Как кошка с собакой

Сидя на жёстком сидении лавки в прохладном пустом коридоре, Юнги тяжело вздыхает. Он потирает пальцами слипающиеся глаза, зевает коротко в сложенные руки и постукивает друг о друга ногами в домашних шлёпанцах, поглядывая на часы. Почти шесть вечера, среда. Юнги выселяют из общежития. Мин вздыхает удручённо, откидывая голову назад, и, ударяясь затылком о стену, задумывается: как вообще всё пришло к этому? Закрывшись в своей тёмной комнатке в обнимку с любимым псом, блондин, как обычно это бывает в конце месяца, понятия не имел, какой за окном день недели, и день ли он или ночь в принципе. Окружённый тетрадками и раскрытыми книжками с обрывками из газет, Мин уже неизвестно какой час строчил колонки на июнь, абстрагируясь от внешнего мира, когда в его дверь постучали. Недовольный, он хмурился сначала, игнорируя незваного гостя, но после негромкого «Юнги, это срочно» по ту сторону, всё же вздохнул, поднимаясь и искренне надеясь на то, что это действительно срочно. За дверью стоял Мингю, живущий в одной из соседних комнат. Он прищурился, разглядывая хозяина помещения, и с грустью выдохнул: — Вот не вовремя… — Не вовремя что? — поинтересовался Мин. — Я работаю. — Потому и не вовремя. Комиссия грядёт. На тебя кто-то настучал. Юнги не понимал, что происходит. Прожив в этой уже давным-давно ставшей родной комнате четыре года, он не раз сталкивался с запланированными обходами, о которых его предупреждали заранее. Тогда Флафф пережидал у Джису волнительное мероприятие, а потом, как ни в чём не бывало, возвращался в их с Мином обитель. Флафф прекрасно ладил с теми, кто был ответственен за его проживание на территории кампуса, как и с большинством студентов. Четыре счастливых года жалоб не было. А тут… кто-то настучал? Юнги не понимал. Первой мыслью было срочно нестись к Джису, но Мингю посмотрел на полный решимости взгляд и грустно покачал головой. — Что? Мы не можем просто уйти, как и всегда? — Они никого не предупреждали, — Мингю вздыхает. — Они пошли за комендантом, скоро придут. Вас могут увидеть уходящими. Да и у них заявление, жалоба, они не просто так на проверку пришли, не глядя… Сам понимаешь. — И что мне делать тогда? — спросил растерянно Юнги, стараясь разбудить не настроенный на подобные события разум. Тот отказывался после нескольких дней изоляции соображать в принципе. Тогда на этаже разом стало шумно. Мин выглянул с опаской в дверной проём и встретился с таким же, как и у соседа, соболезнующим взглядом коменданта. Флафф сзади тявкнул тихо что-то и боднул испуганного хозяина в бедро, чувствуя напряжённую атмосферу. — Я не знаю, — ответил на вопрос запоздало парень. Юнги показалось, что все силы покинули тело, когда неизвестная женщина улыбнулась, глядя ему в глаза с лицом победителя. Стрелки на часах над дверью кабинета ректора тикают медленно. Всего полчаса назад, после долгой нравоучительной лекции, Юнги написал Намджуну короткое сообщение с просьбой забрать собаку ненадолго подальше, а потому пёс в дальнейших обсуждениях не участвовал. Юнги смотрел растерянно сначала на коменданта, потом на Джису, прибежавшую после долетевших и до неё слухов, потом на ректора… И все они отвечали ему таким же потерянным взглядом, сводящим бедного Мина с ума. Юнги не понимает, что происходит. Он сидел в коридоре, пока перед проверяющей отчитывались ответственные за беспредел в общежитии люди и не знал, что ему делать. Хотелось извиниться перед всеми и сразу, только не перед женщиной из комиссии, конечно. Извиниться перед подставившейся Джису, добрым комендантом и собачником-ректором, а также перед Флаффом, чтобы тот сам не чувствовал себя обузой для хозяина. Еще, конечно же, хотелось понять кому чёрт подери нужно было писать на него кляузу, когда можно было решить появившиеся с псом трудности с самим Юнги, или, в