East of Eden

      Дождь уже как несколько часов подряд создавал какую-то свою мелодию за окнами, с глухим звоном разбиваясь о землю крупными каплями. Осень близится к своему завершению, однако это совсем не мешает ливням и грозам вовсю затапливать улочки, мешая размеренной жизни простых жителей. По-своему поэтично.       Эррор бродил по коридорам больницы. Сейчас, оглядываясь назад, он мог только одно: завидовать себе из своего же относительно недавнего прошлого. Почти беззаботному студенту, недавно закончившему второй курс академии искусств. Сейчас ему придётся догонять программу почти за семестр, чтобы хоть как-то сдать сессию, хотя пока даже неизвестно, не выгнали ли его вообще. Вполне могли. Как-никак, провалялся парниша в коме почти три месяца, и чёрт знает, дошла ли до преподавателей информация о именно такой причине его отсутствия. Вполне возможно, что нет. Тогда все два года потрачены впустую, а пальцы стёрты от жёстких струн зря. А ведь это даже не было главной проблемой, донимавшей всё никак не встающее на место сознание.       Матери больше нет. Вот, что точно не могло уложиться в голове, не выходило из мыслей вот уже несколько недель и заставляло апатичной тенью слоняться по пустующим помещениям. Последний близкий человек навсегда покинул его жизнь. Его последняя ниточка смысла просто… оборвалась. Кажется, теперь он станет таким же депрессивным куском костей и плоти, как Найтмер. Кстати о нём, наверное, не приедет сегодня, как обещал. Всё-таки ливень, а он пусть и кретин, но не настолько.       Небольшая прядь волнистых волос спала на лоб, но… Эррор совсем не спешил её поправлять. И не спешил он в принципе. Совсем некуда ему теперь было торопиться. В отделении, да и во всём корпусе в общем тихий час. Маленькие дети по полатам спят, а у пенсионеров есть время тихо почитать или точно так же придаться сновидениям. Другие в принципе здесь сейчас и не находились. А наш дорогой студент всё никак не мог понять, что же он тогда тут забыл. Смешно всё это получается. Но дел других не нашлось. Даже аптека на первом этаже возле поликлиники сегодня закрыта, в этом он убедился только что. Воскресенье. Нет врачей, которые могли бы словить его и отругать, как подростка, за такие вот прогулки, а медсестёр это всё как-то не волновало. Гуляет, ну и пусть себе гуляет дальше. Это, наверное, одно из немногого, что нравилось ему в этих пожилых особах.       Футболку раздул внезапный порыв ветерка. Поёжившись, передёрнув плечами и обняв самого себя от внезапного холода, Эррор повернул голову приблизительно в нужную сторону и попытался вглядеться в, как казалось раньше, закрытую дверь. Так вот почему дождь здесь слышно лучше, а воздух такой свежий. Кто-то по неосторожности не закрыл дверь. Так бы и не заметил. И стоит всё же носить с собой очки, совсем зрение село, ничерта не видно. Собравшись было уже закрыть этот злополучный источник сквозняка, парень… снова замер в удивлении. До музыкальных ушек донеслась тихая игра на одном из самых красивых на его взгляд инструментов. Флейта. И теперь вместо того, чтоб плотно закрыть дверь на улицу и удалиться восвояси, её открыли шире. Глаза пришлось немного сощурить от света.       На крыльце же сидела довольно знакомая фигура с, наверное, самой узнаваемой светлой макушкой в этом мире. Подходя, как оказалось, не единственный тут музыкант не удержался от того, чтоб не растрепать мягкие белые волосы. Так и привлёк к себе внимание, и вот на него уже смотрели яркие разноцветные глазки. Эррор приземлился рядышком, туда же, на ступеньку.       — Привет, Инк.       Крыльцо находилось под небольшим козырьком, потому даже в этот ливень вход в больницу оставался сухим. А рисовака не промах, раз выбрал такое укрытие. Тут и за дождём понаблюдать можно, и не промокнуть. Неясно вот только, что он тут забыл. Да и даже несмотря на то, что сидел он под крышей, привычная глазу светло-голубая куртка была до нитки мокрой. Насколько давно он пришёл?       — Ты правда наконец-то запомнил моё имя? — блондин скептически выгнул бровь, а в ответ получил переполненный едкостью смех и отведённый взгляд.       — Ещё на прошлой неделе, сука! — студент же с силой прикусил губу, пихнул собеседника в плечо и запрокинул голову. — На прошлой неделе… Не знал, что ты увлекаешься музыкой.       И всё же что-то в этом смертном было такое. То, что едва ли можно передать словами. Всё в нём: и голос, и смех, и даже манера общения — складывалось в самую приятную в мире музыку, походка и осанка заставляла невольно вспомнить о том, что мальчик рос с одной только матерью, внешний вид пестрил какой-то эстетичностью, а всё вместе в одном единственном человеке никак не могло поддаться простейшему объяснению. Ответа, почему столько прекрасного сложилось в одной личности и теле, ну просто, казалось, не существовало. Быть может, хранитель ещё недостаточно узнал людей для того, чтоб судить в подобном ключе. Может его подопечный и не один такой.        