Издевательство

информация от автора Аахтунг! Путаница с временной линией - здесь прошло две недели с той заветной ночи Чжа и Цзя: неделя течки Хэ, плюс неделя, которую рыжик от своего омеги бегал. И да, вы таки дождались.

Неделя. Неделю ровно рыжий бегает от Хэ. Шкерится по углам, как крыса, передвигается перебежками, перекатами, скрывается за углами и людьми, как заправский шпион — так он думает про себя. Хэ Тянь про себя — ржёт. Наблюдает за махинациями рыжика, который от каждого резкого движения или громкого звука вздрагивает, подскакивает и удирает, сверкая пятками. Цзянь И засел в его классе с начала перемены, всё щебечет себе что-то под нос, пока Тянь втыкает в окно: баскетбольная площадка как раз оккупирована классом рыжего и его «друганами», — гоняют мяч три на три, — однако, самого Мо нигде не видно. А нет, вот он — за скамейкой, под навесом. Нервно оглядывается, грозно хмурит брови, высматривая кого-то у умывальников. А когда его кореш радостно хлопает со всего размаха по костлявому плечу — он выдаёт целое представление: и калейдоскоп эмоций на лице, от первобытного ужаса, до такой же первобытной ярости; и кульбит всем телом на пару метров от скамейки, как и положено, с переворотом; и красочный отборный мат — за всю свою выволочку не повторяется ни единым словом. Хэ смеётся уже в голос, откидывая голову назад и едва удерживая себя в руках, чтобы не похлопать в ладоши этому чуду.  — Ты с чего так угараешь, Хэ? Перетряхиваясь в судорогах и глотая финальные смешки, Тянь всё же поворачивается к собеседнику и поднимает глаза (щёки у него аж сводит от такого приступа радости).  — С ваших выходок, голубки. Вскидывает подбородок и смотрит искоса на вспыхнувшего И. Цзянь до сих пор в себя прийти не может после их с Чженси «заветной ночи». Хэ на них тогда знатно рыкнул: хоть Чжань и был возмущён не меньше, возразить ничего не смог. Цзянь, конечно, в итоге отхватил по шапке от обоих, однако обошлось всё это малой кровью.  — Ничего не голубки, сам знаешь. Из-за тебя всё произошло вообще-то. И надувает губы, сжимая пальцами свои предплечья. Тут же вздрагивает, правда, и вжимается в спинку стула — Хэ глаза свои дикие щурит, намекая, мол: «Ещё слово и цыпа-Цзянь полетит в окно».  — Ой-ли? Я тебе помочь хотел. Ты же всё без остановки ныл про своего милого Чженси, не? Хотя, я рассчитывал лишь на градус в крови… Хах, пофиг, вышло даже круче.  — В смысле, круче??! Я ему в глаза смотреть не могу!!! Цзянь взвивается, вскакивает, хлопая руками о парту — лицо горит, глаза блестят, а сам — едва не орёт. Они с Си-си и правда теперь едва словами перекидываются, пусть всё равно вместе всё время. Неловкая атмосфера, напряжение и что-то непонятное между ними в воздухе — неправильная химия смешения их естественных запахов, может? Цзянь в непонятках, Чженси молчит, что делать — никто не в курсе, вот нервы и сдают потихоньку. Хэ на взбрыкивание И лишь плечами жмёт и снова смотрит в окно: небо смуреет, пасть захлопывает, проглатывая солнце, кудры облаков тут же вспыхивают едва ли не чёрными полосами; кто-то из ребят вскрикивает что-то про дождь и ученики, существовавшие доселе на улице, тупой толпой бегут под навесы, под крышу и в здание школы. Рыжий маршем вышагивает в сторону столовой, стряхивая с волос капли начавшего накрапывать дождя.  — Ну… Знаешь, большинство проблем разрешаются честным разговором.  — Ну-ну. И это говоришь мне ты. Хэ щерится на ответку, направляет глаза точно в глаза Цзяня.  — Большинство, но не все. Ну ладно, опустим тему. Я проголодался~. У Цзяня аж мурашками тело пошло от того, насколько пошло сейчас облизнулся Тянь. Цзянь сглатывает, отводит взгляд в сторону выхода в коридор — в классе напротив как раз прекрасно видно Чженси, залипающего в приставку. Цзянь вздыхает, ведь дрожью и нервяком пробирает аж до костного мозга. Разговор, а? Самое простое на деле сложнее сложного. Цзянь И поднимается с насиженного места, привычно салютует Хэ и идёт прямиком к Чжаню: навалиться сзади, закинуть на плечи руки и обыденно поинтересоваться, что за игра, кто босс и какой левл. Да, так и будет. Главное не оборачиваться и не смотреть на Хэ Тяня, расплывшегося в гаденькой ухмылке и уже размышляющего на тему того, каким именно образом он накажет рыжего за эту недельную игру в кошки-мышки. ___ Переходите на главу «Ещё», для полноты картины. Дальше — происходящее уже после этой главы. ___ Три утра. Хэ Тянь привык не спать из-за кошмаров, из-за течки, из-за голода, но никогда не думал, что не сможет спать из-за желания. Дикого, животного, аморального, до абсурда простого желания взять. Сидит который час, как коршун, нависает над на удивление безмятежным спящим Мо и вдыхает килограммами дым, стряхивая пепел в стеклянную пепельницу на полу. Периодически Хэ устаёт, закрывает глаза, открывает и смотрит уже в окно — на тёмное небо, редкие бело-золотые лучи, яркие неоновые вывески под куполом смога, на единичных людей вдали и на затопленные летним дождём тротуары. Периодически Хэ тянет свободную от сигареты руку к тумбе, подхватывает полупустую кружку с вчерашним холодным кофе и сухо отхлёбывает — по языку и горлу тут же расползается пряный горьковатый привкус, от которого Тянь безвольно закатывает глаза в этой чудной блажи. Отставив кружку, потушив дотлевший бычок, Хэ снова смотрит на рыжего: пересчитывает светлые ресницы, любуется веснушками и немного выгоревшими волосами, острыми и грубоватыми чертами лица. Дышит размеренно, глубоко, медленно, с каждым вдохом наполняя лёгкие его запахом. Тёплым, жгучим. Хэ Тянь никогда не был романтиком, однако готов сказать со всей серьёзностью: «Так пахнет солнце.» Хэ улыбается и хрипло смеётся. Хэ проводит рукой по тонким ключицам, скользит пальцами по худой груди, забираясь под тонкое тёплое одеяло; Хэ ёрзает, устраивается удобнее, начинает поглаживать второй рукой шею, плечо, предплечье и уходит всё ниже; Хэ притирается близко-близко и губами жарко припадает к открытой шее — целует, целует, целует… Снова беззвучно хихикает — он никогда в своей жизни и не предполагал, что будет домогаться спящего альфу. Что ж, с почином, как говорится. Тянь распаляется. Понемногу, потихоньку, он обнимает Гуань Шаня за талию, без остановки лаская тугую грудь — соски Мо уже затвердели, непонятно только, от действий Хэ или от холода. Тянь в наглую лапает грудные мышцы, массирует настойчиво, отчего рыжий недовольно стонет, жмурится, но не просыпается. Тянь целует пробитую мочку, скользит языком за ухо и глубоко затягивается своим любимым наркотиком — этим пьянящим запахом солнца. Руки распускает всё больше — поочерёдно очерчивает не особо рельефные кубики пресса, играется с впадинкой пупка, ползёт ещё ниже, туда, где уже всё успело «проснуться» от подобных действий. Губы в улыбке тянет, осторожно проводя пальцами по полувставшему члену, потирает под уздечкой, скользит к яйцам, к дырочке, спешно сглатывает накопившуюся слюну, вытягивает одну руку и впихивает пару пальцев себе в рот. Хэ не знает, как Шань ещё не проснулся от подобных звуков. Хлюпанье, чвоканье вязкой слюны прямо под ухом, жаркое частое дыхание едва не в щёку — Хэ в предвкушении. Он очень хочет видеть глаза рыжего, когда тот наконец проснётся. Но нарочно будить альфу в его планы не входит, поэтому он довольно скоро вынимает изо рта смоченные пальцы и снова лезет вниз: любовно оглаживает ягодицы, разводя половинки в стороны, надавливает средним на чуть припухшее колечко мышц и аккуратно, медленно проталкивает внутрь до самых костяшек. Рыжий судорожно вдыхает, елозит по