Конец
Спасибо любимым читателям! Выдохнули хэппи энд)))Фанфик «Вечно следующие за ними» — 29.01.19 — 4.09.19
Постэпилог
5 сентября 2019 г. в 20:43
Канун Сочельника тысяча девятьсот сорок шестого удивлял жителей Лондона необычайно солнечным, морозным утром. В доме, неподалеку от заведения «Дырявый котел», шла лихорадочная подготовка к празднику. Из винилового проигрывателя лились старые рождественские мотивы, звучание народной британской колядки наполняло этот день особым смыслом: «Остролист плодоносил ягодой. Красной, как сама кровь. А Мария родила Иисуса, даря бедным грешникам благодать».
— Может быть стоило бы их встретить? Нельзя же аппарировать со школы целый час! Если их перехватили Дамблдоры, они вполне могут быть уже где-нибудь на Китайской стене, — причитала Лили, снимая горящие блинчики при помощи заклинания. — Они могли воспользоваться школьным камином, на крайний случай…
Меропе надоело сидеть в кресле и ничего не делать, Лили не разрешала ей суетиться, зная, что в этот период у ведьмы всегда ныл шрам после кесарева. Конечно, это был сущий пустяк, никогда не омрачающий веселья. На Рождество ее дом, — да, по всем документам это был ее собственный дом, Лили сделала подарок на второй день рождения Меропы, после родов, — наполнялся гостями: родственниками Лили, — отец волшебницы и брат, жене которого Лили помогла забеременеть, прописав какой-то препарат, когда западные целители ставили Юфимии необратимое бесплодие, также зачастую сюда принимался весь слизеринский факультет и сборная по квиддичу.
— Ты не думаешь, что мальчикам просто хотелось побыть в обществе друг друга некоторое время? — предположила Меропа, глядя на часы.
— Да, моя роковая женщина. Но они же весь учебный год пребывают в обществе друг друга, — насупилась Лили. — Ты их в чем-то подозреваешь, признавайся?
— Вовсе нет, — отказалась Меропа. — Разве только… Томми начал как-то странно смотреть на Генри.
— Как? Чуть прикрытые веки и немного приоткрытые губы, будто постоянно хочет поправить его речь, верно?
— Что, так заметно? — усмехнулась Меропа, узнавая свою привычку, на которую часто указывала Лили.
— Скорее всего, это из-за способности Гарри выговорить как можно больше слов в секунду, выдавая максимальное количество шуток?
— Скорее всего поэтому.
— Эй, на что это ты намекаешь, мамочка? — прищурилась Лили и рассмеялась.
— Не знаю, — улыбалась Меропа. — Может, сделаем вид, что мы ничего не замечаем?
— Хорошо. Подождем, пока они сами нам скажут, — Лили поставила в центр стола большое круглое блюдо с блинчиками и занялась джемом. — Думаешь, парни решили традиционно тарахтеть в поезде, вместе со всеми?
— Разве это не романтично?
Лили вновь звонко рассмеялась, и в тот же момент раздался стук в дверь с практически синхронным шумом ее открытия. В прихожей возникли двое юношей и две чародейки быстро направились навстречу к ним.
— Веселого Рождества! — воскликнул один из мальчиков с красными, прихваченными жаром и морозом, щеками, в зеленом спортивном костюме и расстегнутой куртке квиддичного игрока, полностью слепленной из снега.
— Бог ты мой! Из какого ты сугроба, Батюшка Рождество? — Лили не знала, с какой стороны обнять свое чадо, пока не вспомнила, что может воспользоваться палочкой и высушить кучи снега, принесенного ребятами.
— Мы с Томом соревновались в гребле по снегу, — оправдался ребенок маме.
— Очень умно. Почему же тогда Томми не похож на бешеного снеговика? — с деланной строгостью вопрошала Лили.
— Это подстава, — Генри смеясь подтолкнул второго юношу в бок, и успел несколько раз чмокнуть в щеку маму.
Второй юноша сразу снял черное пальто, быстро повесил на вешалку при входе, и бросился обнять Меропу. Это был высокий, темноволосый, очень красивый молодой человек, казалось бы, не имеющий при первом рассмотрении никакого сходства с Меропой: лицо было не таким худощавым, темные глаза — более ясные и открытые, нос ровный и прямой, а не крючком, как у истиной ведьмы, губы такие же тонкие, но сочетающиеся с общими чертами полностью гармонично. Он был выше матери на голову и гораздо шире в плечах. Он долго держал ее в объятьях и, казалось, совершенно не собирался отпускать, Меропа стояла на носочках, окружив руками сына за шею.
— Мама… — Меропа слышала, как он шепчет ей в плечо.
— Здравствуй, сокровище мое, — наконец, они разняли объятья.
— Ну вот, а мы слишком взрослые, чтобы обнять мать? — взыскала Лили с Генри, который тоже успел скинуть куртку, почти просох от чар, и бормотал оправдания, обнимая Лили:
— Я же не мог испачкать тебя снегом, он холодный и мокрый… — после чего они обменялись объятьями.