Кончик пальца обвёл веснушчатую щёку. Такую тёплую в сравнении с руками ангела, что хотелось бы вечно греться о это щекочащее людское тепло. Эррор однако вздрогнул. Синие глаза непонимающе, с детской растерянностью оглядели белоснежное лицо, чуть смугловатая кожа побагровела, а в грудь будто ударили кулаком, так внезапно сбилось дыхание и ускорился стук сердца. Изучающий взгляд гетерохромных глаз заставлял табуны мурашек бегать по спине, а парень всё никак не мог определиться, почему не может оторвать взгляда от неестественно бледных губ.       Инк осторожно заправил выбившуюся тёмную прядь волос юноше за ухо, тяжело, по-доброму уставше вздыхая.       — Да, — светлые и чуть влажные волосы ещё сильнее растрепались от кивка. — Иногда балуюсь игрой на флейте. Но нот не знаю, просто подбираю мелодию наугад. Очень редко запоминаю, поэтому ты навряд ли когда-нибудь услышишь от меня одну и ту же музыку.       От Эррора никогда не утаивались мелкие, совсем незначительные для большинства окружающих детали. Например, за две недели с момента их знакомства он заметил, что Инк едва дышит. Его грудная клетка вздымается так редко и слабо-слабо, что если не приглядываться, можно подумать, что этот чудак и не дышит вовсе. Это завораживало и пугало одновременно — да даже просто приводило в недоумение! Не раз синеглазый пытался это повторить, да вот только так у него ничерта и не вышло. Как бы ни старался он дышать реже, в итоге воздуха просто не хватало, и приходилось дышать, как прежде. И такая странность в этом человеке была далеко не единственной.       Ещё у него были до мурашек ледяные руки. Причём всегда. Каждый раз, как такие мимолётные прикосновения случались, парень невольно не мог не подметить и это. А по собственной коже бежали мурашки от холода. Непривычно. Эрр привык к теплу чужих рук, уж явно не к холоду.       — По твоей игре не скажешь, звучишь как профессионал…       Щёки на удивление до сих пор горели. И юноша едва осознавал, по какой причине. Быть может, так ему просто кажется? Или он простыл, вот так бездумно бродя по сквозняку, а сейчас у него жар? Или это что-то совсем другое? Такое поверхностное, но неуловимое сейчас? Вполне вероятно.       — Смотри, кто-то идёт, — белоснежная ладонь указала куда-то в даль, а сам художник чуть наклонился в сторону собеседника, дабы их точка зрения была более схожей. Это вывело Эррора из ступора, он даже вздрогнул, но сейчас поспешил перевести до этого стеклянный взгляд в указанную сторону.       — Как он выглядит? Я… не вижу так далеко, — взгляд сапфировых глаз метнулся на лицо Инка, а после снова к загадочной персоне, движущейся в их направлении. — Очки не со мной, никак не разгляжу, вижу только то, что у него зонтик.       — У него тёмные волосы, вроде даже чёрные совсем, как у тебя, — старший показательно растрепал студенту шевелюру. Может даже и в отместку. Тот только раздражённо закатил глаза, но промолчал. — Кожа светлая, в руке… этот, как его…       — Пакет? — тут же поспешил помочь Эррор. Подобная забывчивость у белобрысого — не редкость, привык уже.       — Да, пакет, — он благодарно кивнул. — Вроде бы с фруктами какими-то. Кажется, мандарины. Или ещё что оранжевое.       — Неважно это, ты мне внешность опиши!       — Глаза плохо вижу, но вроде… фиолетовые? Редкость однако… Зонт чёрный, одет в… — но темноволосому больше описаний не потребовалось.       — Чёрт, это, кажется, Найтмер, побежали! — и тут же Инка схватили за рукав промокшей куртки, а в следующую секунду уже силой подняли на ноги и потянули в помещение, громко хлопнув дверью на прощанье улице. По коридору теперь разносился громкий топот и редкий звонкий смех со стороны человека, когда его хранитель случайно запинался об очередную ступеньку.       Задача была непростой: добраться до другого конца здания до того, как неожиданный посетитель дойдёт до нужного отделения. Для этого пришлось наперегонки бежать по лестнице на второй этаж, а дальше перебегать через коридор, соединяющий два крыла: поликлинику и стационар. Взгляд разноглазого на несколько секунд в тот момент зацепился за большую клетку, где обычно чирикали разноцветные попугайчики, сейчас, судя по всему, попрятавшиеся в свои домики из-за громкого дождя за окнами.       Палата номер пять. Вторая направо от главной двери. И самое главное было в том, что они правда успели. Забежав в комнату, парни захлопнули дверь, с Инка была быстро стянута и заброшена под кровать куртка, а Эррор раскопал в тумбочке две какие-то книжки, одну из которых всучил товарищу, пихая того на одну из трёх свободных кроватей. И когда в дверь постучали, они уже как ни в чём не бывало лежали по местам, стараясь дышать не слишком учащённо, чтоб пришедший ничего не заподозрил. У ангела с этим проблем не возникло.       По палате разнёсся стук в дверь.       Негромко скрипнув, дверь открылась, а на пороге ожидаемо показался высокий черноволосый парень в большой, такой удобной на вид, толстовке и с пакетом мандаринок. К удивлению, Инка, лежащего прямо по левую сторону от входа, пришедший не заметил, потому тот быстро соскользнул с постели, оставляя там же книгу, и бесшумно выскользнул в коридор, стоило слегка промокшему посетителю пройти мимо. Не стоит им мешать. Влезать в чужие разговоры у ангелов не принято.       — Привет.       Синие глазёнки горели тихой радостью, Эррор молча пронаблюдал за исчезнувшим из палаты блондином и перевёл взгляд на давнего друга, усевшегося на край кровати. Уголки губ приподнялись в улыбке.