Маринетт
Девушка вытянула лицо. Её глаза лихорадочно блестели. Сердце билось гулко, норовя разорвать грудную клетку. Мари в приступе назревающий панике облизнула пересохшие губы, словно пробуя имя своего альтер-эго на вкус. ЛедиБаг. Храбрая героиня, которой восхищается весь Париж — однако Адриан произнес это со всей небрежностью, на которую только был способен. Он открыто насмехался над ней. Адриан говорил о ЛедиБаг! — удачливой защитнице Франции, а то и всего мира — с откровенной издёвкой. Адриан! Человек, который всегда воодушевленно, с несвойственной ему пылкостью и энтузиазмом вступал в разговор, когда тема доходила до юной Леди. Нет. Мысли не о том. Самое важное сейчас — это держать себя в руках и, не издав пронзительный визг, откинуть одеяло в сторону и побежать, куда глаза глядят, лишь бы скрыться от пары этих зловещих ядовитых глаз — ах, а как хотелось! — но ради всего святого, она должна! Как она может с гордостью называть себя Багибу, если, поджав хвост, трусливо убежит от… от кого? От безобидного подростка! Правда, с «безобидным» — это она приукрасила… Сейчас Адриан не казался таким уж и невинным. Более того, находясь рядом с ним, она почти физически ощущала сокрушительную ауру, давящую и на плечи, и на психику. Самая пульсирующая ветвь сознания треснула — Маринетт сложила руки в безмолвной молитве. «Умоляю, отвернись. Отведи взгляд. Закрой глаза. Перестань смотреть на меня. Ещё секунда — и мои нервы, кажется, не выдержат». Дюпен-Чен резко осела на кровати — мышцы свело оттого, что все это время она была напряжена. Брюнетка стойко держала с Агрестом зрительный контакт, не замечая, как червячок сомнения закрался в душу. Доверие подорвано. Блондин со смазливой внешностью не тот, за кого себя выдает. Боги Олимпа. Где она промахнулась? Где не доглядела и накосячила, выдав свою личность? Какой её шаг был неверным? Эти мысли атаковали сонный и ленивый ум Маринетт, не давая ей покоя. Всё её существо изнывало от желания узнать ответы на все свои вопросы. Какая жалость. Она даже не знает, когда свершился тот роковой момент. Ошибки нужны для того, чтобы извлекать из них уроки. Но. Дюпэн-Чэн и представить не в силах, когда произошла та судьбоносная секунда. Или минута. Или час. Неважно. Сути это не меняет — Адриан Агрест, упиваясь страданиями Маринетт, продолжает улыбаться. Непредсказуемо так. И его недобрый взгляд говорит об одном — он что-то задумал. И это что-то явно не понравится девушке. — На что ты готова пойти, чтобы сохранить свой секрет? Ну конечно. Его слова меткие, словно пуля, застрявшая между лопаток. Ха! Какая глупая, по-детски наивная девчонка! На что она рассчитывала? На то, что кто-то, узнав её секрет, даже будь это Адриан — милый и скромный одноклассник, согласится держать это в тайне. Разумеется, он потребует плату. За свои ошибки нужно платить. И её плата — это желания Агреста младшего. Очевидно, что он будет манипулировать ею. Шантажировать. А раз так, то ей следует убить его. Стоп. Что? Страх лупил по вискам сильнее, чем хлест. Невыносимо. И если бы не эта эмоция — будь она проклята! — Маринетт наверняка бы ударила себя по щекам, чтобы привести разум в чувство. Поток мыслей. Кажется, она его больше не контролирует. Как ей только могло прийти на ум нечто подобное? Пресвятые акумы! Убить человека лишь из-за того, что он прознал о ее маленькой тайне. Ужасно! А блондин тем временем пожирал её глазами, ожидая ответа. Мари колебалась. От этого ответа зависит многое. Но… если подумать, то действительно, на что она пойдет, чтобы сохранить секрет ЛедиБаг в тайне? Раньше ей не доводилось об этом размышлять. Но времена меняются. — На многое, — с горькой насмешкой ответила Чэн, прикусив внутреннюю сторону щеки. — Ч-чего ты хочешь? … лишь спустя пару мучительных секунд она поняла, что совершает ещё одну ошибку. Это звучит более, чем двусмысленно. Он может потребовать все, что угодно. А у нее даже сил отпор нет — смотреть жалко — героиня Парижа трясется под взором человека, которого знает несколько лет; человека, которого не так давно обожала и лелеяла. — Чего я хочу? — с отголосками сарказма переспросил он, откинувшись на спинке стула — только сейчас Маринетт обратила внимание на то, что он сидит на ее стуле. Она рассеянно озирается по сторонам. Большинство фотографий Адриана убраны, вместо них — портреты Луки и ребят из его группы. Агрест складывает руки в шпиль, прикрыв веки — он обдумывает ее предложение, и при этом выглядит так серьезно и вдумчиво, что в этот момент поразительно