Темные страницы

      Одолеваемая тягучим чувством предвкушения, Свон замерла, словно была заморожена вместе с временем. Поймав себя на мысли, что в деле Темного и подозреваемого-то, кроме нее, не было, женщина ощущала на себе давление тишины, повисшей перед разгадкой тайны.       – Мистер Голд, – выпалил Уилл. – Сколько себя помню, он всегда ухлестывал за Лейси, а иногда и на Милу заглядывался, – многозначительно взглянув на обоих, он не предал значения сжавшимся чуть не до боли кулакам Джонса. – Он ведь преподавал у нас философию. Мы считали его чокнутым, но, может, так оно и было!       – Ты знаешь, где сейчас Голд? – прервав нескончаемый поток ностальгии, холодно спросил Джонс.       – Он собирал всякие дряхлые вещички, и набралось на целую, мать его, лавку! – всплеснув руками в наручниках, прыснул допрашиваемый.       – Ювелирную лавку Голда? – Теперь взгляды были прикованы к той, что запомнила то место, когда искала полицейский участок.       Уилл отрывисто кивнул, в то время как детектив уже высвобождал его из временных кандалов. Закатив глаза от произнесенной команды не выезжать из города, парень вернулся в бар, оставив Джонса и Свон с рулем в руках переваривать свалившуюся на них информацию. Их взгляды смешивались с дорожной пылью, которую подхватывал неизвестно откуда взявшийся ветер. Немой вопрос, колющий язык Свон, застрял комком в горле.       "Еще не время", – думала она. – "А когда это время вообще настанет?" – противилась она самой себе, поглощая взгляд аквамариновых глаз.       – Мила была твоей женой? – выдохнула Эмма, освободившись от тяжкого бремени.       – Журналистское чутье или чей-то длинный язык? – встретил ее вопросом Джонс, развернувшись на месте и пошагав к своей машине.       – Я просто... не хочу, чтобы ты творил глупости... из-за мести, – несмело проговорила она, кусая губы и мысленно проклиная себя за искренность, которая сейчас была нужна ему меньше всего.       Он остановился, едва слова донеслись до ушей. Взгляд Свон прожигал спину, но мужчина не оборачивался, сжимая скулы. Это было, словно чертово дежавю, давшее под дых нелепостью сочетаемых слов. Глупости. Их совершает безропотная душа, стремящаяся показать, что она чего-то значит. Месть. В ней захлебывается измазанный в собственном гневе простак, которому не важно, останется ли он после выполнения предначертанного в мире живых. Нет, мстить он точно не будет – на это попросту не хватит пуль. Киллиану нужно другое.       – Справедливость, Свон, – проговорил он, глядя себе под ноги. – Я верю в нее и думаю, что его убийство не спасет ничью душу, особенно мою, – горько усмехнулся он. – Было время, когда Ли и Дэйв наперегонки собирались сделать это за меня, но... Так гад слишком быстро отделается.       – Ты посадишь его, когда поймаешь? – Почему-то к этой минуте у нее не осталось сомнений, что это будет Киллиан. Тем, кто поймает Темного и первым взглянет в его черные глаза.       – Да, Свон, обещаю, – развернувшись, он одарил ее успокоением, граничащим с ликованием.       Его взгляд вспарывал тугие нити ее сострадания, благоговения, одобрения. Она сокращала расстояние между ними, ступая почти елейно, неслышно. Прохлада утра обнимала их спины, но ничего более утоляющего жажду тепла в их замкнутом пространстве на двоих не было, кроме его шершавой руки, накрывающей ее ладонь, протянутую к нему.       – Ты поставишь чертов руль на место или нет, Свон? – опустив взгляд, бросил он, не сдержав усмешки.       – Кажется, я к нему прикипела, – смущенно прыснула она. – Поможешь?       – Не думаю, – просветлел он. – Твоей машине без него явно лучше. Это же надо было додуматься... – рассуждал он, сделав незримый шаг в сторону своей машины.       – Джонс!       – Я не помогаю бесплатно, ты помнишь, да? – дернул бровями довольный мужчина, забирая несчастный руль из рук закатившей глаза Эммы.       – Я помогла тебе задержать беглеца, – она никак не желала отцеплять орудия его словесных пыток, торгуясь. – Этого достаточно.       – Видишь ли, дорогая, – дернув за руль, он заставил ее буквально вжаться в него, но боль в ребрах и руке только становилась слаще. – Здесь я решаю, чего достаточно, а чего – нет, – он втянул воздух носом вместе с ней, наклонив голову.       