крайнем случае, написать заявление кому-либо в вузе, но не за его пределами. Под тиканье стрелок над ректорской дверью Мин медленно скатывался по стенке. Хотелось спать. Спать в комнате, которая ему, теперь, видимо, не принадлежит. Когда из-за двери потихоньку выползает тётя, Юнги вздрагивает. — Придётся платить штраф? — интересуется он. Джису качает головой ему в ответ и садится рядом. — Не мне, им. — Тебя не это должно заботить, — бормочет она, опуская на плечо племянника руку. Юнги понимает, что придётся. — Поживёшь у нас пока, потом посмотрим… — У тебя же аллергия… — возражает Мин неловко. — Придётся попить таблетки недолго, ничего страшного. Скажешь Намджуну, чтобы отвёл Флаффа к нам, я помогу тебе собрать вещи… Или я лучше попрошу Хосока сходить за ним? — Постой, — одёргивает её Юнги. — Прямо сейчас? Сегодня? Разве мне обязательно уходить сегодня? А если бы мне некуда было пойти, они бы что, на улицу меня выселили? Джису на возмущения не отвечает, сверля взглядом холодный кафельный пол. — Всё так серьёзно? — чуть затихает Мин. Женщина кивает. — Тебе хоть не сильно досталось?.. — Я легко отделалась, — она вздыхает. — Тебе сказали съехать завтра, но, честно говоря, я не хочу оставлять тебя одного. Если ты не против, — она качает головой и слабо улыбается парню. Юнги выдыхает опустошённо и соглашается. — Не переживай, прорвёмся. Найдём тебе квартирку или комнатку на съём недалеко, что-то да должно быть. Она кивает раз, потом ещё один для убедительности, и переводит тему: — Боже, когда ты спал последний раз? Вот это синяки… Ну-ка вставай, пойдём скорее соберём тебя и уложим у нас, давай, поднимайся. Мир — сплошная несправедливость. Эту аксиому Юнги усвоил ещё в детстве, когда его с ног чуть не снёс какой-то подросток на роликах, из-за чего Мин благополучно лишился дорогого, сверкающего, только раскрытого огромного леденца. Он стоял, смотрел на разбитые куски разноцветной сладости на горячем асфальте и понимал — мир несправедлив. И это тоже несправедливо. Юнги мог бы обижаться на кого угодно. На подростка на роликах или на неизвестного, одним заявлением лишившего его дома, но что он в действительности мог поделать? Ничего. И, наверное, как раз в этом случае Юнги мог решить, что его выселение было искренней справедливостью, ведь нельзя же так, чтобы для всех правила одни и те же, а для него — другие? Это несправедливо. Но, выселяясь, Мин думал о другом: почему же всё вокруг может быть таким, а Юнги нет? Почему он должен быть справедливым и честным в этом несправедливом и бесчестном мире? Это, кстати, тоже несправедливо. Сил не было. Узнав, что сегодня, оказывается, среда, Мин вздохнул удивлённо и по привычке даже не отреагировал на проснувшийся желудок, который, явно, был удивлён так же. Как-то в этом месяце Юнги пропал совсем надолго. Просиженные в комнате дни не были такими продуктивными, какими бы Юнги их хотел видеть. Мысли путались, слова не сплетались в эссе, а Флафф то и дело ныл под дверью, прося Мина дать ему крохи свободы. Однако Юнги был непреклонен и требовал пса возвращаться сразу после коротких прогулок. С явным недовольством, но он выполнял условия хозяина, после сверля его тяжёлым взглядом. За месяц случилось многое. Юнги улыбался, думая о том, что их извечное трио странных людей вдруг раздулось до целой семёрки, хоть и всё таких же странных. Двоюродный брат стал яркой улыбкой заглядывать в хмурые будни, тихий Чонгук вдруг стал любимейшим ребёнком, за которого у Юнги то и дело болело сердце: в порядке ли он там, в мире, в котором Юнги оставил его на несколько дней без крутого хёна? Успокаивало то, что у младшего такой не один. Вспоминая остальных, Мин отчего-то улыбался только чуть задумчивее. С Тэхёном он особо не общался. Они перекидывались за общим столом несколькими словами и лишь однажды сцепились языками