Генри обнял Меропу, а Томми — Лили, и некоторое время, они еще стояли в дверном проеме, обнимая друг друга за плечи, держа за руки, с улыбкой смотря на родных, все вчетвером восполняя недолгую, но сильную тоску по любимым лицам, неотъемлемую часть студенческой жизни. Пока Генри не сорвался к столу, увидев блинчики.
— О нет-нет! Мерлин, ну кто же будет мыть руки, чудо мое, — завопила Лили, но было слишком поздно, ибо Генри уже сунул в рот скрученную выпечку и блаженно жевал.
— Мы действительно не можем запретить звезде школьного квиддича делать то, что ему заблагорассудится, — внушительным тоном ответил Том, пройдя в зал и оттащив от стола мальчишку за шиворот, прикрыв ему набитый и смеющийся одновременно рот своей ладошкой. — Не смей плеваться в меня едой.
— Я бы советовала вам прежде отправиться в спальни, переодеться и умыться с дороги, — сказала Меропа.
— Конечно, родная, — Том подошел, таща за собой Гарри, и поцеловал мать в щеку.
— Солнце, ты почему хромаешь? — заметила Лили своему сынку.
— Ногу подвернул, — как раз проглотив пищу, ответил Генри. — С метлы упал. Да, точно… с метлы упал. Мою метлу заколдовали враги Отечества. Том подтвердит, верно, Том?
— Ну конечно, человек-травма, почему ты не можешь быть таким же спокойным и рассудительным мальчиком, как Томми?
— Потому что Томми — это младенец Иисус, а я — человек-травма.
— Молю Мерлина, чтоб вы поднялись по ступенькам без травм, — с тяжелым материнским вздохом сказала Лили, когда парни направились на второй этаж, окружив руками талию Меропы.
— Томми меня спасет, — бросил через плечо Генри.
— Идем, я помогу тебе не утонуть в умывальнике, — поддержал Томми.
— Не забывай, мы делаем вид, что ни о чем не догадываемся, — напомнила волшебница шепотом, глядя вслед двум их старшекурсникам, поднимающимся по лестнице.
Когда мальчишки вернулись, они перекусили все вместе, делясь новостями, поздравили Томми с днем рождения и принялись вскрывать подарки, рождественские открытки и письма. Меропа смотрела на свою настоящую семью и не могла нарадоваться тем, что видела. Поначалу, ей было страшно обрести все это тепло семейного очага, когда у них, спустя полгода после Томми, появился Генри. Ее кусали загадки, казалось, что так идеально просто не бывает. Она рассказывала Лили свои галлюцинации под снотворным, во время родов, будто бы Сама Смерть общалась с ведьмой, но почему-то выглядела, как маленькая негритянская девочка, Лили улыбалась, мол, — чего не примерещится от наркоза?
Теперь Томми исполнялось восемнадцать, он закончил обучение на факультете, основанном его предком и ему нравилось слушать о своем появлении на свет, хотя он слышал эту историю миллион раз — ему никогда не надоедало. Он обнимал Меропу и говорил ей спасибо за то, что родила его, и мама плакала от счастья, он благодарил Лили, что та приняла такие сложные роды, и Лили всегда отмахивалась и краснела — всегда краснела, сколько бы это не повторялось.
— Вообще-то, мы тебя ждали, дорогой, уже в Новом году, — на сей раз добавила Лили. — Но ты решил поскорее увидеть мир и явился к Рождеству.
Они сидели за столом, голова Меропы покоилась у Томми на плече и он гладил ее по коротким черным волосам. Лили расположилась напротив, потягивая апельсиновый глинтвейн, а Генри сидел в скрюченной позе-лотоса на ковре у камина, перетасовывал пергамент, письма и посылки, сам что-то кому-то писал и перехватывал шоколадными лягушками, прыгающими из конвертов.
— Он просто хотел, чтоб я звал его младенцем Иисусом, и подгадал со своим рождением, — подмигнул Генри в свою очередь.
— Солнце мое, как ты пишешь? В три погибели свернулся! — переключила Лили внимание на сына.
— Мне так удобно… — обиженно пропел Генри.
— Еще бы на голову встал!
— Не провоцируй звезду квиддича на подвиги, Лили, — мрачно предупредил Томми.
— Я люблю тебя, мамуль, не кричи на меня, — любезнейше попросил мальчишка.
— Коварный подлиза, — пригрозила пальцем волшебница. — В кого бы это…
— Неверно. Все говорят, что характер у меня мамин.
— Нагло врут. Мог бы, ради приличия, хоть чуточку внешней похожести перенять.
— Да, странно. В моей крови два рыже-шотландских гена, а я такой… эм, курчавый блондин. Существо арийской национальности? Крайне травмоопасен, но в принципе безвреден, — остальное ребенок уже выдавливал глуша свой и всеобщий смех.
