Ворон

Снейп проводил хмурым взглядом гремящих жестяными доспехами старшекурсников, шумно обыскивающих хихикающую стайку девиц. И в очередной раз, (юбилейный, не иначе), пришел к выводу, что школа успешно превратилась в помесь ярмарочного балагана и психиатрической лечебницы. По школе рыскали студенты, одетые в картонные и жестяные доспехи и шумно искали каких-то заговорщиков. На ряженных не действовали ни снятые баллы, ни назначаемые отработки. Они весело горланили, везде лезли и несли какой-то вздор. Малышня с веселым писком носилась по школе и клянчила монеты для какого-то «славного парня Гая». Студентки, раздававшие в Большом Зале печенье, окончательно растеряли последние крохи чувства самосохранения и уже почти преследовали слизеринского декана, хитро переглядываясь и упрашивая взять «ну хоть несколько печенек». Зельевара не оставляла смутная тревога. Слепой русский старик пугал. «Скверна любит рядиться в одежды добродетели. Не гонись за тенями. Смотри сердцем. Смотри вглубь». Обморочный шепот слепого мага всё ещё звучал в ушах Снейпа. На что намекает странный русский с растроганно-понимающей улыбкой блаженного, не понял бы только полный идиот. Тщательно закрываясь от Дамблдора, еще вчера Снейп аккуратно выяснил, остались ли неотправленные конверты с письмами. В логовище завхоза, под шкафом, в пухлой пачке макулатуры, Снейп отыскал так и не отправленные конверты с адресом Дурслей. И теперь плоский клок толстой бумаги ощутимо шуршал и мешался во внутреннем кармане мантии. Небольшой, темный зал наполнили огромными бочками. Особенности воспитания и образа жизни никогда особо не способствовали знакомству профессора с праздниками магглов. Поэтому, когда директор настоял на его присутствии на «этом замечательном концерте, подготовленном нашими чудесными учениками», из всего обилия слов прекрасного и почтенного английского языка, в распоряжении Северуса остались только нецензурные. Он смотрел из своего кресла, как зал заполняют студенты и преподаватели. Несносный Поттер явился в обществе приятно удивленной Елены Когтевран. И, (зельевар готов был поклясться, что бредит), Поттер просвечивал. Жемчужно-белый, нематериальный Поттер поправил баянный ремень, крайне гнусно захихикал и отправился встречать вплывающих в зал призраков. Надета на Поттера была какая-то сомнительная пакость, похожая на рубище, а на руках и босых ногах его болтались призрачные кандалы. Все заняли свои места — и мрак сгустился. И из мрака, серебристо сияя, выплыли призраки. Парящий подле Кровавый Барон хмуро хмыкнул и сложил руки на груди. Поттер шел среди приведений, невесомо касаясь пыльных камней босыми ступнями. Его призрачные космы торчали во все стороны ежиными иглами. Он негромко заиграл — и призраки запели ему в унисон. Тихо, потусторонне и отчаянно красиво: Помню не зря пятый день ноября И заговор пороховой. Проходят века, но грусть и тоска Всегда остаются со мной. Парламент, король — им смерть или боль Уготованы в день роковой. Одно море огня, и другая б страна, И судьба была бы иной… Подвалы темны, запасы полны, Там порох сплошной чернотой. Но слышу шаги… «Охрана, враги!» Господь, оставайся со мной. Бежать? Но куда? Повсюду стена, Кричат впереди и за мной. Хранят короля небеса и судьба, А мне отвечать головой. И пусть сквозь века мои грусть и тоска Всегда остаются со мной, Но помнят не зря пятый день ноября И заговор пороховой. Исполнив песню, призраки неспешно присоединились к зрителям. Поттер снял очки и рассеянно улыбнулся залу: — Пятого ноября мы празднуем День Гая Фокса. Но многие не помнят истинный смысл этого праздника. Пятого ноября 1605 года был раскрыт заговор, позже названный Пороховым. Заговорщики заготовили бочки с порохом под зданием Парламента и хотели поджечь их во время тронной речи короля Якова I на открытии парламентской сессии. В результате были бы убиты король, обе палаты парламента, представители судебной власти. «Это не Джеймс, — осознание пришло как гром среди ясного неба, — Джеймс никогда не умел так смотреть. Так улыбаться.» Манеры, повадки, наклон головы — всё иначе, не так. Неправильно. Зельевар втянул сквозь зубы пыльный воздух, следя за каждым движением мальчишки. А в ушах глухо шептал и смеялся голос слепца. На середину, в окружении лепестков голубого огня, вышла одетая чешуёй и льдом Грейнджер: — Исполнитель — Гай Фокс — был схвачен на месте преступления, под пытками выдал остальных участников. Они были осуждены за государственную измену и казнены в конце января 1606 года. С тех пор в Британии отмечается «ночь Гая Фокса» — британцы радостно запускают фейерверки и сжигают чучело неудавшегося цареубийцы. — Гай Фокс был против короля по двум причинам. Фокс был англичанин и католик; Яков Стюарт был протестант и — шотландец, — Поттер обвел зал долгим взглядом, — католики в Британии на тот момент вели полулегальное существование. После Реформации для того, чтобы занимать любую государственную или церковную должность, (или, скажем, чтобы учиться в университете), нужно было принести клятву верности королеве — как верхновному главе англиканской церкви, (католик этого сделать не мог). За отказ это сделать следовало обвинение в государственной измене. — Каждую неделю следовало ходить в церковь, (англиканскую, конечно), или же платить штраф размером в шиллинг: для конца XVI века это были очень серьезные деньги, — странный брат Поттера шагнул на середину, высоко подняв зажатый в руке светильник и обвёл долгим взглядом собравшихся, — католические священники в Британии не могли вести службы (ни в церкви, ни приватно); к концу XVI века сам факт нахождения священника на британской земле был основанием для смертного приговора. — Когда Фокса представили Томасу Винтуру, одному из основателей заговора — его представили именно как хорошего солдата, — сообщила Грейнджер, тряхнув кудрявой копной волос, — до того Фокс более десяти лет провел, будучи наемником, во Фландрии и сражаясь на стороне Испании; он начал младшим офицером, а в 1603 году его хотели представить к капитанству. Он не был единственным участником заговора с военным опытом (к примеру, Томас Винтур сражался в той же Фландрии) — но, несомненно, был заговорщиком с самым большим военным опытом. И с самыми крепкими нервами: ему полагалось поджечь фитиль у 36 бочек с порохом и при этом ухитриться выжить. — Без сомнения, праздник был учрежден королём дабы заклеймить в народной памяти само имя неудавшегося цареубийцы, — бесстрастно сообщила Елена Когтевран, выплывая чуть впе­рёд из-за спин детей, — но удалось ли это королю? Не думаю. Из болезненного напоминания о несостоявшемся перевороте, простой народ умудрился превратить праздник в своеобразное поминовение Гая Фокса. Да, его чучело сжигают в конце дня, под треск шутих и грохот петард. Но и в его же честь озорная детвора носится по улицам и выпрашивает монетки «для славного парня Гая». Чтобы на эти деньги накупить петард. И фейерверков. И это маленькое представление — тоже наша дань памяти этого отважного маггла. Наша пригоршня монет для славного парня Гая. Покинув сцену, студенты и призрак орлиного факультета заняли места среди зрителей. Поттер отошел вглубь импровизированной сцены. На сцену, под баян и десяток зачарованных флейт, выплыли зловеще ухмыляющийся Флинт, загримированный под Гая Фокса и когтевранки-старшекурсницы во всем черном, с копотью на лицах. Достаточно удачно Флинт, под чарующую медитативно-тоскливую музыку, показал при помощи пантомимы, что его схватили, зверски пытали, сломали и вырвали из него имена других заговорщиков. Заиграло нечто воинственное и мрачное. И танцовщицы закружились вокруг Флинта. Девушек в черном охватили всполохи иллюзорного пламени, они всё трагичнее бились и метались в каком-то диковинном, безумном танце вокруг медленно оседающей на пол фигуры Флинта. Чертовски сложные и хищные танцевальные элементы крайне правдоподобно повторяли неистовый танец настоящего пламени. Оживший, очеловеченный огонь подступал к коленопреклонной фигуре. Пока полностью не заслонил её. Миг — и танцующие девицы безвольно рухнули на пол, погасив свои космы иллюзорного огня. Флинт медленно поднял лицо и поднялся с колен. Его собственное тело охватили языки пламени. Он насмешливо поклонился — и рассыпался целой сорочьей стаей. Под бурные аплодисменты зрителей. *** Что Германа поразило — так это полнейшее попустительство директора. Он не только позволил окунуть школу в веселую праздничную кутерьму. Но и сам активно участвовал в костюмированном беспределе, он лично подучил парней с Хаффлпаффа зачаровать чучело пляшущими чарами, словом, всячески поддерживал творимое вокруг суматошное, веселое безобразие. Праздник удался