***
Дорога до остановки школьного автобуса пролегала через два пустынных перекрёстка, городское кладбище с массивными главными воротами и старую церковь Фелпсов. Ларри шёл привычно неторопливо, напевал слова песен себе под нос, смотрел по сторонам, хотя смотреть было не на что, по мнению Фишера. Не было вокруг ничего, за что бы цеплялся взгляд, одна вялая холмистость с редкими деревьями и однотипными домами жителей, а из-за наступившей осени к общей пустынной картине города прибавилась тоска. В Нью-Йорке всё иначе: мир там быстрый, живой, красочный; всюду магазинчики, закусочные, книжные, по улицам несётся и гудит нескончаемый поток машин, в переходах выступают музыканты и художники торгуют своими картинами. Нью-Йорк — сердце культур, город отчаянных идей и высоких амбиций, бесконечной рекламы, в нём всё кипит, стремится бурной денежной рекой. Иногда Салли скучает по прошлой жизни, хотя ничего хорошего в ней не было, если честно. — Значит, тебе приснилась мёртвая девочка, которая попросила тебя заглянуть к ней в гости, — скептично уточнил Ларри. — И ты думаешь, она действительно существует? — Я не знаю, чел, — задумчиво ответил Сал и тоскливо посмотрел на петляющую дорогу впереди. — Она казалась реальной: играла с Гизмо, спрашивала про школу. Меган не похожа на очередной кошмар. — Ладно, — ободряюще сказал Джонсон. — Если хочешь, мы заглянем в библиотеку после школы, пороемся в старье, глядишь чего найдём. Но что меня реально волнует, так это контрольная по истории, чел. Сал промолчал. Ничего удивительного в том, что Ларри не верит его словам. Нет, серьёзно, как он себе это представлял? «Хэй, чел, не хочешь познакомиться с призраком?» «Конечно, бро, только прихвачу с собой серебряные пули и экзорциста!» Ну, Ларри хотя бы не считает его больным на голову. Сал поёжился от колючего порыва ветра, спрятал задубевшие пальцы в карманах ветровки. Лучше бы он остался дома и прогулял школу, честное слово. — Холодно? — спросил Ларри, стягивая со своей шеи вязаный красный шарф. — Держи, я не замёрзну до автобуса, а вот тебе из-за протеза должно быть не очень. Сал взял шарф, обмотался им по самые глаза и довольно вдохнул запах. Шарф мягкий, плотный и тёплый, хорошо было бы укутаться в него с головы до ног, остаться в этом коконе дома, с кружкой какао, и смотреть фильмы до ночи. Они подошли к остановке. Обычно Тодд приходил намного раньше и ждал их здесь, сидел на лавочке за толстенной книгой по компьютерной технике или университетской физике. Чёрт его знает, как он не задолбался всюду носить эти килограммовые тома; ими можно убить кого–нибудь, если хорошенько замахнуться корешком по голове. — Думаешь, он проспал? — спросил Ларри, оглядываясь назад. — Не знаю, — пожимает плечами Салли, — я не видел его этим утром. Думаю, он ночевал у Нила, ну знаешь, у них свои гейские дела… Эй, Ларри! — недовольно шикнул Сал. — Брось. — Даже если я умру от рака, это будет нескоро! — усмехнулся Ларри, но затушил сигарету о край лавочки. — О, а вот и транспорт.***
В главном холле шумно, скрипят дверцы шкафчиков, подростки галдят, кучка неформалов уселась на пол под информационными стендом, все кабинеты на распашку. Салли в этой школе нравится намного больше, чем во всех предыдущих. Никто не обращает на него внимание, не стремится сорвать протез с головы, больно ткнуть в плечо циркулем, выбить из рук учебники, толкнуть в спину. В большей степени это заслуга Ларри, Эшли и Тодда с их постоянным надзором в первую учебную неделю. Они не отходили от Сала даже в туалете, следовали по пятам, ждали у дверей кабинетов, пресекали всякие косые взгляды и нападки, в частности Трэвиса. Салли не думает, что