Притворись моим парнем

Ярким пламенем былой страсти и нежности выжженные, На нашем теле адской болью, останутся навсегда, Алой кровью разрушенной жизни и разбитого сердца высеченные, Когда-то родные и столь любимые нам имена.

— Дима, — снова вырвалось из уст Онешко, на этот раз более отчаянно и как-то беспомощно. Парень сразу же плотно сомкнул губы. Это имя. Голос Юлика вдруг дрогнул в конце, сорвался, не выдержав напряжения, которое вибрацией раздавалось по всему телу. Он пытался быть стойким, но какая к чёрту стойкость, если он даже не может произнести это имя. Обычное имя. Ничего больше. Почему вдруг всё рвётся наружу? Все чувства и воспоминания, вся боль и обида проливались соленой водой по его щекам, но он снова и снова упорно вытирал предательские слезы краем своей запачканной куртки. Сейчас не до этого. Нужно собраться. Но даже звенящий уличный холод не мог остудить его голову. — Я… ты просил позвонить… — голос Димы дрожал. Парень нервничал. Его дыхание было сбито и он пытался найти в себе силы, чтобы сказать что-то важное, но не мог связать и пары слов, — Чёрт, наверное, я зря тебя беспокою. Прости, я не хотел, но ты просил набрать твой номер, когда… В общем, забей, забудь это. Не надо было мне… Мне больше не кому… Речь Ларина была бессмысленна и бессвязна, но Юлий прекрасно понимал о чем идёт речь. Прекрасно помнил, как холодным летним вечером он стоял, трясясь от злости и боли, что вперемешку друг с другом девятым валом разливались у него внутри, и пронзительно смотрел в затуманенные серые глаза. Онешко всего трясло. В ушах звенело, и вся его жизнь, казалось, рушилась на куски у него на глазах. Только что его отвергли. Далеко не впервые, но в этот раз в услышанное верилось слабо. Всё после холодной ядовитой фразы «нам нужно расстаться» смешалось в кашу. В белый шум у парня в голове. Он уже не слышал ни жалких извинений Димы, ни что-то там про какую-то Ксюшу, ни про то, что темноволосому очень жаль и так далее. Онешко не слышал ничего, кроме громкого стука в голове, который, кажется, был биением его сердца, но в этом он не был уверен. Юноша вдруг резко прервал Ларина, неожиданно твёрдым и властным голосом, произнеся: — Могу ли я сказать своё последнее желание? — Что? — Дима резко прервался и удивленно посмотрел на парня. — Ну знаешь, перед смертью у обреченного обычно есть право на последнее желание, могу ли я воспользоваться своим? — Ларин не отвечал, потому что совершенно не понимал о чём говорил младший, и какое смертная казнь имела отношение к их расставанию, — Позвони мне, когда кто-нибудь причинит тебе такую же боль. Когда кто-то сломает тебя. Поиспользует и выкинет, как старую ненужную игрушку, растоптав все твои мечты и надежды. Растоптав веру в любовь. Веру в людей. Веру в себя. Когда ты поймёшь, что больше не знаешь ради чего жить. Ради кого. Прошу, позвони мне когда ты почувствуешь то, что чувствую я. А дальше всё снова затянулось мутной пеленой. Юлий не слышал ответа Ларина, не видел его реакции. Вдруг всё снова смешалось в кашу. Лестничная клетка, грязный подъезд, мрачная улица, холодный вечер, серые лужи, слёзы, боль, обида, непонятные и уже совершенно незнакомые здания и невыносимый звон в голове. Прошло всего лишь полгода. Правда, для Юлика, это были невыносимо долгие полгода. Если честно, он думал, что Дима позвонит ему гораздо позже. Если честно, он надеялся, что Дима позвонит ему гораздо раньше. — Что случилось? — попытавшись собраться с мыслями, спросил Юлик, решив взять инициативу разговора в свои руки. — Она умерла, — тихий голос Ларина резко отрезвил Онешко. Он вдруг ощутил всю реальность происходящего. Он вдруг понял цель этого звонка. И его сердце пропустило удар. — Что? — переспросил парень, будто бы не расслышал, не до конца осознавая услышанное. — Ксюша умерла, — Дима пытался быть сильным, но его голос предательски сорвался, а из красных высушенных глаз вновь потекли слёзы. Это был первый раз, когда он признал это. Когда он сказал об этом вслух. А это ведь первый шаг?.. — Когда? — Четыре дня назад. Повисло молчание. Юлик не знал, что сказать, а Дима просто не мог говорить. Это продолжалось недолго, хотя казалось, что прошла целая вечность. — Прости, — Ларин глубоко