1937

      Это было 28 июля 1937 года. Мою семью расстреляли, всех до единого, кроме меня и моего старшего брата. В этот день японская национальная армия вторглась в Пекин, дивизион составлял около сорока тысяч человек, а может и больше. Я почти не помню этот день. Наш отец был главой самого крупного банка в Китае «Нефритовый дракон», а мать была одной из самых завидных высокопоставленных дам в обществе. Хоть наша мать и была кореянкой, тем не менее она отлично прижилась в этом обществе. С самого раннего детства, единственное, что мы с братом знали – это хорошие манеры. Наши будние составляла череда приемов, уроки этикета, урока французского, английского, уроки фортепиано и скрипки, сольфеджио и нотной грамоты, уроки танцев и арифметики, физики и всех естественных наук. Мы и не жили по сути.       Мы с братом родились в прекрасный 1919 год. В октябрьскую теплую пору, когда урожай был уже почти собран, а изнуряющие занятия могли еще повременить до наступления ноября. Мы не знали, что такое невзгоды. Мы родились с серебряной ложкой во рту.       Но это началось еще в 1931. Мать хотела сослать меня и моего брата учится во Францию, подальше из Китая, потому что уже тогда Япония начала проявлять свою агрессию, которую копила в себе на протяжении долгих тысячелетий. Япония не могла усмирить свой имперский пыл, и вместо того, чтобы помочь Китаю в момент слабости нашей страны, когда после распада абсолютной монархии, наше правительство все никак не могло определиться с формой правления и поочередно играло то в конституционную монархию, то в демократию, Япония просто воспользовалась слабостью и напала на многовековую цивилизацию, которая буквально вырастила на своей груди японскую культуру и нацию. Мы с братом остались в Пекине. Ненадолго, буквально на полгода, мать отправила нас с братом погостить у наших родственников в Шанхае, до тех пор, пока ситуация на границе не утихнет, но к сожалению, по истечению шести месяцев мы были вынуждены вернуться в Пекин, чтобы продолжить обучение.       Наших родителей, нашего старшего брата и сестру расстреляли на центральной площади Тяньаньмэнь, прямо у врат дворца Небесного спокойствия за «опасный бюрократизм», который мог навредить спокойствию в империи. Меня там не было. Брат позаботился о том, чтобы за день до происшествия я оказалась далеко от Пекина. В тот день мы с братом сели в товарный поезд, который направлялся в Гуанчжоу. Мы не могли направиться в Шанхай, ведь все знали, что после того как взяли Пекин, следующим обязательно будет Шанхай, вдобавок, Гуанчжоу был центром повстанческого движения в Китае, там было самое большое количество представителей корейского движения. Мой брат знал об этом задолго до того, как наших родных силой вытащили из теплых постелей, прямо посреди ночи и повели на центральную площадь. Так мы с братом стали повстанцам.

***

      Из отражения в ужасно грязном, явно давно не мытом окне станции Цзянсу, на девушку смотрела уже не та прекрасная молодая аристократка, которая была одной из самых завидных невест всей Поднебесной. В отражении была обычная юная особа, по её внешнему виду можно было сказать, что она представитель среднего сословия общества. Такой себе типичный пролетарий с симпатичным личиком и очень умными, но печальными глазами, в простом сером льняном сарафане, под низ которого обычно надевали нижнюю сорочку китайского покроя, наверху был нюдовый тренч, явно отживший уже свои лучшие года, её длинные и темные словно смоль волосы были собраны в нижний хвост, а отросшая челка аккуратно разложилась по пробору на две стороны. Её руки никогда не знали, что такое прикладная работа, а не интеллектуальная, это было самой яркой чертой, которая явно могла выдать их с поличным. - Прости меня, сестренка, но я забыл прихватить с собой пару кружевных платьев и жемчужных колье. – её брат подходил ближе к своей сестре, заложив руки в карманы. Кепи цвета хаки было сильно скошено на глаза, так чтобы никто из прохожих не мог рассмотреть его выразительных карих глаз. Он тоже был одет по-простому, никакого дорого костюма за миллион юаней, никакой красивой укладки и дорогой трости. На смену ему пришел брунатный жакет и легкая льняная рубашка китайского покроя, вместо идеально выглаженных и накрохмаленных штанов со стрелками были обычные бермуды из парашутины. - Ты выглядишь жалко, братец. Каким бы писаным красавцем ты ни был, босяцкая одежда явно не будет тебя красить. – она говорила то, что было у неё на уме. Сейчас у неё отпала необходимость в должных обращениях и утонченной речи. Вдобавок она была абсолютно отчужденной, как будто она и находилась здесь, но мысли её были очень далеко.       Парень вытащил из внутреннего кармана своего жакета бумажный пакет с чем-то очень ароматным, по запаху можно было бы сказать, что это булочки с красной фасолью в виде рыбки, которые им в детстве всегда делала няня. Парень протянул пакет девушке. - Я не голодна. – она безразлично посмотрела на пакет и обняла себя руками за плечи. - Если ты не будешь питаться, то ты скоро превратишься в соринку и тебя сдует, вдобавок, на голодный желудок гораздо сложнее вершить революцию. – он дружелюбно улыбнулся своей сестре, как делал это бесчисленное количество раз с их детства. Она смерила его отрешенным взглядом и направилась в сторону пирона. - Поторопись, братец, не то вдруг, крысы из нашего товарного вагона захотят занять наши места. – он глазами полыми сожаления смотрел на сестру еще какое-то время, пока не сорвался с места и не вскочил в вагон, который уже тронулся с места.