Эмме кружила голову перемена его настроения: с ним она переживала тысячу штормов за пару мгновений, с ним она взрывалась от ярости и разрывалась от горечи, с ним она кипела от ненависти и таяла от вожделения, с ним она чувствовала себя ничтожной и центром вселенной одновременно.       – И чего же тебе будет достаточно? – едва ли не промурлыкала она, невинно глядя из-под ресниц.       – Тебя.       Ее рот приоткрылся в томном вздохе и ожидании расплаты, но в этот момент в кармане куртки Джонса завибрировал мобильный. Отстранившись, он ответил на звонок, мельком глянув на имя звонившего.       – Слушаю, Дэйв, – не отрывая взгляда от Свон, стоявшей рядом, бросил он. – Да, со мной. Не знаю, подари ей гарнитуру на ухо и ходи рядом, чтоб не снимала, – Свон судорожно вспомнила, что ее телефон остался в Жуке. – Уилл сообщил имя подозреваемого, мы проверим эту зацепку, – Нолан также сообщал последнюю информацию, к которой прислушивалась блондинка. – Поедем в ювелирную лавку Голда, как только я вставлю руль в ее машину, – Эмма цокнула от важности этого копа. – Нет, это не метафора, Дэйв, – женщина ахнула от того, что мог представить собеседник Джонса, и немедленно покраснела. – Она действительно открутила руль, потому что я использовал наручники. Боже, просто встретимся в лавке?       Джонс отключил вызов, потому что Свон ясно слышала слова Нолана о том, что он еще больше себя "закапывает" столь нелепыми оправданиями.       – Рад за него и твою подругу, но мне кажется, что теперь каждый в участке пытается свести нас с тобой, – пробормотал Джонс, направляясь к месту установки руля.       – По-моему, Лиам – не ярый наш фанат, – подхватила Свон, семеня за ним. – Да и Артур – последний, кто думает об этом.       – Лиам просто включил старшего брата, а с Артуром мы не такие уж приятели, – сказал Джонс, взяв в руку ключ.       – Почему-то я так и думала, – выровняв дыхание, сбитое от того, что они сейчас обсуждают собственные отношения, Свон предоставила Джонсу выбор, не задавая прямого вопроса про их недомолвки с коллегой.       – Знаю, что ты хочешь спросить, – без промедления продолжил детектив, не отрываясь от своего занятия. – Мы в контрах с тех пор, как я, вроде как, стал для него "Ланселотом", и я вовсе не про рыцарство.       – Вот как?       Теперь Эмму раздирало любопытство.       – Украл у него Гвиневру? – Женщина расположилась на пассажирском сиденье и подавала ему инструменты.       – Я никого не крал, – задержав взгляд на ней, он попросил отвертку. Как оказалось, вернуть руль на законное место оказалось труднее и дольше. – Если бы я знал, что она его девушка, то не лез бы.       – Но... ты полез и... Что потом? – вкрадчиво спросила она.       – Потом мы оба отступили, чтобы сохранить дружбу, – мелко улыбнулся он, закончив и разговор, и ремонт. – Готово, Свон.       – Ты запачкался, – машинально она протянула руку, чтобы большим пальцем стереть грязь с его виска, в то время как его сердце пропустило удар.       – Ты не должна быть здесь, – не унимался он, говоря не громче шепота и прожигая ее взглядом.       – Я еду с тобой к этому Голду, – она ультимативно повела бровью, игнорируя его слова. – Только обойдемся без фокусов? – вздохнула Эмма, переведя взгляд на наручники.       – Хорошо. Только обойдемся без самодеятельности? – парировал Киллиан.       – Слово скаута, – она махнула рукой в знак понимания, но этим внушала еще меньше доверия.       Нолан встретил их с загадочным взглядом и широкой улыбкой. Он стоял, опираясь на дверцу своего Форда и скрестив руки. От его мыслительных процессов при виде их двоих у Эммы сводило скулы. Краем глаза он даже окинул Жук на предмет видимых неисправностей и негромко усмехнулся.       – Вы как-то быстро, – просиял он. – Я думал, что "руль" вставляется дольше, – продолжал острить смельчак, жестикулируя пальцами.       – Я тоже, – подхватила Свон, разочарованно покачав головой и косясь на Джонса, лицо которого вытянулось. Эмма подмигнула Дэвиду.       – Я не вступал в клуб озабоченных, – закатил глаза брюнет, проходя мимо напарника. – Можете обсудить взносы, пока я допрашиваю Голда.       