на почве какой-то классической литературы, из-за чего Мин узнал, что для многих актёров эта пьеса — исчадье ада, и лучше при ребятах с театрального её не хвалить. Юнги тогда много смеялся и принимал к сведению. Тэхён интересный. Мысли о Чимине же заставляли Юнги задумчиво потирать затылок и хмыкать. Кто он — Пак Чимин? Юнги совершенно, даже примерно, не знает ответа на этот вопрос. Сложно описать словами, как же сильно Мин был счастлив тому, что после совместного времяпровождения парень вдруг оттаял, пряча прежние иголки. Конечно, к понимаю происходящего Мина это ни капли не приблизило. Вдруг «аллергия» из уст Чимина сменилась на приятное «Юнги-хён», а злость в глазах на широкую улыбку. Всё это сводило с ума, запутывало, но заставляло лишь с большим интересом следить за происходящим. Какой код к бронированной ограде младшего Мин отыскал? Или же Чимин просто ловко водит его за нос? А вообще, зачем бы Чимину водить его за нос? Казалось, будто Юнги становился свидетелем слишком многих личных моментов, но понятия не имел, что именно их сплетает в одну целую цепочку и к чему должны привести раскопки Мина, если он продолжит. Работа была забыта в потухнувшем экране ноутбука, пока Юнги усердно выстраивал в голове цепь из событий, с болью вспоминая разбитого младшего в коридоре, сердито-решительного в кафе и растерянного в кабинете у профессора, а после совершенно счастливого в столовой, стараясь придать, наконец, Пак Чимину хотя бы какой-нибудь описывающий оттенок. Потому что всё, что сейчас вызывал у него второкурсник — лёгкую панику из-за полного непонимания, растущего соразмерно интересу к этой странной личности. Поэтому, когда Юнги залезает с большим чемоданом в квартиру Джису и думает о так и не завершённой работе, он с чистой совестью скидывает на Чимина всю ответственность за его разгильдяйство и неспособность настроиться на работу. Нет, Юнги работал, он правда много работал. И сделал бы намного больше и за намного меньший срок, если бы не брюнет. Но ни он, ни сам Юнги поделать с этим ничего не могли, что приводило к очередному и разрушающему — мир несправделив. И с этим придëтся когда-нибудь уже, наконец, смириться. Дома Хосок встречает его встревоженным взглядом и словами о заказанном на дом ужине. Он забирает у него чемодан, утаскивая куда-то вглубь квартиры, и возвращается вскоре, усаживая Юнги на диван и вручая кружку свежего кофе. Флафф, увидев, наконец, потерявшегося хозяина, приветственно лает. — Поверить не могу! — начинает Хосок заведённо, стоит Юнги сделать один глоток. — Брось, меня предупреждали… — старается прервать его блондин. — Ну, да… Но я не думал, что они правда так поступят! В смысле, зачем хоть сразу то? Можно было сделать предупреждение? Или дать время? Поверить не могу… Горячий кофе отдавал лёгкой горчинкой, поэтому Юнги немного корчился, глотая его, но надежда на то, что напиток придаст немного сил, заставляла пить дальше. Мин слушал ходящего вокруг брата и лениво наблюдал за мельтешащим за ним бобтейлом. Приятно. В смысле, сама ситуация и горький кофе не были приятными, но вот знать, что рядом есть человек, который будет негодовать и ворчать без остановки на твоих обидчиков было приятно. Эмоции Чона вряд ли чем-то могли помочь, но лёгкая улыбка на уставшее лицо Юнги всё-таки прокралась. Что же он будет делать? Когда Джису появляется в проёме комнаты с принятыми только что у курьера коробками пищи, Мин давит в грудной клетке лёгкую панику и благодарно кивает. Они ужинают. Желудок, несколько дней питаемый лишь нескончаемыми перекусами и снеками, несказанно такому подарку радуется. В какой-то момент Юнги даже кажется, что он набирается, наконец, недостающих сил, погружая в себя палочками вкусную еду. Однако ему всё-таки только кажется. Юнги хочет спать и умело это игнорирует, сваливая безэмоциональную