на славу. Порядком стемнело, но во дворе школы всё ещё шумела и проказничала буйная детвора. Студенты и преподаватели со смехом, гомоном и песнями несли на холм большое, странно одетое соломенное чучело, трех хаффлпаффцев, радостно визжащую Лаванду Браун и кошку Филча. Причём миссис Норрис нёс сам завхоз, нацепивший свою лучшую рубашку. Под песни и смех, приплясывая и показывая неприличные жесты, чучело несколько раз убегало от радостно ревущей толпы, но всякий раз ловилось и водворялось обратно на холм. Подпалив чучело, пестрая толпа ещё долго плясала вокруг, распевала песни и всячески радовалась жизни. Герман смотрел, как догорает чучело, как, закусив губу, Гермиона пытается повторять за чумазым, растрепанным Реддлом какие-то танцевальные движения. Рядом смущенно кашлянули. Гера обернулся. Багровый Невил смущенно потоптался вокруг и тихо забормотал: — Гарри. Слушай… ты не мог бы, ну, рассказать, чему тебя учили там? В твоём мире. — Серьезно? — улыбнулся Гера, — ты серьёзно? — Том говорил, что у тебя есть свой бог, — смутился Невилл, — что он — бог слабых. Но ты не слабый. А Том иногда… часто… просто ужасен. Я… Я хочу понять, в кого ты веришь, Гарри. — Я не против, — кивнул Герман и в глазах его заплясали шальные искры, — но это долгая история. *** Герман валялся с ногами на кровати и сонно гнусавил про проклятый старый дом и про немёртвого старика-упыря, в нём заколоченного. Ради праздника и квиддичного матча второй зачётный день перенесли на понедельник. Николай Юрьевич Купала, шумный, весёлый здоровяк-белорус, оказался преподавателем полетов, страстным любителем квиддича и бывшим мракоборцем. Он успел перезнакомиться со всеми преподавателями, стать Хагриду закадычным другом, дважды вогнать в краску Трелони и трижды всерьёз взбесить Макгонагалл. Анимагическая форма мага — огромный рыжий пёс-алабай — имела нрав совершенно добродушный и ужасно компанейский. Добряк-белорус обожал рассказывать разные занимательные байки, восхищался местной природой и любой разговор сводил на своё родное Полесье. Его украинский коллега, между тем, тоже оказался анимагом. Лаванда Браун ещё утром успела растрепать всей школе, что собственными глазами видела, как в праздничной суете, по двору, неспешно прогуливались полосатая кошка и ловкий чернобурый лис. Невилл оказался на редкость благодарным слушателем. Пересказанное Германом он впитывал, как губка, отмалчивался, подолгу бродил задумчивый. А после приходил за новой порцией информации. Смотрел Невилл заметно увереннее, хотя, всё ещё ужасно стеснялся чужого внимания. Сириус поселился в доме на площади Гримо и планово посещал специалистов из Мунго. Азкабан всерьёз пошатнул его здоровье, Сириус отныне ежедневно пил с десяток разных снадобий. И писал Герману сумбурные послания, исполненные смутной тревоги и опасений. Герман не успел заметить, как этот потрепанный жизнью человек сделался его другом. Вставать не хотелось. На матч хотелось. А вставать — нет. Герман ещё немного повалялся и со страдальческим стоном пополз с кровати. В поисках квиддичной формы, глухо ругаясь, сполз под кровать. За чем его и застал очень не вовремя вернувшийся Реддл. — Что это было? — Том заглянул в комнату и с сомнением уставился на торчащие из-под кровати босые пятки с налипшим на них расплющенным совиным кормом, — нарглова печень, Поттер. Есть же манящие чары. Ворон на плече согласно затарахтел, презрительно отворачиваясь и ероша перья. — Превращать свою жизнь в череду сложных квестов в разы увлекательнее, — туманно отозвался из-под кровати Герман. — Я нашел способ перемещаться в Сиродил, — не глядя бросил Том, укладывая книги на место, — ткань Завесы там особо не стабильна. Я не выяснил пока причин, но стабильный портал у меня удался. — Отличная новость, — Гера выбрался из-под кровати, обнимая охапку тряпья. — Вторая новость не столь хороша, — скривился Том, — я от декана. Он полагает, что мы тлетворно влияем на факультет и убедил директора, что безопаснее всего нас держать здесь. В бывшей комнате старост. Это дурно скажется на отношениях с факультетом. Это… почти катастрофа. Есть разница между вынужденной изоляцией и положением, обязывающим отделиться от серой массы, Поттер. — Спокойно, дружище, — Герман хлопнул названного брата по плечу, — будет туман — прорвёмся. Идем. Не опаздывать же на наш первый матч?