Как заштопать носки

В дверь постучали. Вернулся?! Уронив по дороге стул, я кинулся открывать с глупой мыслью, что в доме нет свечей, а какой же, право, праздничный ужин без свечей? Есть вино и его любимый сыр с орешками — слава Богу, я не сожрал и не выкинул с психу, а свечи… а что свечи, сбегаю в магазин, он до полуночи работает. Заодно шарики куплю, сердечками. Вот же стрем. Сдаваться и признаваться, что он меня, мастера по боям без правил, на обе лопатки положил? Стрем, напрягшиеся ягодицы и заячьим хвостом душа. А за дверью… никого. Видать, воображение шалит. — Здравствуйте, а у вас белых ниток не найдется? Я скосил глаза вниз. Доходяга-калека с верхнего этажа смотрел на меня из своего инвалидного кресла, ему было неудобно задирать голову и, наверное, неловко беспокоить после десяти вечера в Рождество, но… — Чего-о-о? Свечи? И тебе тоже?! Он помотал головой: — Нет. Нитки. Белые, — он внимательно пригляделся ко мне, — или голубые. Носок заштопать. — Не знаю. Я последний раз пуговицу себе пришивал лет сто назад. Носки… а разве их чинят? Это же не предмет острого дефицита, это же не… восемнадцатилетний пловец ростом метр девяносто два с осколочным взглядом серых глаз, с хобби «рынок ценных бумаг» и характером «лучше-всех-знаю». Свидание вслепую год назад. Очередной дефолт, срочный отчет, затянувшееся совещание у шефа, липучка-любовник, которого я послал, как итог — спермотоксикоз. Так что визитка с черепом и сердечком за дворником на лобовухе моего спорткара кислотно-зеленого цвета с указанием: кладбище, пятый ряд, могила под номером двенадцать, без пяти час, оказалась кстати. Я ее тогда понюхал, облизнул — слащавым парфюмом не пахнет, то ли автор желание проиграл, то ли за денежный долг так подставился. Не у одного меня, видать, не сложился день, не потрахаюсь, так постебусь. Купил новую простынь и, дождавшись указанного времени, пришел, точнее, с замогильным стоном материализовался из-за соседних надгробий, отметив, что парень, хоть и позеленел, но выглядит сногсшибательно. Пугаться и вздрагивать сам я начал спустя пару часов, когда, заглянув в его паспорт — береженого бог бережет, — выяснил не только фамилию и адрес прописки, но и сколько моему партнеру лет. А заодно услышал о том, что он натурал, у которого с геями до рокового дня «ну разве что порнуху пару раз про них посмотрел» да «любопытно». Мы тогда здорово напились. С чего Сашка — не знаю, он не огласил, а я однозначно от отчаянья, что карьеру проебал. Врагов у меня в концерне предостаточно. Если это была провокация, то она без вариантов удалась, с хлебного места я вылечу. На мою нетрадиционную ориентацию глаза закрывали, но исключительно из-за редких способностей, а вот гей, путающийся с малолеткой, — это уже статья, а судебные разбирательства никому не нужны. Оставив его досыпать в оплаченном на сутки номере, я сбежал «по-английски». На работе обошлось, во всяком случае на ковер не вызывали и никто скабрезности не отпускал. А потом случились «Вести России». Бытует мнение, что плаванье укрепляет нервную и сердечные системы, мне же оно подорвало все. Я понятия не имел, что он еще и знаменитость. Влип в глаза с подъебом, в жест «я — тебя», в спину, которая со значительным перевесом оставила всех позади в баттерфляе, и при появлении итоговых строчек на табло поспешно отключил экран. Я знал, что дальше будет: этот русал выскочит на бортик, а я, захлебываясь слюной, буду пялиться на то, что стекающая вода обрисовывает в 3Д. Что же этому натуралу не живется спокойно или это Бог выбрал такое наказание для меня? Ну точно — расплата за несчастных, что я не полюбил, по ходу все мои бывшие собрались в кружок и помолились с чувством. Может, и попа позвали. А потом Сашка отыскал меня. Потом мы подрались. Потом соседи вызвали скорую, а те в свою очередь ментов, услышав, что речь идет о поножовщине. До сих пор не нашел, у кого такая богатая фантазия, узнал бы — отблагодарил. Нас забрали в отделение, составили протокол и отпустили, после того как я рассчитался за два административных штрафа, а он за это купил мне пиво и