Как кошка с собакой

Голова гудела. Голова гудела, а Юнги не мог ничего с этим сделать, по его организму и так путешествовало несколько таблеток обезболивающего, забывшего о своем предназначении. Лектор читал лекцию. Голова гудела. Веки тяжелели. Юнги снова спал катастрофически мало. То есть, он спал, и это, вообще-то, достижение. Не известно точно, можно ли назвать сном чересчур долгое моргание, но Юнги закрыл глаза на пару часов случайно. В общем, Юнги считает, что спал. Утром он не намеренно проигнорировал несколько человек, они просто не попали в его поле восприятия информации, такое бывает, и гордо (молча и устало) сел на один из ближних рядов. Голова гудела. Юнги доделал всю работу и отправил в редакцию. Юнги — молодец, вообще-то. Покончив с этим делом, он вполне может приступать к следующему. Совсем скоро у них интервью, а ещё надо ждать зарплату и искать квартиру. Да, искать квартиру и еще позвонить родителям. Обязательно позвонить родителям. Чего там говорит лектор? К несчастью, Юнги совершенно его не слушает. Голова гудит и это уже становится не смешно. Мин вздрагивает временами и моргает с силой, стараясь пробудить тяжелеющие веки. Он моргает раз, два — нет, надо прекращать. Стоит поспать, срочно поспать, вот закончится лекция, потом ещё, да, и потом надо сходить к Намджуну, а потом — да, спать, точно спать. — Юнги-щи? Голова гудит. Гудит и падает. Юнги её ловит на лету и моргает, старается сфокусироваться, смотрит на лектора, который его зовёт. Кивает. — Юнги-щи, вы умираете? Не надо умирать на моей лекции, — профессор хмурится. Профессор смотрит, а Юнги кивает. Кивает. Это не хорошо. Не хорошо и голова не работает. И хочется спать. — Могу я выйти? — Выходите, Юнги-щи, но только не умирайте. И Юнги выходит. Юнги становится страшно. Юнги плетётся к уборной по пустым коридорам, держась за стены. Не то чтобы Юнги никогда не чувствовал себя выжатой мандаринкой. Чувствовал. Помятым, размякшим и посиневшим от гематом выжатым цитрусом, из которого выкачали последние соки после дней издевательств и пыток солнечными ванными и душной комнатой. Юнги чувствовал. Он, вообще-то, по жизни помятая мандаринка. Испорченная, которую никто есть не хочет, она лежит себе и истекает, пока вся жидкость не уплывёт из её хрупкого тела. Он, прямо как мандаринка, терял все силы, размякая сонливостью, походил на аморфную кругляшку с потемневшими полумесяцами под глазками и припухшими от литров кофе веками. Как и сейчас, он смотрел на себя в небольшое зеркало и видел — помятая мандаринка. Ещё немного похоже на приведение. Смотря в отражение, он вслушивался в свист в ушах. Случается и такое, оказывается. Юнги следил за капелькой пота, падающей от испарины на лбу к белым губам и пробовал на вкус сухость во рту. Бывает, оказывается, что Юнги становится призраком мандаринки, а не её умирающим экземпляром. Это пугало. Его отражение в зеркале пугало. Юнги скатывается в итоге рядом с раковиной на пол, кутаясь от озноба в толстовке, и старается соображать. Хочется пить. В голове гудит. Хочется пить, лечь и не двигаться, и не вставать, а ещё никогда так больше не делать, чтобы не видеть себя, и так бледного от природы, белым — белее, чем мог когда-то представить, в зеркале, и не пугаться так сильно больше. Что это? Юнги плохо. Юнги видит, Юнги чувствует — ему плохо. Но он сидит, а веки закрываются, и Юнги не понимает. Что это? И что делать? И как встать? А как в действительности встать? Надо же встать? Или это