вздохнул, — Неверное, я не должен был звонить… — Где ты сейчас? — резко перебил его Юлик. — Что? — Ты в Питере? — Да — Просто пришли мне свой адрес, — голос парня вдруг наполнился необъяснимой решительностью и твердостью. Он неожиданно осознал, что должен сделать. Обязан, — Я приеду. — Зачем? — Ларин действительно не понимал столь резкого порыва парня. — Когда ты бросил меня, мне было тяжело. Я не спал ночами, не выходил из дома неделями. Я заставил думать себя, что я никто. Что я не достоин этой жизни. Я разрушал себя всё больше и больше. И никто не остановил меня. Потому что никого не было рядом. Никто не мог разделить мою боль. По телу Юлика пробежали мурашки. Ему было тяжело вспоминать об этом. Никто из его нынешних друзей не знает об этом периоде жизни. Не знает, с чем он борется каждый день, заставляя себя вставать с кровати, проходя мимо зеркала, и смотря на своё отражение, которое стало до омерзения противно парню. Он никогда не говорил об этом. И сейчас он впервые произнёс вслух то, что уничтожало его изнутри на протяжении этих долгих шести месяцев. А это ведь первый шаг. — Ты не должен проходить через всё это один. Не повторяй моих ошибок Через некоторое время Юлий уже стоял у квартиры под номером 13 и не решался нажать на звонок. Почему-то его вдруг резко охватил непонятный страх, который сковывал парня, не позволяя банально позвонить в дверь. Поняв, что это до безумия глупо, Онешко всё же пересилил себя. Послышались тихие шаги и вскоре на пороге показался он. Дима. Ни капли не изменился, хотя, с другой стороны, чего Юлий мог ожидать? Прошло не так уж много времени. Под глазами всё те же синеватые мешки, которые, казалось, появились у Ларина с самого рождения, но сейчас они выглядели более тёмными, бесформенными и тяжелыми, украшая и без того усталое и замученное лицо, подчеркивая болезненную красноту глаз. На щеках проглядывали скулы, да и в целом парень заметно схуднул. Обычно приглаженные тёмные волосы были сильно растрепаны и неаккуратными прядями кое-где падали на лоб старшего. На Диме была надета до безумия мятая чёрная рубашка, которую он, видимо, не снимал уже несколько дней. Стилю одежды парень не изменил. Наверное, именно от Ларина, кареглазый заразился сильной любовью к рубашкам. Перед парнем стоял всё тот же Дима Ларин, которого знал Юлик уже очень долго. Вот только его лицо больше не выражало никаких признаков жизни, как и бледное тело. Парень пустыми серыми глазами смотрел на блондина, и это до жути пугало Онешко. Он не знал, что делать. Вся уверенность резко пропала, стоило ему было взглянуть в чистый омут стеклянных глаз напротив. — Выглядишь ужасно, — еле слышно произнёс Юлий и услышал хриплый смешок в ответ. Вот только он вовсе не напоминал смех, скорее, последний вздох умирающего. — А ты ничего так, впрочем, как и всегда, — Дима опустил взгляд в пол. Юлий никогда не видел его смущенным и потерянным. От самоуверенного парня, который всегда знал, что ответить, которого невозможно было задеть и обидеть, не осталось и следа. Теперь парень был абсолютно беззащитен перед своими чувствами и эмоциями, — Проходи. Юлий быстро разулся и снял куртку, параллельно осматривая маленькую прихожую с наспех поклеенными обоями. Ларин прошёл вперёд, скрываясь в какой-то комнате. Онешко прошёл за ним. И остановился на пороге, не в силах пройти дальше. Дыхание вдруг перехватило, когда он увидел довольно удручающую картину. Это была полупустая спальня, в углу валялся матрас и скомканное одеяло. На импровизированной кровати лежало укулеле, которое так ярко возбуждало картины из прошлого, что Юлий поморщился. Рядом стояла пустая тумбочка и тусклый светильник. Шкаф был открыт нараспашку. Все рубашки были скомканы и разбросаны по полупустым полкам. Стены были абсолютно голые, как и грязные окна, под которыми сидел Дима. Темноволосый жадно отхлёбывал янтарную жидкость прямо из горла четырёхугольной бутылки, даже не морщась от горькости и крепкости напитка. Возле Ларина валялись два уже пустых сосуда. Онешко неуверенно сел рядом со старым другом. Ему вдруг стало очень плохо морально и физически. Тишина давила на голову с неимоверной силой. Юлий отобрал бутылку у Димы и сам сделал большой глоток, тут же