Внутрь троица вошла молча, после того как Свон получила указание ничего не трогать. Последнее касалось множества самых разнообразных вещей, которые здесь были собраны: от серебряных вязальных спиц до позолоченной арфы, от россыпи драгоценных камней на заварочном чайнике до стульев, украшенных изысканными минералами. Внимание Эммы притянула деревянная прялка, в которой были золотые нити или проволока...       Как случилось, что до этого момента здесь не были полицейские? Вот оно – возможное орудие убийства. Безответная любовь являлась мотивом многих преступлений. Подозреваемый был знаком со всеми жертвами, потому что присутствовал и на похоронах Белфри, о чем поведал Нолан, собрав минимальную информацию за короткое время. Зная жертв, можно подобрать нужную дозу хлороформа. В то же время Свон казалось, что слишком многое указывало на Голда, что было весьма странно.       Хозяин заведения был занят за прилавком, но заговорил с гостями первым. От его низкого голоса Эмме тотчас захотелось выбраться и сбежать отсюда как можно дальше.       – Доброе утро, детективы, – жеманно произнес седой мужчина средних лет с точеными чертами лица и орлиным носом. Капнув взглядом карих глаз на Свон, он исправился. – И недетектив, – наклон его головы буквально кричал, что он "раскусил" цель их визита.       – Мистер Голд? – уточнил Киллиан, получив уверенный кивок в ответ. – Разрешите задать Вам пару вопросов?       – Или три? – холод не исчезал со спины женщины, когда она поняла, откуда такое точное количество.       – Где Вы были в ночь на 22 апреля и 2 мая этого года? – Джонс был непоколебим, но карандаш в его руке точно бы сломался, если бы он не заменил его ручкой на этот допрос.       – Два вопроса одним выстрелом, – если он и оказывал влияние на Свон, то на лице Джонса не дрогнул ни один мускул. – Я был дома.       – Это может кто-то подтвердить? – встрял Нолан, прочистив горло.       – Я живу наверху один, так что если посетителей закусочной напротив интересует моя личная жизнь, то только они, – размеренно ответил мужчина.       – Вы знали Айви Белфри и Лейси Френч? – прямо спросил Джонс, сделав пометки в блокноте.       – У меня отличная память, детектив Джонс, – оскалился Голд, скрестив длинные пальцы в замок. – Это мои студентки, как и мисс Штильц. Ей не посчастливилось уйти первой, – вздохнул он. – Я ответил на все вопросы?       – Здесь – да, но есть предложение проехаться в полицейский участок, – сжав кулаки, которых не было видно Голду из-за прилавка, пробурлил Нолан.       – Так я подозреваемый?       – Но не свидетель же! – прыснул Дэвид, пока Джонс и допрашиваемый сверлили друг друга взглядами.       – Подозревать – хуже, чем знать, – наклонил голову мужчина. – У реальности есть границы, а воображение безгранично. Как Ваше, например, – он перевел пронзительный взгляд на Свон, и она вдруг захотела, чтобы Киллиан сделал шаг вправо, чтобы заслонить ее собой. – Я читал Ваши статьи и будто лично побывал в местах преступлений, – в эту минуту она пожалела, что ее фото было под каждым текстом напротив фамилии.       – Что насчет Вас? – она вскинула голову, как делала, когда ей было особенно жутко общаться с собеседником. – Вы не бывали в местах преступлений? – Ей было велено ничего не трогать, а вот говорить никто не запрещал, поэтому она осмелилась задать прямой вопрос.       – К счастью для меня и к сожалению для вас – нет, – позволив себе усмехнуться уголками губ, он не сводил глаз с Джонса, будто общался только с ним.       – Спасибо за информацию, – стойко проговорил Киллиан. – Если Вам будет, что рассказать, позвоните по этому номеру, – двумя пальцами вытащив визитку из внутреннего кармана куртки, он передал ее старику.       Даже когда Свон вышла на улицу, ее все еще знобило. Обхватив себя руками, она негодовала от клокочущего внутри разочарования.       – И вы его отпустите? Вот так? Да у него же на лице написано, что он может убить не только муху! – она всплеснула руками, как только они оказались на приличном расстоянии от здания.       – Нам нечего предъявить этому гаду, – раздосадованно плюнул Нолан, нервно потерев подбородок.       – Он именно такой, каким его описывала... Мила, – подхваченная неожиданностью, Эмма подняла взгляд на угрюмого Киллиана, который впервые упомянул это имя.       – Весь из себя загадочный и таинственный? – не зная, как реагировать, поинтересовался Дэвид.       – Таким он хочет казаться, но на самом деле он открытая книга – одинокий и лишенный дорогого человек, в глазах которого – сплошная боль и разочарование в жизни, – произнес Джонс, словно точно знал, о чем говорит.       – Думаешь, это не он? – Эмма мягко коснулась его плеча, протянув руку, будто к пламени огня, который и бушевал сейчас в его груди. – Со всеми этими прялками и...       – Не он, Эмма, – даже Нолан обомлел от того, что напарник обратился к ней не по фамилии.       – Мы найдем его, – женщина легонько сжала пальцы, – вместе.       Киллиан со вздохом опустил взгляд на здоровое плечо, на котором покоилась женская ладонь. Они делились уверенностью друг с другом одним прикосновением, взглядом, мыслью. Зеленые луга ее глаз утопали в морской синеве его вместе с возрастающей решимостью.       – Круглосуточное... – учтиво кашлянул Нолан, – наблюдение все же не помешает, – заметил он, пряча смущенный взгляд.       Скоро три автомобиля пополнили парковку полицейского участка. Весь день Эмма провела, восполняя четырехдневный пробел своего отсутствия в Сторибруке. Нолан распечатал фото Голда и пристроил его на доску вместе с подписью "Знал трех жертв". Реджина доложила о последних результатах экспертизы и вскрытия, сообщив, что родственники убитой уже требуют тело. Локсли рассказал о происшествиях в лесу: двое туристов заблудились, а молодая женщина хотела уехать из города, но у нее не вышло, потому что границы заблокированы еще и по настоянию Бюро. Говоря о федералах, Лиам сообщил о их скором возвращении, уже большей командой, и о развертывании полноценного штаба в Сторибруке.       – Горожане негодуют, – вступил в разговор Стоун. – Никто не может уехать, даже девушки, опасающиеся за свою жизнь. Очередь к мэру не иссякает, но она ничего не может сделать.       – Будто до этого она занималась чьими-то делами, кроме своих, – бросила Реджина, выгнув бровь.       Журналистка не уловила причинно-следственной связи между мэром города и реакцией Реджины, но заметила, как напряглись в этот момент остальные. Она лишний раз убедилась в том, что тайны в этом городе есть у всех, но все же нашла время загуглить местную власть и чуть не упала со стула, когда столкнулась с портретом мэра: с экрана на нее взирала вылитая Реджина, только лет на тридцать старше.       – Если бы ты успела на открытие Дня Основателей, то заметила бы раньше, – ответил Дэвид, к которому Эмма повернула телефон для немого вопроса.       До конца дня Свон свыкалась с мыслью, что Кора Миллс – мать Реджины и мэр Сторибрука, в то время как ее дочь – судебный медицинский эксперт и патологоанатом в одном лице. Они с Киллианом с обеда скрылись в лаборатории, поэтому никаких язвительных комментариев на этот счет блондинка не получала. Эмма выгружала имеющиеся списки детей, попавших в приюты с фотографий, начиная с периода пятнадцатилетней давности. У них был только расплывчатый образ парня на мотоцикле, привлекающего девушек, поэтому они, в первую очередь, ориентировались на возраст от тридцати до сорока лет.       Среди фамилий она увидела и свои, невольно вернувшись в то время. Первую фамилию ей дали в Хартфорде, ведь, когда ее нашли, она была всего лишь младенцем, завернутым в одеяльце с вышитой буквой "Э". Так она стала Эммой. В четвертой семье на десятый день рождения ей подарили брелок с лебедем, но затем у приемных родителей появился свой ребенок, и вскоре Эмма сбежала. Оказавшись в службе опеки, она назвала свою новую фамилию, с которой с тех пор не расставалась, как и с брелоком, красующимся на ключах от машины.       Она всегда мечтала превратиться из гадкого утенка в прекрасного лебедя, но так и не нашла ни в ком поддержки и думала, что остается прекрасной птицей только в паспорте. Тем меньше были ожидания, что один взгляд незнакомца способен пробудить в ней волнительные ощущения и застывшие чувства. Для Киллиана же она была лебедем – от резкого или ласкового обращения до пронизывающего взгляда. Быть может, поэтому он пробил в ее стене недоверия глубокую брешь и заложил лучинку надежды на счастливый конец. Или вместе с трепетными поцелуями освободил путь вере в людей...       