Assorties

Иван любил свою столицу. Москва всегда была борьбой, освобождением и защитой – в самом сердце её – прочные стены Кремля и улицы, вьющиеся кольцами… Всё, чтобы выстоять, доказать свою мощь и силу. Не то время. Теперь не нужно выживать, не нужно ничего и никому доказывать. Величие Российской Империи известно всем и слава о ней обошла всю Землю вплоть до Нового Света. Больше не нужно защищаться – никто не посмеет напасть на стройные, прилизанные улицы. Морская столица, с дерзостью распахнувшая своё нутро, блистающее архитектурными шедеврами итальянских мастеров – символ новой эпохи. Империя марширует по свету, французские повара теперь готовят русские блюда, и, картавя, немцы тянут Шаляпина. Всё складывается как нельзя лучше, и даже некоторые военные неудачи на дальнем Востоке не могут убедить Брагинского в обратном. Этот благословенный двадцатый век – только его, и, возможно… Иван любил свою столицу. Теперь, имея выход к Балтийскому морю, он мог запросто сесть в один из сияющих стальными боками кораблей и направиться на запад, далеко-далеко на запад, чтобы, в конце концов, пройдя приграничные воды Швеции и множество отвратительных штормов, достичь восточного берега Благословенной земли. Стоило добраться туда, и вся эта имперская величавость сбрасывалась, как старая ненужная кожа - ордена странно смотрелись в магическом электрическом свете, а сдержанная манера поведения отчаянно не сочеталась с бросающимися в глаза высотными домами странной конструкции. Зато уместно было удивляться людям, знакомым и не знакомым одновременно, казалось, они лишь по чистой случайности носили привычную одежду и говорили на понятном языке, а должны бы выглядеть эфемерно и чуждо. Чудо и прогресс зрели на этой земле, и двадцатый век – век Америки тоже, и Ивану было не трудно признать это. На самом деле, сама возможность такого путешествия, сам факт наличия между ними морского пути, читай – открытой дороги – восхищение и радость для старой страны, полюбившей новое. Уставший от придворных интриг и дурных новостей, восхваления достижений своего народа и многочисленных радостей, уставший по разным поводам, Иван лечился спокойными водами Финского залива, откуда легкий западный ветер приносил надежду и успокоение. И в такие моменты приходила уверенность, почти болезненная убеждённость, что это время принадлежит лишь им – воссиявшей в своём могуществе старой Империи и отчаянно новым Соединёным Штатам, чьё имя, Брагинский был уверен в этом, ещё прогремит, прокатится эхом по Земле и будет услышано теми, о чьём существовании мир и по сей день не имеет понятия. Иван любил свою столицу так же, как любил Новый Свет. Петербург был их сердцем и пламенем, и страстной речью гудел Норд-Вест.