пройдёт? Может, пройдёт. Виски перестанут пульсировать и мышцы заработают снова. Да, пройдёт. Сейчас пройдёт. Пройдёт и он сможет встать. Но сначала надо, чтобы прошло. Точно же пройдёт? Надо подождать. Холодно. В медицинском кабинете, куда его кто-то громкий утаскивает, не особо теплее. Там Юнги поят водой и трогают холодными руками, от чего он мычит и хмурится. Кто-то громкий ругается, извиняется, что-то объясняет, а потом снова куда-то утаскивает. Кто-то громкий оказывается Хосоком, который, вместе с беспокойным Флаффом, ведёт его на лавочку у ворот, чтобы «подышать свежим воздухом». — А я тебе говорил, — начинает Чон новую тираду. Юнги думает о том, что у него, вообще-то, сегодня ещё есть занятия. — Говорил же? Сказал тебе отдыхать. Не нервничать, успокоиться и просто отдохнуть, я ведь говорил? Ты вообще слышишь меня? Я тебя сейчас в больницу повезу. — Не надо в больницу, — открывает, наконец, рот Юнги. — Ну, наконец-то… — Чон радуется проявленным признакам жизни и склоняется перед Юнги обеспокоенно. — Как себя чувствуешь? — Холодно, — бормочет Юнги, видя, как Хосок кивает, — голова болит, всё тело слабое. — Я вообще даже не понял, ты соображал всё это время? Ты сколько там на полу просидел хоть? — Не особо… Я не знаю. Что со мной происходит? — Переутомление, что ещё. Я удивлён, что ты в обморок не упал. Может, правда в больницу? — У меня денег на это нет… — Я заплачу. Может, тебе там капельницу какую? Или как они это делают? Флафф скулит, крутясь у ног хозяина и лезет пушистой головой на худые бёдра. — Вот, видишь, твой пёс тоже беспокоится. Мин вздыхает. — А что сказали в медкабинете? — Сказали снизить нагрузки на организм и стараться не напрягаться. Ты не слушал? Солнце, свежий воздух, побольше полезной еды с витаминами и не перегружать мозг. — Вау, — тянет Юнги без энтузиазма, — звучит как отпуск. — Он и есть, — Хосок кивает. — Так что? — Про больницу ничего не говорили. — Это да, но… — Слушай… — Юнги хмурится. — Я не хочу никуда ехать. Я хочу спать. — Чёрт с тобой, ладно. Тогда пошли домой. Встать сможешь? С помощью Чона Юнги оказывается под цветастым пледом в тётиной гостиной и греется в тёплом спортивном костюме. Прежде, чем погрузить беспокойную голову в сонную негу, Юнги старается понять, отчего весь день кажется таким сумбурным и скомканным. Пока только утро, ещё даже не полдень, а кажется, будто за несколько часов Мин успел пройти какую-то жуткую войну и теперь лежит в лазарете с пробитым черепом и скрученным в узел желудком, сверлит взглядом потолок и ждёт смертельной участи от мантии с косой. Такое у него ощущение. Измученное и ожидающее не пойми чего от цветастого несущегося в неизвестность дня. И куда он, этот день, так торопится? Этого Мину не понять, к сожалению. Не на такую голову в частности. — Мы решили, что ты будешь спать. Долго ещё хмуриться собрался? Юнги провожает взглядом руки, поправляющие на нём плед, вздыхает устало и сворачивается в клубок, оставляя пушистому другу побольше места. Медбрат в его личном лазарете строгий, но пациенту действительно стоит поспать. Отсыпается Юнги до вечера. Вечером он отъедается не такой полезной, как советовали, едой и пропадает в телевизоре. Он усердно игнорирует рой мыслей в голове и имитирует полное безразличие к своей жизни. Получается плохо, Юнги никогда не умел врать, вообще-то. По телевизору сериал идёт не смешной, но, вроде, немного затягивает. Юнги потихоньку поглощает обжаренные Хосоком наггетсы, почёсывает Флаффа по холке и смотрит