Как кошка с собакой

— Я говорю тебе совершенно серьëзно! — вскрикивает Хосок, старясь обратить внимание смеющегося брата на себя, но сам улыбается, не в силах держать спокойное лицо. Вечерний город освещается яркими фонарями и разноцветными вывесками, окрашивая веселящиеся лица прохожих во всевозможные оттенки красного и сиреневого. Иногда у Мина складывалось впечатление, будто он живёт не в столице Кореи, а в каком-то южном штате Америки. Их район заполнен высотными зданиями с популярными забегаловками на первых этажах, неподалеку находятся развлекательные центры и парочка других вузов, так что улицы наполняет эта непередаваемая атмосфера молодости и веселья, особенно сильно врывающаяся в сознание в такие тёплые деньки, как этот. Этим воскресеньем они с Хосоком всё же выбрались на просмотр фильма, который, вопреки всем ожиданиям, оказался слишком примитивным и попросту раскрученным, однако позволил парням веселиться и тихо шутить друг другу на ухо, прекрасно проводя время. Выбравшись, наконец, на свежий воздух, парни не могли перестать смеяться даже с самых простых вещей, то и дело облизывая солёные от съеденного попкорна губы. — Ты… о боже, — Юнги спотыкается о бордюр и валится на асфальт, пряча лицо в ладонях и тихо содрогается в смехе. — Вставай! — Чон машет рукой, прикасаясь к трясущимся плечам старшего, но тот только смеётся сильнее, продолжая сидеть на асфальте. — Я не сказал ничего смешного, почему ты смеёшься? — Я не… — Юнги хохочет сильнее, прикрывая рот ладонью, — я не знаю, ты смешной! Не в смысле «смешон», а в смысле ты весёлый, я… — он держится за живот, стараясь спокойно вдыхать воздух, что плохо получается из-за постоянных приступов смеха, и не может больше произнести ни слова. Хосок качает головой отрешëнно и, вместо того, чтобы поднять парня, просто усаживается рядом с ним на асфальт. — И почему я с тобой раньше не общался? — спрашивает он, наблюдая за тем, как блондин потихоньку успокаивается. — Не знаю. А почему ты со мной раньше не общался? — Ну… не уверен. Думаю, я тебя боялся. — Боялся? Я страшный? — Не то чтобы страшный, — Чон цокает языком, замечая, что старший о чем-то задумался, — просто ты иногда пугаешь. Ты выглядишь нелюдимым, смотришь так задумчиво на людей, будто изучаешь, и часто говоришь таким тоном, что не поймёшь, ты издеваешься специально или просто шутишь. Думаю, к тебе просто нужно привыкнуть. — Странно… — спустя время отвечает Юнги, — никогда не думал о себе, как о пугающем. Но, думаю, это многое объясняет. Хосок задерживает вопросительный взгляд на парне, ожидая продолжения. — Просто, — Мин пожимает плечами, — многие ведут себя со мной отстранëно. Парни молчат некоторое время, после чего младший усмехается: — Мы так резко посерьëзнели… только что же смеялись. На что Юнги только кивает с улыбкой. — Голоден? — спрашивает старший, поднимаясь и пару раз подскакивая на месте, снова сверкая улыбкой. — Тут рядом есть классное место, мы часто бываем там с друзьями, — он подаёт руку брату, когда тот кивает заинтересованно, и помогает ему встать, сразу сворачивая в сторону небольшой забегаловки. — Слушай, — говорит Хосок через пару минут, — как у тебя дела с работой? Ты снова ничего не делаешь, да? — усмехается он. — Э-эй, вообще-то, к нужному сроку всё будет готово. — В этом я, как раз, не сомневаюсь, — смеётся Чон, — но ты снова всё будешь делать в последний день? Не уверен, что это хорошо сказывается на твоём организме. Каждый месяц запирать себя в тёмной комнате без еды и воды, чтобы просто выжимать из себя все эти строки… ты уверен в эффективности такого распорядка? — Я бы не делал так, если бы не был уверен, — Мин пожимает плечами, тяжело вздыхая и собираясь с мыслями. — Вдохновение. Мне его не хватает, — он