Фелпс плохой человек. Хотя Джонсон уверял его, что «папенькин сынок» — тот ещё кусок дерьма, не дающий спокойно жить. Сал знает, подобные Трэвису есть везде, в любой школе мира, и чёрт знает, что происходит в головах у таких людей. Но Фишер уверен, всегда есть причина, даже у мудаков. Ими же что–то движет? Страх показаться лузером, пьющий отец, или не пьющий, но жёсткий и требовательный, а может — ненависть к своим ошибкам, бедность, нелюбовь родителей, травма… любые другие причины, которые толкают людей быть ублюдками по отношению к другим, самоутверждаться за чужой счёт. И когда кулак Трэвиса Фелпса больно врезался Салли в челюсть, даже несмотря на все придирки и оскорбления до этого, Салли не сильно обиделся, потому что сам перегнул палку. Он сказал то, чего говорить не следовало. Может, окружающие не замечали, но с Фелпсом что-то не так: постоянные религиозные брошюрки, злобливость, подбитый глаз, кофты с длинными рукавами даже на физкультуре. То, что Трэвис прячет взгляд при разговоре, компульсивно грызёт карандаш, сильно нервничает на тестах и если получает оценку ниже «B», то на следующий день не приходит в школу. Так что Фишер не злился, чего не скажешь о Ларри. Джонсон готов был закопать Трэвиса под землю и нассать на могилу сверху. — Да ладно, чувак, — успокаивала его Эшли, — ему воздастся. — Ты не веришь в бога, — фыркнул Ларри, но заметно расслабился в спине. — Ну, никогда не поздно, — рассмеялась Эшли. — Особенно в таком деле. Как думаешь, Иисус отшлёпает Трэвиса по щёчкам? — Пути господа неисповедимы, сестра Эшли, — подхватил Фишер заумным голосом. Ларри прыснул, разжал кулаки и убрал руки в карманы джинсов. Он казался злым, но не настолько, чтобы устроить драку. Эшли рассказала Салли, что Ларри много дрался, не проходило и двух дней, чтобы он не сцепился с кем-нибудь на школьном дворе. Поводом для драки было что угодно: неосторожно брошенная насмешка, косой взгляд, язвительное слово — этого было достаточно, чтобы Джонсон сорвался с цепи и налетел на обидчика с крепко сжатыми кулаками. — Псс-т, Ларри, когда Сала не будет рядом, я помогу тебе кокнуть Трэвиса, — заговорщицки шепнула Эшли. — Я ещё здесь! — улыбнулся Сал и дружески толкнул Эшли в плечо. Похоже, что конфликт себя исчерпал. — У меня в расписании ИЗО, нужно ухватить кисточки до того, как их растащат. Ларри, ты со мной? — спросила Эш, торопливо вытаскивая из шкафчика набор цветных карандашей, — мистер Салиман обещал, что в этот раз мы будем рисовать не только чашки и вазы. Я заинтригована! — Хех, — фыркнул Ларри и скептично вздёрнул бровь, — уверен, в этот раз это будет куб или цилиндр. Если только Салиман не предложит себя натурщиком. Я залью себе глаза краской. — Ну-сь, — Эшли манерно взмахнула рукой, пародируя манеры учителя, — он же человек искусства-сь, он так видит-сь. Ларри заржал во всё горло и прикрыл лицо руками. Сал не знает, как выглядит мистер Салиман, но судя по всему шутка удалась. — У меня математика, — менее весело вздыхает Сал. — Повеселитесь там. — Ну ещё бы, чел, — говорит Ларри, когда удерживает карандаш между носом и верхней губой. — Я подарю тебе рисунок сморщенных старческих яичек. Повесишь на стену, будешь любоваться перед сном.***