похож на своего отца. У него красивые руки, рассеянно замечает брюнетка, краснея и кляня себя за то, что не о том думает. — Я хочу, дорогая, — вырывая ее из размышлений, парень резко открывает глаза и поддается вперёд всем корпусом — слишком близко — его дыхание опаляет ее лицо — и шепчет прямо в ее приоткрытые от изумления губы: — чтобы ты убила Мастера Фу. Он невесело рассмеялся и отстранился от нее, дав ей возможность переварить информацию. Крупицы напряжения витали в воздухе. Вязкое и неприятное послевкусие после его слов осело на душе, на губах; всё помещение пропитано его язвительным смехом и нечистыми намерениями. — Зачем тебе смерть Мастера Фу? — она прохрипела это тихо, едва слышно — грудь сдавило в тиски, и ей пришлось приложить над собой неимоверное усилие, чтобы сдержать слезы горечи. — Ты в курсе, милая, — до безобразия приторным тоном прощебетал он, смакуя каждое слово. — Выживает сильнейший. Убей или умри, знаешь ли. Мне известно, что хранитель талисманов хочет избавиться от меня. Только вот за твой счёт. Не находишь это несправедливым? Он выйдет сухим из воды, а на твою душу ляжет тяжкое бремя. — И чем твое предложение лучше? Вы оба используете меня! Яростно откинув одеяло в сторону, девушка вскочила с кровати. В её душе бушевала агония; бросало то в холод, то в жар. Стрелы сомнения врезались в ее существо, накрывая сознание тьмой. Что делать? Что?! Она чувствовала себя бессильной. И это непривычное бессилие доводило ее до отчаяния. Она даже себе помочь не может, что уж говорить о целом Париже? С самого начала Маринетт оказалась права. Роль супергероя не для нее. Ох и зря она на это пошла. Секунды, кажется, тянулись вечность. Ей потребовалось полминуты, чтобы целиком и полностью осознать смысл сказанного… Адрианом. — Что ты сказал? — она вихрем обернулась, в сердцах сжав кулаки до побеления костяшек; до ощутимого хруста; до такой степени, что ногти больно впились в кожу. — Ты имеешь в виду то, что Мастер Фу приказал мне убить тебя… Неужели, ты… этого не может быть. Она протестующе замахала руками перед своим лицом, будто отгоняя эти мысли, как назойливых мошек. Мари напрочь отказывалась принимать истину. Посмотреть правде в глаза не так-то просто. — Ну же, Маринетт, — буквально промурлыкал Агрест. Вся ситуация забавляла его. Зевнув, он сонно потянулся, словно настоящий Кот. Ослепительные лучи солнца упали на его красивое лицо, и он зажмурился. — Чем быстрее поверишь сама себе, тем лучше. Она не знала, что страшнее. То, что все это время игривый напарник был парнем ее мечты, или то, что Кот Нуар превратился в тирана, жаждущего крови невинных, а Нуар — это и есть Адриан. А-а-а. Сложно. — А я-то думала, почему и Кот, и Адриан внезапно переменились, словно их подменили, — ее уста дрогнули в грустной улыбке. — Ну теперь все ясно. Неожиданно. Кот сел на кровать. Маринетт сопроводила его действие пристальным взглядом. Отныне она усекла — от этого паренька можно ожидать всего, что угодно. Он способен на гораздо более страшные вещи, чем только можно себе представить. С одной стороны, Маринетт безумно хотелось прикоснуться к нему — у нее даже подушечки пальцев покалывали, словно там застряли нервные импульсы. Но другая сторона, охваченная страхом, пульсировала не то что в сердце или висках — она неугомонно билась глубоко в душе, отравляя все хорошие воспоминания об Адриане… Тьма. Всепоглощающий мрак накрыл парня с головой, словно огромная тень. Сейчас он казался куда страшнее самого Бражника. Осталось ли в этом беспощадном убийце хоть что-то от того прежнего Адриана?.. Мысль, как навязчивая мушка, летала вокруг Маринетт. Осознание того, что рядом с ней, в ее комнате, прямо на ее кровати сидит убийца Хлои Буржуа, добивало ее. А воспоминания о том, что она должна убить Нуара, пока не стало слишком поздно, ударили под дых. Тяжело. До такой степени тяжело, что она просто… — Что? — Т-ты о чём? — сморгнув подступившие к глазам слезы, Маринетт уставилась на парня с искренним недоумением. Этот человек. Человек ли? Чудовище, разорвавшее Хлою Буржуа в клочья; дикий ненасытный зверь, чей голод неутолим, а от жажды крови рябит глаза. Что, черт возьми, он ещё хочет? Маринетт даже вздохнуть в его присутствии боится — мало того, аромат его дорогого одеколона витает в комнате, раздражая нервные клетки — что уж говорить о словах? Его голос. Скрипучий и жесткий — наверное, впервые в жизни, слушая баритон Агреста, Маринетт хочется закрыть уши. — Брось, я не слепой. Ты смотришь на меня так, словно