Притворись моим парнем

Этим утром Тушенцов проснулся от собачьего лая за окном. А может быть и вовсе не из-за лая, а из-за неожиданного холода, который охватил Руслана, когда он сильнее вцепился в мягкий плед, нащупав пустоту рядом с собой. И он снова один. Брошен в пустой квартире на растерзание звенящей тишине. Он уже так отвык от этого чувства, и поэтому темноволосому становилось всё больше не по себе, когда он лёжа на маленьком диване, смотрел на облупленный потолок, вслушиваясь в каждый звук в надежде различить тихие шаги Юлика где-то на кухне. Тушенцов думал, что понемногу сходит с ума. Возможно так оно и было. Вчерашний день теперь казался лишь сном, после которого Руслану было так тяжело окунуться в серую реальность. Переборов себя, парень всё же встал с постели, бросив на пол заботливо накинутый кем-то серый плед. Жизнь с Юликом походила на американские горки, и Руслана это очень раздражало, но в то же время он понимал, что стал зависим от этой ёбаной карусели. Словно ребёнок он возвращался на тот же аттракцион, прекрасно зная к чему всё это приведёт. А потом снова просыпался один на старом не разобранном диване. Тушенцов безэмоционально смотрел в стену. Из него будто бы выкачали все чувства. Парень ощущал себя выжатой губкой, брошенной на пол. Он надеялся, что холодный душ поможет ему взбодриться, но оказался не прав. Холод лишь остудил его голову, помогая трезво мыслить, но это скорее лишь усугубляло его состояние. Он вспомнил, как однажды Юлик заперся в ванной и отказывался выходить. В тот день на него, видимо, напала однодневная осенняя хандра, что в принципе часто случалось с кареглазым. И Руслан реально волновался за него, пряча все острые предметы по верхним ящикам, пока этот идиот скулил о том, что жизнь слишком переоценена, прося подлить ему ещё безвкусного портвейна. Онешко резко сорвался в душ, включив бесконечный поток воды, который должен был смыть бесконечный поток депрессивных мыслей. Для резкой смены весёлого настроения не было абсолютно никаких причин в тот обычный дождливый день. Иногда Онешко всерьёз задумывался, не страдает ли он какими-нибудь психическими расстройствами, но потом вдруг вспоминал, что ему как-то пофиг. — Ты там утопиться решил что ли? — Руслан прислонился к двери, вслушиваясь в шум воды. — Да, так что не мешай, — вроде бы в шутку сказал парень, но спустя пару мгновений всё-таки выключил душ, — Скажи что-нибудь, — вдруг тихо раздалось за дверью. — Что? — удивился Тушенцов неожиданной просьбе. — Просто я хочу услышать твой голос, — немного запинаясь, ответил Юлик, сев на мокрый пол, прислонившись к двери, — Мне так спокойней. — Ну если это поможет тебе, — пожал плечами Руслан и слабо улыбнувшись, начал рассказывать какой-то бред про своих назойливых родственников, про свою любовь к животным, про то что он вроде как начал писать свои песни и вроде как Юлик вдохновляет его на это. Они сидели по разные стороны двери очень долго. Онешко, слушая глупые истории Тушенцова, даже начал смеяться. Руслан слышал это, и на сердце вдруг становилось так легко и спокойно. Ему было просто необходимо знать, что у Юлика всё хорошо, и сейчас, смотря на своё отражение в грязном зеркале в ванной, больше всего на свете ему хотелось услышать смех кареглазого парня. Такого странного, такого особенного. Руслан крепко зажмурил глаза, словно в надежде, что открыв их, он увидит перед собой не свое серое отражение, а что-то другое. Наконец темноволосый решил, что для нормального функционирования организма ему необходимо чего-нибудь поесть. Но ничего кроме кофе не лезло в горло, вызывая лишь отвращение и какой-то рвотный рефлекс. Видимо, пришло время для его припозднившейся осенней хандры, хотя ясная снежная погода на улице вовсе этого не предполагала, ослепляя Руслана солнечным приглушённым светом, что проникал сквозь толстое стекло на кухню. Парень крутил в руках чёрную кружку, когда услышал звук входящего уведомления на телефоне. Тушенцов понимал, что это было точно не сообщение от белобрысого парня, но где-то в глубине души все же теплилась надежда, так что он, оставив на столе недопитый горький кофе, пошёл в комнату за мобильным. На экране высветилось вовсе не то имя, что он ожидал. И вовсе не то сообщение, которое он мог себе представить. Настя: Я знаю, что вы с Юликом просто притворяетесь. Руслан снова перечитал сообщение, но всё ещё не до конца осознавал смысл прочитанных строк. Даша мне