Генри был очень похож на одного из своих отцов, он был также высок, как и Томми, но волосы его были, словно топленое молоко, а глаза светло-голубыми. В общем-то, вчетвером: Меропа, Лили и их сыновья играли на контрастах даже в нынешних посиделках. Меропа с Томми были в однотонно-черном, оба находили этот цвет элегантным, но никак не траурным: мать в классическом костюме, атласово-праздничном, сын в брюках и свитере; оба носили короткую стрижку, практически одинаково смотревшуюся на гладких темных волосах. Бежево-брючный костюм Лили из турецкого шелка с орнаментом оттенял ее рыжие, вьющиеся локоны и выглядел более в спортивном стиле, как и красно-желтый костюм ее сына, в котором можно было хоть сейчас отправляться на матч за кубок школы, зато непокорные белые прядки Генри собрал в неряшливый пучок на макушке, что отнюдь не добавляло баллов к образу пай-мальчика, а скорее наоборот.
— Кстати, мы отправимся к папочкам на Новый год, — сказал Генри, замораживая заклинанием шоколадную лягушку и отправляя ее к себе в рот. — Да, Том?
— Мг, надеюсь, я выучил все республиканские гимны, — упадническим голосом ответил Томми, что послужило новым поводом для смеха.
— Еще коммунистические гимны осталось, — сказал Генри, а потом обратился к родительницам. — Надеюсь, вы выдержите нас еще неделю?
— У нас есть настойка валерианы, в случай чего, — смеясь отколола Лили.
Они принялись надрывать животы, вспоминая разные семейные моменты, как Гарри в детстве предлагал Томми поделиться одним из своих отцов, так как их у него все равно два, а Томми тогда сказал, что ему хватит и одной мамы. Меропа переглядывалась с Лили всякий раз, когда они ловили безмолвные взгляды своих детей, направленные друг на друга. Иногда Лили подмигивала, Том это видел, и переглядывался со своей матерью, Меропа загадочно улыбалась, Гарри вообще изображал, что ничего не замечает. Разумеется, дети росли, как братья, им, наверняка, было сложно сообщить, что у них, вроде как… отношения.
Внезапно раздался стук в дверь. Генри побежал открывать. На пороге стоял маггловский курьер. Когда мальчик занес посылку, на конверте значился адрес Литтл-Хэнглтона.
— Можно вскрыть, пожалуйста? — спросил Гарри.
— Вскрой, — кивнул Том.
Реддлы передали внуку весьма дорогостоящую вещицу — малахитовый писчий набор: подставки, авторучки, блокноты. Генри запел, как это мило, с толикой сарказма, и зачитал поздравление с днем рождения и с Рождеством от бабушки с дедушкой. Дело в том, что Реддлы начали слать их знаки внимания лишь недавно, после того, как Томми в четырнадцать лет приехал сообщить им о его существовании и высказал все, что думал. Он не собирался продолжать общение с ними, но Меропе с некоторых пор даже стало их жаль.
— Салазаровы штаны, — удрученно сложил открытку Генри. — Они просят взять их фамилию и просятся нанести визит…
— Ты мог бы взять двойную фамилию, как Гарри, — обратилась Лили к Тому.
— Еще чего, я уже сказал, что не желаю с ними общаться, — безразлично выпалил Том.
— Просто напиши им ответ, родной, — Меропа погладила сыночка по плечу. — Прошу тебя, — Томми посмотрел на нее недобро, но спустя секунду смягчился, обреченно опустив подбородок:
— Да, мэм.
— А чего, посылка-то в тему, — разрядил обстановку Генри. — Пригодится на работе.
— Работе? Том хочет стать писателем? — улыбнулась Лили. И все как-то замялись. — Я чего-то не знаю? Живо признавайтесь, вы трое! Что еще за сговоры за спиной?
— Том будет профессором, — объявил Генри.
— О Боже, вы серьезно?
— Самым молодым профессором за всю историю Хогвартса, — сказала Меропа.
— Вот хитроусые жуки! Почему я узнаю в последнюю очередь, м? Неужели, кто-то, наконец-то, научит тебя зельеварению, — ткнула Лили коктейльным зонтиком в Гарри. — Ладно, это полная чушь. Я так рада за тебя, милый, поздравляю с первой победой, сэр Гонт, полагаю, это успех, — она приподняла стакан, жестикулируя тост.
— Ты не обидишься, если первую победу я посвящу моем маме? — Том посмотрел на Меропу, в его глазах отражался блеск гирлянд.
— Как я могу обидеться, я жду чего-то, похожего на успех, от своего «шила в одном месте», — на сей раз Лили шлепнула сына по заднице.
— Ну мамуль, я спортсмен!
— Хвала Мерлину, не политик.
— Весь успех моей жизни, я посвящаю тебе, — тихонько сказал Том, беря Меропу за руку и осторожно целуя длинные тонкие пальцы, такие, как у него. — Я люблю тебя, не плачь.
И Меропа не удержала сорвавшуюся слезинку, молча и неотрывно глядя в темные глаза сына, такие же, как у нее. Она просто не могла передать словами, насколько сильна материнская любовь.