поворачивается к парню, ожидая, что тот поймет его ответ, но Хосок лишь недоуменно хмурит брови. — Ну, понимаешь… Я не могу просто взять и начать писать тогда, когда у меня свободное время. Да и далеко не всегда у меня есть темы, а мне ведь нужно писать о многих и разных вещах. Я даю себе время на то, чтобы смотреть вокруг. Как бы объяснить… я хожу на учебу, гуляю, общаюсь с друзьями, читаю книги и смотрю новости… я набираю материал для размышлений. Если у меня есть что-то слишком уж важное в голове, то я записываю это на будущее, но это случается редко, обычно я просто впитываю в себя, как губка, как можно больше информации, чтобы когда я уселся бы за работу, из меня было бы чему литься.  — Но, — младший цокает языком, обдумывая полученную информацию, — я всегда думал, что вдохновение — это такая внезапная штука, из-за которой писатель бежит к бумаге, ну, или ноутбуку — не важно, и что людей в этот момент трогать нельзя, иначе собьëшь весь настрой, и всё, шедевра не будет. А ты говоришь, что у тебя оно какое-то… накопительное? Ты собираешь вдохновение целый месяц, чтобы потом разом его использовать? Юнги смеётся со слов собеседника, чем заставляет парня остановиться и посмотреть удивлëнно и чуть обиженно. — У меня не накопительное вдохновение, Хосок, нет. Это не так работает. — А как это работает? Я не понимаю, объясни. Блондин останавливается рядом, разворачиваясь к парню. — Я говорил тебе не о вдохновении. Я сказал, что набираю материал и пищу для размышлений, а это не вдохновение, — Юнги смотрит в глаза парню, чуть взмахивая рукой, стараясь донести смысл своих слов. — Да и я не писатель, чтобы писать что-то под вдохновением, разве нет? — продолжает он, делая тяжёлый вздох, и Хосок ëжится от того, как странно прозвучали эти слова. — Тогда почему ты заговорил о вдохновении в начале? Ты сказал, что его тебе не хватает. — Сказал, — кивает Мин, на что Хосок машет головой: — Я совсем запутался. — А ты не путайся. У меня его нет. Нет вдохновения. Я понятия не имею, когда последний раз вообще чувствовал это. Не знаю, почему… может, всё просто приелось? Ничего не удивляет и как-то… нет этого воздушного чувства, я просто не знаю, где мне его поймать. Моя профессия основана на творчестве, пусть и в определенных рамках, а не в принятом его образе. Журналисты пишут не о своей фантазии, а о том, что есть на самом деле, а реальность, так или иначе, всегда накладывает рамки. Для неё не обязательно… вдохновение. Может, если бы оно у меня было, я бы делал свою работу лучше. Может, в моих словах тогда было бы больше души, может, я и правда бы летел к ноутбуку при первом желании. Не то чтобы сейчас я делал это исподтишка, нет. Мои статьи — это всё ещё мои мысли, мои знания и моя оценка происходящего, написанные мною потому, что я хочу это делать. Возможно, отсутствие вдохновения только убирает лишние эмоции. Но чёрт его знает, хорошо это или плохо. Хосок смотрит на говорящего, сдвинув брови. Кажется, Мин не хочет этого показывать, но того «воздушного чувства» ему не хватает все-таки намного больше, чем можно было представить. — Боже, только не смотри на меня с такой жалостью, — смеётся Юнги, замечая взгляд младшего, и снова возобновляет шаг, — я спокойно выживаю и без этого. Чон же ждёт некоторое время, прежде чем пойти вслед за парнем. Почему-то в голове продолжает крутиться мысль о том, что творец без вдохновения такой же, какими Мин описывал свои работы: знания, мысли, желания — всё это всё ещё он, тот же человек, но всё же лишенный главной своей составляющей — души. И от этих мыслей смотреть на впереди идущего старшего было как-то не по себе. Небольшой домик, к которому подходят братья, выделяется большими круглыми окнами в обрамлении жёлтых рам и