всё рассказала. Точнее Юлик ей, а она мне. Ну конечно же. Чего ещё стоило ожидать? Сквозь до боли сжатые зубы раздался приглушённый рык. И вовсе не из-за того, что Настя всё узнала. Нет. Вовсе нет. Для приглушенного удара по стене крепко сжатым кулаком, были куда более веские причины. Они же с Юликом ну это, короче думаю ты знаешь. Нет, не знает. Да он похоже уже ничего не знает, он уже ни в чем не уверен. Руслан, зачем это? Весь этот спектакль. Руслан бы тоже очень хотел знать, зачем всё это, но, увы, он уже давно забыл с чего все началось, и потерял всякое представление о том, к чему все это приведёт. Казалось всё идёт не по плану ещё с самого первого дня, и катится все дальше в неизвестность. Прошу, давай не будем детьми. Ну, быть взрослым, я уже как-то задолбался, — невесело усмехнулся своим мыслям Тушенцов. Я всё ещё люблю тебя, Руслан. А ты любишь меня Просто признай это. Всё это звучит так просто. Юлик любит Дашу, Даша любит Юлика. Настя любит Руслана, а Руслан вроде как должен любить Настю, но в жизни никогда не бывает так просто. Тушенцов чувствовал себя неверной переменной в этом выражении, опечаткой в рукописном тексте, ошибкой в программном коде, из-за которой система дала сбой, из-за которой все катится к чертям. Парень не понимал, что с ним не так, почему он снова и снова перечитывал сообщения розоволосой, чувствуя разгорающуюся боль внутри, что опустошала его все больше с каждой секундой. Парню казалось, что он начал сходить с ума, когда текст перед его глазами начал размываться, а голова вдруг закружилась с неистовой силой. Он резко отбросил телефон куда-то на пол, совершенно не волнуясь о последствиях. Ему срочно нужен был воздух. Темноволосый, не удосужившись даже накинуть на себя какую-нибудь куртку, вылетел из душной квартиры на холодную лестничную клетку, захватив с собой лишь полупустую пачку сигарет. Руслан бежал вниз по грязным скользким ступенькам, врезаясь плечом в обшарпанную стену, украшенную облезшей зеленой краской. Тонкая никотиновая палочка выпала из дрожащих рук на лестничную клетку. Через сжатые до боли зубы раздался хриплый крик, полный отчаяния и бессилия. Темноволосый упал на колени, жадно хватая сигарету, которая была парню необходима словно воздух. Руслан чувствовал себя выкинутой на берег рыбой, что задыхалась под палящим солнцем. Тушенцову срочно нужно было закурить. Пальцы путались на красной потрёпанной зажигалке, что, словно издавая свои последние вздохи, плевалась слабым огоньком, обволакивая край сигареты. Эта отвратительная привычка появилась в жизни Руслана вместе с жизнерадостным кареглазым парнем, что заполнял его лёгкие, словно серый дым. Что стал ему так же необходим, как очередная затяжка. Тушенцов сам не заметил, как Юлик стал его вредной привычной, что отравляла его сильнее, чем никотин. Тушенцов пытался выкурить эти мысли из своей головы, но у него не получалось. Тушенцов пытался вытравить все чувства, но снова безуспешно, ощущая, как нечто похожее на любовь в перемешку с сигаретным дымом жгло его тело. Падая вниз, словно пепел, по его щекам скатывались горячие слёзы, соленой горечью задерживаясь на губах. Руслан никогда не думал, что чувства могут причинить такую сильную физическую боль. Он снова сделал затяжку, упав к металлической двери, не в силах выйти на улицу. Всё, чего он сейчас хотел, чтобы чертов Онешко был рядом, но парень и не догадывался, что Юлий был гораздо ближе, чем он мог подумать. Этим утром Онешко проснулся от мягкого поцелуя слегка влажных губ. Парень слегка улыбнулся сонно потягиваясь, не открывая глаз, боясь нарушить сонное спокойствие и умиротворение, которое окутывало парня, словно тёплое одеяло. — Вставай, — раздался над парнем нежный тихий голос, — Я нам завтрак приготовила. — Ещё пять минуточек, мам, — Юлик уткнулся в подушку, где-то отдаленно слыша звонкий девичий смех. — Быстрее, а то все остынет, — снова смешок и глухой стук закрывающейся двери. Белобрысый громко зевнул и нехотя открыл глаза, садясь на мягкую двуспальную кровать, заправленную чистым постельным бельём нежных тонов. В комнате пахло свежестью и чьими-то духами. Спальня вовсе не походила на мрачную комнату Тушенцова, скорее, на маленькую комнату Онешко. Но, в отличие от неё, это было просторное помещение, украшенное гирляндой, которая висела практически по всему периметру комнаты, освещая её мягким тёплым светом. Чистота и порядок говорили о том что здесь жила