сквозь экран в свою запутавшуюся, споткнувшись на крохотной кочке, жизнь. Джису возвращается с работы вскоре и ругается на Юнги так же, как Хосок до этого. Мин на это кряхтит недовольно и показательно тяжело вздыхает. Так же показательно он спустя пару часов уходит пройтись и подышать вместе с псом, говоря о том, что ему советовали свежий воздух и коря себя в очередной раз за теперь уже припухшие тётины веки, которые та старалась незаметно почёсывать время от времени. Говорят, беда не приходит одна. К Юнги они как-то противно, сговорившись, пришли целой бандой, разложив свои обстоятельства на пути, уложившись в несколько дней на календаре. Вот кочка на среду, вот на четверг. Вот об эту споткнёшься, так уж и быть, через пару дней. Вот тебе дедлайны между кочками и предстоящий проект. Вот тебе аллергия, жильё и переутомление. Ну, ладно, вот тебе солнце и начало лета, чтобы было чему радоваться, не такие уж мы и плохие. Вот только сидя в футболке на лавочке, благо, избавившись от утреннего озноба, пока пёс бродит перед ним по аллее у кампусной ограды, Юнги вовсе не улыбается мыслям о лёгкой одежде. Солнечный день и красивейший, Юнги не сомневается, закат, были Мином просижены в доме, а потому сейчас он смотрит лишь на голубое небо, постепенно темнеющее на глазах, и старается дышать полной грудью, вдыхая противный городской запах с крупицами мелкой пыли. — Я уже отчаялся найти тебя, — раздаётся рядом голос, стоит Юнги, наконец, немного расслабиться. — Здравствуй, Чимин-и, — говорит Мин, не сводя глаз с отошедшего пса. — У тебя есть мой номер. Брюнет садится рядом с ним на лавку и смотрит на того внимательно. — Если бы ты ещё брал трубку, — Чимин хмыкает, — было бы вообще прекрасно. Юнги поворачивается к нему удивлённо и вздыхает, понимая, что не включал сегодня телефон вовсе. Это не хорошо, мало ли кто ещё может волноваться… Он смотрит на парня виновато: — Прости… — Нет-нет, всё в порядке, — сразу качает головой Чимин. — С тобой ведь всё хорошо? В смысле… Вся эта ситуация… Это моя вина. Юнги смотрит на него непонимающе. — Что ты имеешь в виду? Уж в своём самочувствии я виноват точно сам, — Мин хмыкает, потирая предплечья. Вечерний ветер начинает потихоньку возвращаться. — Твоё самочувствие?.. — Ну, переутомление… ты не об этом? Я не брал трубку, потому что проспал весь день. — Оу… — Чимин хмурится. — Твои одногруппники сказали, что ты вышел из аудитории и исчез. — Ох, да, вроде того… — кивает Юнги, а затем поясняет, видя встревоженного младшего: — Мне нехорошо стало. Вышел подышать, стало ещё хуже. Хосок отвёл меня к медсестре и потом домой. Но ты не беспокойся, мне лучше, правда. — Вот как?.. Они молчат некоторое время, оглядывая аллею. — Так, зачем ты искал меня? — уточняет, всё же, Юнги. Чимин вздыхает. — Чтобы извиниться. — Ты ведь уже извинился? — М? О, нет. Не из-за этого извиниться… — Чимин давит меж бровей пальцами напряжённо и хмурится. — Я о твоём выселении, хён, это всё из-за меня. Юнги смотрит на него непонимающе. — Понимаешь, она… — парень взмахивает руками взволнованно. — Я как узнал, я сразу к тебе побежал, но тебя не было нигде, и никто не знал куда ты делся. Она решила почему-то, что я… обрадуюсь? Я не знаю, чего она ждала, честно говоря, хён, я не представляю. Но мне так жаль, что всё это произошло, если я как-то могу загладить свою вину и… — Так, — перебивает его Мин, цепляясь за чужие руки, активно жестикулирующие перед глазами. — Кто «она»? — Я не знаю. — В каком смысле «ты не