причудливой формой крыши, напоминающей сложное оригами, на вершине которой вертится небольшой черный флюгер в форме кусочка пиццы. — Это пиццерия? — уточняет Хосок после внимательного осмотра здания. — В целом да, но там много всего, — кивает Мин и тянет парня за руку внутрь. Внутри на удивление пусто, хотя обычно в выходные вечером тут было не протолкнуться. Зайдя в помещение, Юнги поворачивает голову влево, рассматривая небольшую табличку с уведомлением о новых акциях, и не замечает причины, из-за которой Хосок останавливается и молча дëргает Мина за рукав, чтобы тот обернулся. В дальнем правом углу кафе, недалеко от барной стойки, находится компания. На их столе стоит небольшой шоколадный торт, на этот торт внимательно смотрит парень, сидящий на диванчике. Он встревоженно переводит взгляд со сладости на своих друзей и удручëнно вздыхает, наблюдая за их занятием. — Тридцать три, — раздаётся с пола хриплое, — трид-цать четы-ыре… — Может, уже достаточно? — обеспокоенно спрашивает парень из-за стола. — Глупая же идея, ну! Юнги со своего места хмурится удивлëнно, узнавая в компании своих друзей. — Зачем они отжимаются? — спрашивает Хосок, но никто ему не отвечает. Чонгук, сидящий за столом, всё же переводит взгляд на пришедших и радостно восклицает: — Юнги-хён! Скажи им, чтобы они прекратили! Два тела на полу синхронно валятся с рук, оборачиваясь в поисках блондина. — Ты их знаешь? — удивляется Хосок, оборачиваясь на друга. — Ну, да, — вздыхает Мин. — Это мои друзья. — Ничего себе… — кивает медленно Чон, окидывая троицу взглядом, — колоритная компашка. Чонгук как всегда в чёрном. Растерянный и сжатый в комочек, с подобранными под себя ногами, и почему-то с хвостиком на макушке. Кимы лежат на полу, запыхавшись. Намджун поправляет на переносице поднятые очки и растрëпывает выкрашенные волосы, окидывая взглядом ярко-оранжевую толстовку в поисках пятен. Джин садится медленно, кряхтя, и отряхивая нежно-бежевую рубашку. — У вас тут… всё в порядке? — недоуменно спрашивает Юнги под лёгкий смешок Хосока и подходит ближе. — Они пытаются решить, кто из них мужчина! — жалуется Чонгук. — Но они оба… мужчины… — Ну, то есть, кто из них отец, — исправляется младший, почëсывая щёку и выглядя при этом невероятно очаровательно. — Чей… отец? — всё так же недоумевает Мин, осторожно садясь на один из отодвинутых, видимо, во время подготовки спортивной площадки, стульев. — Мой, — говорит Чонгук, и дёргается, когда Хосок не выдерживает и заливисто смеётся. — Чонгук начал с конца, — вставляет Намджун, вставая и тоже не удерживая улыбку. — Всё началось с того, что у него сегодня день рождения. — Второй день рождения! — поправляет с пола Сокджин. — Мой настоящий день рождения в сентябре, — поясняет Чонгук, ничего не проясняя. — Так стоп, — Юнги машет головой, выставляя вперёд руки. — Что вы пили? — Ничего! — хором отвечают Кимы, а Чонгук ёжится. — А давайте мы сейчас все сядем, закажем еды, и вы объясните всё по порядку. Пожалуйста. Парни собирают раздвинутые стулья, заказывают блюда и знакомятся с Хосоком. Старший Чон мгновенно добивается всеобщего расположения и с интересом ждёт дальнейшего развития событий. — Так и? — говорит он, когда последняя тарелка оказывается на столе. — Ну, — Сокджин прокашливается и переглядывается с Намджуном, — мы решили усыновить Чонгука. — Меня они даже не спросили, — добавляет младший, но тут же замолкает под взглядом Джина. — Он маленький и не смышлëный, а ещё он скучает по родителям, — говорит Джин с энтузиазмом. — В общем, он теперь наш сын. — Да, а так как родителями мы стали сегодня, то, получается, у Чонгук-и сегодня день рождения, — добавляет Намджун. — Мы, вон, даже тортик ребёнку купили, а он не рад. Чонгук на их слова хмурится и