Отпросившись с урока, Сал надеялся, что в туалете никого не будет и он снимет протез, чтобы осмотреть место удара. Когда кулак Трэвиса заехал по челюсти, он задел край протеза, который больно въелся в скулу; не хотелось бы, чтобы единственная уцелевшая сторона лица пострадала. Хотя Эш и заверила, что ничего серьёзного, Сал не мог отделаться от назойливой мысли, что обязательно нужно проверить кожу. Салли тихо закрыл за собой дверь и собирался было расстегнуть ремни, когда услышал всхлипы из дальней туалетной кабинки. Фишер захотел уйти, потому что если бы его застали в таком подавленном состоянии, ему было бы невыносимо стыдно и неловко. Никто не должен видеть, когда тебе плохо, твою слабость, особенно в школе, где кусочек безлюдного пространства — великая роскошь. С другой стороны, человек не просто плачет; человек совершенно разбит. Иногда Салу хотелось, чтобы кто-нибудь всё же нашёл его, кто-то, кто смог бы поддержать, у кого бы нашлись нужные слова утешения или глупая шутка, из-за которой Сал был бы вынужден рассмеяться. Кто-то, кто бы позаботился о нём. И может именно сейчас Сал должен постараться стать этим «кем-то»? Как в фильмах, когда появляется неожиданный супергерой, спасающий от самоубийства и одиночества. — Эй, — неуверенно позвал Салли, не представляя, что будет говорить дальше. — У тебя что-то случилось? — Фишер? — прошипел голос. — Трэвис? — замешкался Салли. — Фишер, иди нахрен отсюда! — зло отозвался Фелпс и сильно ударил кулаком по стенке кабинки. — Эй, что стряслось, Трэвис? Тебе нужна помощь? — Со мной всё нормально, Салли-кромсали! Мне уже, блядь, одному нельзя побыть что ли? Свали! — Трэвис, — твёрже сказал Сал и сжал кулаки для уверенности, — я не унижу тебя. Что я такого сделал, что ты так сильно меня ненавидишь? Трэвис замолчал. — Трэвис? — окликнул Салли. — Потому что ты, — ответил он севшим голосом, — и твои сраные друзья — кучка педиков. Вы попадёте в ад, потому что Бог вас ненавидит! — Это ты в брошюрах вычитал, Фелпс? — Салли опёрся на дверцу кабинки спиной и скрестил руки на груди. — Чел, я не думаю, что нормально ненавидеть человека за то, что он — гей. Когда я вижу Тодда и Нила вместе, я рад за них. Что такого в том, что они счастливы? — Потому что это ненормально, Фишер! — рыкнул Трэвис. — Это позорно! Сал разозлился и нервно сжал пальцами край толстовки. Сейчас ему меньше всего следует пускать в ход оскорбления, только что пришедшие на ум. Даже если этого хотелось больше всего на свете. — Ненормально, Трэвис, — строгим тоном произносит Сал, — издеваться над людьми за их недостатки. Ты загнобишь безногого калеку, Трэвис? Дислексика? Ненормально убивать друг друга на войне, потому что не за что. Понимаешь? Разве не лучше, чтобы люди не причиняли друг другу боль и ненависть, разве недостаточно в мире дерьма? — Что ты несёшь, Фишер? — взъелся Трэвис. — Что за туалетные философии? — Нет, послушай — уверенно оборвал его Сал. — Моя мама была католичкой, она говорила, что вера в Бога учит терпимости и ненасилию. Каждый — ты, я, Ларри, Тодд, да все люди в мире — создан по воле Господа. Думаешь, он стал бы избирательно ненавидеть геев за то, что они геи? Или евреев за то, что они евреи? Негров за то, что у них другой цвет кожи? Нет, Трэвис. Это люди придумывают причины, чтобы ненавидеть друг друга, но точно не Бог, и я уверен, он бы не хотел всего этого. Фелпс ничего не ответил, но кажется задумался. Сал услышал, как Трэвис постарался глубоко вдохнуть и медленно выдохнуть, как если бы справлялся с истерикой. — Ты не представляешь, какого мне, — подавленно произносит Трэвис. — Когда твой отец пастор, когда с ним согласен весь дьявольский город. Все эти люди приходят к нему на проповеди и кивают головами, — «Да, именно так!». Ты. Не. Представляешь. И каждый согласен с тем, что геи от дьявола, что нужно… Трэвис запнулся, постарался задавить в себе подкатившую волну дрожи, постарался повторить глубокий вдох, но ничего не получилось. Трэвис бесконтрольно взорвался рыданиями, которые никак не получалось задушить руками, которые больше не желали скрываться внутри, ждать, когда