знаешь»? — Со… хи? Сохён? Со… Я не знаю, хён, я общался с ней один раз в жизни, — оправдывается Чимин отчего-то канючащим голосом и смотрит на Юнги самым жалостливым взглядом из возможных, пока Мин опускает руки, что держит в своих, на хозяйские колени. — А утром она подходит и с такой гордостью рассказывает мне, что тебя и Флаффа здесь больше не будет и что я больше не должен беспокоиться о вас, что у неё где-то какие-то знакомые… Хён, это моя вина! Если бы я не вёл себя так, я… — Чимин, успокойся, — Мин смотрит на того сконфуженно. — Ты совершенно ничего не сделал. — Это всё я, — Чимин кивает, будто стараясь убедить в своих словах Юнги. — У тебя одни проблемы из-за меня. — Это не так, — Юнги вздыхает. — Всё в порядке, я сам виноват, что решил нарушить всевозможные рамки. Это правильно, что меня выселили. Да и я в порядке, видишь? Всё хорошо. Чимин смотрит на того недоверчиво и хмурится. — У тебя переутомление. Тебе есть где жить? — Ну… — Юнги прокашливается, — в целом… — У тебя переутомление и тебе негде жить, хён, — Чимин смотрит на него обеспокоенно и на глазах сдувается. Мин вздыхает. — Я живу с тётей. Вот-вот найду квартирку или комнату, да? В целом, это не важно, главное, чтобы Флаффа пустили. Это не должно быть так сложно, так? А переутомление… отдохну немного и всё пройдёт, это же не так страшно. Чимин смотрит на него всё ещё недоверчиво и оборачивается на пса, недавно прилёгшего у ног Юнги сбоку. — Разве ты не говорил, что живёшь в общежитии, потому что у твоей тёти аллергия? Юнги вздыхает вновь, зарываясь рукой в волосы, и корит себя за длинный язык. И как теперь ему успокоить младшего? У этого парня вообще всегда привычка взваливать на себя всё на свете? Юнги ёжится от очередного порыва ветра и жалеет, что не взял с собой толстовку. Оборачиваясь обратно к парню, он натыкается на строгий взгляд. — Пойдём, — говорит Чимин резко и встаёт. Флафф подпрыгивает на лапы вслед за ним, готовый к движению. — Куда пойдём? — Ко мне. Согреешься. Я напою тебя чем-нибудь горячим. — У меня Флафф, — Юнги хмурится, поднимаясь, чтобы поторопиться за уходящим от него младшим. — Да и я могу домой пойти, не обязательно же… Чимин поворачивается к нему и тяжело смотрит, грозно складывая руки на груди. Юнги пожимает на это плечами. — Люцифер? — Он гуляет пока. — Гуляет? — Юнги равняется с ним, оглядываясь на весело бегущего с ними пса. — Ты, вроде, не был доволен, что он сбегает, разве нет? — Со временем привыкаешь, — Чимин хмыкает. — Да и я боялся, что он не вернётся, а оказалось, он гуляет и сам забирается по дереву рядом с окном. У нас растёт вишня, её ветки ведут прямо к форточке. Юнги кивает понимающе. — Было бы удобно, если бы Флафф мог ходить гулять через форточку. Чимин улыбается коротко, но его лицо слишком напряжено всё же. — Хэй, — зовёт Юнги. — М? — Ты не виноват, правда. Я не виню тебя ни в чём. И ты не приносишь одни проблемы, я так не считаю. Чимин смотрит в его глаза и всё же улыбается чуть расслабленнее. Не верит, но благодарен. В квартире Юнги старается успокоить пса и просит того быть тише. Он передёргивает плечами, разуваясь, и проходит за Чимином на кухню, оглядываясь по сторонам. — Так, говоришь, будем пить что-нибудь горячее? — интересуется Мин, всматриваясь в школьную фотографию с Тэхёном много менее мужественным и с натуральным цветом волос. Он хмыкает, проходя дальше. — Чай или кофе? — отвечает Чимин, показывая на диванчик у стола. Флафф семенит за Юнги, и устраивается под столом, стоит