вгрызается в большущий бургер, собирая пальцами капающий соус. Чон отрешëнно пережёвывает большие куски, слыша лёгкий хруст салата на зубах и чувствует, как смешки и разговоры старших превращаются в монотонный шум. Столько вредной еды, как за последние несколько недель, Чонгук не ел, наверное, никогда в своей жизни. С приходом этих парней в его окружение многое стало непривычным. Младший оглядывает ребят задумчиво, и ему снова становится не по себе. Фриковатость старших отпугивает, но он упорно игнорирует свою настороженность, уверенно пережëвывая фаст-фуд. Он всегда был хорошим мальчиком, держащимся подальше от странных компаний, он не был отличником, но всегда старался трудиться упорно, его холили и лелеяли родители, он просто маленький Чонгук, который не успел стать взрослым прежде, чем оказаться во взрослой жизни. В институте было страшно. Незнакомые люди, шумные тусовки, крики, смех и много-много учёбы. Он держался обособленно, маленьким комочком с хвостиком на макушке забившись в самый дальний угол аудитории. И вот, одним солнечным маем, когда парень был готов к тому, что проведёт всё время в вузе в одиночестве, появляются они. И Чонгук всё ещё не уверен, что эти знакомства приведут к чему-то хорошему. — Чонгук? Что ты будешь? Тебе купить пива? Этот хён собирается напиться! — тормошит его Хосок, весело улыбаясь и тыча пальцем в Сокджина. — Чонгук ещё маленький! Как у тебя рот открывается спрашивать у него такое, а?! — возмущается на это Намджун, пока остальные смеются. Сам Чонгук вытирает измазанные в соусе пальцы и губы, недоуменно переводя взгляд с Намджуна на Хосока. — Боже, вы из-за своих шуток будете его ограничивать? Пускай сам решает! — Юнги поворачивается к нему. — Они даже не спросили, пьешь ли ты вообще, балбесы. — Мин Юнги, здесь только один ты отказываешься от простых радостей жизни, с чего бы ему тоже? — ворчит Джин. — Юнги не пьет? — удивляется Чон старший, расширяя глаза в удивлении. — Я… — прерывает общий гвалт Чонгук и ждёт, когда парни, наконец, замолчат, — я не совершеннолетний. Вообще-то… — Ну, во-от! — вскрикнул Намджун, улыбаясь, — а я говорил, что он ещё маленький! Старшие вокруг продолжают шуметь, перебивая друг друга и смеясь с глупых шуток. Чонгуку не смешно. Он снова ëжится в комочек, натягивая на голову капюшон и медленно затягивая шнурки на нем, прячась. Вскоре, незамеченный за общим весельем, он и вовсе выскальзывает на улицу отдышаться. Вечер в этом переулке принимает более спокойные тона. Звуки машин, музыка и многочисленные вывески скрываются за высоким зданием, ограничивающим кафе от городского шума. Над небольшим перекрестком мигает одинокий фонарь, периодически освещая жёлтым светом дорогу. Чонгук вдыхает тёплый воздух полной грудью и садится на тонкий выступ у стены. Чонгуку не хочется пива и принесëнной пиццы. Ему хочется большую кружку кофе, завернуться в одеяло и смотреть фильмы. Но он здесь, под мигающим фонарём сидит на стенке и не знает, что делать дальше. Ему всё ещё страшно. Когда спустя несколько минут скрипит входная дверь, Чонгук не двигается. Он смотрит в чëрное небо, на котором из-за света города не видно ни единой звёздочки, и думает о тленности бытия настолько увлечённо, что повернуть голову и узнать, кто же заметил его отсутствие, кажется чем-то невообразимо трудным. — Гу? — доносится хриплое, и Чонгук вздрагивает. Юнги-хён? — Просил же не называть меня так, — ворчит младший для галочки и прикрывает глаза. — Прости… мы тебя обидели чем-то? Почему ушёл? — Юнги садится на выступ рядом и тоже задирает голову к тёмному небу. Чонгук молчит. — Неужели обижен на то, что они зовут тебя ребёнком? — Я… — Чонгук хмыкает спустя некоторое время, стараясь правильно сформулировать мысли. — Скорее, меня