Не такой, как все

Макото будто всем своим видом пытался выказать Каору равнодушие, если не сказать презрение, но это казалось гитаристу странным. Да и не часто лидер-сан нарывался на подобную реакцию, сказать точнее – почти никогда. И это было интересно. Кё вернулся поздно, в квартире было темно и тихо. Как оказалось, Макото ушел на работу, и вернется только к утру. Об этом Ниимура узнал из записки, оставленной на кухонном столе. Лучше было просто не придумать. Кё уходил на работу когда Макото еще спал, и приходил домой, когда его уже не было. Он даже невольно подумал о том, что если бы так продолжалось всегда, они могли бы спокойно жить в одной квартире. Конечно, он сразу же поспорил сам с собой – рано или поздно его бы доконали чужие вещи на видных местах, к тому же в этой квартире не было отдельной комнаты, ведь она была рассчитана лишь на одного человека. Да и не собирался он оставлять Макото здесь. Еще чего. Кё с удовольствием стащил с себя одежду и надел домашние джинсы, затем нашел свой телефон, по которому так тосковал весь день, и сел за кухонный стол, чтобы проверить почту и звонки. Сообщений накопилось немало: обсуждение готовящегося к печати сборника стихов, подтверждения заказов новой техники для концертов, которую Кё покупал себе лично, подготовка выставки в Киото, варианты сценических образов группы, просьбы срочно перезвонить, и даже налоговая напомнила о себе… Казалось, вместе с телефоном он оставил дома целую жизнь. И хотя он ответил на часть сообщений со студийного ноутбука, их не стало меньше. Он устало потер лицо руками, положил телефон на стол и задумчиво уставился в окно. Закатное небо потихоньку чернело. В кухне царил приятный полумрак. Ниимура знал наверняка, что в холодильнике нет ничего интересного, но все же дотянулся до него и открыл дверцу. Ничего. Две бутылки минералки, маленькая кастрюлька на верхней полке, воспоминания о содержимом которой были уже утрачены, скукоженный помидор и недопитый семипроцентный вишневый коктейль, от трех глотков которого почти сразу без опьянения наступало похмелье, и начинала болеть голова. Поразмышляв немного, Кё достал минералку, открутил крышку и отпил холодную солёную воду из горла. Пузырьки газа ударили в нос, и Ниимура поморщился, чувствуя, как холод спускается вниз по пищеводу. Сегодня нужно было лечь спать пораньше, и, наплевав на незаконченные дела, вокалист уплелся в комнату и устало плюхнулся на не заправленную с самого утра кровать. Каору действительно позвонил Макото через пару дней, когда появилось свободное время, а потом нашел его в Line, добавил в друзья и стал время от времени писать. Он хотел встретиться с Макото, но тот, нарочно или нет, находил всевозможные предлоги, чтобы этой встречи избежать. Он вовсе не боялся увидеть Каору, которому пару раз нахамил, но в глубине души чувствовал, что им просто не о чем было говорить. Отложить дела, найти время, встретиться, зайти в какой-нибудь бар или кафе и понять, что на этом все интересные темы для разговоров исчерпаны… Что может быть глупее. Да к тому же, сколько лет было Ниикуре, и сколько ему? Као был даже старше его отца, и уж конечно, если бы они собрались встретиться, как старший и более состоятельный он всюду расплачивался бы за Саваду, а это было бы еще более неловко, чем молчание. Не смотря на всю любовь и уважение к Каору, Макото никогда не мечтал увидеть его вживую, и даже не бывал на концертах Dir en Grey, хотя возможность не раз представлялась. Он почти не смотрел фото, за исключением тех, что случайно попадались в ленте новостей, редко читал интервью, еще реже смотрел записи с концертов, и никогда не слушал музыку с лайвов, потому что Кё ужасно пел. Кроме того, Макото никогда не искал намеренно информацию о группе, позволив фанатским сообществам доносить до него нужные новости. Для него эта группа была лишь музыкой, а сами музыканты, их личности и жизнь были от нее отделены. Он понимал, что они всего-навсего люди, такие же, как он сам, и что общих тем для разговора с кем-то из них было не больше, чем с первым встречным на улице. Он очень любил и уважал Каору, но как композитора, как гитариста, как инструмент, и никогда не думал о нем как о живом человеке. Эта «не сценическая» часть чужой жизни его просто напросто не касалась, и он предпочитал в нее не лезть. Кё всё-таки заметил те пропущенные звонки от Каору на своем телефоне, в том числе принятый вызов, длившийся больше минуты, но предпочел промолчать, хотя волей неволей стал наблюдать за Макото более пристально. Он по-прежнему чувствовал к сыну странную неприязнь, взглядом лишний раз старался не встречаться, и разговоры заводил самые бессмысленные – такие, которые невозможно поддержать. В довесок он никак не мог придумать, как бы поестественней сплавить пацана из собственной квартиры, готов был даже апартаменты ему снять, лишь бы тот перестал капать на душу собственным присутствием, но каждый раз откладывал разговор. Сам Макото с дальнейшими действиями пока не торопился, он и так был слегка обескуражен тем, как круто все повернулось. И жилье в Токио нашел, пусть и не собирался задерживаться здесь надолго, и Тоору на совесть надавил, работа практически сама подвернулась, не говоря уже о сверхъестественной встрече с господином Лидером на Икибукуро – вот и не верь после такого в судьбу. А уж игнорировать то, что Каору начал навязываться самостоятельно, было просто кощунством. Макото признавался себе в одном – он чувствовал, что Ниикура должен был сыграть какую-то роль в его ближайшем будущем, и дальше тянуть со встречей было нельзя. Вернее, Каору должен был присутствовать в его ближайшем будущем – большего от лидера не требовалось. Макото привык верить своим предчувствиям. Спустя какое-то время избегания Ниикуры, Савада стал думать о встрече с ним как о какой-то надобности, которая должна была сдвинуть события с места, а потому тянуть больше не было смысла. Но, как назло, Као перестал ему писать. Прошел день, прошел другой, Макото уже автоматически хватался за телефон, а пиликанье лайна мерещилось ему, даже когда мобильник стоял на беззвучном режиме. А в последний вечер он с большим трудом отдергивал пальцы от клавиатуры, чтобы не написать ненароком первым. «И чего это я дергаюсь, в самом деле? Как будто у меня дел других нету» - думал он не то гневно, не то возмущенно, не то вовсе растерянно, а ощущал себя и того сквернее – как ждущая звонка старшеклассница. Понимал ведь прекрасно, что господин Лидер о нем помнит, и что точно напишет, когда найдет время. А беспокойство объяснял тем, что дел других в последние дни действительно не было. К работе по ночам уже привык и освоился, время на дорогу рассчитал, проездной на метро получил, базу для репетиций гитарист с вокалистом сами нашли, даже напрягаться не пришлось. «Ты сильно занят завтра вечером?» - прочитал Каору в телефоне, и весь расплылся довольной улыбкой, и тут же перенес на четверг все, что было запланировано на завтрашний вечер.