содрогнувшись. — Как ты это пьёшь? — Не знаю, — безэмоционально пожал плечами голубоглазый и забрал бутылку, — Я уже не чувствую никакого вкуса. Просто пью. Наверное, мне это помогает, во всяком случае, мне хочется в это верить. Юлий поджал губы, не зная что ответить. Ларин всегда умел пить, это было у него в крови. Он никогда не пьянел, в отличие от Онешко, которого уносило с одной рюмки крепкого алкоголя. Дима всегда знал свою меру, а так же цену выпивке. Сейчас же он бездумно хлестал дешёвый коньяк, и от этого становилось жутко. — Ксюша, — начал было белобрысый, — Мне правда очень жаль. Как это произошло? — Она была больна, — выдержав долгую паузу, сказал брюнет, сделав ещё глоток, — Рак. — Кошмар. Ты знал? — Да, — было слышно, что каждое слово давалось парню с большим трудом, — Она сказала мне в тот день, когда мы с тобой расстались. Я любил её и решил, что бессмысленно отрицать это и встречаться с тобой как ни в чём ни бывало. Решил, что у нас с ней и так осталось слишком мало времени. — Я не знал, — вдруг вся картина предстала перед парнем в абсолютно другом свете. Ему стало до безумия противен тот факт, что он презирал Диму всё это время, ненавидел, считал его последним мудаком, а сейчас… А сейчас смотрит на его уставшее, заебавшееся лицо, мешки под глазами, впалые щёки и понимает, что был не прав. Юлий как будто только сейчас осознал, что он самый настоящий лицемер и эгоист. Жалел себя, не зная всей истории. — Это не отменяет того, что я повёл с тобой как мудак. — Нет, это не так. Ты должен был сделать это. — Я должен был нормально все объяснить. Поддержать, — руки Димы задрожали, — Чёрт, я и подумать не мог, что причинил тебе такую боль. — Думаю, мы оба были не правы. — Прости, — едва слышимо прошептал темноволосый парень. Юлий сглотнул. За него будто бы говорил кто-то другой. Куда же делась вся злоба и гнев? Разве не он ещё недавно всем своим существом проклинал Ларина и тот день, когда они впервые встретились? Почему он вдруг забыл те бессонные ночи, те долгие месяца, наполненные самоистязаниями и страданиями? Те бесконечные вечера, проведённые в барах, в попытках забыться. Случайные девушки на одну ночь, потому что боялся снова полюбить кого-либо. Боялся снова ощутить ту боль, что ему причинили. Почему всё это стало абсолютно неважным? Померкло на фоне тихих слёз, медленно скатывающихся из покрасневших серых глаз? Юлий уже не знал, что чувствует к Диме. Это была не любовь. Что-то намного глубже, что связывало их гораздо сильнее, чем любовь. Что-то, что наверное уже никогда не пройдёт. Онешко не знал, как поддержать парня. Они уже не были близки, и, кажется, будто бы были вовсе незнакомыми людьми. Юлик не мог крепко обнять темноволосого, позволяя выплакаться себе в плечо, как когда-то делал Дима. Он мог лишь крепко сжать дрожащую ладонь Ларина, этим жестом выражая свою поддержку и понимание. — Она отказывалась лечиться, — нарушил затянувшееся молчание Дима, — Рак обнаружили слишком поздно, так что шанс победить его был очень мал. Родители верили в спасение, она — нет. Ксюша всегда ненавидела больницы и не хотела провести свои последние часы в больничной палате. Она хотела умереть счастливой, — ещё один глубокий глоток, — Я не стал её переубеждать. — А как же родители? Сестра? Что они скажут? — Дима стоял, облокотившись на стену и смотрел на длинноволосую девушку. — Они будут против. Снова попытаются запихнуть меня в больницу, но ты же знаешь, как я устала от этих разговоров про чудесное спасение. Это всё бред. Я умираю, Дима, — девушка пронзительно посмотрела в глаза напротив, будто бы заглядывая прямо в душу, — И я не хочу, чтобы последним, что я увижу перед смертью, был потолок в больничной палате. Я хочу умереть, держа тебя за руку, глядя на твои тёмные сальные волосы, на твои красивые голубые глаза. Прошу, давай уедем. Мне осталось немного. И я хочу провести каждую минуту с тобой. Потому что я люблю тебя и всегда буду любить. — Она всегда мечтала поехать в Санкт-Петербург, — Дима смотрел куда-то в стенку, и сильнее сжимал руку Юлика, — Не знаю, чем её так притягивал этот серый город, но как же она была счастлива, прогуливаясь по набережным. Восхищалась каждому дому. И постоянно смеялась. Смеялась, пока