хочешь что-то сказать. Если есть, что сказать — говори. Дыхание сперло к чертовой матери — Маринетт с трудом сглотнула — в горле у нее неожиданно пересохло, словно несколько десятилетий у нее капли во рту не было. Смочив кончиком языка обветренные губы, она выдавила из себя: — Я… я не пойду на это, — Адриан смотрел на нее нетерпеливо, с жадностью хватая каждое ее слово — она не знала, но он цеплялся за ее голос; такой родной и теплый, чтобы ещё чуть больше остаться в сознании. Его ум безнадежно блекнет с каждой секундой — здравый рассудок покинул вовсе. Тьма. Чертова кромешная тьма заволакивает его душу, и Маринетт — это единственное, что удерживает его жажду. — Я не убью Мастера Фу. Можешь верить, а можешь нет, но вопреки всему, и тебя я тоже убивать не собиралась. Я знаю, что есть другой выход, он просто обязан быть! Парень поперхнулся ее словами; боже милостивый, до чего наивная девчонка! Его уже не спасти. Возможно, он бы и ответил что-нибудь, но, в любом случае, не успел. Звонкий голос Сабин — радушной и гостеприимной матери Маринетт — раздался с первого этажа, сопровождаемый кипением чайника и ароматом свежезаваренного кофе. — Маринетт, спускайся скорее завтракать, иначе кофе остынет. И Адриана пригласи, а то бедный мальчик так спешил к тебе, что даже не позавтракал. Ошеломлена. Нет, даже не так — Мари впала в ступор, в гипноз — слова мамы врезались в скалу ее мыслей. Брызги обожгли душу дыханием ледника. — Не парься, — Адриан отмахнулся от ее вопрошающего взгляда, — сегодня я зашел официально.***
Маринетт медленно отпила кофе — до омерзения сладкий, терпкий и вязкий — она переборщила с карамельным сиропом, ведь Адриан смотрел на нее все это время; смотрел из-под полуприкрытых век, и смотрел до того испытующе, оценивающе и враждебно, что у нее во рту пересохло. Дважды. Она нервно облизнула пересохшие губы — кончик языка жжёт, ведь кофе горячий. Горячий, но не настолько, насколько она. Под его пристальным взором Дюпэн-Чэн полыхает, взрывается и ёрзает. «Хватит, — кричит её разум в отчаянии, — хватит смотреть на меня, чертов ты мудак. Отвернись, блять, я так больше не могу». Это правда. Страх вот-вот сожрёт ее. В уголке глаз разгораются искры. Плакать хочется страшно. Нет, не так — рыдать навзрыд; кричать, срывая голос; хвататься за голову, рвать на себе волосы; задыхаться от агонии, бушующей в душе. Ужас. Чужеродный и губительный — она попала в капкан, который, издав неприятный скрежет, угрожал захлопнуться в любую секунду. И не будет спасения… Кроме того, мама нарочито оставила ее наедине с одноклассником, напоследок многозначительно подмигнув; мол, не буду стеснять молодых своим присутствием. Ах, мама! Знала бы ты, какую ошибку совершила, угрюмо подумала Маринетт, слизнув капельку кофе с губ. До отвращения приторный вкус. Всю трапезу они молчали. Лишь изредка перекидывались парой фраз, и то, когда замечали, что женщина, именуемая матерью Дюпэн-Чэн, поглядывала на них из-за стенки. Как будто они ее не замечают. Агрест все это время беззастенчиво разглядывал ее, а она избегала встречи с его взглядом — постоянно оборачивалась, мотала головой, словом; смотрела куда угодно, только на него. И делала она это столь фальшиво и неестественно, что модель с трудом сдерживал желание разразиться смехом. — Ты отвратительная актриса, — словно между прочим вставил он — стоит заметить, что услышавшая это Чэн подавилась кофе. — Боишься меня? «Ох, нет, что ты? — ехидствовал внутренний голос. — Ты, убийца Хлои Буржуа, угнавший машину мэру, вообще опасный и наводящий страх человек, и сейчас, угрожающий мне одним своим присутствием… Что за глупости? Как же я могу бояться такого, как ты?» — Что ж, — подвел черту Адриан, сцепив руки в замок, — предлагаю сделку. Раз Мастера Фу ты убить отказываешься, то из этой ситуации есть другой выход. По некоторым обстоятельствам я не могу жить дома; отец подозревает, что я — Кот Нуар, а поэтому оставаться там мне опасно. Я поживу у тебя в комнате неделю. Выхода у тебя, конечно же, нет. Отвечаю тебе, твой гуманизм и вера в людей когда-нибудь тебя погубит. Но ты, вроде, говорила, что есть способ остановить меня? Так найди его. Я буду ждать тебя наверху, встретимся там же после занятий. Аривидерчи. Встав из-за стола и отпустив шуточный поклон, Агрест, как ни в чем не бывало, по-хозяйски так, с совершенно невозмутимым выражением лица направился в комнату Маринетт. Девушка смотрела ему в след, не зная, как реагировать на такую выходку. Да уж. Впереди ее ждет веселая неделька.