усталость на утренний стресс. Ему стоит снять комнату где-то поблизости? Как скоро он найдёт вообще эту комнату? Разве прямо сейчас и в ближайшие дни у него есть деньги на предоплату? А сколько вообще хоть примерно стоит эта самая комната? — Выглядишь мрачно, — вздыхает Чон, падая рядом с Юнги после того, как заканчивает с уборкой стола, а Джису уходит на кухню заваривать чай. — Отпусти это сейчас. Отдохни. Мы что-нибудь придумаем. — Я не хочу, чтобы тёте было плохо. Ты тоже не хочешь. Хосок на слова Мина хмурится: — Есть ведь лекарства. Мама приняла их. — Ну, они же не действует круглосуточно, — Юнги потирает пальцами виски, расстроенно смотря на собеседника. — Их действие прекратится ночью, например, что мы будем делать? Это опасно. — Ну… — Хосок оглядывается на Флаффа и с улыбкой треплет собачью холку. — Есть вариант отдать его в отель? В смысле, если всё будет совсем плохо. Услышав предложение Мин тоже переводит взгляд на питомца. В отель? Он передёргивает плечами. Нет. Нет, почему он обязательно должен чем-то жертвовать? Почему нельзя, чтобы проблемы резко решились по щелчку пальцев? Почему нужны обстоятельства, аллергии, деньги и всё остальное? Юнги вздыхает. Почему должно быть «если всё будет совсем плохо» в мыслях? Зачем всему быть плохо? Мин прикрывает глаза. Нервные окончания в голове с этими мыслями будто тоже начинают негодовать. Так же, как Хосок недавно, вскакивать, ходить туда-сюда и бормотать причитания, причиняя хозяину головы ноющую боль. — Ты сам… точно в порядке? — вытягивает Юнги из темноты Хосок. — Ты правда очень плохо выглядишь. Завязывал бы ты с этими марафонами, говорил же тебе. Юнги дёргается от резкого света с кухни и вымученно улыбается обеспокоенной тёте, выходящей оттуда, после чего всё же хватается за гудящую голову с тихим шипением. — Я в порядке. Я прогуляюсь лучше. Подышу свежим воздухом, проветрю голову, — он кивает на свои слова и, встав, коротко обнимает Джису, после молча покидая квартиру. Он мог бы попроситься к Джину. Джин бы его принял, верно? Его хён бы простил задержку оплаты и помог, а ещё у него нет аллергии. Спускаясь по лестнице и отправляясь вниз по улице к небольшой аллее, Юнги пишет хёну с просьбой. На просьбу Ким откликается взволнованными сообщениями и расстраивающим «Хозяин квартиры не позволит с собакой… можем попробовать скрыть вас, конечно, он редко заходит!», на что Мин отвечает твёрдое «нет» и тёплое «спасибо». Юнги не хотел бы, чтобы чуть позже место проживания искали не только он и Флафф, но и старший. Юнги будет искать. В следующем месяце должна прийти зарплата, следующий месяц он ведь уже вот-вот, через пару дней. Она придёт, и Юнги со всем справится. Обязательно справится, со всеми ведь бывает? В любом случае, он виноват сам, что никогда не продумывал отступных путей для таких ситуаций, верно? Бродя по подсвеченной аллее, игнорируя головную боль и продолжая зевать, Мин вскоре останавливается, прекращая самокопание и попытки вытащить веру в себя из-под слоя периодически накатывающей паники. Он останавливается, снова вытаскивает телефон и смотрит на вечернее время, хмурясь. Среда. Следующий месяц уже послезавтра. На какую зарплату, чёрт подери, Юнги рассчитывает, гуляя здесь, если он не сдал в итоге ни одной работы из тех, что уже успел написать? И ведь это даже не всё, Мингю прервал его в процессе, после чего Юнги не думал о забытом ноутбуке со статьями и всеми наработками. Нужно вернуться обратно. Отослать хотя бы то, что есть. И писать дальше, потому что сейчас, именно сейчас, Юнги как никогда действительно нуждается в этой работе. Ночью, сидя на диване под ярким пледом, печатая под сопение спящего пса в ногах, Юнги больше не зевает, запихав сонливость глубоко внутрь. Он потягивает медленно горький кофе. Нервные окончания в его голове устраивают дискотеку.