хозяину занять предложенное место. — Кофе. У тебя кофемашина? Ох, ты не представляешь, как я завидую. Чимин на его комментарий улыбается и ставит готовиться напиток для гостя, после чего садится напротив. Он вздыхает, стараясь собрать мысли в кучку и легонько отпихивает ногой нос заинтересованного животного. — Тебе комфортно рядом с ним? — интересуется, заметив, Юнги. — Не совсем, — вздыхает Чимин. — Но вроде полегче. Да и ты рядом, значит, если он резко решит меня съесть, ты по идее должен меня спасти, — Чимин кривится, изображая страх смерти от собачьей пасти, и Юнги усмехается: — Обязательно. — Он такой пушистый… От него, должно быть, много шерсти остаётся. — Это точно, — Юнги кивает. — Его нужно постоянно вычëсывать, но мне всегда лень. В этом плане я никудышный хозяин. — Ты отличный хозяин, — возражает Чимин, передавая чашку с дымящимся кофе. — Не думаю, что видел пса счастливее, чем твой. Да и у вас очень сильная связь, вроде как, он очень понимающий… — Спасибо, — Мин поджимает губы и смотрит на парня чуть смущëнно. — Но знаешь, если с такими мыслями посмотреть на Люцифера, можно сказать, что ты отвратительный хозяин. Чимин на это закатывает глаза, и Юнги смеëтся. — Люцифер всегда недоволен. Даже если он мурлычет, он будет смотреть на тебя таким взглядом, будто делает одолжение, — возмущается Чимин. Юнги улыбается ярко, вспоминая вечно насупившийся взгляд кота, и делает глоток кофе. Напиток отдаëт во рту приятной сладостью и насыщенностью, от чего Мин довольно жмурится. Вот, это намного лучше, чем та горечь, которой Юнги травился днём ранее. — Так, говоришь, что с твоим самочувствием? И что тебе сказали с ним делать? — интересуется Чимин, после того, как и сам обзаводится напитком. Юнги вздыхает: — Ничего особенного, правда… — Как ты вообще умудрился себе его заработать? — не унимается Чимин. — Чем ты занимался? — Я работал, — Юнги опускает голову, сверля взглядом кофе в руках. — Возможно, я с выходных не вылезал из комнаты дальше, чем до уборной, и прерывался только на короткий сон и перекусы. Чимин хмурится: — Возможно?.. — Угу… — мычит Юнги. — А потом собрал вещи, пришёл к тёте и снова работал почти всю ночь, — он кивает. — Ну, предположительно. — Ага, — Чимин хмурится сильнее. — Короче, — Юнги машет головой. — Не страшно это всё, не заморачивайся. Сказали отдыхать, не перегружать мозг и кушать здоровую еду. Но это быстро пройдёт, я уверен. — А вообще как ты себя чувствуешь? — Чимин пропускает оправдания собеседника мимо ушей. — Какие-то симптомы? — Ну, вялый, — Юнги пожимает плечами. — Голова болит сильно, да и спать хочется много. Ну и мозг как-будто ватный, что ли… — он вздыхает. Юнги не хочется об этом говорить. Помимо того, что он не умеет врать, он так же совсем не любит жаловаться. И в комбинации это приводит к тому, что Юнги совсем не любит, когда его спрашивают о чём-то подобном тот, кого совсем не хочется беспокоить. — Ты не беспокойся, — продолжает он чуть погодя, видя, что Чимин усердно раздумывает о чём-то с заложенной меж бровей складкой. — Я думаю, я быстро восстановлюсь. У нас же есть ещё несколько дней до встречи… к тому дню я буду в порядке. Я всё для этого сделаю и не подведу. Мин улыбается натянуто, глядя на Пака, но в ответ получает оскорблённый взгляд. — Только не говори, что ты правда думаешь, что меня беспокоит именно это, — Чимин вздыхает вновь. — У тебя сейчас полно проблем же, да? — Нет, — шепчет Юнги, но парень его игнорирует. — Как ты будешь восстанавливаться, пока