Eternally following behind them

Живи, пожалуйста, только… живи! — мысли матери путались, склеивались, погрязали в тумане. …но единственное, о чем она думала, крича внутри себя не умолкая, — ее ребенок… ее мальчик! Пусть он останется жив! — Давай, деточка, поднапрягись! Помоги своему малышу увидеть свет! — склонялась над постелью нянька, вытирая пот, ручьями льющийся со лба роженицы. Захолустная окраина Лондона оглашалась мучительными стенаниями, лишь завывания метели вторили им. Казалось, снежная буря тоже стонет, плачет, сочувственно и горько… Ночью тридцать первого декабря, одна тысяча девятьсот двадцать шестого года, никто из обитателей приюта Вула не мог спокойно уснуть. — Поднатужься еще чуть-чуть, ты сможешь! Как ее зовут? — одна из сердобольных воспитательниц крепко сжимала руку женщины, лежащей на залитом кровью матрасе. — Меропа… — Мири, давай! Я уже вижу ребеночка… не дай ему задохнуться… Пожалуйста, живи! Живи! Живи… живи… — Меропа повторяла это про себя или вслух, вопя от боли. Она знала, что Смерть давно поджидала их. Но только пусть не забирает ее мальчика… Только не его! Она твердила неумолчно о том, чтоб Смерть взяла ее, вместо ребенка. Меропа готова была пожертвовать всем, чем угодно, лишь бы Томми выжил… Спустя полчаса или больше, в сонме женских голосов стали различаться тоненькие всхлипы младенца. — Мальчик! — возвестила нянька. Меропа знала, что будет мальчик, хотя ей никто этого не говорил. Она никак не могла узнать это наверняка. Но мать всегда чувствует своего ребенка. — Все хорошо, Мири, он жив и здоров, — кто-то из служащих приюта погладил женщину по мокрым волосам. — Покажите… — слабо пропищала Меропа, протягивая руки вперед, но они тут же плетьми падали обратно. — Покажите мне его… Томми… Перед ней на секунду мелькнула розовая, сморщенная, блестящая мордашка… Это было самое прекрасное зрелище, что когда-либо видела мать. Жизнь Меропы без преувеличений можно было назвать адом. На протяжении всего своего недолгого девятнадцатилетнего существования она страдала, страдала, бесконечно страдала. И однажды… Боги подарили смысл ее существованию. Этот крошечный смысл поселился у нее под сердцем. Теперь, он был снаружи — вне ее тела. Теперь, он должен научиться самостоятельно дышать, кушать, ощущать… — Нужно дать имя ребеночку, — сказал кто-то, кого Меропа видела уже сквозь мреющую, расплывчатую пелену. — Томас… в честь отца… Марволо в честь деда… Реддл, фамилия, которую… он может носить по праву… Меропа слишком ослабла, она чувствовала, как глаза ее против воли смыкаются. Она приказывала себе смотреть, сопротивляться, но… окружающее пространство слишком стремительно погружалось во тьму.