Маринетт
Мир безбожно рвётся на куски, пустив вдоль себя трещину боли и отчаяния. Инстинкт самосохранения лупит по вискам, здравый ум пульсирует в голове, призывая бежать, но… Ноги онемели. Если Нуар нападёт, то у Дюпэн-Чэн есть козырь. Все, что ей следует сделать — это произнести слова трансформации — розовая вспышка света электрическим разрядом пробежится по её телу, и она облачится в латексный костюм божьей коровки и сможет защищаться. Больно. Больно-больно. Внутри что-то треснуло. Разбилось. Оборвалось. Кроткий всхлип сорвался с её губ, и она уставилась на Кота, ожидая его дальнейших действий. Он встал, словно в замедленной съёмке, расправив широкие плечи и рельефную спину, и впервые в жизни Мари отметила для себя, что это не столько сексуально, сколько опасно. Благодаря этой завораживающей силе он сможет сделать с ней все, что захочет. Подчинить себе. Укротить. Сердце неугомонного стукало в груди, норовя разорвать грудную клетку — именно так чувствует себя животное, запертое в клетке с кем-то, кто стоит на уровень выше в пищевой цепочке. Дикий, первобытный страх зародился где-то в недрах подсознания, захватив в плен её разум. Тело обвили невидимые щупальца. Он смотрел в упор на нее. Смотрел? Нет. Прожигал, убивал и уничтожал одним лишь взглядом. Ум терроризировали отдаленные мысли, но она и слова вымолвить не могла, будто язык проглотила. Слова застряли где-то в глотке. Она обняла себя руками и попятились назад, пока не упёрлась в кровать. Вывод напрашивался сам собой. Бежать некуда. Жизнь дочери пекаря складывалась так, что она привыкла к неожиданным явлением со стороны акум. Но, увы, такой напасти от напарника и друга она не ожидала. Не могла ожидать. Это было слишком для нее, и брюнетка, ещё более побледнев, осторожно села на пол, в смятении подумав: «Сейчас он как никогда напоминает мне хищника. Дикого. Его голод не утолить. Одно резкое движение — и он бросится на меня». Ужас до того завладел Маринетт, что она закрыла глаза. А когда распахнула их, то увидела, что все кончилось. Неожиданно. Она спасена. Напарник исчез, прихватив с собой труп Буржуа. Или же… нет? Дабы проверить свою догадку, девушка попыталась встать, но ноги у нее подкосились. Тогда она, решительно выставив руку вперёд, с удивлением обнаружила, что её трясет. Всю. Она испытала настолько мощный страх, что адреналин, кипевший в ее крови, не мог угомониться даже после загадочного испарения противника. По крайней мере, из поля зрения. Не исключено, что он где-нибудь здесь, неподалеку, выжидает подходящего момента. Тупая игла выскочила из сердца. Все закончилось. Пока она в комнате, ей ничего не угрожает. Маринетт в безопасности. В это хотелось верить. — Фух ты боже, — устало выдохнула Чэн, вытерев тыльной стороной ладони холодный пот со лба. — Меня едва ли инфаркт не хватил. Тикки, ты здесь? Она повела речь довольно бодрым тоном, что никак не вязалось с дрожащим телом. Её одышка была тяжёлой, но не такой, будто она пробежала стометровку, а такой, словно она задыхалась. А так оно и было. Ей казалось, что вот-вот, и страх задушит ее. До того сухо было в глотке. Подумав об этом, Мари кончиком языка облизнула пересохшие губы — так чувствует себя кустарник в пустыне — сухой и выцветший — он в одиночестве ожидает смерти. Не получив отклика, Мари насторожились. Меж ее бровей пролегла складка, а сама она, до того измученная недавними событиями, судорожно огляделась по сторонам. Сил хватило лишь на то, чтобы кое-как залезть на кровать, накрыться одеялом и окунуться в мир тревожных грёз.***
Ну и ну! Проспать и опоздать в коллеж — это то, что случалось с Дюпэн-Чэн катастрофически часто, но пробудиться, ощутив горячее и щекочущие дыхание на мочке уха — это определенно что-то новенькое. Веки. Такие тяжелые, словно на них лег свинец — бессонная ночь плохо сказалась на организме — все тело ломило от усталости. С трудом разлепив глаза, Маринетт неосмысленно уставилась вперёд себя. Солнечный свет ударил прямо в лицо — пронзил, как ядовитая стрела — девушка, крепко зажмурившись, отвернулась. Едкий смешок раздался откуда-то сверху. Брюнетка вспыхнула от кончиков пальцев до корней волос. Она свела брови к переносице, умоляя Всевышнего, чтобы это оказалось плодом её буйной фантазии. «Только… — она прикусила щёку, подавляя истошный крик, зародившийся в горле, — дышать». Резко. Распахнув глаза, она увидела перед собой Адриана, сидевшего на корточках и смотрящего на нее в упор. Холодок пробежался по позвоночнику. Взгляд его чарующих зелёных глаз. От них так и веяло угрозой. Воспоминания обрушились на Мари, словно буран. Такие же ядовитые, цепкие очи, в которых плясали черти у костра. Она смотрела на него, бездумно перебирая тонкими пальцами пряди темных волос, и не могла поверить, что рано утром, проснувшись, видит парня своей мечты. Но… он ли это? — А-Адриан? Осмелев, с нескрываемым волнением спросила она, резко осев на кровати. Сказав это, Мари проглотила липкий ком, вставший в горле. Её взгляд лихорадочно метался по комнате в поисках спасения, убежища, прикрытия. И… она случайно споткнулась об уродливую тень Адриана, ползущую по стене. Но ведь Адриан… он сидит перед ней, его тень не может двигаться, по крайней мере так быстро! Что за бред? Совсем ещё маленькой девочкой Дюпэн-Чэн как-то играла в салочки с мальчишкой со двора. Удирая от проворного мальчишки, Мари влетела в частую паутину, протянувшуюся поперек узкой садовой тропинки. Омерзительная клейкая паутина с приставшими к ней ещё шевелившимися мухами и жучками облепила лицо и тело девочки, и она отчаянно молотила кулачками по липким нитям и на весь сад визжала от ужаса. На ее крики прибежали бабушка с дедушкой, которые и вызволили дочь пекаря из ловушки. Дома она долго не могла успокоиться и всхлипывала, уткнувшись носом в крахмальную сорочку дедушки, в то время как бабуля тщательно выбирала из ее волос налипшую паутину. Сейчас она снова ощущала себя такой же беспомощной, как попавшее в западню насекомое. Внезапно. Тень, боже милостивый, улыбнулась! Ошибки быть не может. Губы тени искривились в подобие улыбки, и от этого сердце Маринетт провалилось до самого желудка. Затем она перевела взгляд на одноклассника. — Ну здравствуй, Моя Леди.