девушка. Онешко сразу нашёл свои вещи, которые неаккуратно валялись подле кровати. Быстро одевшись, Юлий обнаружил, что верхняя пуговица рубашки была оторвана, чему парень очень огорчился, так как это была его любимая рубашка, но, видимо, вчера он думал совершенно о другом. На кухне его уже ждала светловолосая девушка, которая медленно пила свой карамельный кофе. Она встретила парня яркой улыбкой, немного смутившись и опустив глаза в пол. Юлий оценивающе окинул её взглядом. Даша была одета в короткие серые шорты и свободную белую футболку, которая слегка оголяла правое плечо. Девушка подошла к плите и сняла с неё сковородку. — Омлет с моцареллой и помидорами, — блондинка поставила перед парнем тарелку с едой. Выглядело всё действительно красиво и вполне съедобно, но почему-то Юлий не мог заставить себя притронуться к еде. Совершенно не желая обижать девушку, Онешко все же смог заставить себя отломить немного от горячего омлета. Но кусок будто застрял у него в горле. Онешко поднял взгляд на Дашу, которая немного обеспокоенно смотрела на бледного парня. По телу Юлика пробежала крупная дрожь. Он чувствовал себя не в своей тарелке, чувствовал, что что-то идёт не так. Чувствовал, что сейчас он должен быть совершенно не здесь. В голове Онешко вдруг промелькнула мысль, что они с Дашей могли бы быть идеальной парой. Они смотрели бы вместе глупые комедии и второсортные ужастики. Блондинка бы утыкалась в плечо светловолосого парня на страшных моментах, а он бы смеялся, называя её «трусихой». Он бы без повода дарил ей белые розы, просто потому, что проходил мимо цветочного киоска. Она бы готовила ему завтраки по утрам, а он бы не говорил ей, что сам мог бы приготовить в несколько раз лучше, чтобы не расстраивать девушку. Она бы гладила все его рубашки, а он бы приносил ей горячий кофе с молоком в постель. Он бы познакомился со всеми её подругами и, наверное, даже запомнил бы их имена. А она бы выучила имена всех его любимых художников и поэтов. На встрече с родителями он делал бы вид, что очень заинтересован в разговоре про политическую позицию страны. Ради неё он бы даже бросил курить и пил бы лишь по праздникам. Все друзья и знакомые говорили бы, что они очень красивая пара и идеально подходят друг другу. Вечно жизнерадостный блондин и болтливая светловолосая с ярко сияющей улыбкой. Но почему тогда его так тянет к Руслану? К мрачному замкнутому темноволосому парню, которого практически невозможно было вытащить на улицу, который смеялся только от своих саркастических высказываний и глупых шуток блондина. Улыбку на лице которого можно было увидеть очень редко, но зато она всегда согревала Юлия мягким теплом и окутывала спокойствием. Смотря же на милую улыбку Даши, Онешко чувствовал лишь холод и острую необходимость прямо сейчас оказаться рядом с Русланом. Обнять его крепко до боли в рёбрах, целовать его нежно и неуверенно, но не в силах оторваться, извиняться за все неправильные поступки, которые совершил, почти не надеясь получить прощение. Онешко отложил вилку и встал из-за стола, поймав непонимающий взгляд со стороны Каплан. — Мне, — парень запнулся, словно не в силах произнести это, — Мне нужно уйти. — Что? Куда? — девушка резко помрачнела, но где-то в глубине души надеялась, что ей просто послышалось. — Прости, я не могу сейчас тебе всё объяснить, потому что я сам до конца не понимаю, что со мной происходит, — парень старался говорить максимально мягко, боясь обидеть девушку, — Но я точно знаю, что сейчас я должен быть не здесь. Ты прекрасная девушка, но я… — Просто уходи, — резко прервала его Каплан. Юлий кивнул, будто бы получив разрешение, и вышел из кухни, оставив девушку одну наедине с остывшим омлетом. А ведь она действительно надеялась, что у них может что-то получиться. Наверное, она просто наивная. Онешко, чувствуя, как с каждой минутой его сердце билось все чаще и его трясло всё сильнее, наспех накинул куртку и, не завязав грязные шнурки на старых кроссовках, выбежал на холодную лестничную клетку. Он быстро сбегал вниз по ступенькам, совершенно не боясь упасть. Он быстро сбегал из квартиры, в которую он прибежал по первому зову, за что ненавидел себя, жалея, что ничего уже не исправить. Юлик, не задумываясь, достал красную пачку Мальборо. Практически все одноклассники кареглазого тогда ещё наивного мальчика начинали курить в 13-14 лет, тогда его эта волна первого никотинного пристрастия, к счастью обошла