предложил обмыть. Мы гуляли по городу, встречая рассвет, и я выяснил, что он заканчивает лицей и учиться планирует… на Мальте. Именно туда мне предстояло лететь по контракту через месяц. Он сетовал, что выиграл грант, но баллов на проживание не хватило, что стеснен в средствах и не очень представляет, как выйдет из ситуации, а я… мне компания оплачивала квартиру с видом на залив. Я тут же нарисовал мысленно, как стану скрестись в его комнату и просить подрочить, и как он меня осрамит, поймав на подглядывании, и как буду болеть и переживать, когда он начнет встречаться с девушками, и честно признался, что мои отклонения не лечатся ни заговорами, ни снадобьями. Он серьезно кивнул, вроде как согласился с тем, что дома будет полно гостей-парней. Они и были, мы закрывались в моей комнате и играли в преферанс, через некоторое время я их потихоньку выпроваживал и, обложившись лубрикантами и приспособлениями для самоудовлетворения, мечтал о Сашкиных руках, губах и массаже его «нефритовым стержнем» моих эрогенных зон. Он вкусно готовил, я таскал у него из кастрюлек еду, потому что попросить было ниже моего достоинства, а возвращаясь за полночь с рейса, глядел на свет в наших окнах и сочинял себе романтические истории о том, что он меня ждет. Ах да, носки… Своеобразный парень, у него-то они точно не изнашиваются, в коляске. Штопать… Зачем? — Хочешь, я тебе новые подарю, у меня их нераспечатанных пар десять. Он страдальчески покачал головой. Однако уходить не торопился. — Сейчас, у Саши посмотрю. — Пожалуйста. Я без всякой задней мысли оставил калеку одного, а возвращаясь, услышал кряхтение. Его рука с ловкостью гадюки скрылась под пледом, которым он закрывал ноги. В коридоре лежало портмоне; мелькнула мысль, что я лопух и поделом мне за доверчивость. Глядя соседу в глаза, я демонстративно щелкнул застежкой. Он залился краской, кажется, до самых изувеченных пят, а я представил, как полезу ему под плед. Беглый взгляд обрадовал, что не придется, свои деньги я знал не только по количеству, но и по номиналу. Если не их, то что он тогда взял? Заинтересованный, я оглядел обмотанный гирляндами коридор. Ничего особенного, только пакет с вещами, собранными по традиции выбрасывать «подуставшее» под новый год. Блин. Странный тип, не пущу его больше на порог. И вообще, я ему что, должен? Что он смотрит так, словно я у него взаймы брал? — Ниток нет? — нарушил молчание уставший задирать на меня голову калека. И вздохнул, так, словно я его жизни лишил. Я разжал кулак. — О! Пряжа «крейзи колор», секционное крашение, — забормотал он тарабарщину, потянувшись трясущимися пальцами к моей руке. На минуту мне стало жалко — Сашка их ведь зачем-то покупал. Но Сашки нет, слинял, оставил мне на долгую память свои трусы, рубашки, футболки, бритвенный прибор и пару шорт. Все старье, чтобы с чистого листа, с нового года новую жизнь начать, а я так… заместо помойного бачка. Я положил в вожделенно протянутые ладони моток. — Пошли, Никита, — все-таки вспомнил, как его зовут, — я тебя до квартиры довезу. Он был так увлечен разглядыванием добычи, что на мой благородный жест внимания не обратил. А может, в гости решил пригласить. Ну, а что? Он один, я вот тоже. Интересно, он девственник? Я хрюкнул, осознав, о чем думаю. Никита задрал на меня голову: — Вы что-то сказали? Мордашка у паренька была смазливая, глаза синие, рот тоже ничего и главное — зубы белые, ровные. В общем, как я люблю. Настроение резко пошло вверх. — Ты вино чем закусывать будешь? Он удивленно моргнул: — Не планировал я время праздно терять, работу надо закончить. Самое смешное, что я уже стоял с его креслом перед его дверью с бутылкой вина, и набранным на сотку телефоном ресторана, в котором я обычно заказываю еду. Нажал на отбой. — Э-э-э… Я думал… — Что? Дверь передо мной открылась. Я вкатил кресло и, наверное, стоял бы с вытаращенными глазами и упавшей челюстью, пока не издох, но меня привели в чувство, подергав за рукав. — У каждого свое хобби, и, соответственно, чем украшать елку, тоже не регламентировано. — Да, но… это же носки… — я подошел