решаешь всё это? Я вот о чём: у тебя получится «не перегружать мозг» в этих обстоятельствах? Он смотрит на Юнги выжидающе и тот молчит ему в ответ, делая очередной глоток. Чимин встаёт после, ставя собственную кружку в раковину. — Ты голоден? — Нет, спасибо, — Юнги ёжится. — Твоя тётя в порядке от того, что Флафф живёт у неё? — Чимин… Пак вздыхает в очередной раз тяжело и опрокидывает голову к потолку, задумываясь. — Тебе сложно ответить на вопрос? — Ох, — Юнги складывает руки на груди. Голова его снова начинает потихоньку болеть, из-за чего он уже жалеет, что выпил эту кружку вкусного напитка. Он осматривает парня перед ним и всё-таки отвечает ему честно. — Делает вид, что да. Но мне кажется, таблетки не совсем помогают. Чимин кивает задумчиво, будто только ждал, пока Юнги скажет это. Мин наблюдает за его серьёзным лицом долго. Чимин молчит, задумавшись, сверлит взглядом стену и скребёт ногтем край столешницы, пока Юнги внимательно оглядывает сжатые в раздумьях челюсти и напряжённые брови. Он облокачивается на стол в итоге, снова возвращаясь к своим мыслям о брюнете. Чимин, кажется, утопиться готов в чувстве вины перед парнем. Хотя он уж точно не ответственен за Со-как-её-там, которая решила исподтишка добиться внимания. Юнги думает, что быть популярным отстой и Чимину совершенно не идёт. Ему бы быть просто собой, таким, каким он смеётся с друзьями, запрокидывая голову, или каким таскает в рюкзаке кота с поводком. Не рассерженным, разбитым и таким, как сейчас, напряжённым. Всё это Чимину не идёт совершенно, так же, как быть популярным. Он смотрит на него и думает о том, что Чимин, наверное, и без всей этой вины, тенью омрачающей мягкие черты лица, расспрашивал бы о самочувствии с таким же беспокойством. А ещё думает, что наконец-то начал сшивать разнообразные образы и настроения в единую формочку. Он смотрит и как-будто чувсвует, как стежок за стежком кусочки в голове срастаются. Он улыбается в итоге, когда Чимин, наконец, выплывает из своих мыслей: — Ты можешь остаться у меня, — заявляет он неожиданно, поднимая голову и встречаясь с чужими глазами решительным взглядом. — В смысле… я… — Юнги теряется. Улыбка на его лице сменяется изумлением. — Эм, ты предлагаешь мне пожить у тебя? — Ну, да? — Чимин выпрямляется, садясь поудобнее и смотрит на Юнги решительно. — Пока не найдёшь себе своё жильё, естественно. — Естественно… — вторит Юнги эхом. — А тебя ничего не смущает? — М? — Ну, я буквально незнакомый практически тебе человек и… — Юнги-хён, твоя ситуация — полностью моя вина, — прерывает его Чимин. — Это не так, — вздыхает Юнги в очередной раз. — Я так считаю. Даже если ты меня не винишь, я себя виню, — Чимин кивает. — Я хочу помочь. Если у тебя есть вариант получше, то хорошо, я помогу как-то по-другому. Как? Юнги хмурится. — Нет, у меня нет варианта лучше, но… — В чём тогда проблема? — Чимин хмурится ему в ответ. — В том, что я не хочу причинять тебе неудобства? Ты вообще… — Я же сказал тебе… — Нет, постой, — Юнги машет руками, стараясь прекратить перебивания друг друга, — у меня же собака. Ты боишься собак. И у тебя кот! — Кот… — Пёс и кот. Ты понимаешь? — Понимаю, — Чимин кивает серьёзно. Он уже всё обдумал. — Твой пёс при нашей последней встрече был очень культурным. Да и могу я пережить как-нибудь. Не знаю, может, даже научусь с ним общаться? — А у Люцифера ты спросил? — шепчет Юнги найденный аргумент. — А кто вообще у него что-то будет спрашивать? — Чимин усмехается. — Он может сидеть