стороной. Он с презрением относился к юным курильщикам и вовсе не считал сигарету в руках символом взросления. Иногда он отбирал сигарету у своего друга Никиты и, бросая на асфальт, топтал тлеющий бычок, за что, если несомненно получал сильный подзатыльник и ворох ругательств. Кто же знал, что всего через пару лет Онешко повстречает человека, из-за которого глупый мальчишка пристрастится к курению, человека из-за которого его жизнь уже никогда не станет прежней. — Будешь? — грубые пальцы протягивают никотиновую палочку смущенному подростку. — Не курю, — вертит головой Юлик и пристально смотрит в серые глаза напротив, — Это вредно. — Какой правильный мальчик, мама, наверное, тобой гордится, — слегка картавит брюнет и делает затяжку, выдыхая дым в спутанные волосы худощавого парня, который слегка дрожит от холода позднего осеннего вечера, — А она не будет ругаться, почувствовав запах дыма? — Издеваешься? — хмурится Онешко, его явно раздразнили слова самодовольного парня. — А похоже? — старший снова улыбается и подносит сигарету к покусанным губам, но тонкие ловкие пальцы, перехватывают её, отводя в сторону, а влажные губы кареглазого немного грубо целуют удивленного такой дерзостью темноволосого парня. — Теперь перед мамой точно не отмажешься, — усмехается голубоглазый, облизывая губы. — Плевать, — пожимает плечами Онешко, делая свою первую затяжку, слегка закашливаясь, чувствуя горечь, которая разливалась по его легким, словно керосин. — А как же вред курения? — Мы все всё равно когда-нибудь умрем. Не хочу, чтобы ты сдох раньше меня. — Как мило, — язвит студент, — Типа «и умерли они в один день». — Ага, но надеюсь до этого будет «жили они долго и счастливо». С того дня запах сигарет словно въелся в Онешко, так же как и воспоминания о сероглазом брюнете, которые отравляли его изнутри. Парень, сам того, не замечая, перешёл на бег, будто бы стараясь убежать от этих мыслей, видимо, стараясь как можно быстрее добраться до Руслана. Чтобы расставить наконец-то всё по местам. Чтобы наконец-то признаться Тушенцову. Сказать, что больше не представляет жизни без него. Сделать то, что давно должен был. Парень остановился перед железной парадной дверью и уже собирался позвонить в домофон, как вдруг почувствовал вибрацию в кармане. Светловолосый быстро достал телефон из куртки. На экране высветился неизвестный номер. Но Юлик точно знал, кто ему звонит. Эти цифры были выведены у него в памяти перманентным маркером. Он не мог ошибиться. Это он. Колени парня резко подкосились, и он припал к холодной металлической двери. — Юлик? — хрипло раздаётся на том конце провода, а по телу парня пробегают мурашки. Так непривычно слышать этот голос. Так непривычно слышать своё имя из его уст. В ответ звонящему раздалось лишь сбитое дыхание. Онешко не мог выдавить ни слова, ни жалкого приветствия, ни наигранного безразличия, ни язвительной шутки, ни едкого оскорбления. Он не был готов к этому звонку. Хотя кого он обманывает? Онешко сотни раз представлял, как однажды снова услышит знакомый голос. Проигрывал их разговор у себя в голове. Представлял, как он будет беззаботно рассказывать о своей новой жизни. Жизни, в которой больше нет места для голубоглазого брюнета, который отравлял его на протяжении нескольких лет, к чьим поцелуям он так пристрастился. Юлий думал, что он забыл его, отпустил. Что больше не болит. Что больше этот человек не заслуживает его слёз, самоистязаний и бессонных ночей. Слишком большая честь для такого мудака как он. Он ждал этого звонка, но сейчас… В его голову резко ударило осознание, что он не готов. Он никогда не был и не будет готов снова услышать этот голос. Потому что всё ещё болит. Болит глубокая кровоточащая рана, которую он сам позволил оставить на своём теле, доверившись и открывшись человеку, ради которого готов был на всё, но для которого он был ничем. Подставившись под острое лезвие ножа, которое влажными поцелуями касалось его беззащитного тела. Юлик думал, что рана зажила, но она лишь покрылась тонкой коркой, потому что он снова и снова раздирал алую кожу. Алую от густой крови. И вот снова. Снова порез даёт о себе знать, разрывая от боли. И Онешко понимает, что его нежная белая кожа уже не будет такой как прежде. Останется шрам. Как напоминание. Ведь в конце всех чувств останется лишь боль и глубокие шрамы. — Дима? — сквозь боль произносит светловолосый, чувствуя как по его щекам катятся горячие слёзы.