. Ей всё это порядком осточертело, страх стал главенствующим чувством, а бессонница — последствием нежелания засыпать и из раза в раз видеть один и тот же сон. — Обойдешься. Будь счастлива, что мы тебя ещё не сожрали. Лакомый кусочек мяса. Рвотные позывы только усилились. Она знала, как этот «едок» выглядит. Она знала, что он из себя представляет и откуда взялся. Точнее сказать, они. И это особенно наводило ужас. Она с каждым днём была всё ближе к ним.       Помниться, в самый первый раз её сон был похож на залитый лунным светом лес. Всё имело лишь черные и белые цвета, их смеси и оттенки, но явно ощущалось, словно так и должно быть, словно бы так всё и должно выглядеть. Она почувствовала лишь нотки гнили и сладковатый запах испортившихся фруктов. Такой запах имели фрукты в самой первой палате госпиталя, в котором она лежала в тот раз. Фрукты всегда лежали нетронутыми, ей нельзя было есть ничего, кроме того, чем кормили медсестры. Но назойливые друзья и родственники всё продолжали носить ей злосчастные апельсины и яблоки. Так было принято. Она и не была против, ей было принято радоваться гостинцам, быть благодарной каждому их визиту. Они же помнили про неё, обращали на неё своё внимание и тратили время, нельзя быть неблагодарной такому «щедрому подарку».       Кстати, несколько последующих сновидений, уже немного дотягивающих до участившихся в наши дни кошмаров, и были в этой самой палате. Полуразрушенной и оставленной, как пережиток прошлого, что-то из рода популярных у её сверстников заброшек. Ей было не весело там находится. Ей не хотелось там находится. Там пахло гнилым мясом.       Там же она впервые услышала и увидела их. Это было так омерзительно, чертовски омерзительно. Один их вид заставил её выпустить всё, что было и чего не было из желудка. Ей хотелось убежать оттуда как можно дальше и скорее, но нельзя было и с места сдвинуться. Идиотский принцип всех кошмаров. — Привет, Друг! Я твоя Психосоматика. По крайней мере, ты так думаешь. — Они смеялись сотней голосов сразу, что резонно разрывало ей мозг. На что же это было похоже? Что же из себя эта Психосоматика представляла?       Это были люди. Много людей, гниющих заживо, сопряжённых в одно большое месиво везде, где у них начиналась область таза; у некоторых отсутствовали части кожи и мышц, а оттуда текла непонятная черная масса, напоминающая дурно пахнущие чернила. Они волочились медленно с хлюпающе-чавкающим звуком. И она понимала почему их видит. Она их помнила, помнила каждую часть этого создания. Они так выглядели из-за неё.       О Боже, какая же была невыносимая вонь теперь, спустя столько времени и тревожных ночей. Голова раскалывалась даже во сне, словно бы это совершенно точно всё было реальным.       Её психотерапевт говорил, что это самовнушение, игры её разума и действие как раз таки той самой психосоматики. Она пила назначенные ей лекарства строго по рецепту, ходила к нему каждую неделю, соблюдала четкий распорядок дня и села на сбалансированную диету, ещё занялась йогой и слушала соответствующую музыку. Мать даже сводила её на приём к человеку, занимающимся гипнозом. Ничего не помогало, эта психосоматика не желала уходить ни под каким напором. Она уже начала верить, что это что-то извне и лишь она одна слышит, видит это каждый день и каждую ночь. На том её сознание и порешило — это что-то неестественное.       Вот только оно само так не считало.       Один раз «Психосоматика» даже пыталась таки сожрать её. Это даже почти получилось, но её вовремя разбудили. Как ей нужно было объяснить родным, что огромный синяк-гематома на плече в виде несоразмерной человеку руки мог там появится? Теперь все думали, что она ещё и лунатик и сама себя во сне калечит. До чего смешно и противно. Капли «чернил» же были на подушке, поэтому как можно было подумать на неё саму? Они что, из воздуха взялись, с потолка накапали?       Это длилось достаточно долгое время, синяки всё так же были на плечах и предплечьях, не распространялись нигде более. Правда, однажды случился перерыв. Они тогда переехали на время к морю в дом их дедушки с бабушкой.       После этой поездки оба старших родителя умерли. Врачи сказали, это был болевой шок от удушения и быстро настигший инсульт. Как? Кто их душил и что так испугало? Откуда взялись капли чернил на старом бабушкином ковре?..       Сам чёрт шутил с ней, не давал покоя ни днём, ни ночью. Хах, конечно, как же иначе. А вонь так и стояла, окутывая с ног до головы со всех сторон.