простыням своим тельцем и поворачивается на бок, спиной к Хэ, но всё ещё спит, как убитый. Тянь даже в восторге от подобной способности — спать непробудно при любых условиях надо уметь. Но восторгаться рано — Хэ проводит языком по пересохшим губам и присасывается к чужому загривку, попутно направляя палец в предполагаемую сторону нахождения простаты. И до искр из глаз — рыжий стонет. Хрипло, тихо, невнятно. Явно во сне. Но Хэ уже готов сойти с ума — собственный член мажет предэякулятом по животу и чужой пояснице, и Тянь нетерпеливо втискивает в податливую дырку второй, затем и третий пальцы. Растягивает, толкается, лелея мысль о чужих волшебных стонах, сладко выцеловывает загривок альфы и едва-едва дрожит от предстоящего. Хэ вынимает пальцы, сглатывает, откидывая одеяло в сторону, бесстыже рассматривает работу своих рук: рыжий слегка вспотел, на лбу видна родная угрюмая галка, рот его едва приоткрыт, соски торчком, член полностью встал и тычется в простынь, а всю шею покрывают десятки тёмных следов. Хэ улыбается. В глазах искрит что-то опасное, пошлое и жестокое, а чужой запах солнца стал совсем жгучим и терпким. Хэ придвигается ближе, приставляет головку к готовому входу, чутка надавливает, входя совсем немного — рыжий мычит невнятно, пытается отодвинуться. А в глазах Хэ уже отплясывают черти. Он звонко целует рыжего в ухо и шепчет:  — Малыш, пора вставать. А то всё веселье проспишь. Мо в ответ слабо шевелится, поворачивает голову сонно приподнимая тяжёлые веки:  — Хэ Тянь?.. В глазах едва проясняется, но уже поздно: Хэ держит одной рукой поясницу, другой основание своего члена и, с наслаждением наблюдая за сменой эмоций в медовых блюдцах, всаживает Мо до самого основания. Мо не успевает вдохнуть — вскрикивает сипло, пытаясь понять, что происходит, но не может даже слова сказать — Хэ затыкает слюнявым, жадным поцелуем и начинает методично долбить альфу сзади. Тот мечется в обруче рук, пытается оцарапать чужие плечи, но не может — тело не слушается, распираемое изнутри явно не омежьим агрегатом. Рыжий воет в шершавые губы, пытаясь вдохнуть, от неудобного положения всё внутри будто узлом перекрутило и Шань почти задыхается. А Хэ Тянь доволен. Отрываясь от облюбленных губ, толкается глубже внутрь, заставляя Шаня стонать и дрожать от переполняющих ощущений. Хэ левой рукой обхватывает Мо поперёк груди, нарочно прищипывая соски до красноты, ведёт правой ладонью вниз и ощутимо давит под брюшину — под жарко пульсирующей кожей чувствуются его собственные толчки, и Хэ, до одури счастливый, хрипло смеётся — его ведёт, и ведёт не по-детски.  — Малыш… Как думаешь, ммм, омега может пометить альфу? Урчит в ухо своим приторным голосом, а Мо всего перетряхивает: от несносной боли в заднице, от пошлых слов урода-полуночника, от этого аморального желания принадлежать. И рыжий рычит, срывая голос, ревёт, как зверь:  — ДА НИХРЕНА!!! ААУ-уугхаммм… Хэ выносит. Он не может держать себя в руках — это впервые. Не течка, не гнев, не что-либо ещё — а желание. Хэ смакует сиплый вой под собой, любуется выгнутой от судорог и толчков спиной, вылизывает чужую шею и он в таком восторге, в такой эйфории, что даже не чувствует, как в его собственные бёдра до синяков впиваются пыльцы рыжего. Руки Мо дрожат от перенапряжения, от натуги аж слёзы текут, но он не может сделать ничего — он материт про себя себя же, злостно упрекая свои блядские, по-ходу мазохистские наклонности (его член уже давно вымазан в собственной смазке и готов в любой момент выстрелить). Хэ мурчит что-то ласковое в рыжую макушку, вдыхает глубоко и резко поднимает Мо Гуань Шаня, перекидывая его через себя и усаживая сверху — сам Хэ Тянь теперь царственно лежит посреди кровати на спине и жадно, голодно, беспощадно подкидывает узкие