их выплеснут наружу. — И что я могу сделать? — обессиленно спросил он между вдохами. — Я не хочу ненавидеть, ни тебя, ни твоих друзей, никого, но отец отречётся от меня! — Мне жаль, что он использует прихожан, чтобы сеять ненависть, что он запугал тебя. Трэвис, я знаю, ты пошлёшь меня нахер, но ведь это он поставил тебе фингал? Я никому не скажу, клянусь тебе. — Да, — просипел Фелпс, — за то, что я не искренне молился на утренней службе. Он постоянно бьёт меня, постоянно говорит, какое я ничтожество. Если ты кому-нибудь скажешь об этом, то я… — Никому, Трэвис. — заверяет Салли. — Но если тебе понадобится помощь, приходи ко мне. Я позову Ларри и Эшли, мы надерём папаше его христианский зад. — Спасибо, — грустно произнёс Фелпс и шмыгнул носом, — правда, спасибо. А теперь вали отсюда.***
— Мы состаримся и умрём, пока разгребём все эти газеты, Сал, — сказал Ларри, откинувшись на спинку стула и скрестив руки за головой. — Насколько вообще вероятно то, что тут будут нужные записи? — Я не знаю, но уверен, мы что-нибудь найдём, — не менее устало отозвался Фишер. Ему самому всё это было уже не в радость. — Нет, ну мы уже много чего нашли, бро. Пожар на фабрике, безумные старушки, которые клянутся, что видели, как над их домом зависла летающая тарелка, массовое отравление бутербродами в начальной школе… Ничего про Холмсов, чел, ни строчки. — Меган сказала, что она давно в доме, — Сал замолчал и задумался на минуту. — Может, нужны более ранние годы? Вдруг там что-нибудь… Честно, чел, я почти готов согласиться, что это был просто странный сон. Ещё немного, ладно? И пойдём домой. — Окей, Шерлок, — кивает Ларри и с удовольствием хрустит шейными позвонками. — Знаешь, мы можем стащить нужные коробки, охраны тут нет. Ты только посмотри на толстяка Морриса, он же спит с пончиком на лице! Он не заметит, если мы что-нибудь вынесем, а если заметит, то не догонит. Да и кому кроме тебя может понадобиться всё это старьё? — М–м–м… — мычит Сал и смотрит на гору макулатуры на столе. — Знаешь, в любом другом случае я был бы против. Но давай. Я порядком устал и проголодался. Джонсон ушёл в глубины книжных рядов, растворившись в темноте. Через минуту он вернулся с огромной пыльной коробкой, датированной за семидесятые годы. Снова пропал, вернулся с ещё одной, за восьмидесятые. — Одну беру я, вторую — ты. Идём уверенно, мол, ничего такого не делаем. На бег не срываемся, стараемся не ржать. И не надорви спину, бро, — улыбнулся Ларри, когда Сал чуть не застонал от тяжести коробки.***
— Господи, чувак, второй час ночи, — зевает Ларри и протягивает Салу кружку с какао. — Может, хватит на сегодня? Ты выглядишь как дерьмо. — Я кое-что нашёл, — взволнованно говорит Фишер, — смотри. Салли протягивает газету с обведённой красным маркером статьёй. — Ужасная трагедия случилась на озере «Вендиго». Все члены семьи Холмсов утонули этим утром при неизвестных обстоятельствах, прощальную похоронную церемонию в пятницу проведёт отец Фелпс. Он выразил свои соболезнования и обещает молиться за их души, — читает Ларри и с каждым новым словом его голос становится громче. — Ёбушки–воробушки. — Угу, — бурчит Сал, — как думаешь, почему тогда Меган в доме? — Не знаю, чел. Я бы спросил у Тодда, он лучше разбирается во всей этой паранормальной хероте. — Тодд? — удивился Сал. — Ага, — кивает Ларри и садится рядом с Салли на пуфик. — Он тот ещё охотник за привидениями. Я серьёзно, у него есть собственный чат на форуме, он показывал. — Ого, — глухо отзывается Сал. — Бро, шёл бы ты спать, — говорит Ларри и протяжно зевает. — Завтра продолжим. Давай, Сал. Спа-а-ть. Достаточно на сегодня мистической поеботы и безумной прессы.