поближе, рассмотреть художество, не мерещится ли, — дырявые?! — Заштопанные. — Ага. Каким-то … рукожопым умельцем. Мало того, еще и дальтоником — серые зашиты голубым, черные — белым, синие — красным, жесть… Я не спец в искусстве, возможно, это сюрреализм или какое-то модное течение, но почему по одному? К тому же и штопка разная: крестиками, полосками, какими-то змейками… — Потому что энергетические дыры не одинаковые, я не могу все под одну гребенку, смысла нет. Это как, например, если вы выучите три заговора на счастье, снимете порчу, сглаз, почистите ауру, положите в каждый карман талисман-оберег, настроитесь на принятие магической волны удачи и в течение дня будете повторять сакральные мантры, перед сном обойдете весь дом с очищающей свечой, а… — …ничего не произойдет. Совсем ничего. Я пробовал. — Да, именно ни-че-го не изменится в вашей жизни, счастье не прилетит в форточку, любимый человек не вернется, зарплату не повысят, а от запаха свечей может еще и голова разболеться. Иногда смотришь на парня, к которому пять минут назад испытывал симпатию, и поневоле начинаешь сомневаться в своей адекватности. — Знаете, что такое прозрение? — Это когда перестаешь видеть то, чего нет. А что есть? Никита подкатил на своей колеснице к рождественскому дереву, коснулся пальцем синего носка с красными стежками в районе большого пальца. — Этот Владимира Моисеевича с первого этажа, у него дети в Канаде, давно там живут, уже лет десять, они не сволочи и каждый раз, приезжая, зовут его с собой, и деньгами не стесняют, но у старика сердце, а лететь двенадцать часов, с пересадкой в Мюнхене, он не выдержит. Самолет из-за циклона задержали, он боится. Он все время боится за них, практически триста дней в году с небольшими интервалами, когда они гостят здесь. Я хочу вселить в него уверенность и подпитать, он совсем старенький, восемьдесят шесть. Белый — это Клэр. Ей по медицинским показателям запретили иметь детей, но она все равно пытается, и я думаю, что в этом году ей повезет. Черный унылый носок — угрюмого мужика с соседнего подъезда; я не знаю, как его зовут, он никогда ни с кем не разговаривает, я понятия не имею, в чем он нуждается и какая трагедия с ним произошла, я просто попросил для него немного счастья, поэтому вышил ему цветок. Никита рассказывал, как избавляет от дурной энергетики и невезения, стягивая трещины и разломы, реставрируя черное синим, а белое голубым, а я тихо и верно офигевал. Живут же люди… Я поставил бутылку «Гозо Кантри Уайт», что держал подмышкой. — А у меня? Если я принесу свой носок, ты сможешь мне заштопать энергетическую дыру или что у меня там такое, из-за чего не ладится? — Вообще-то я так и планировал, — он отвернул край пледа, которым укрывал ноги, и я увидел один из пары носков, что приготовил с остальными вещами вынести на помойку, — но раз уж вы тут, можете сделать это самостоятельно. Попадающие ко мне я стираю с солью — любую вещь надо очистить, прежде чем лечить, но за час может не высохнуть. Я хочу сказать, что вы хозяин, а я помогу. — А если не я? Если бы это делал ты? Например, как сейчас, аврал, а времени мало. — Постирал бы и высушил феном. — Дверь не закрывай. Я вернулся через минуту с носком, деловито поинтересовался, надо ли еще что стирать, и пошлепал в ванную. Набрал в тазик воды, насыпал соли и… черт, я не сентиментален, ну вот нисколечко не сентиментален, но когда увидал, как Сашкин носок льнет к моему, поверил, что ведь может сработать. И выстирал. И так старательно отжал, что за пару минут фен досушил остатки влаги. Я положил свой носок на подоконник, взял в руки Сашкин и понял, что понятия не имею, как шить. Никита подбодрил, вдел мне нитку в иголку. — Вы, главное, начните. Иногда носков собирается много, и я понимаю, что не успею все, делаю только первые стежки в надежде, что дальше само затянется, но когда есть время, стараюсь доработать с энергетическим полем до конца, у меня тогда уверенности больше. Швей из меня никакой, но я, высунув язык, старательно тыкал иголкой в расползающиеся нитки, как колдун вуду в своих персональных врагов. Рядом