бёдра, входя в своего альфу до предела. Мо едва не падает, лишь успевает упереться скользкими ладонями в тазовые косточки под собой, но это его не спасает. Хэ действительно берёт его. Омега Хэ действительно берёт его, альфу, сзади. Рыжий едва не отключается от этой мысли — внутри всё чуть ли не рвётся от размашистых движений, член (слава Богу, без узла) Хэ бьётся о стенки жёстко, грубо и так сильно, что рыжий, даже сквозь бензиновое марево перед глазами, видит, как каждый раз, с каждым толчком его живот внизу слегка выпирает. Бедняга Мо к такому не готов — мычит, раскусывая губы, мычит, глотая комки обиды и чего-то ещё странного в глотке, мычит и мстительно сгибается, проводя руками по чужим ногам, и пальцами задевает женскую часть Хэ Тяня, беспардонно втискивая в подтекающее лоно разом пару пальцев. Тот от неожиданности аж вздрагивает, вздёргивает Мо своими лапами и насаживает ещё реще, заставляя рыжего выгнуться от боли обратно, за угловатые локти укладывает его себе на живот и держит теперь уже за шею и поперёк грудины. Хэ ласково гладит губами чужое плечо, наблюдая, как от его же движений подпрыгивает чужой член, брызжущий смазкой; Хэ слизывает с веснушчатой щёки слёзы, толкаясь уже медленнее, выходя почти полностью и входя лишь до середины; Хэ втягивает кожу за ухом в рот и жадно прикусывает, оставляя смачный лиловый засос.  — Малыш Мо~ Стонет. Низко, гортанно, в самую шею и действительно практически метит. Клыками вгрызается в истерзанный загривок, упираясь грудью в острые лопатки — Гуань Шань срывается на крик, яростно сжимаясь внутри. И оба, одновременно, ярко и бурно кончают. Хэ дышит затраханно, сладко, жмурится, под веками плывут мыльные пузыри, а в голове так легко… Хэ чувствует привкус крови на языке, лениво приоткрывает глаза и отпускает чужую шею из своей пасти — запах смешавшихся феромонов, что-то одновременно острое и жгучее в воздухе и раскалённые до предела тела — всё это кажется чем-то нереальным. Будто сон. Очень длинный, реалистичный, эротический сон. Но нет. Мо напоминает об этом хриплым «блядь», болезненными стонами, неловким ворошением и безуспешными попытками подняться.  — Малыш, это было чудесно. Как тебе твоё наказание? Хэ прерывает копошение, снова прижимая Шаня к себе и обвивая капканом объятий — тот лишь обессиленно шипит и, как всегда, хмурит брови. Поздно дёргаться, уже и так отымели.  — Какое… Какое нахуй наказание?.. Хэ посмеивается и утыкается носом в короткие волосы у Мо на затылке. На обоих волнами накатывает усталость и сонливость.  — Как же? Теперь ты будешь знать, что тебя ждёт, если будешь от меня бегать и игнорировать. От этого бархатного, даже снисходительного тона Мо аж поёжился — такие аттракционы его в гроб раньше времени загонят, это точно.  — Гуань Шань… Пойдём-ка примем душ, а? Вместе. А я тебе спинку потру~.  — Иди нахуй, бля.  — Ну, могу и так, Малыш, ты же знаешь… И чмок в щёку. Рыжий как идиот сейчас выглядит: морда красная, сам в объятиях этого сверх-омеги и бессильно сжимает и разжимает кулаки, боясь шевельнуть нижней частью тела, ибо чужой член почему-то всё ещё в нём. Мо даже в себя приходит, снова возвращая стервозность и вспыльчивость, он уже готов взорваться, однако его никто и не просит и не спрашивает: подобравшись, Хэ спрыгивает с кровати, выскальзывая из растраханного тела, закидывает Гуань Шаня на плечо и, под громкий мат, град неслабых ударов кулаками по спине и троекратный посыл куда-подальше, довольный и (почти)сытый, направляется в ванную комнату. Хэ никогда особо не был романтиком, не верил в истинность и не хотел семьи. Но Хэ, по какой-то внеземной, космической причине знает, что для такого отбитого и нестандартного во всех смыслах омеги уже нашёлся такой же непутёвый и бешеный альфа. Альфа ему подстать.