у меня в комнате, если будет недоволен. Мы же можем попробовать их подружить? Юнги замолкает ненадолго, ища следующие причины отказа. Казалось бы, именно для Чимина здесь все недостатки, Юнги и жаловаться нечего, а он сидит, выпустив колючки, и старается оттолкнуть протянутую руку. Это ведь ненадолго, да? Сейчас Юнги немного отдохнёт, придёт в себя, подыщет себе своё жильё и тут же съедет. Да и брюнет так настаивает, что продолжать брыкаться кажется уже даже неприличным. Просто это странно. Юнги его совсем, совершенно, не знает. Но предложение действительно кажется ему возможным решением ситуации на некоторое время. — Ты уверен? — в последний раз спрашивает Мин, глядя на задумавшегося парня. — Нет, — отвечает тот неожиданно. Они пересекаются взглядом. — Но мы ведь можем попытаться? Юнги вздыхает после. — У меня две комнаты. Одна моя спальня, а гостиная большая, и там раскладывается удобный диван, — поясняет Чимин. — Ты сможешь расположиться там. Я не буду брать платы, будем считать, я так отплачу тебе за все неудобства, которые причинил за этот месяц. Он улыбается уголками губ и смотрит на старшего выжидающе. Юнги опускает в ответ плечи и кивает, показывая, что сдаётся. Чимин выглядит победителем. И всё бы ничего, но голова у Юнги всё ещё гудит, и он хватается за неё вновь, видя мгновенно появившееся волнение в глазах напротив. — Так, вставай, пошли, я уложу тебя спать, — подрывается Чимин с места. — Стой, я могу пойти к тёте, — взвывает Юнги тихо. — Тебе не нужно быть для меня сиделкой. — Вставай и марш на диван, давай-давай, возражения не принимаются! — кричит Пак, уже скрываясь в гостиной. Стежок за стежком Пак Чимин шьётся в его голове заново. И каждый новый стежок, заставляет Юнги улыбаться чуточку мягче и приятнее. — Чимин… — Юнги идёт за ним и кусает губы, видя, как младший, суетясь, старается разложить диван и вытаскивает из него припрятанное постельное бельё. Брюнет уже собирается перебить Мина снова, разворачиваясь, но Юнги не даёт, — спасибо, правда. Мне очень приятно, что ты помогаешь. И что беспокоишься обо мне, — Юнги улыбается. — И это всё не твоя вина, пожалуйста, пойми это. Чимин сводит брови к переносице, кивая коротко, и шепчет уставшее: — Не за что. Довольно скоро, спустя очередную таблетку обезболивающего, стакан воды и смс’ку брату, вытряхнутый из джинс Юнги сворачивается на разложенном для него диване клубком и проваливается в сон, придавленный слишком сильной усталостью и побочным действием от выпитой чашки кофе. Флафф, после долгого обнюхивания нового лежбища хозяина и давно заинтересовавшего парня, устраивается там же и оберегает тело спящего в ногах, периодически кидая взгляд из-под длинной шерсти. Люцифер, вернувшийся с прогулки, сидя на подлокотнике с другой стороны, подозрительно принюхивается к белой макушке и обменивается с хозяином красноречивыми взглядами. В них Чимин видит что-то вроде «хозяин, что вообще происходит?» или «что эти существа забыли на моем любимом диване, хозяин?» «Зачем они нам?» «Это и есть те собаки, о которых все говорят?» «Так ли нам нужны в доме эти собаки, хозяин?» А потом, когда Чимин вздыхает тяжко, смотря на кота извиняющимся взглядом, тот ступает потихоньку к гостю на подушку и немного двигает спящую голову, чтобы свернуться клубком рядом и утробно заурчать. На уточняющий «н?» Чимина Люцифер шлëт последний взгляд. Пак видит в нём: «ладно, что-нибудь придумаем» и настороженное «но с той, что попушистее, нужно будет что-нибудь делать».