волнует, что вы не понимаете одной вещи. Чонгук встречается с непонятливым взглядом хёна и болезненно хмурится. — Потому что я и есть ребëнок, хён. Не просто в шутку, я на самом деле несовершеннолетний. Мне исполнится двадцать только через три месяца. Вы сильно меня старше, вообще-то. И меня это иногда… меня пугает такая разница между нами. Мин молчит некоторое время, разглядывая парня, и неловко поднимает уголки губ. — Я был уверен, что ты на год старше. — Я всегда был младшим, и в школе тоже. Вот и в институт пошёл рано. Просто… хён, у нас с тобой разница почти пять лет. Это кажется пропастью. — Ну, почему же? Просто не зацикливайся на этом. Чон смотрит на парня скептически, и тот смеётся легонько, опуская ладонь на его плечо. — Ничего такого ужасного в том, что мы старше тебя, нет, Чонгук. Тебе кажется, что когда мы говорим о том, что ты младший, мы делаем тебя каким-то недостойным нас? От того, что ты прожил чуть меньше, ты не становишься глупее или менее значимее. Подумаешь, пять лет, не сорок же. Слышишь? Все наши шутки и разговоры об этом не для того, чтобы унизить тебя. — Зачем тогда? Я имею в виду, зачем тогда вообще обращать на это внимание, если это для вас ничего не значит? — Я не говорил, что для нас это ничего не значит… я сказал, что это не значит ничего плохого, — Юнги вздыхает тяжело, стараясь правильно подобрать слова. — Нам просто… хочется заботиться? Да, думаю, так. Ты младший и мы чувствуем ответственность из-за этого, нам хочется сделать так, чтобы ты был счастлив. Хочется стать для тебя такими хёнами, с которыми ты будешь чувствовать себя в полной безопасности. Просто мы хотим, чтобы ты мог на нас положиться, вот и всё. Что плохого в том, чтобы быть макне компании? Ты фактически становишься её королем! Чонгук усмехается из-за последнего предложения и смотрит на парня с теплотой. Он никогда не был для кого-то старшим, поэтому не может понять всего, но слышать слова Юнги всё равно очень приятно. — Всё? Это всё, что тебя волнует? — улыбается Мин, деланно строя недовольное лицо. — Мы можем вернуться за стол, ваше величество? Чон смеётся, толкая старшего локтем, и задумывается. — Ну? Говори, что такое, хён все порешает, давай-давай. — Я понятия не имею, что мне делать с проектом, — смущëнно выдает Чонгук, теребя края кофты. — Ооо, проекты! Бельмо на глазу у всего вуза, — ворчит Мин, вставая и потягиваясь. — А что тебе нужно сделать? — Там… либо фотосессия, либо видео снять, но я… что за видео, о чём, я в растерянности! Юнги моргает недоуменно, глядя на парня, и Чонгук тоже растерянно замирает. Он сказал что-то не так? — Ты издеваешься? — спрашивает Юнги, и Чонгук быстро-быстро машет головой в ответ. — То есть ты на полном серьёзе сейчас? — Хён, да что не так? — Тебе напомнить, что за тобой день и ночь носится самая востребованная модель универа, мистер фотограф? Чонгук замирает, краснея постепенно до кончиков ушей, заставляя старшего кусать губу, сдерживая очередные порывы смеха. — Хён… хён, не-ет! Я ни за что не смогу! — Даже для проекта? — Нет! Нет-нет-нет! Юнги всё же смеётся, трепит младшего по волосам и приобнимает за плечи, разворачивая ко входу. — Тогда поснимаешь наше интервью. — А? — Мы с Чимином будем брать интервью, нам нужен оператор. Как тебе такая идея? Не подойдет? Чонгук смотрит на парня широко раскрытыми глазами и кивает. — Только, — хмурится младший, — если я засниму, как вы друг друга убиваете, мне придётся переснимать всё заново, такой материал не примут. Юнги поджимает губы недовольно, пока младший смеётся, и шепчет с улыбкой «засранец». — Спасибо, Юнги-хён, правда, — улыбается Чон, успокоившись. — Ну, я же говорил, — Мин с гордой улыбкой открывает перед младшим дверь, пропуская, — хён все порешает.