Эмма вздрогнула, шмыгнув носом и подняв голову с ладоней, сложенных над бумагами на столе, когда бархатный голос позвал ее. С ужина она сидела в кабинете одна.       – Свон, уже поздно, – полушепотом произнес Киллиан, не проходя за дверь. – Едем домой? – он молниеносно исправился. – То есть... если ты не передумала, то...       Женщине даже показалось, что в полумраке, создаваемом лишь светом настольной лампы, по его щекам гулял румянец. Она позволила себе улыбку и закончила фразу.       – Не передумала, – тот румянец был очень заразителен, как и блеск в голубых глазах.       Они выходили из участка, когда только в кабинете Лиама горел свет.       – Федералы будут здесь со дня на день, они не пропускают серийные убийства, – прокомментировал Джонс, пропуская блондинку вперед. – Я могу подвезти тебя, если планируешь завтра вернуться, – издалека зашел он, склонившись над ее машиной.       – Ты не оставишь попыток закрыть меня в четырех стенах, лишь бы я не лезла на передовую, не так ли? – сощурилась женщина, побросав в сумочку необходимые вещи.       – Раскусила, – его губы растянулись в улыбке, но в глазах она видела расплавленную заботу.       – Ты не исправим, – покачав головой, она устроилась на пассажирском сиденье Шевроле.       – Как и ты.       Она старалась не думать о том, что может произойти у него дома, но клокочущее сердце выдавало ее с потрохами. Дворники в автомобиле работали напропалую, потому что с середины пути двоих застал дождь. Молнии разрезали черное небо, как электрические разряды, проносившиеся под кожей от случайных касаний. У Эммы буквально чесались руки, чтобы занести последние события в рукопись, и она почти продумала будущую сцену между героями, чтобы, возможно, хорошенько "потренировать" ее в жизни, когда они подъезжали. Однако когда она смогла разглядеть сквозь пелену крупных капель женский силуэт, выходящий из такси, то немедленно напряглась.       – Свон, можешь подождать здесь? – хмуро спросил Джонс, на что женщина даже не отреагировала, выйдя вслед за ним.       Как в лучших драмах про любовь и разлуку дождь застилал глаза, но, подойдя ближе, Свон увидела агента Холт, переминающуюся с ноги на ногу на крыльце дома Джонса.       – Киллиан! – воскликнула она, проведя рукой по мокрым волосам. – Ты предлагал остановиться у тебя, я прилетела поздно, поэтому сразу направилась сюда, – проговорила Ребекка, и Эмма почувствовала себя глупее всех на свете.       Значит, она была не первой блондинкой, которой он любезно предложил ночлег. В тепле и уюте. Приятным бонусом могли быть его горячие объятия. Женщине даже думать об этом не хотелось. Развернувшись на месте, она пошагала обратно.       – Эмма, стой! Куда ты? – позвал ее мужчина, но она не хотела его слушать, рванув дверцу водительского сиденья и остервенело вцепившись в руль. – Эмма!?       Предательские слезы мешали следить за дорогой, но ей нужно было только уехать как можно дальше. Конечная точка Эмму не интересовала. Давя на газ, она мечтала взмыть в небо и не появляться больше на земле. Гром соперничал с ухающим в груди сердцем. Скрип тормозов оглушил улицу, когда Эмму занесло на крутом повороте...       – Свон? – обеспокоенно позвал детектив, то и дело поворачивая на нее голову, когда она дернулась на сиденье и распахнула глаза. – Все в порядке, это просто сон, – обнадежил он.       – Боже, какая глупость! – закрыв глаза, выдохнула она, запуская руку в волосы. – Где мы?       – Почти приехали. Ты так сладко спишь – не удивительно, что никто из участка так и не решился разбудить тебя, – проговорил Джонс с улыбкой на губах.       – Кроме тебя, – заметила она, не сдержав улыбки.       – У меня были корыстные цели, – ухмыльнулся он, одарив ее таким взглядом, от которого она едва не расплавилась на месте.       Неужели его цели совпадали с ее? От этого ощущения ворох бабочек оживал в животе, вызывая легкое головокружение и слабость в ногах. Наяву возле дома их никто не ждал, пусть Эмма и оглядывалась всю дорогу. Как подростки, они бежали наперегонки с дождем, глупо хихикая и скидывая сырую обувь и верхнюю одежду в коридоре. Эмма удивлялась его ловкому умению обходиться одной рукой, потому что вторая была зафиксирована в пластиковом бандаже.       – Спальня наверху, гостевая – прямо и налево. Выбирай, Свон, – ладонью он смахнул капли с лица, но парочка все же оставалась на губах, делая выбор женщины куда менее трудным.       Наградив его обольстительной улыбкой, она, не сказав ни слова, поднялась наверх и оглянулась на последней ступеньке, наклонив голову и задавая немой, но понятный вопрос.       "Ты со мной?"       Джонс, едва не лишившись дара речи, схватился вспотевшей ладонью за перила, когда женщина скрылась в комнате. Минуту он колебался, не до конца веря в происходящее. Еще минута ушла на то, чтобы ополоснуть на кухне лицо. Третий драгоценный отрезок времени он потратил на обдуманный подъем наверх. За это время сердце, казалось, успело сделать тысячу ударов. Вся его уверенность сосредоточилась на кончиках пальцев, которые держали дверную ручку. В конце пятой минуты он повернул ее.       Спальня была темна и пуста. Лишь тонкая полоска света пробивалась из приоткрытой ванной комнаты, в которой шумела вода. Водопад стекал с фарфоровых плеч Свон, когда мужчина переступил порог и распахнул стеклянную створку душевой. Эмма не оборачивалась, застыв спиной к нему. Если бы не затуманенный взгляд, он бы смог разглядеть, как вздымался каждый волосок на ее мокром теле от одного его присутствия. Подойдя ближе, Киллиан опустил потемневший взгляд на идеальный изгиб шеи. Осторожным касанием он убрал светлые волосы на другое плечо, освободив путь губам. Плавно проведя рукой от талии до груди, он безмолвно заставил женщину отклониться на него и коснулся шеи губами, вызвав волнующий вдох Эммы, прикрывшей глаза в блаженстве его ласк. Повторяя губами маршрут стекающих по коже водных дорожек, Джонс не пропускал ни единой.       Вода пропитывала каждую частичку разгоряченной кожи и ткани: его футболка промокла за секунды, то же самое происходило с джинсами, но это было последнее, что его интересовало. Его жаждала самая пленительная, будоражащая, невозможная женщина в мире, которая была обнажена, как и ее душа, перед ним. Единственное, о чем он жалел, было то, что он не мог касаться ее совершенного тела обеими руками. Но тот сладостный миг у них впереди. Сейчас же она, изводимая его нежностью, пошатнувшись от накатившей слабости, упиралась обеими руками в кафель, который не мог вобрать в себя и толики жара двух тел.       Его рука скользила ниже, в то время как губы чертили на спине и ключице только ему понятные символы. Наслаждаясь ею взахлеб, он без промедления нашел желанные губы, которые приоткрылись навстречу его жалящему языку. Вихрь огня охватил ее тело от сердца до кончиков пальцев, которые безнадежно царапали запотевшие стены. Она не контролировала свои действия, потому что он доводил ее до беспамятства. Вода превращалась в кипяток, достигая часто поднимающихся плеч, в то время как Эмма превращалась в суфле, достигая пика удовольствия в объятиях соблазняющего ее мужчины.       Она и понятия не имела, что можно желать его еще больше, когда он одним движением развернул ее к себе, практически вжав в кафель и затыкая вырывающиеся крики поцелуями. Ватными руками она избавила его от одежды, сравняв счеты. Он разбил ее шансы на победу, закинув стройную ногу себе на пояс. С каждым его движением ее самообладание исчезало, как вода на полу. Влажные губы ударялись друг о друга, превращая прерывистые стоны в один, натянутый и бесконечный.       – У тебя... рука сломана, – опомнилась Эмма, когда между их телами не осталось ни дюйма пространства.       – Все остальное на месте, – выдохнул он, сорвав ее безумную улыбку и доказав слова делом.       Его имя слетало с ее губ не единожды этой ночью. Захваченная в сумасшедший танец липких тел, одержимая его чувственными губами, исступленная его дикой нежностью, граничащей с первобытной грубостью, Эмма погружалась в любовь с головой, осознавая, что не хочет всплывать, и оставляя следы своей любви ногтями на мускулистой спине. Он срывал ее стоны один за другим, хрипя ее имя и безудержно терзая ее искусанные жгучие губы.       Смятые простыни держали их в своем воспаленном плену, заставляя желать друг друга еще сильнее. Он изучил каждый изгиб ее тела, поцеловал каждую родинку, поймал каждый крик, пока женское тело не прошибло волной во властных руках.