Никита, впав в транс, поглаживал мой носок и шептал: — Если можешь кого-то согреть — согрей. Если в силах кого-то простить — прости. Если хочешь любить — люби… Если есть, что сказать — скажи. * Одиноки те, кто привык брать, а не отдавать. Кто хочет, чтобы поняли его, но не пытается понять того, кто рядом. Кто ждет внимания, участия, доброты, при этом сам не желает делиться ни делами, ни чувствами. Когда важны только свои эмоции, свои желания, тогда ты и остаешься один, сам с собой. Если же отдаешь, слышишь и понимаешь кого-то кроме себя — ты важен и нужен. И ты никогда не будешь одинок, — приговаривал Никита. А я… А у меня… стежки кривые, косенькие, может, потому что я про себя бурчу, высказывая свои претензии и недовольства, а надо: «Сашка, ты, наверное, там, где тебе лучше, я грубая ревнивая недоверчивая свинья, ворующая и пожирающая твои котлетки, ты мне до бабочек в животе, но… как я тебе такое скажу, десять лет разницы, и неважно, что у меня шоколадкой пресс и мышцы все как одна натуральные, и… я уже давно понял — мои деньги тебя тоже не особо возбуждают, ты умный и коммуникабельный, уже не раз мне демонстрировал, что зарабатываешь сам, однако… ты не спешишь в независимость. Может, на что-то копишь? Здорово, если бы это было так. Чертова разница в десять лет… как кость в горле. И какого хрена ты тогда мне назначил свидание на кладбище, и какого хрена… я туда поскакал?» — Ну все, — у меня отобрали носок и пристроили на пластиковой ветке, покрытой искусственным снегом. — Хорошие нитки, качественные. Можно я моток оставлю себе? А вино заберите, оно мне без надобности. С наступающим Рождеством. И я, как побитая собака, оказался по ту сторону двери. Я не разбираюсь в людях? Тоже мне, проблема. Можно подумать, кто-то из них разбирается во мне… Второй раз за день отвергли. Строчки ложились на ступеньки: — Одиночество! Самый страшный зверь, Притаившийся В глубине квартир. Он всегда один. И закрыта дверь Для других в его Одинокий мир. Пожирая свет, Побеждает тьма. И в душе Колючая пустота. Приручить его Не дано Никак, Там где он живёт Мрака немота. Одиночество! И очерчен круг. Лишь луна и звёзды, Хоть волком вой… И на тысчи вёрст Никого вокруг. Только ты и зверь, Что всегда с тобой… ** Перед моей дверью лежала коробка. По габаритам цветы. Я нагнулся, распаковал, извлек. В моей коллекции медвежат коалы еще не было, интересно — кто-то ошибся адресом или и правда мне? После двух обломов радоваться не стоило торопиться. — Молчание — признак ума, не подающего признаков жизни. Надеюсь, я тебя поразил не меньше, чем ты меня своими талантами поэта-мученика. — Ты вернулся. Я присел на ступеньку рядом с ним, одним четким ударом отбил горлышко у бутылки, вспомнил залатанную дыру на носке. — Сам удивлен, после года твоих издевательств надо мной… Думаешь, легко было в последний момент по гранту на Мальту поступить? Это тебе не Лондон, куда меня уже второй год зовут. Я сделал глоток, проверяя, смогу ли предложить ему, не порежет ли язык. Почему так трудно поверить в то, что кому-то не нужны бриллианты? Что кто-то может быть доволен маленькой квартирой на окраине? Что кому-то хватает того небогатого мира, в котором он живет? Для того чтобы быть счастливым, достаточно просто быть? — Реальность такова: я гей, ты натурал. Он отобрал у меня бутылку, аккуратно отпил. — Я без тебя тоже могу. Но в моих фантазиях… вопреки здравому смыслу и куче твоих поклонников — хочу. Тоскую и ностальгирую. Коала понравилась? Я кивнул. Самые ошибочные поступки — назло. Самые глупые поступки — ради. Самые сильные — вопреки. На работе меня ценили за таланты, а по факту я просто всегда знал: «Желание поддерживается нехваткой желаемого». А еще алкоголем. Сашка раздел меня глазами и погладил по ноге: — Экзотическое удовольствие. Над нами мальчик Никита латал мою энергетическую дыру в твердой уверенности, что у соседа этажом ниже все будет хорошо, потому что он ЗНАЛ. У меня отобрали ключи и втолкнули в дверь, протащив под елку, я еще успел вспомнить «Не перекармливайте партнера собой», а потом наступило Рождество.