***
Людо продаёт проклятую сумку почти за бесценок, трясущими руками пересчитывает деньги в конверте под ссору матери за дверью с очередным молодым любовником, и пытается убедить себя, что делает правильно. (Людо неправильная и иррациональная, повернутая абсолютно, без проблесков понимания, — так говорил Саверио, ей всегда оставалось только кивать, соглашаясь). — Мама говорит, ты ведёшь себя странно, — голос сестры режет по ушам, и ей почти хочется закрыть их руками, лишь бы не слышать в нем обречённых нот, — это все тот мужчина? Вы продолжаете видеться? Людо давится истеричным смешком, прежде чем отключиться.***
— Осталось пять тысяч. Она швыряет в него пять сотен, хочет добавить что-нибудь едкое, змеей ужалить как можно сильнее (лишь бы сдох от её яда, лишь бы мучился посильней), но замечает разбитую губу и едва заметный синяк под глазом; Людо ненавидит себя за то, что позволяет взгляду задержаться на его лице на секунду дольше, потому что: — Сочувствуешь, Людо? А ведь ей почти хочется. Хочется, чтобы смазанные наркотой и алкоголем «я люблю его», нашепченные Кьяре, были все ещё действительны (она вспоминает свои протестующие стоны и холодные руки, сжимающие до боли, звук глухого удара, и её почти отпускает). — Катись к черту, — она хлопает дверью, выбегая прочь, но по правде говоря, она снова сбегает (в конечном итоге, это всегда получалось у неё лучше всего).***
— Где ты берёшь деньги? — Фиоре прижимает её к стене, пока очередной конверт разбившейся птицей валяется под ногами. — Какая разница? Видит, что он выходит из себя, видит, как морщится от своей догадки, что ему почти больно (а внутри у неё что-то распускается, расцветает, ядовитыми шипами обвивает легкие; внутри она смеётся, горько и зло, магнитом вытягивая из него все эмоции). Посмотри, что ты со мной сделал Посмотри, что с тобой делаю я — Убирайся, — Людо кричит, а он продолжает смотреть на неё т, а к — этим разъедающим взглядом, и она срывается, скалясь осколчато, бьет по груди и на секунду — до того, как он ловит её за запястье, сжимая до рассыпчатых галактик вдоль вен, до того, как до ходящих желваков напрягает челюсть, с силой отбрасывая её руку, — ей становится чуть легче, — бери деньги и убирайся нахрен отсюда!***
Она стонет почти на автомате, запрокидывая голову назад, обнажая бледную шею, подставляя для поцелуев (пусть перекроют чужие губы). Глаза напротив — пронзительно голубые. (И Людо жмурится чуть сильней, лишь бы их не видеть)***
Однажды она вновь расслабляется достаточно, для того, чтобы: — У Кьяры в жизни будет все хорошо, ты знаешь, — Людовика слышит в своём голосе злые слёзы, и ненавидит себя за очередную слабость, — у тебя не получится это испортить. И неозвученное, осязаемое, отдающее глухой болью где-то в подреберье: — не порть. Пожалуйста Его хватка усиливается, сильнее вжимая её в него, а она из последних сил дергается, пытаясь освободиться. — Я все ещё могу помочь тебе, — Фиоре выдыхает ей это в шею, едва слышно, обжигает кожу губами, заставляя судорожно втянуть воздух. Людо рассыпается у него на руках.***
В этом больше её падения, чем страсти, но она видит, как загораются его глаза, стоит ей скинуть с себя плащ, и на секунду все снова становится как прежде. Почти нормальным. Ей бьёт в голову виски и больное желание что-то доказать, когда она садится на колени к Фиоре и цепляется пальцами за молочно-белые пуговицы рубашки, гипнотизируя взглядом. — Ты сделал это, — Людо внезапно поднимает руки, одной зарываясь в волосы на затылке, а другой проводя вдоль линии скулы, спускаясь к губам и там замирая, — с нами, — неуловимым шепотом, — зачем? Фиоре прикрывает глаза, усилия хватку (как всегда) от ощущения, что она испарится в любой момент (как всегда). — Ты же королева плохих решений, — он сокращает расстояние между ними, замечая её дрожь, пытаясь задушить остатки кислотной нежности, разъедающей все внутри, — а я король, помнишь? Людо помнит (и отчаянной хочет забыть).