все прохожие хмуро шли, смотря куда-то под ноги. Вот только все они были абсолютно здоровы, у них вся жизнь была впереди, и они не ценили её. А Ксюша умирала и наслаждалась каждой секундой, радовалась каждому вздоху. — Я люблю тебя, Дмитрий Ларин, — девушка ярко улыбнулась, споря с солнцем, — Люблю тебя сильнее всех на свете. Люблю каждой клеткой своего тела. И всегда буду любить. И даже когда моё тело будет разлагаться в земле, мои атомы будут любить твои атомы, так же сильно, как и сейчас. — Я люблю тебя, Ксения Ушакова, — парень улыбнулся более скромно, но не менее нежно, — И мою любовь к тебе невозможно описать. Моя любовь намного сложнее, чем любые слова. Сильнее, чем любая фраза. Долговечнее, чем любой голос. И я буду любить тебя, даже если разучусь говорить, и не смогу сказать тебе всё это. — Ладно, уделал, — Ксюша рассмеялась, и в тот момент Дима отчётливо понимал, что ради этого звонкого смеха он готов умереть, — А вообще всё это звучит, как свадебные клятвы. — В радости и печали. В болезни и здравии, — усмехнулся парень. — И даже смерть не разлучит нас. — Разговоры о смерти были для нас негласным табу. Мы жили обычной жизнью. Делали вид, что всё нормально. Но ей становилось всё хуже. И я лишь беспомощно смотрел на то, как она скрывает боль, плача по ночам. Последний месяц был тяжёлым. Я не понимал, к чему всё клонится. Точнее как наивный идиот надеялся, что всё обойдётся. А потом в один день… — Ларин резко замолчал, не в силах закончить. Но этого и не нужно было делать. Юлий всё понимал, — Она прожила гораздо дольше, чем прогнозировали врачи. Она была стойкой, боролась до конца. Она была очень сильной, но всё равно недостаточно, чтобы победить. — Мне жаль, — всё что смог выдавить из себя Онешко, поперёк горла встал горький ком, мешая дышать. — Вчера были похороны. Я, я не выдержал. Ушёл почти сразу же. Слабак. Я просто смотрел, как плачут её родители, и о господи, мне казалось, что я виноват. Виноват во всём. Виноват в её смерти. Сегодня утром родители забрали все её вещи. Ничего не оставили. Они ненавидят меня. И я их понимаю. Я тоже ненавижу себя, — рваными фразами говорил Ларин. Из-за волнения он сильно картавил и постоянно запинался. — Это не так, слышишь? — Юлий повернулся к Диме, и крепко сжал его подбородок, заставляя смотреть прямо в глаза, — Ты не виноват. Я уверен, она благодарна тебе за всё, что ты сделал для неё. Я плохо знал Ксюшу, но она точно не хотела, чтобы ты губил и винил себя. Она сделала выбор умереть счастливой. Это её решение. Только её. — Дима, — Ушакова переплела пальцы с горячими ладонями темноволосого парня. — Что? — Я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня, — серьёзным тоном произнесла девушка, — Пообещай, что когда я… Ты понял. Ты продолжишь жить нормальной жизнью. Не сопьёшься, а найдёшь себе какую-нибудь работу, хобби. Может, заведёшь какое-нибудь домашнее животное. Продолжишь общаться с друзьями, и не абстрагируешься от общества. Встретишь кого-нибудь другого. Будешь любить её или его, так же сильно, как и меня. — Прости, но я не могу тебе этого обещать, — парень поправил прядь волос, падающую на светлое лицо Ушаковой, — Потому что я никого никогда не полюблю так же сильно, как тебя. Девушка нежно провела рукой по щеке Димы, вытирая его слёзы. Юлий аккуратно провёл рукой по щеке Ларина, вытирая его слёзы. — Спасибо. — За что? — непонимающе спросил светловолосый. — За всё, что сделал для меня и продолжаешь делать, несмотря на обиду и разногласия. Несмотря на боль, которую я причинил тебе. Ты правда удивительный парень. Особенный. И ты заслуживаешь найти человека, который будет понимать это. Беречь тебя и твою уникальность, а не губить, как делал это я. Руслан всегда считал Юлика удивительным. Неповторимым. Сокровищем ЮНЕСКО, и поэтому так всегда волновался за него. Пытался уберечь его от всех бед. Уберечь хрупкого парня от этого жестокого мира. Как жаль, что Юлий, сам того не понимая, губил Тушенцова и его любовь, пока Руслан губил себя своей любовью, сидя в пустой квартире, хлеща дешёвый портвейн, и по сотому разу проверял свой телефон на наличие новых сообщений от улыбчивого белобрысого парня с тяжёлым прошлым. Но телефон по-прежнему молчал.